Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга третья

– Постой, – окликнул его сзади голос Марты.

Она по-прежнему сидела у колодца, с любопытством заглядывая в его тёмные глубины, даже не оборачиваясь. Однако в это мгновение она вдруг дёрнулась и внимательно на него посмотрела.

– Послушай, не уходи, – сказала она упрямо, – мы с тобой поссорились недавно, и мне уже надоело, что ты предпочитаешь меня не замечать.

– Неужели ты так думаешь? – невозмутимо посмотрел на неё Ноули.

– А что, это не так? – глаза Марты загорелись. – Мы работаем в одной и той же сфере, а ты ходишь, задрав нос, и ни словом со мной не обмениваешься! В конце концов, это непродуктивно!

– Пожалуй, ты была так занята, что мне не хотелось тебя тревожить, – ровно возразил Виллимони. – Если бы возникла необходимость, я, конечно…

– Необходимость?! – рассвирепела Марта, мгновенно заставив его пожалеть о неосторожно вырвавшихся словах. – Ты всегда так говоришь! – возмущённо взмахнув руками, вскрикнула она. – Обуза, долг, необходимость и так далее, но никогда не Марта! – в её глазах задрожали злые слёзы. – Почему-то я тебя так не называла ни разу!

– Ты не так поняла…

– Зачем мне ещё что-то пытаться понимать? – обозлилась Марта и демонстративно от него отвернулась. – Я уже хорошо знаю, кто я такая: обуза, девушка, на которой ты женился ради прикрытия и даже не удосужился ни разу… да что ты можешь понять, ты же непрошибаемый, от тебя ничего никогда не добьёшься, – шмыгнув носом, она устало вздохнула и положила голову на сруб колодца. – Хватит уже притворяться, – буркнула она, – можешь идти, Ноули, ты свободен. Я не собираюсь портить жизнь ещё и тебе из-за того, что я просто…

Хотя Марта ненавидела показывать слабость, и он прекрасно об этом знал, сейчас она выглядела трогательно беззащитной. Прикрыв глаза на ярком солнце, она изредка чуть заметно вздрагивала, и по ресницам у неё катились крупные сверкающие слезинки. Налетевший порыв ветра взъерошил ей волосы, она сердито откинула их с лица и снова ткнулась носом в разогретый камень, как будто он единственный мог её понять и утешить.

Что-то дрогнуло в душе Ноули, и желание как можно скорее оказаться дальше от Марты и её неизменной вспыльчивости в нём стремительно умерло. Ведь столько времени он лгал себе, с апломбом утверждая, что эти скандалы – единственное, что может его оттолкнуть. Нет, на самом деле любые их чувства, будь то злость или радость, лишь больше их сближали.

Марта устало посмотрела на нависшую над нею тёмную тень.

– Я снова сорвалась, – заключила она со вздохом. – Прости, Ноули, но я сказала всё, что думаю. Ты говорил, ты никогда не уйдёшь, но посмотри вот на это… а потом по сторонам.

– Зачем мне смотреть по сторонам, если у меня нет никого дороже тебя? – с искренним изумлением спросил Виллимони. – Я тоже говорю то, что думаю, Марта. И если я клянусь, что не покину тебя, так оно и будет.

– Может… мне не стоило бы верить, но… это было бы глупо, – тихо сказала Марта и доверчиво закрыла глаза.

* * *

Бирр негодующе рассматривал Марту и Ноули, сидевших у него в кабинете и со счастливыми улыбками рассказывающих о плачевном положении дел в республике. Он знал, почему эти двое так довольны: теперь им ничто не мешает наслаждаться обществом друг друга, они искренне влюблены и не собираются жертвовать своими чувствами во благо Кеблоно. Устало вздохнув, Бирр отмерил шагами некоторое расстояние от массивного стола и остановился. Ему следовало бы назначить на должности Марты и Ноули кого-нибудь, у кого хватает трезвости в мыслях, но он не мог придумать кандидатуру лучше. Члены Союза ничуть его не привлекали; он понимал, что они приспособлены к этой работе ещё хуже, чем оба Виллимони. Поэтому ему оставалось только выжидать, надеясь, что скоро этот туман рассеется.

– Что ж, – вздохнул он, – думаю, вы пока свободны.

– Совсем? – удивлённо спросила Марта, которая иногда пробуждалась от состояния блаженной спячки наяву, захватившей её.

Бирр утвердительно качнул головой.

– Вы всё равно не принесёте сейчас большой пользы, так что идите.

Он ожидал, что хоть кто-то из этой парочки возмутится, но они промолчали и вышли из кабинета, не успел он прибавить ни слова.

– Они совсем отбились от рук, – печально заключил Бирр и повернулся к своему столу, чтобы заняться неотложными делами вновь.

Но его остановил один пренеприятный факт: на его месте, в его кожаном кресле, успел вольготно расположиться Керенай, которого они не видели уже около недели. Демон потянулся, словно пробуждающаяся кошка, и ехидно скосил на Бирра искрящийся оранжевый глаз. Бирр усилием воли сумел сохранить лицо каменным, что его немало порадовало: кажется, Керенай даже слегка разочаровался.

– Ты совершенно прав, мой благоразумный друг, – со значением сказал Керенай и откинулся на стуле назад, поглядывая на Бирра так, будто он был не Президентом вновь установленной Республики, а грудой коровьего навоза.

Одной из удивительнейших особенностей Кереная было то, что он, невзирая на своё откровенно презрительное отношение к представителям иных рас, называл любого своего собеседника «другом», прибавляя к этому какой-нибудь звучный эпитет. Однако Бирр хорошо понимал, что за показной мягкостью обращения скрывается пренебрежение. Демон медленно приподнял одну бровь:

– Тебя что-то беспокоит, верно? – его вопрос звучал скорее как утверждение, однако Бирр всё равно соврал:

– Нет.

– Не пытайся меня обмануть, – сказал Керенай и с наслаждением потянулся снова. – Мои храбрые маленькие друзья счастливы, – констатировал он, – но ты не должен им завидовать.

– Я и не думал этого делать.

– Опять ложь, – с каким-то мстительным удовлетворением сказал Керенай и беззаботно принялся качаться на стуле, как шалунишка-гимназист из младших классов. – Они не могут помочь тебе, но я готов оказать своё содействие.

– Я не могу тебе доверять, – отрезал Бирр, – потому что ты…

– Демон, – с иронической усмешкой бросил Керенай и, вдруг прекратив качаться на стуле, метнул на Бирра настолько страшный взгляд, что тому на минуту стало не по себе.

– Даже не в этом дело, – оправившись, горячо принялся доказывать Президент, – ты крайне необязателен, Керенай. Я не знаю, как и где тебя найти и захочешь ли ты разговаривать со мной. Ты непредсказуемая сущность, даже дэ Сэдрихабу более ответственен…

– О, я совсем о нём было позабыл, – с оттенком высокомерия проговорил Керенай, – кстати, о глубокоуважаемый Президент, знаешь ли ты, чем наш маленький друг сейчас занят?

– Нет. Я давно его не видел, – отрезал Бирр, надеясь, что на этом Керенай успокоится и исчезнет из его кабинета.

– Он учится воевать сам и приучает к новому оружию твою армию, – просветил его демон и скривил губы в улыбке: – Не волнуйся: ещё пара важных новостей, и я перестану тебе надоедать. Полагаю, ты должен это услышать. Во-первых, я получил известия из Империи. Совет решил отправить войска к Кеблоно вчера утром.

Это сообщение словно ударило Бирра мощным разрядом электричества. В одно мгновение он даже захотел подскочить к Керенаю и встряхнуть его за накрахмаленный воротничок. Демон с усмешкой наблюдал, как наполненный ужасом Президент мечется по кабинету.

– Почему ты не сказал об этом сразу?!

– Не видел в этом необходимости, – ответил Керенай, пожав плечами. – Без моей помощи, о мудрейший Президент, ваша Республика обречена на поражение, и ты это знаешь. Я могу помочь…

– После чего чистокровный дух вздумал помогать людям, гибридам и оборотням, которых он так ненавидит? – сорвался Бирр. Он хотел удержать себя в руках, но развязность демона и та непринуждённость, с которой он сообщил о грядущем нападении Империи, истощила его терпение.

Тихий шорох сообщил ему о том, что Керенай с грацией пантеры выбрался из кресла. Обернувшись, Бирр обнаружил демона стоящим у окна. Хотя солнце кидало на него сноп солнечных лучей, тени он не отбрасывал. Взглянув на Бирра честными глазами, Керенай вдруг сообщил без тени издёвки, отчего его голос показался непривычным и странным:

– Я не такой, как Совет. Марта открыла мне глаза, я понял, что я был ограниченной сущностью.

– Однако это не объясняет, почему ты хочешь помочь, – спокойно напомнил Бирр.

Керенай неопределённо пожал плечами:

– Пожалуй, я слишком к вам привязался, хоть это довольно неразумно с моей точки зрения… Смертное создание, которое вечный дух жалеет, это глупо и так… бессмысленно… Впрочем, я принял решение, и ты должен лишь радоваться, что я не слушаю дэ Сэдрихабу и остаюсь, – неожиданно прервал собственные рассуждения демон и с вызовом вскинул светящиеся, словно пожар, оранжевые глаза.

* * *

Марта стояла на крепостной стене, приложив ладонь ко лбу козырьком. Она внимательно следила за крошечной чёрной точкой, приближавшейся к воротам. Застывший рядом дэ Сэдрихабу вдруг сообщил:

– Это посол. Имперский гонец.

– Я уже приблизительно представляю себе, что он привёз, – хмыкнула Марта, – объявление войны, как же. Мы слишком долго ждали.

– Вы не готовы, – резко бросил Всадник, – а всё потому, что не слушали меня.

– Если бы мы тебя послушали, мы находились бы в гораздо более худшем положении, – огрызнулась Марта. – Я была на войне и знаю, как всё делается.

– Ты просто ограниченное создание, – фыркнул дэ Сэдрихабу и отвернулся. Холодный осенний ветер ерошил его непослушные тёмные волосы.

Тем временем то, что ранее казалось ей движущейся жирной точкой, пробирающейся сквозь жёлто-оранжевое поле на фоне хмурого серого неба, приблизилось. Дэ Сэдрихабу не ошибся: это действительно был гонец, понукавший своего благородного тонконогого скакуна, чёрного, будто полночь, но с белыми носом и щеками. Остановившись у запертых ворот города, гонец спрыгнул с лошади и решительно постучал кулаком в высокой перчатке возле смотрового окошечка. Марта пробормотала себе под нос несложное заклинание, увеличивающее громкость голоса, и крикнула гонцу:

– Кто ты? Зачем ты сюда пришёл?

– Я послан Империей, от имени Её Величества Влеоны, и везу для вас, подлых бунтовщиков, её законное требование! – нагло отвечал гонец, подняв кверху голову.

Марта почувствовала, как по груди у неё разлилось огненное озеро. Испытывая невыразимое желание убить посланника за его крамольные слова, она едва сдержалась. Словно чья-то невидимая рука взялась за управление ею, она понеслась вниз, к воротам, и, оттолкнув сторожей, высунула ладонь в окошечко. Дэ Сэдрихабу стоял у неё за спиной, скрестив руки на груди и поигрывая пряжкой своего ремня.

Светлые глаза гонца презрительно глянули на Марту.

– Значит, ты – та самая Сауновски, которая зовёт себя Солдатом Справедливости и утверждает, что женщины могут сражаться наравне с мужчинами?

– Да, это я, – переведя дыхание, – подтвердила Марта, – а ты постарайся быть вежливее. Я повешу даже парламентёра, если он станет и дальше нас оскорблять.

– Я не парламентёр, – с самодовольным видом изрёк гонец, – я посланник Её Величества! Корона считает низостью для себя входить в сношения с такими, как вы, наказание для вас – это полный разгром, и Империя его добьётся!

– Ах, ну тогда это значит, что мы можем тебя повесить, – фыркнула Марта, принимая свиток. – Ребята!

– Попробуйте! – заносчиво выкрикнул имперец и, словно вихрь, взлетел в седло.

– Отпирайте ворота! – вне себя от бешенства, закричала она. – Этого нельзя снести!

С жутким скрежетом и лязгом вход в город раскрылся, но имперец был уже далеко. Его благородный быстроногий конь скакал, уносясь к горизонту, и солнце окрашивало фигурки, словно сплавленные друг с другом, в золотистый цвет. Марта в сердцах стукнула кулаком по раскрытой ладони левой руки.

– Чёрт! – с чувством выругалась она.

– Не всё потеряно, – успокоил её дэ Сэдрихабу.

Сняв с плеча ружьё, которое он продолжал носить с собой, хотя форму французских войск давно забросил куда-то в глубину своих гардеробных комнат, он выступил вперёд и тщательно прицелился. Сторожа и Марта настороженно смотрели, как силуэт нахального имперца тает вдалеке; каждое мгновение, что Принц медлил, они воспринимали словно десяток минут.

– Скорее! – сквозь зубы взмолилась она, и ту же секунду выстрел прогремел.

Сквозь пелену удушливого дыма они видели, как всадник пошатнулся и свалился в густую траву. Дэ Сэдрихабу с самодовольным видом вновь повесил ружьё за плечо.

– Ты убил его? – с надеждой спросила Марта.

– Нет, зачем? – с удивлением ответил Принц. – Разве у нас некому заниматься чёрной работой?

Желая удостовериться в том, что он её не обманул, она сама побежала к телу. При этом мстительная надежда обнаружить имперца мёртвым грела её сердце, и она испытала мучительное разочарование, когда увидела его лежащим в луже тёмно-вишнёвой крови, с бледным лицом, искажённым страданием, однако живым. Имперец явно растерял свою спесь: сейчас он тихо и зло плакал, пытаясь окровавленными пальцами вытащить пулю из тела. Заметив склонившихся над ним кеблонцев, он издал лишь испуганный свист и ничком рухнул на землю. Поддавшись дуновению ветра, жухнущая трава закрыла его своими волнами. Марта опустилась рядом с раненым на колени. Почему-то ей – совершенно не к месту – вспомнился Ноули и то мужество, с каким он держался в темнице. Сама не зная, для чего, но она желала, чтобы и этот имперец выказал хоть какую-нибудь твёрдость, но он уже был без сознания.

– Мало мы от него добьёмся, – вздохнула Марта, поднимаясь. – И почему ты его не убил? – зло спросила она у дэ Сэдрихабу, который, весело насвистывая, вёл под уздцы лошадь пленника.

– Не хотел, – беспечно отозвался демон. – За кого вы меня принимаете, в отличие от вас, я не промышляю живодёрством. Если он тебе так не нравится, сама его убей: я всегда могу уступить тебе ружьё.

Марта с сомнением посмотрела на весело улыбающегося ей дэ Сэдрихабу, затем на ружьё, и – с явной неохотой – на лежащего без чувств имперского пленника. Она успела возненавидеть его за ту дерзость и непочтительность, которыми он её одарил, но она не могла убить его беззащитного, в её глазах это равнялось подлому предательству. Пока она собиралась с силами, дэ Сэдрихабу с выжиданием смотрел на неё. Наконец, Марта решительно подсунула руку под спину раненого и деловито приподняла его над окровавленной землёй.

– Нет. Пусть живёт теперь, – сказала она и передала имперца Калебу Кузнецу.

С выражением искреннего презрения на лице Кузнец принял бесчувственное тело и взвалил его поперёк седла благородного скакуна, который явно приглянулся Всаднику. Сторожа уносились к воротам, поднимая за собою клубы пыли. Они торопились спасти жизнь имперца – но лишь в надежде на то, что он будет ценным информатором, в чём Марта сомневалась. Она же с дэ Сэдрихабу неторопливо шла по дикому простору стремительно жухнущих трав, наслаждаясь всей душой теми последними мгновениями покоя, что им оставались. Демон изредка поглядывал на неё, словно решаясь на некий разговор. Марта не могла выносить эту напряжённую тишину и долее, а потому она решительно спросила:

– В чём дело?

– Кхм… я хотел спросить у тебя, – с непривычной для неё в его голосе смущённостью сказал дэ Сэдрихабу, – ты не знаешь какого-нибудь достойного имперского дворянина, за которого я мог бы выдать Бэарсэй?

– Бэарсэй? – ужаснулась Марта.

Будто бы им передалось её великое удивление, галки в вышине неба, раздражённого и занавешенного, как слезами, тучами, тревожно заголосили и разлетелись в разные стороны. Природа вокруг них мгновенно затихала и пряталась, словно ей неприятна была даже лёгкая поступь полукровки и его звонкий подростковый голос. Всадник потупил взгляд (чего она от него вовсе не ожидала) и, начиная краснеть, невразумительно пробормотал:

– Я хотел… чтобы она была счастлива, и…я устал от неё! – вдруг выкрикнул он и полными злого вызова глазами посмотрел на Марту, которая даже смешалась от неожиданности. – Я видел, у Ноули есть друг. Лиордан Эммиэль. Пускай он женится на Бэарсэй и увезёт её к себе домой.

Пускай он женится на Бэарсэй и увезёт её к себе домой. Эти слова прозвучали как приказ, о чём Марта не преминула сообщить ему. Лицо дэ Сэдрихабу, обычно непроницаемое и надменно-насмешливое, сделалось почти жалким и виноватым. Остановившись, он потянул её за рукав и тихо сказал:

– Я не могу её терпеть. Она постоянно выставляет меня ничтожеством; Керенай напоминает мне, что я ничего не стою как правитель, если не могу повелевать даже сестрой! – в голосе демона звучала детская обида, и в это мгновение он не выглядел ни опасным, ни злым. Он был ребёнком, которому Марта искренне сочувствовала и которого попыталась утешить.

– Не волнуйся, – участливо сказала она, – мне кажется, Керенай просто пытается найти твоё слабое место.

– Он меня терпеть не может, – пожаловался Всадник, поднимая на неё доверчивый взгляд тёмных глаз. – А вот ты ему нравишься.

– Что? – Марта отчаянно покраснела, прижимая ладонь к щеке, словно это могло остановить распространение красноты.

Всадник лукаво подмигнул ей:

– Правда. Ты ему нравишься, – по слогам протянул он, словно наслаждаясь звучанием этой фразы. Чуть подумав, он неожиданно внёс странное предложение: – Хочешь, я сделаю так, чтобы вы с Ноули развелись? Тогда он женится на Бэарсэй, а Керенай – на тебе.

– О чём ты? – ужаснулась Марта. – Я никогда… нет, это просто глупости какие-то!

Крепостные стены были уже совсем близко, а разговор всё никак не катился к концу, потому они замедлили шаг, почти не продвигаясь вперёд.

– Значит, вы действительно друг друга любите? – печально вздохнув, спросил дэ Сэдрихабу и, получив скромный кивок в качестве ответа, ещё больше погрустнел. – Куда мне тогда девать Бэарсэй?!

– Ты же сам предлагал выдать её за Лиордана Эммиэля, – напомнила Марта.

– Но он… он её обидит! – возразил демон, чьи глаза вдруг расширились до невозможных размеров. – Он не злой человек, но он не захочет давать ей то, что ей нужно. А она моя сестра, я не могу выдать её замуж за смертного, да ещё вот за такого…

И вновь молчание – неприятное, неуютное, но единственно возможное для смешавшейся Марты. Она не знала, как помочь Всаднику, если он бросался от одного решения к другому и взрывался, если чьи-нибудь слова не устраивали его.

Стены подступили к ним вплотную. Почему-то они произвели на Марту ужасающее впечатление: ей казалось, что они своей грубостью, прочностью и тяжестью раздавят её, а в их тени она растворится и навеки канет в бесконечность.

Дэ Сэдрихабу метнул на неё тяжёлый взгляд из-под полуопущенных век.

– Всё ясно, – коротко сказал он. – Забудь. Тебе не положено знать о таких вещах.

Марта настолько удивилась, что даже не смогла возмутиться. Она была шокирована тем, как быстро в том открытом и доверчивом мальчике, каким он выглядел ещё пару минут назад, могли случиться такие страшные перемены. Стараясь избегать его взгляда, она держалась чуть позади, пока они проходили в город, и всё равно ей было неловко: она думала, она всё-таки поступила неправильно. Но, когда она собралась с силами, было поздно. Дэ Сэдрихабу вспрыгнул на громадную чёрную тучу, вращающимися движениями спустившуюся из гущи небес, и, даже не взглянув на неё напоследок, исчез. Только холодный ветер, рванувшийся в лицо, бросил ей в волосы и перепутал с ними палые листья.

Берта, сосредоточенно обгрызавшая уже десятую куриную ногу, отточенным движением отправила в рот с острыми волчьими клыками жалкие останки косточек и подбежала к Марте. Глаза её, что стало для неё обыкновением в сытые революционные дни, весело блестели.

– Скоро будут холода, – сообщила она и нервно почесала мизинцем за ухом.

– Да, – сухо откликнулась Марта, на миг глянув на неё пустыми глазами.

Мысли её были далеко от этого разговора, но где именно – даже она сама сказать не могла…

Первые дни на фронте

Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно. 1 Лаурара 3041 года по летоисчислению Авалории.

– Вперёд, вперёд! – зычно кричал Кларк, размахивая длинной плёткой прямо над головами у своих маршалов.

Всего их было четверо: Эстерстил Лиус, в ведении которого находился западный фронт будущих военных действий, Лаудон Лиус, его старший брат, обязавшийся заняться западным крылом, Саранус Дзил, поклявшийся прикрывать тыл при возможном отступлении, и, собственно, Фолди, на пару с Королём командовавший авангардом.

Маршалы ворчали, но послушно покрикивали на своих подручных, те – на адъютантов, а адъютанты носились из одного крыла войска в другой и лишь вносили дополнительную сумятицу. Офицеры и солдаты молча крутили пальцами у виска, но старались исполнять то, что им велели, даже если смысл первоначального приказания искажался настолько, что обращался в полнейший бред. Легко можно понять причину недовольства Короля, а заодно и его ближайших помощников.

С самого начала этого злосчастного похода всё, в абсолютном смысле слова всё, не задалось. Когда Совет единодушным голосованием решил выступить против взбунтовавшейся Республики, обнаружилось, что половина мундиров и новейших ружей, изобретённых и заряженных по тому самому рецепту, который кеблонцы пытались выбить из Виллимони год назад, испарились со складов в неизвестном направлении, армию попросту не во что было одевать и нечем вооружать. Затем, когда виновники были обнаружены (ими оказались несколько чиновников из министерства госбезопасности), главнокомандующие столкнулись с новой проблемой. Солдаты пугались ружейных выстрелов; они падали на землю и закрывали голову руками, причём отказывались вставать даже тогда, когда десятники и надменные офицеры из аристократии начинали пинать их увесистыми армейскими сапогами. Впрочем, эти хвалёные офицеры, якобы просвещённая опора государства, показали себя немногим лучше. Если из десятка солдат все без исключения хлопались ниц от выстрелов и дыма пороха, то из такого же количества офицерства идентичным образом поступало приблизительно семеро. Эстерстил, за исключительное умение гнуть людей по своему желанию в любую сторону прозванный Палковичем, и тот отчаялся отвешивать могучие пинки своим храбрейшим генералам…

Когда же за две недели войско более-менее привыкло к ружьям и перестало бояться их, Король отдал приказ выступать навстречу Кеблоно. И вот тут-то появилась третья, и самая страшная, головная боль: неварские кочевники.

Неизвестно откуда взявшиеся степные бестии нападали на имперские легионы внезапно и, не ожидая и не требуя боя на равных основаниях, шли в наступление. Засыпав солдат градом стрел, кочевники отступали, стоило военачальникам отойти от первоначального шока и выстроить свои полки. При этом неварцы не несли никаких потерь, а вот имперцам приходилось плохо. Мало того, что после обстрела они лишались многих человек убитыми и ранеными, так это ещё и приводило к упадку настроения в войске…

Когда же Империя оказалась на границах Кеблонской Республики, воины столкнулись с новой неприятностью. Местные жители не оказывали никакого сопротивления, это верно, а потому, что их не было в опустевших домах. Вся провизия и скот испарились таинственным образом, колодцы оказались либо завалены, либо отравлены. А на подступах даже к самым захудалым городишкам стоял, словно частокол из отчаянных защитников, лес виселиц или колов, занятых сплошь представителями имперской аристократии и всех тех, кто стоял на стороне Империи. Наскоро собранное ополчение из ушедших в леса партизанить мужчин нападало на легионеров по ночам, поджигало дома, где те останавливались. Несколько раз в огне оказывался даже королевский штаб, и Его Величество с приближёнными едва избегали смерти.

Фолди казалось, эти жуткие две недели стоили ему минимум двадцати лет жизни. Зато Королю было удобнее всех: он лишь красовался на своём породистом скакуне и отдавал приказания, взрывался в случае их неисполнения и никогда не задавался вопросом, а почему же они не исполняются. Он писал письма жене, гонял Фолди, хоть тот по-прежнему числился его официальным любимцем, словно несчастную уличную собаку, виноватую лишь в том, что у неё нет дома, и громогласно жаловался своему новому фавориту, ленивому Саранусу Дзилу, что вся эта страна живёт и дышит пламенным желанием отравить его, королевскую, жизнь.

А Фолди и Эстерстил Палкович лишь злились в стороне и строили злодейские планы мести Саранусу, которые заключались в том, чтобы опозорить этого никчёмного дворянчика перед очами Его Величества.

Эстерстил появился на политической арене Империи сравнительно недавно. Этот сравнительно юный, но многообещающий талант выбился в люди лишь благодаря своевременной помощи Фолди, который легко определил, что здесь можно получить выгоду. Протекция Его Высокопревосходительства помогла Эстерстилу довольно быстро получить высокие чины на военном поприще, и тот был готов теперь преданно служить Фолди за его помощь. Впрочем, первый министр не сомневался, что и этот человек с честными глазами и аристократическими убеждениями предаст его, едва почует запах выгоды, и потому держался настороже, причём вдвойне настороже, поскольку Эстерстил мог стать опасным соперником. Второго Лиуса он не опасался: тот явно занимался командованием армии лишь от скуки, хотя, впрочем, не существовало на свете такой вещи, которая не вызывала бы у него скуки.