Полная версия
У судьбы твои глаза
Кончики пальцев покалывало от злости. Я еле сдержался, чтобы не сжать ладони в кулаки. Я пропадал на этой чёртовой стройке. Это для сына я не мог выкроить денёк-другой, чтобы сводить его в парк или собрать конструктор. Если бы в мою бригаду не затесался прихвостень Зак Таннер, который дурно влиял на всю команду, мы бы давно со всем управились. Я так и ответил боссу, обернув слова в более изящную обёртку.
– Если бы они не прохлаждались и выполняли хотя бы половину из того, что я говорю, всё давно было бы сделано.
– Если они тебя не слушаются, – парировал Франклин. – Выходит, ты плохой начальник, а не они плохие подчинённые.
У каждого своя правда.
– Даю тебе три дня, чтобы закончить с МакМилланами, Тёрнер. Постарайся уложиться, иначе можешь собирать свои вещи.
Уж лучше бы он врезал мне по лицу – болевой эффект был бы куда сноснее. Я не мог потерять эту работу. Она позволяла оплачивать счета и уверенно стоять на ногах. В других строительных фирмах мне не светит такой же заработок, а без него все мы быстро пойдём ко дну.
Таннер махнул рукой в сторону выхода, выпроваживая меня вон. Разговор был окончен. Предупреждение озвучено. Получите, распишитесь, называется.
К восьми вся бригада собралась на складе и сгруппировалась вокруг Зака Таннера, как утята вокруг мамы-утки. Когда я вклинился в их междусобойчик, он одарил меня напыщенным взглядом, означающим «получил, козёл?». Я не собирался разбираться с ним – всё равно из этой схватки мне не выйти победителем, пока на его стороне такая артиллерия, как дядя-начальник.
– Инструменты в руки и за работу. – Скомандовал я и, захватив всё необходимое, вернулся к пикапу.
– Шон. – Окликнул Лукас Альворадо, возникая за спиной. Наверняка, он был в курсе моей утренней выволочки и теперь выглядел так, будто собственноручно её учинил. – Мне жаль, что так вышло. Зак… он не должен был.
– Оставь это, Лукас. Что сделано, то сделано. Мне не нужны ни ваши жалость, ни извинения. Мне нужно, чтобы вы взяли себя в руки и закончили этот чёртов ремонт.
Я устал холить и лелеять их, словно детсадовцев. Пусть ополчаться на меня всей бригадой, но я не могу сюсюкаться, пока на кону стоит моя работа и будущее моего сына. Я пытался, как лучше, но теперь буду вести себя с ними, как они того заслуживают. Даже с Лукасом.
Тот понял всё по одному моему взгляду, кивнул и вернулся к своей машине.
Порой кнут действенней пряника. Мы уложились за полтора дня, и даже диверсии Зака Таннера не смогли помешать мне. Как только он отвлекал ребят от работы очередной порцией похабных баек или проставлялся фаст-фудом из «Вистл Бинкис» или «Хард Барбекю», я пресекал его попытки отлынивать на корню. Если раньше я был белым и пушистым, то теперь выпустил когти, и пообещал вычитать по сотне баксов из жалования за каждую минуту простоя. И сработало. Я обзавёлся пятью новыми врагами и пятью послушными работниками. МакМилланы получили свой идеальный дом, а я – свой законный гонорар и заодно сохранил место в «Дженерал Констракшн». Двух зайцев, как говорится.
Повезло, в этот раз между проектами случилось четыре дня передышки. Четыре дня, которые я мог с чистой душой провести с сыном. Отоспаться мне не удавалось, потому что я вызвался разгрузить Полин хотя бы на время своих выходных. Приятная жертва, учитывая всё то добро, что тёща подарила мне и своему внуку.
Теперь я вставал ни свет ни заря, надевал её сиреневый передник в горошек и кашеварил на кухне, как прославленный кулинар. Ну ладно, гремел сковородками и пытался не спалить оладьи с бананом, которые так любил Крис. Я почти засыпал над плитой, но это того стоило – увидеть сияющее лицо сына, которое всё утро не поддавалась судорогам.
Расписание Криса было таким же плотным, как завеса смога над перерабатывающим заводом. Мы вместе завтракали, после чего я отвозил его в подготовительный класс для детей с особенностями развития, где пятнадцать таких же ребят, как и он, открывали для себя что-то новое и готовились к школе. Я на пять минут задержался у закрытой двери, тайком подглядывая за сыном через стекло. Не мог нарадоваться на то, с каким любопытством он проглатывает каждое слово учительницы. И, стыдно признаться, благодарил небеса, что с атрофией зрительного нерва и атактической формой ДЦП он отделался лёгким испугом. В классе, в двух метрах от него, сидели мальчики и девочки, которые получили дискенетическую форму – не могли контролировать свои движения и даже звуки.
Майкл Клэнси мучился эпилептическими припадками. Я собственными глазами видел, насколько это выбивает из колеи. Люси Калхун, та милая девчушка с двумя рыжими хвостиками и россыпью веснушек, переживала припадки генерализированной тревожности и могла разразиться громкими криками просто при виде незнакомца. Дезмонд Брендт, мальчишка с перекошенным взглядом прямо за Крисом, так и не научился чётко выговаривать слова, хотя ему было уже восемь. Мама водила его за ручку, потому что сам он не мог передвигаться без посторонней помощи. Все они, эти маленькие герои, каждый божий день пересиливали себя и ходили на занятия, потому что в сердцах каждого родителя жила надежда.
Мой Крис был умным, сообразительным и любопытным ко всему кругом. Какой отец может мечтать о большем?
Оторвавшись от двери, я поехал домой и, отослав Полин развеяться и заняться хоть чем-то, чего ей хочется, а не что от неё требуется, я прибирал в доме и готовил мало-мальски съедобный обед. После чего снова мчался за Крисом, чтобы отвезти его на физиотерапию, после этого в бассейн, затем на массаж и уроки с дефектологом. Лишь к пяти вечера мы освобождались и заезжали перекусить в «Закуски от бабушки», чтобы разделить бургеры и огромную тарелку картошки-фри на двоих. Были только мы, отец и сын, и это были лучшие моменты за последние недели.
Вечером заезжали Генри с Камиллой, попить чаю и повозиться с племянником. Моего брата Крис боготворил и обожал чуть ли не больше, чем собственного отца. Если бы не костыли, бросался бы к нему с большим задором, нежели в мои объятья. Сперва я тайком умирал от ревности, не желая делить любовь сына с кем-то ещё. Но потом смирился, потому что понял, что его любовь к нам разная. Я был для сына целым миром, тогда как Генри выполнял роль лучшего друга. За шесть лет заботы о больном сыне я растерял эти навыки – оставил в приёмных покоях больниц и койках палат. Может, они дожидаются меня где-то там, в бюро находок, но я не питал надежд когда-нибудь их вернуть. Как утерянный бумажник, который подобрал далеко не законопослушный гражданин.
Я был для сына авторитетом и всей вселенной. Крис не мог не чувствовать той тоски, с которой я смотрел на него. Того беспокойства, с которым я подхватывал его на руки, как сломанную куклу, боясь сломать ещё сильнее. Той озлобленности на весь мир за то, что именно мой мальчик переживает муки, которые бы не пережил ни один взрослый. Я был потерянным отцом с кровоточащим сердцем. А Генри таким не был. Он вёл себя с Крисом так, будто был на равных, знал, как играть во все компьютерные игрушки, которые любил и в которые мог играть мой сын, искренне смеялся с его шуток, без той печальной нотки в голосе, которая звучала в моём. И он никогда не показывал виду, что Крис особенный. Что он не такой, как другие дети. Тот самый важный навык, который я так и не освоил.
Сегодня мы не изменили своей традиции и в полшестого уже восседали за любимым столиком у окна, дурачась и споря по поводу того, кто лучший герой «Марвел». Крис боготворил Капитана Америку. Несложно догадаться, ведь он выбирал майки, пижамы и даже костюм на Хэллоуин с его принтом. А мне всегда нравился Соколиный Глаз. Сыну я сказал, это потому, что он классно стреляет из лука. Но на самом деле меня восхищало другое. Рождённый без супергеройских способностей, он всё равно сумел стать супергероем. Хотел бы я быть похожим на него. Рождённый без суперотцовских способностей, стать суперотцом, но я был совсем из другого теста.
– Пап, – смущённо сказал Крис, когда последний кусочек картошки был благополучно съеден. – Это были лучшие четыре дня в моей жизни.
Желудок свело изжогой, но не от жирной еды, от которой я отвык. Когда твой сын скован наручниками детского недуга, хочешь не хочешь, а станешь плаксивым. Хочешь не хочешь, а научишься скрывать слёзы, которые то и дело подкрадываются к глазам. Мы не делали ничего волшебного эти четыре дня, но для моего малыша они были лучшими. Просто потому, что я соизволил быть рядом.
Я потянулся через стол и взъерошил и без того беспорядочный ворох волос на его макушке. Растянул деревянные щёки в улыбке и задохнулся словами:
– В моей тоже, дружок. В моей тоже.
Наградой мне стали две ямочки-крошки, блеснувшие на детских щеках от наивной, искренней улыбки.
– Ну что, чемпион, в парк или домой?
– А мы сыграем в «Скраблс»?
– Только если ты будешь поддаваться.
Снова улыбка, но уже с нескрываемым облегчением.
– Хорошо. А то я немного устал.
Я подал Крису костыли, «припаркованные» к стене у нашего столика, и помог выбраться из-за стола. Обычно он бурчит и отвергает помощь – хочет делать всё сам, даже если приходится прикладывать титанические усилия. Но все эти занятия и лечебные упражнения вымотали его – было видно по уставшему лицу, на котором вновь мелькали непроизвольные гримасы.
Мы уже были на полпути к выходу, как в забегаловку зашли новые посетители. Я бы и не обратил на них внимания, если бы в перепонки не врезался знакомый голос, который доводил меня до белого каления. Я поднял голову и схлестнулся взглядами с Заком Таннером. Он тоже заметил меня. И моего сына, с глухим стуком о плиточный пол перебирающего костылями между столиками.
Никто, кроме Франклина, не знал о хвори Криса. Даже удивительно, как некоторые оставались слепы в таком маленьком городе, где каждый день сталкиваешься с кем-то из знакомых. И неизбежная встреча, которой я избегал, случилась именно сейчас, в один из «самых лучших дней» Криса.
В груди кольнуло от выражения лица Таннера, с которым он пялился на моего малыша. Удивление вперемешку с отвращением исказило его молодые черты. Но к этому я давно привык. При виде Криса люди выбирают одну из стратегий: стыдливо отводить глаза, будто его и вовсе не существует, или бессовестно пялиться, как на гастролёра из цирка уродов. Таннер выбрал второй вариант. И всё бы ничего, но я заметил коварный огонёк в его глазах. Триумфальный огонёк, который будто говорил «так тебе и надо».
Мой подопечный удостоил меня лишь кивком и присоединился к приятелю за одним из столиков, провожая нашу неказистую парочку глазами, пока мы окончательно не скрылись из виду. Я чувствовал его обжигающий взгляд на своей спине. Он сгибал меня в три погибели, прижимал к земле многотонным грузом. Ну почему из всех знакомых именно этот придурок попался нам на пути?
Радует лишь одно – Крис не заметил, как его разглядывают под микроскопом. Он был слишком мал, чтобы замечать жалостливые взгляды прохожих и благодарные молитвы в их глазах «слава богу, это не мой ребёнок». Как скоро он начнёт всё понимать? Как скоро начнёт чувствовать себя сломанным солдатиком среди новых игрушек?
Глава 4
В пятницу наша бригада прибыла в Голдвью. На новый объект. Двухэтажный коттедж из белого кирпича с гаражом на два парковочных места, которые занимали блестящие «шевроле круз» и «ауди ТТ», будто только из салона. Вдоль окон на нижнем этаже высажены кусты. Летом они наверняка цветут чем-то таким же белым, как и сами стены, но сейчас припорошены лёгким слоем снега, который пока не успел сойти.
Я замер перед выставленной напоказ роскошью, которая мне даже не снилась. Мистер и миссис Беллингтон имели всё, о чём большая половина Рочестера могла только мечтать, но их всё равно что-то не устраивало. Чем больше доход, тем выше запросы. Я успел познать эту вселенскую истину, пока скатывался по денежной траектории в самый низ. Пока меня кормил собственный строительный бизнес, я покупал дорогую технику и мебель ручной работы в «Бассет Миррор», уплетал креветок в бургундском вине пару раз в неделю в ресторанах с Элизабет и мог позволить себе «форд рейнджер» последней модели. Теперь он – последнее, что осталось от прошлой жизни. Ни дорогущей техники, ни креветок, ни Элизабет.
Хозяева вручили мне ключи и поспешили покинуть дом.
– Проведём выходные на Кубе. – Улыбнулась мне миссис Беллингтон, будто я должен был порадоваться за её счастье.
Они пожелали полностью переделать первый этаж. Снести стены между кухней и гостиной, превратив их в большую залу, где могли бы принимать гостей. Переклеить обои, отодрать полы и заменить благородной доской из белого ясеня. Установить камин на обоих этажах и вывести трубу, не испортив фасад дома. Шикарная мелочь, о которой супруги забыли, когда занимались ремонтом после покупки дома. Работы было невпроворот, особенно, учитывая, что придётся разворотить полстены и крышу. А ребята запаздывали.
Я успел пройтись по всем комнатам и набросать поэтапный план работы, когда прибыли Адам, Барни и Лукас. Когда их не брал в оборот Таннер, который задался целью подорвать мой авторитет, они добросовестно исполняли поручения. Мои угрозы насчёт урезания оклада всё ещё были свежи в их головах. Но сам смутьян и возмутитель спокойствия со своим верным подхалимом Кевином так и не пожаловали «ко двору», когда мы уже успели вынести мебель и накрыть гарнитур в соседних комнатах прозрачной плёнкой от пыли, содрать обои и приступить к полу. Я трижды звонил Заку, но тот оставался вне зоны доступа.
Не знаю, в какие игры играл этот засранец, но мне они не нравились. У нас всего два дня, чтобы закончить с перестройкой, и что-то подсказывало мне, что Беллингтоны будут не так лояльны к несоблюдению сроков, как МакМилланы. Они устроят выволочку, как только вернуться с Кубы в пыльные хоромы, а затем меня ждёт выволочка от Франклина. Но Зака Таннера это не волновало.
Через три часа к дому подкатил спортивный «камаро», откуда в развалку вывалился Таннер собственной персоной в компании Кевина Абрамсона. Увидев их в окно, я зарычал, как голодный лев, жаждущий расправы. Кровь забурлила в венах и затуманила разум. Я вырвался на холодный воздух в одной робе и встретил «гостей» ещё на дорожке к дому.
– Какого хрена, Таннер? Твоя задница должна была быть здесь ещё в девять!
Если Кевин и заволновался, то Зак и бровью не повёл, оценивая меня безразличным взглядом. Он не видел во мне грозного льва, а лишь тявкающую шавку.
– Прости, босс, задержались в салоне. Покупали мне новую тачку. Зацени, какая…
– Мне плевать! – Я даже не взглянул на «камаро», который был не самым разумным выбором для северного климата Миннесоты. – Личными делами ты должен заниматься в своё личное время. А сейчас ты должен уже три часа, как пахать вместе с парнями. Или ты забыл, где твоё место?
– Полегче, мужик. – Зак выставил ладони, призывая меня к спокойствию, но я стал зол, как чёрт. – Франклин разрешил нам отлучиться ненадолго. Всё согласовано.
Мои челюсти скрипнули от натуги. Я еле сдерживался, чтобы не наброситься на подонка, как зверь на беспомощную добычу. Франклин носился со своим племянником, как с фарфоровой вазой, и требовал от меня чему-то его научить. Некоторые вещи не чинятся, а некоторые люди не поддаются обучению.
– Франклин, значит. Ну, так вот послушай сюда, Таннер. Здесь я твой непосредственный начальник, и, если я говорю прибыть на объект ровно в девять, то ты должен быть здесь ровно в девять.
– Ладно, ладно, не горячись. Ты что, не с той ноги встал?
Кевин предусмотрительно скрылся в доме, предоставляя приятеля мне на растерзание. Тот обогнул меня, как кучку мусора на своём пути, и тоже двинулся к двери, но я не мог так просто оставить его задницу в покое.
– Если ещё раз такое повторится, ты вылетишь из моей бригады, как пробка из того дешёвого пойла, что ты в себя заливаешь.
Судя по виду Таннера, он мне ни на йоту не поверил. Так же медленно поздоровался с остальными парнями, переоделся в рабочую форму и слонялся от одного к другому, ничем, в частности, не помогая. Я внимательно наблюдал за его откровенным протестом, не веря своим глазам. Мне снится, или этот парень и правда такой урод? Сложно слушаться кого-то, когда ты родился с серебряной ложкой в зубах.
Но всему есть предел. А моему терпению и подавно. Оно лопнуло, как мыльный пузырь, которые любил выдувать Крис, когда через двадцать минут своего «кропотливого» труда, Таннер смылся на улицу и затянулся сигаретой. Все замерли в безмолвном ожидании, что будет дальше. Сойдёт ли ему это с рук или сейчас взорвётся бомба замедленного действия, разорвав меня на кусочки, которые ещё больше подпортят раскоряженный вид первого этажа.
Любое действие влечёт за собой последствия. И я прекрасно сознавал последствия того, что собирался сделать. Но не мог поступить иначе. Не люблю, когда меня смешивают с дерьмом на глазах подчинённых. Пусть в моём рту не блестела серебряная ложка, я знал себе цену.
В следующую же секунду я вылетел на крыльцо вслед за Таннером и вырвал сигарету прямо из его рта. Бросил на землю и задавил ботинком. Жаль, так же нельзя сделать и с пустой башкой этого засранца.
– Эй! – Завопил Зак, не ожидая, что моя кишка не так уж тонка, чтобы сделать нечто подобное. – Ты совсем охренел?!
– Это ты охренел, если думаешь, что тебе всё позволено, раз твой дядя – владелец фирмы.
– А мне кажется, что так и есть. – Ухмыльнулся Зак той едкой ухмылочкой, которая разъедает кости от негодования. – Хочешь проблем на свою задницу?
В дверях показались головы остальных ребят – повысовывались, как цыплятки из-под куриного крыла. Я приблизился к Таннеру так близко, что почувствовал кислый запах табака и, что меня порадовало, тонкий аромат страха.
– Послушай сюда, паразит. Ты не с тем связался. Меня не пугает ни твоя неприкасаемость, ни твой дядя. Ты заткнёшься, вернёшься в дом и займёшься делом. Или засунешь свой зад обратно в свою новенькую колымагу и укатишь отсюда так быстро, что я не успею моргнуть. Я не собираюсь возиться с папенькиным сынком вроде тебя.
Зак нервно сглотнул, но выдержал мой звериный взгляд. У него были четыре зрителя, которые жались в проходе, не желая принимать участие в нашей стычке. Поэтому ему было ради кого играть. Он блеснул ехидным оскалом и процедил:
– Будешь своего сынка так учить, понятно? Ах да. Ты ведь не можешь его ничему научить, ведь он слабоумный.
Из груди вырвался рык, достойный царя зверей. Я занёс руку и врезал этому уроду в левую скулу, согнув его пополам. Он что-то прокричал, ребята высыпали на крыльцо, но я попал в яростный раж. Схватил Таннера за горло и прижал спиной к белому кирпичу фасада. Ударил снова, выпустив кровавые брызги на снежную белизну. Занёс другую руку, собираясь отметелить его, как пиньяту, но кто-то схватил меня сзади, не дав нанести вожделенный удар. Не дав закончить начатое.
– Никто не смеет так отзываться о моём сыне!
Лукас и Барни оттащили меня, как сорвавшегося с поводка бульдога. Кевин опустился рядом с Заком, который переводил дыхание и утирал кровавые разводы с губ.
– Всё, всё, остынь, Шон. – Попросил Лукас, и, увидев, как пять пар глаз ошалело смотрят на меня, я остыл.
Таннер был непрошибаем и одарил меня смесью злости и удовлетворённого злорадства.
– Ты ещё пожалеешь об этом. – Бросил он и двинулся к машине, напоследок врезав меня плечом. – Уж поверь мне.
И я поверил. Прикрыл глаза, всё ещё чувствуя свинец в сжатых кулаках. Что же я натворил? Таннер так просто этого не оставит, можно не сомневаться. Я не просто подпортил ему физиономию, но ещё и унизил перед приятелями, кому он неделями пускал пыль своей высокомерия в глаза.
Моя поредевшая бригада оккупировала крыльцо. Четыре облачка пара клубились в метре от меня. Никто из нас не чувствовал холода, только суровую реальность. Они не знали, что делать, ровно как и я.
– Возвращайтесь к работе. – Распорядился я, наблюдая, как взвизгнув новыми покрышками, «камаро» Таннера уносится по обледенелому асфальту прочь.
Работа не ладилась. Впервые за долгое время парни работали в тишине, периодически переглядываясь между собой и бросая на меня озабоченные взгляды. Жалели они меня или боялись, как бы я снова не сорвался на одного из них, я так и не понял. Но они даже не прервались на обед, не сделали ни одной затяжки на перекуре и исполняли любой каприз, как будто я был царь и бог. Они знали то, что знал и я. Это был мой последний рабочий день в «Дженерал Констракшн».
В конце рабочего дня, когда мы уже заканчивали прокладывать дымоход, мой телефон разорался трелью. Франклин Таннер. Не нужно быть мудрецом, чтобы понять, зачем он звонит. Но я всё же отважился поднять трубку.
– Жду тебя в офисе через двадцать минут.
Всё, что мне сообщил его ледяной, как воздух за окном, голос.
– Заканчивайте без меня. – Сказал я парням, и они кивнули, не зная, я говорю только о сегодняшнем дне или о проекте в целом.
Пока я не спеша ехал в сторону своей погибели, я успел смириться с положением вещей и стал искать пути к отступлению. Завтра же начну рассылать резюме во всевозможные конторы Рочестера, а может и соседних городов. Без моего дохода мы не протянем и месяца. Уэйн и так надрывается в несколько смен в автомастерской, а Полин мечется между заботой о нас троих и подработком в магазине. Я не мог взвалить на них ещё больше, чем они и так тянули на своих далеко не молодых спинах.
«Камаро» Зака стоял себе на парковке рядом со зданием «Дженерал Констракшн», но самого Зака нигде не было видно. Зато из своих уголков повыползали другие офисные планктоны. Поглазеть на то, как меня казнят, сожгут живьём на костре гнева.
Франклин беседовал с кем-то по телефону, но, как только я вошёл в кабинет, бросил «я перезвоню» и взглянул на меня, как на смертника. По правде говоря, таким я себя и чувствовал.
– Ты хоть понимаешь, что творишь, Тёрнер?! – Рявкнул Таннер-старший, как только дверь за мной закрылась. – Твой идиотизм выходит за всякие рамки! Я мирился с твоими отлучками и задержками проектов, но с мордобойством моих сотрудников мириться не стану. Это непозволительно.
– А я не стану оправдываться. То, что творит ваш племянник, вот что непозволительно.
– Как ты смеешь?..
– Вы меня, конечно, извините, но ваш племянник полный кретин.
Правда всегда колет глаза. Франклин весь надулся, как рыба фугу, и запыхтел. Едва ли кто-то позволял себе говорить с ним в таком тоне, но мне нечего было терять. Давно хотелось высказаться о наболевшем, а Зак Таннер был одной из самых болезненных тем.
– И я снова начищу ему морду, если он ещё хоть слово скажет о моём сыне.
– Я терпел твои выходки слишком долго, Тёрнер. Ты уволен.
– Прекрасно! – Выкрикнул я, испытав удивительное облегчение. Будто булыжник с души свалился. – Всё равно я ненавижу эту дыру.
– Пошёл вон!
– Уже ухожу. Только кое-что скажу напоследок.
– Нет, не скажешь. – Грузная фигура Таннера обогнула стол и распахнула дверь перед моим носом, прозрачно намекая, чтобы я выметался. – Я не намерен выслушивать твой бред ни минутой больше.
– Ты такой же говнюк, как и твой племянник. – Сказал я то, что давно мечтал сказать, и с чистым сердцем направился восвояси.
– Зато у этих говнюков есть работа и нет обузы на шее в виде калеки.
Я замер, словно подошвы приклеились к полу.
– Посмотрим, как ты запоёшь, когда останешься без гроша в кармане. Что бы сказала твоя жёнушка? Долго твой парнишка протянет без дорогих лекарств и врачей? Год, два? Начинай откладывать на его похороны.
Недолго думая, я развернулся и впечатал правый кулак в жирную рожу босса. Ярость заволокла разум белым туманом. Я не понимал, что творю, хотелось только размозжить что-то, сломать так же, как сломались наши жизни после смерти Элизабет.
Таннер весил больше сотни, но гнев может стать более сильным оружием, нежели масса. Я видел всё, словно в замедленной съёмке. Как костяшки кулака касаются лица Франклина. Как запускают волновой эффект, отчего его кожа идёт волнами, превращая босса в шарпея. Как ударной волной его откидывает назад, прямо на стеклянную перегородку кабинета, затем он падает на пол с грохотом Годзиллы, ступающей по улицам. Несколько секунд Таннер в шоке и не может подняться, катаясь по полу, как колобок из теста. Колобок с подбитой скулой. На грохот сотрудники высовываются из своих коморок и с ужасом, а кто и с удовольствием, наблюдают за нокаутом на импровизированном ринге.
Сердце моё колотится в безумной горячке. Я сделал то, о чём давно мечтал. Высказал всё Франклину Таннеру и оставил свой след на его лице. Но этого было мало. Он не просто оскорбил моего мальчика, невинное дитя, обделённого материнской любовью и возможностью побыть ребёнком. Он пожелал ему смерти. Просто потому, что не мог смириться с моим оскорблением и приготовил обиду в ответ.
– Ты ублюдок! – Когда Таннер вновь обрёл силы говорить, завопил он с пола. – Ты только что вырыл себе могилу! Рядом с твоей жёнушкой!