Свекольный квас

– Оставь меня в покое! Дура!

Костя неловко вырвался и заехал Гале локтем в нос. Потекла кровь. Девчонка разревелась, размазывая по лицу всё это великолепие.

– Не уходи! – сквозь всхлипы кричала она. – Ладно, не поедем на море! Делай, как сам решил.

Костя, увидев кровь, струсил и от страха стал еще больше орать.

– Что ты лезешь ко мне?! Что ты руки свои распускаешь, вот теперь получила, сама виновата!

Но краем сознания все-таки зацепил, что Галя подчинилась ему и перестала настаивать на море.

– Костик, ну не кричи на меня, чего ты взъелся, – причитала она уже из ванной. Пытаясь остановить кровь, Галя смешно задрала нос к потолку и скосила один глаз в сторону мужа.

– Ладно, – наконец сжалился он и подошел, – не реви. Давай я тебе из морозилки кусок мяса принесу, на нос положишь.

Галя мелко и благодарно закивала головой, стоя все в той же неудобной позе.

Буря улеглась, когда часы показывали «12». Через час нужно было быть на празднике, а Гале еще предстояло привести себя в порядок и замазать следы ссоры косметикой.

– Чего скажем всем про мой распухший нос? – спрашивала она Костю, стоя у зеркала и пытаясь навести красоту.

– А чего говорить? Ничего же не было, я тебя не трогал, ты случайно получила, пусть думают, что хотят, – беззаботно ответил Костя, а у самого тряслись поджилки. Мать воспитала его в отношении женщин очень строго.

– Ты это, извини, я не хотел, – уже на выходе сказал Костя.

Галя надула губы, а потом по привычке подумала, что бы на ее месте сделала Лена.

– Я за нос и за деньги не обижаюсь, а вот то, что ты меня на свадьбу одну отправить хотел… – Галя слегка запнулась. – Короче, ты был не прав.

И последнее слово осталось за ней, Костя виновато промолчал.

Откуда у Лены такие деньги, Галя точно выяснить так и не смогла.

– Не бери в голову, – весело ответила ей Лена на празднике. – У меня подработка классная появилась, помогаю иностранным делегациям, а они наличкой платят. Так что вот. Для них все это копейки, поверь.

– У тебя же в школе четверка была по английскому, и то натянутая.

– Ой, там много знать не надо. Главное по-русски правильно говорить, где надо, устроить в гостиницу, где надо, с рестораном договориться, а иногда и с милицией побеседовать. Думаешь, они тут паиньками ходят? Пьют так, что любой дровосек позавидует.

– А-а-а, – протянула Галя. Она легко поверила в эту историю, потому что авторитет Лены и ее способности она никогда не подвергала сомнению.

Она вызвалась проводить подругу и посадить на автобус. Все студенты так ездили в областной центр.

Лена расцеловалась с родителями на пороге квартиры, которые нагрузили ей полную сумку еды, со словами «угостишь девочек в общежитии».

– Да, обязательно, мам, – согласилась Лена.

Подруги поехали на автовокзал, но в кассы студентка не пошла.

– Не волнуйся, Галка, я на машине.

– Такси? – теперь это казалось само собой разумеющимся.

– Да, – улыбнулась Лена и пошла к черной иномарке, которая совсем не была похожа на такси.

– Ты звони, – кинула вдогонку Галя.

– Обязательно, – пообещала Лена так, что было понятно, что вовсе это не обязательно.

«Везет же!» – Галя смотрела, как элегантная машина трогалась с места. За тонированными стеклами почти ничего не было видно, но на мгновенье показалось, что за рулем сидит солидный мужчина в темных очках, костюме и белой рубашке.

«Ого, водитель. Вот тебе и иностранцы».

Образ Лены, и так излишне романтизированный в голове ее провинциальной подруги, мгновенно покрылся еще одним бархатным слоем, пахнущим дорогой кожей, духами и чем-то запретным.

«Почему ей так всегда везет? – размышляла Галя, подходя к остановке. Там стояла толпа потных сограждан, дружно кидавшаяся на каждый автобус, опасливо раскрывавший двери перед жаждущей толпой.

Беременную слега замутило от запаха выхлопных газов и человеческого душка. Очередной автобус застонал, когда в него начали напихиваться горожане.

«А она с водителем на черной иномарке. Что надо сделать в жизни, чтобы вытянуть такой счастливый билет? Наверное, надо родиться Леной Шарафеевой». – Галя отошла от остановки и села в тени деревьев на скамейку. Лучше переждать час пик.

Девчонка наблюдала, как город глотает народ на остановке, перемалывает людей, а они с потными, но счастливыми лицами, потому что сумели все-таки влезть в автобус и победить менее удачливых страждущих, едут по своим ничтожным делам.

«И я стану, как эти придурки. И Костя тоже, и ребенок у нас будет точно такой же, и его дети тоже». – Галя впала в черную меланхолию.

«Может и прав Костик, надо деньги куда-то вложить, все умные так делают, а дураки стиральные машины покупают. Ленка бы, небось, вложила. Эх, я не сообразила, надо было у нее спросить про этот «Хопер-инвест», чего у них там знающие люди говорят».

2.

Кончилось лето, у Гали потянулись дни, наполненные походами в районную поликлинику на прием к акушерке, утренними банками с анализами и новой ролью жены и будущей матери. С Костей они ссорились часто, со слезами, воплями и бурными примирениями. Масла в огонь подливала свекровь, которая старалась, «как лучше». Учебу Галя пока забросила, ушла в академ.

В ноябре 1993 года на свет появился Матвей, вернее Матвей Константинович Сергеенко – спокойный малыш, важно раздувавший ноздри, когда жадно сосал молоко. С его появлением отношения между молодыми супругами, и так потерявшие равновесие, совсем расшатались.

Костя где-то пропадал, дома появлялся, когда вымотанная ребенком и свекровью Галя еле сдерживала зевки, но стойко дожидалась мужа, чтобы высказать ему всё, что она о нем думает. Он в долгу не оставался, поэтому начинался диалог, который по большей части состоял из крепких слов, самыми безобидными из которых были «тупая курица» и «козел неблагодарный». Справедливости ради нужно сказать, что денег молодые у родителей не просили, Костя все же зарабатывал, но как они ему доставались, было покрыто тайной, по крайней мере, для Гали и его матери. Подарок Лены был вложен в «Хопер-инвест» и пока никакой прибыли не приносил.

Однажды Костя вернулся домой совсем поздно. Галя успела заснуть и опять проснуться, чтобы покормить Матвея. Она сидела на тахте и в полудреме качала сосущего грудь младенца, когда услышала, как в замочной скважине повернулся ключ. В дверях полутемной комнаты появился Костя с совершенно белым лицом. Он содрал с себя кожаную куртку и кинул ее на пол. Галя уже хотела зашипеть, чтобы он раздевался в коридоре, но осеклась. На джемпере мужа, прямо под грудной клеткой растекалось бурое пятно, в комнате запахло кровью. Парень доковылял до жены и ничком повалился на кровать. Младенец недовольно выпустил сосок и закряхтел.

Галя положила уже плачущего сына в кроватку и кинулась к мужу. Он тихо прошептал:

– Только мать не буди.

Галя обхватила его голову руками, заглянула в мутнеющие глаза и прошептала:

– Что случилось?

– Надо скорую вызвать.

– Сейчас к соседке сбегаю. Ты держись.

– Не надо к соседке, беги на угол, к телефонной будке. Не буди никого.

Галя кивнула, натянула штаны прямо поверх ночнушки. Сын начал кричать громче, она подскочила к кроватке и сунула Матвею в рот пустышку. С тахты тихо простонал Костя.

Она все-таки спустилась к соседке, потому что поняла: нельзя терять время, Костя может истечь кровью. Сказала, что скорую надо вызвать малышу, что у него высокая температура.

Неделю врачи боролись за жизнь молодого парня, но спасти его не удалось.

На похороны, как показалось заплаканной Гале, явилась половина города. В небольшую квартиру на втором этаже хрущевки шли и шли молодые люди, так похожие на самого Костю, – в кожаных куртках, с суровыми лицами, они снимали с головы норковые шапки-формовки и аккуратно держали их на отлёте. Парни подходили к гробу, молча смотрели на бледное лицо покойного и быстро выходили прочь. Среди венков, собранных у подъезда в скорбную изумрудно-черную стаю, Гале попался на глаза один. «Вечная память. От Раевских пацанов».

«Ну надо же», – подумала Галя. Банда Раевских была печально известна в их небольшом промышленном городке, они устраивали разборки со стрельбой, поговаривали, что браткам удалось взять в свои руки одно из основных предприятий города, где работали родители Гали и другая половина города. Молодая вдова ничего не знала о связи мужа с этими лихими ребятами, хотя и подозревала, что его постоянное отсутствие в доме связано не с работой на заводе.

Один из его приятелей подошел к ней на поминках и, щурясь, протянул небольшую сумку:

– Это тебе и сыну от нас. Доля Костяна.

Галя инстинктивно прижала к себе Матвея, который спал у нее на руках.

– Бери, не бойся, – парень положил сумку к ногам молодой женщины и отошел, слившись с шуршащей толпой.

Она носком подтолкнула подарок под стул, чтобы он не мозолил глаза посторонним.

Галя не знала, что чувствует на самом деле. Ей было жалко свекровь, которая почернела и состарилась сразу лет на пятнадцать после того, как похоронила сына. Но сама не испытывала такого горя. Девчонка боялась признаться себе, но, скорее, чувствовала облегчение, чем печаль. Да, она была влюблена в Костю какое-то время, но чаще ощущала рядом с ним тревогу и напряжение, чем счастье и радость. Он не был подарком, а тут еще связи с местным криминальным миром. Кто его убил, так и не выяснили, все попытки узнать это в милиции наталкивались на какую-то странную, словно резиновую, стену, от которой отскакивали любые попытки восстановить справедливость. В итоге дело превратилось в «висяк» и застряло на дальней полке местного райотдела.

Спустя 40 дней после похорон Галя перебралась вместе с сыном обратно в дом к родителям. Барсетку, полную денег, она забрала с собой, никому ничего не сказав. Свекровь не удерживала Галю, ей было больно смотреть на нее. Однажды, в сердцах, она даже крикнула невестке, злобно глядя на внука:

– Как же я вас всех ненавижу! Вы все живы, а он умер! А ты и двух лет не пройдет, замуж выйдешь, у тебя будет нормальная жизнь, а у него ничего больше никогда не будет!

Галя оторопела. У нее никогда не было близких отношений с матерью Кости, а теперь их и подавно не намечалось.

В общем, она осталась с младенцем на руках. Было тяжело, работать она пока не могла, потому что Матвей был слишком мал, так что быт тянули на себе ее родители. Ну а деньги из барсетки она пока решила не трогать, это было наследство сына на черный день. Только уже спустя год, в 1994 году, они превратились в сущие копейки, за год деньги в стране обесценились в три раза. И теперь буханка хлеба стоила 1700 рублей. На них мало что можно было купить, поэтому Галя просто потратила деньги, ради которых так рано и глупо погиб ее молодой муж, себе на сапоги, больше ни на что их не хватало, а ее старые ботинки уже давно просили каши.

Лежа на тахте в темноте своей старой детской комнаты, где сейчас стояла кроватка сына, Галя мечтала о будущем.

Во-первых, ей хотелось иметь много денег и черную иномарку с водителем, точно такую же, как у Лены.

Во-вторых, из этой машины она должна была выходить непременно в белом плаще и изящных лаковых черных туфлях на высоченных шпильках, чтобы ей подавал руку все тот же водитель. Галя была уверена, что Лена делает именно так.

В-третьих, Галя мечтала о вкусной еде. В их промышленном городке в это время зарплату начали выдавать натурой. Отцу на заводе, например, дали мешок муки – это было очень здорово, потому что некоторым давали мешок макарон, и тогда приходилось их размачивать и делать из них тесто, из которого потом пекли что-то типа лепешек.

Так что в мечтах у Гали фигурировали сыры, сосиски в банке – эту диковинку она видела в кооперативном магазине, ей ужасно хотелось попробовать и ветчину в жестяной иностранной коробочке. Ну и ликер «Амаретто» с шоколадкой.

«Ленка, наверное, каждый день такое ест», – вздыхала Галя, с отвращением вспоминая, как мама приготовила на днях свекольный квас. Она положила в трехлитровую банку натертую на терке свеклу, добавила сахар, ржаной хлеб и залила это дело водой. Получилась отвратительного вида жидкость, больше похожая на какие-то красные помои. По уверениям матери, через неделю из этого ужаса должен был получиться вкусный и полезный напиток.

Галя сказала, что выпьет его только под дулом пистолета и что все нормальные люди покупают «Юпи» или «Зуко», разводят их водой и получается отличный напиток.

– Ну если ты такая деловая, то пойди заработай и купи «Юпи». Нечего мне советы раздавать, я свои деньги сама получила, сама и потрачу, на что посчитаю нужным, а не на твою ерунду, – отрезала мать.

Галя в этот момент поняла, что очень хотела бы поехать к подруге в большой город, как-то там закрепиться, начать зарабатывать. Но как это сделать, когда у тебя младенец, недавно научившийся ходить? На родителей его не оставишь, они вкалывают как проклятые. Выхода из ситуации Галя не видела, поэтому настоящих планов, а не бесплотных мечтаний, у нее пока не было.

Но однажды она все- таки решилась позвонить подруге на телефон, который та оставила ей перед отъездом и попросила не передавать его родителям, они не должны знать, что Лена живет не в общежитии. Галя не стала спрашивать, почему подруга скрывает от них свое благополучие, ведь они бы гордились тем, что дочь и учится, и работает с иностранными специалистами, имеет возможность снимать квартиру, а не ютиться в общаге.

«Я бы даже назло рассказала, – подумала Галя. – Чтобы мать меня своими помоями не попрекала. Надо же, свекольный квас! И откуда она только взяла его? Встану на ноги, у меня такого нищенства в доме не будет».

На переговорном пункте на почте Гале пришлось вытащить Матвея из коляски и забиться вместе с ним в маленькую будочку, где висел телефон. Гудки шли долго.

«На учебе она, что ли?» – Матвей неудобно возился, приходилось держать его одной рукой, а другой прижимать трубку к уху.

Наконец послышался слегка хриплый, словно спросонья, голос:

– Але, кто это?

– Это я, Галя. Привет, Ленок. Ты спишь, что ли?

– А, привет, – ровным, без особой радости голосом ответила подруга. – Да, только встала.

Галя удивилась, было около двух часов дня. «Видать, учиться и работать одновременно трудно», – решила она.

– Как дела?

– Нормально. Ты чего хотела-то?

«Что-то она на себя совсем не похожа. Грубая какая-то», – смутилась Галя и замешкалась, а потом все же выдавила из себя: – Я вот чего хотела спросить. У меня Костя умер, и я …

– Стой! Что?

– Ну я одна сейчас, мне деньги нужны.

– Костя умер? Это как? – К Лене вернулся ее обычный голос.

– Ну вот так. Уже год как его нет, убили. Ножевое ранение.

Матвей схватился ручонкой за трубку и попытался засунуть ее себе в рот.

– Малыш, нельзя, она грязная, – прошептала Галя.

– Кто грязный? Кто убил? Что ты несешь? – Было слышно, что Лена почему-то сильно испугалась, засуетилась.

– Да телефон грязный, Матвей у меня на руках, в рот все подряд тянет. А кто убил, непонятно. В милиции нам ничего не говорят. Так я не поэтому звоню, а по поводу работы. Можно как-то в городе устроиться? Я бы Матвея в ясли отдала или няньке, если заработок хороший будет.

Лена помолчала, была слышно, что она не одна, Гале показалось, что где-то раздается мужской голос.

– Я не могу тебе с работой помочь, сама на птичьих правах, – тут же, без раздумий, резко ответила подруга. – А что там с Костей, могу поспрашивать.

Галя удивилась, откуда студентка университета, увлеченная литературой и искусством, могла знать, что происходит в банде Раевских в каком-то заштатном городишке.

– Жалко насчет работы. Я рассчитывала, – с обидой ответила она.

– Ну вот так.

Потом в трубке ясно послышался мужской голос, приказавший Лене:

– Так, ты давай свои разговоры заканчивай. Приводи себя в порядок, ехать надо.

– Ладно, ты звони. Но с работой помочь не могу, – еще раз твердо и даже с каким-то вызовом повторила Лена.

– Кто там у тебя работу еще спрашивает? – опять влез в разговор мужской голос.

– Никто, отстань, – тягучим голосом ответила Лена. – Не твое дело.

– Ну пока. Ты звони, если что с работой прояснится, – сказала Галя и повесила трубку.

В телефонной будке переговорного пункта была небольшая скамеечка. Она присела на нее, пытаясь дать отдохнуть рукам, они занемели от тяжеленького Матвея.

– В общем, сынок, будем сами прорываться, – сказала она ему.

Малыш глянул снизу вверх и на секунду в его глазах промелькнуло что-то пугающе взрослое, как будто он знал, что ждет всех их впереди.

Елена

1.

Лена даже не пришла в университет на защиту диплома, синюю корочку ей принес в апартаменты водитель, забравший его из деканата. Она задумчиво повертела в руках пахнущую бумагой и дерматином книжечку, из нее выпал вкладыш с печатью, куда были вписаны оценки. Ровным столбиком напротив каждого предмета было написано «хорошо».

«Хоть бы одно «отлично» написали», – усмехнулась про себя Лена.

Обычно сдержанный и молчаливый водитель вдруг сказал:

– Поздравляю.

– Спасибо, Валентин, – с достоинством ответила хозяйка диплома, заслуженного отнюдь не беззаветным служением литературе.

– Вот вам еще велели передать, – он протянул ей белый конверт без подписи.

Лена, не обращая внимания на то, что в комнате находится посторонний, вышла вместе с конвертом. Водитель озадаченно постоял, переминаясь с ноги на ногу в пустой гостиной, а потом тоже удалился, пытаясь двигаться максимально беззвучно.

Она жила в шикарных апартаментах в историческом центре города у самой набережной, в ее распоряжении были домработница и водитель, но на душе было не очень. Она вообще в последнее время пребывала не в лучшем состоянии духа. Всё, что с ней произошло за эти пять лет, Лена делила на полезное и вредное, а вовсе не на хорошее и плохое. Может быть, поэтому душа у нее постоянно находилась в каком-то недоумении, каждый раз нервно съеживаясь, когда ее обладательница делала что-то «полезное», например, спала с мужчинами за деньги или информацию, проглатывала обиду, когда следовало не молчать, и, наконец, сделала аборт, когда душа просила оставить ребенка.

В белом конверте лежало послание от человека, который устроил всё это внешнее великолепие и внутреннюю ненормальность. В нем содержалось всего несколько слов: «Сегодня в 19 работа с партнерами, загородная усадьба Коньково. Коктейльная вечеринка. Особое внимание – Михаил Якобсон. Вечером останусь у тебя».

«Ну что за старомодные записки. Мог бы на мобильник позвонить», – раздраженно подумала она. Покровитель Лены был человеком старой закалки. С дамой полусвета, даже если она была для него не только любимой игрушкой, но еще и инструментом, с помощью которого можно было где-то выбить более выгодный контракт, где-то утихомирить конкурента, он предпочитал общаться именно таким образом. Ну а мобильные телефоны, которые совсем недавно появились у самых представительных членов местного истеблишмента, он вообще не уважал, считал, что кругом прослушка.

«А то, что водитель может прочитать, а потом доложить тем, кто заплатит, его не волнует», – усмехнулась Лена. У нее-то сотовый телефон был, только общаться по нему она пока толком не могла. Ну кому ей звонить? Покровителю – нельзя, друзьям и родственникам из старой жизни – бесполезно, у них и стационарных-то телефонов нет. Приятельницам и знакомым в новой жизни – скучно.

Лена вздохнула. Она уже три года как считалась одной из самых перспективных светских львиц города. Ее первый покровитель Стас с часами «Ориент» и холодной улыбкой погорел на каких-то махинациях. Девчонке хватило ума не лезть к нему с расспросами, так что когда ее вызвали на допрос следователи, она ровным счетом ничего не могла из себя выдавить, потому что действительно ничего не знала кроме того, что Стас предпочитает на завтрак яйца всмятку. Зато Лена познакомилась с теми, кто оседлал волну приватизации. Так что в ее знакомых ходили – ранее директор, а теперь уже владелец местного рудодобывающего завода, новоиспеченный босс грузового порта и, выглядевший на этом фоне несколько нелепо, хозяин хлебобулочного комбината, который еще вчера был на предприятии всего лишь замом по сбыту. Теперь они были крупнейшими игроками в бизнесе города: один сидел на недрах, другой заправлял международными перевозками, третий кормил регион и область. Все трое были на 20 лет старше второкурсницы, но Лене они казались стариками, хотя на самом деле им было от 35 до 40 лет.

Умная Лена не стала устраивать между ними битвы самцов, а предпочла сразу Павла Маркова – владельца железной руды. Тогда она и предположить не могла, насколько он станет богат через 5-7 лет. Марков был вежлив, симпатичен и, самое главное, не женат. Не то что бы Лене очень нужно было выйти замуж, нарожать детей и стать претенденткой на часть богатств олигарха. Просто она не хотела и не умела быть «номером два». Спустя три года отношений она так и не стала ему женой, но и «номером два» тоже не была. А вот их ребенка удалила, потому что было вовсе неполезно сидеть дома среди пеленок и нянек, гораздо более разумно было оставаться его боевой помощницей, потому что это дает возможность быть независимой, зарабатывать на скрытых от его глаз левых контрактах большие деньги, ну и что-то благопристойное говорить родителям.

А они гордились своей дочерью, умницей и красавицей, сумевшей уже в университете пробиться в люди, стать помощницей генерального директора рудодобывающего комбината, заработать на собственную квартиру и оказаться в среде самых уважаемых лиц области. Какую цену платила их любимая Леночка за такой расклад, родители не знали, а может, и не хотели знать.

«Так, и кто этот Михаил Якобсон? Мог бы в трех словах написать», – с раздражением подумала девушка. В свои 23 года она уже имела кое-какой опыт и понимала, что значит «особое внимание» в представлении Маркова. Требовалось любыми способами понять, какие намерения у человека по отношению к ее покровителю, насколько он действительно влиятелен и богат, а не создает видимость, и нет ли у него в шкафу скелетов, которые можно при случае использовать против него. Из всех способов Лена предпочитала или философские разговоры «за жизнь», или легкий флирт. Чтобы и то, и другое работало, требовалась определенная доза алкоголя, а иногда и веществ потяжелее. И тут она виртуозно научилась изображать опьянение той или иной степени, никто пока ни разу не раскусил обман. Несколько раз с особо тугими на язык товарищами Лене все же приходилось использовать свое тело, чтобы выудить информацию.

– Якобсон, Якобсон, – промычала она нараспев, листая записную книжку. Наконец нашла нужный телефон – секретарши мэра города.

– Катюша, привет, – с прекрасно поставленной беззаботностью в голосе проворковала она.

Уже через 15 минут разговора Лена имела представление о том, кто такой этот Михаил Якобсон. А Катюша получала в приемной через водителя Лены коробку туалетной воды Кельвин Кляйн и итальянский купальник, о котором так мечтала.

«Ну давай сыграем с тобой в кошки-мышки, московский хлыщ», – улыбаясь зеркалу, думала Лена.

То, что она узнала на вечернике летом 1998 года для своего покровителя, сделало его тем, кем он стал впоследствии, – крупнейшим региональным олигархом. Ну а тогда Лена узнала, что в начале июня 1998 года главы «Газпрома», ЛУКОЙЛа и «Сургутнефтегаза» просили власти девальвировать рубль, предупредив, что иначе он обрушится сам, причем неконтролируемо. Но те не послушали, продолжая искусственно поддерживать тонущую национальную валюту. В общем, пораскинув мозгами, Марков подошел к дефолту, случившемуся в августе, во всеоружии.

Ну а что получила взамен Лена? Ей был предложен «Мерседес» и поездка на Мальдивы.

– Это тебе в качестве премии. – Марков курил в постели, завернувшись в шелковые простыни.

Щеки Лены покрыл румянец, и съевший всех своих конкурентов Павел Марков, считавший себя самым мудрым и хитрым, решил, что это румянец радости. На самом деле внутри Лены всё кипело, она понимала – ей предлагают жалкую подачку. Сейчас она просчитывала, что будет полезно, а что вредно в этой щекотливой ситуации. И решила, что пока полезно быть хорошей девочкой, а как уничтожить самонадеянного любовника, который без информации, которую она купила для него за очередную порцию своей уже и так порядочно истерзанной души, надо подумать потом. Месть – это блюдо, которое подают холодным.

– Павлуша, спасибо, ты очень щедрый.

– Что-то ты не рада. Ну попроси сама, чего бы ты хотела? Говори, исполню всё.

– Ой, ну давай не будем играть в Воланда и Маргариту, скажи еще, что королевы никогда ни о чем не просят, им сами всё дают.

– Я таких умных книжек не читал, уж прости, не знаю, о чем ты. Ну а так, да, пользуйся, королева, пока я добрый, проси, что хочешь.