Полная версия
Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга третья
Неудержимые демоны, или История женской войны
Книга третья
Николь Галанина
© Николь Галанина, 2018
ISBN 978-5-4490-3037-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть четвёртая. Противостояние
Трудные времена
Королевство Авалория (истинно – Империя), Столица, Дворец Их Величеств. 18 Сатарра 3041 года по летоисчислению Авалории.
– Вот чего возжаждали эти кровожадные псы?! – возопил Кларк, сотрясая воздух движениями массивного кулака, в котором было зажато, точно никчёмная пушинка, вызывающее послание революционеров. – КАЗНИТЬ!!! Собираем армию! Мы разбили этих балбесов однажды, но на этот раз я утоплю их восстание в крови!
– Ваше Величество, прошу Вас, не предпринимайте никаких поспешных действий, – попросил Короля Фолди, в течение всего того времени, что шла аудиенция (а это длилось около полутора часа) не поднимавшийся с колен. – Мы ещё слишком мало знаем о силах восставших. Если бы они не чувствовали своей мощи, они не стали бы составлять столь наглый документ. Значит, за ними кто-то стоит…
– Арагонна! – прорычал Кларк сквозь крепко стиснутые зубы; его бешено бегающие глаза налились кровью. – Я так и знал, что этих шелудивых пиратов нельзя упускать из поля зрения!
– Вы совершенно правы, Ваше Величество, – подпел взъярённому Королю Фолди, стараясь внушить тому свою мысль, – если мы набросимся на своих соотечественников, которыми кеблонцы всё-таки являются, несмотря на дерзость своих заявлений, на Авалорию обрушится шквал международной критики. В особенности будут усердствовать Мармудай и Арагонна, а эти страны достаточно влиятельны для того, чтобы с ними считались даже мы.
– Но не могу же я сидеть и смотреть, как целая провинция ускользает из моих рук! – вскрикнул Кларк и беспокойно заёрзал на троне: ему уже не терпелось схватить в руки меч, наскоро согнать войско и рвануться в очередную серию битв и грабежей.
Фолди едва удерживал желание высказать Его Величеству, что о сохранении Кеблонской Провинции в составе Империи нужно было думать раньше, когда ещё хоть что-то можно было исправить с помощью дипломатических ухищрений. Сейчас, как с горечью признавал он, время упущено, и единственным путём удержать Кеблоно была аннексия. Конечно, можно послать парламентёров для переговоров с восставшими, но Фолди хорошо понимал, что он обязан контролировать всё, каждый шаг делегатов. А как он это сделает, если «Кеблонская Республика» объявила его изменником и заочно приговорила к смертной казни? Он неожиданно вспомнил о мерзкой привычке грызть ногти, за которую его, ещё курсанта, часто секли в Академии вне очереди в любой день недели.
Положение складывалось тревожное. Если Империя позволит одной из самых богатых и развитых провинций выйти из своего состава, престиж «великой и могучей» державы пошатнётся, а блеск её непобедимости померкнет в глазах противников. Если же они вмешаются во внутренние дела Кеблоно, успевшего весь Иной Мир известить о своём суверенитете, Арагонна и Мармудай мгновенно начнут политическую травлю сильной соседки. Многие простые горожане активно поддержали революционеров; толпы жителей хлынули к воротам Республики, которые всегда были открыты для единомышленников. Самому престолу грозили нешуточные проблемы, а Кларк и Влеона ничего не делали! Король бушевал и в пылу гнева принимал решения одно другого хуже, а Королева сидела с понурым и печальным видом, неотрывно глядя в пол.
– Он нас бросил… он нас предал… – шептала она, явно имея в виду Ноули Виллимони, который подло переметнулся на сторону заговорщиков и теперь хвастался из-под защиты стен Кеблоно, что помогал расправиться с остатками режима наместника.
– Я немедленно начинаю поход против этих еретиков! – гремел Кларк, потрясая кулаками в воздухе.
– Ваши Величества, будьте тверды и терпеливы, – увещевал их Фолди, – может, нам удастся наладить дела без вмешательства оружия…
– Вы собрались улещать этих собак, когда они за Вашу голову готовы развязать войну? – издевательски поинтересовался Кларк, сощурившись. – Воистину, это необходимо! Никто не посмеет сказать, что я начал поход против кеблонцев; они сами бросили мне вызов, а я, как потомок великой фамилии, носитель голубой Королевской крови, этот вызов принял!
– Но… Арагонна и Мармудай попытаются опровергнуть даже утверждения о Вашем несомненном благочестии, Ваше Величество…
– Молчать, Фолди! – заорал на него Кларк, и первый министр даже слегка вздрогнул.
Король никогда не позволял себе кричать на своего любимца, как на шелудивую дворнягу, случайно подвернувшуюся под ноги. Фолди почувствовал, как его изнутри сотрясает ненависть по отношению к бестолковому Кларку. Этот хевилонский пень привык, что перед ним дугой гнутся даже равные ему по положению правители, и потому заткнуть рот какому-то невзрачному дворянину, хоть тот и дослужился до наследуемого герцогского титула, считал для себя даже полезным. Фолди отчаянно закусил губу. Между тем Кларк продолжал бормотать, как в бреду, стреляя по сторонам безумными взглядами:
– Кто знает, вдруг и Вы заодно с этими нечестивцами!
– Ваше Величество…
– Да! – воскликнул Кларк и встряхнул увесистыми кулаками. – Именно так! Иначе с чего Вы стали бы защищать «Кеблонскую Республику», хотя она и требует Вашей головы? Да, да! – глаза Кларка почти безумно заполыхали, – мне всё стало ясно, Вы – предатель!
Фолди словно окаменел: хотя он просчитывал такой вариант развития событий, он ни на минуту не думал, что Король может всерьёз счесть его пособником мятежников. А между тем Кларк продолжал развивать свою теорию, изредка глядя на Фолди так, словно едва удерживался от желания придушить того на месте.
– Ваши паршивые родственнички наверняка осведомили Вас о своих решениях… да! Эта Марта Сауновски и Ноули Виллимони! И Вы ещё будете отрицать? – грозно глянул он на Фолди. – Вам одно есть наказание – немедленная казнь! Отрубить Вам голову!
– Ваше…
– Я и не желаю Вас слушать! Выходит, столько лет Вы подвизались у нашего трона, помогали этим еретикам втайне от нас и… – Кларк даже поперхнулся воздухом и закашлялся.
И в то мгновение, когда Фолди уже изготовился унижать своё дворянское достоинство, лишь бы выкрутиться и сохранить жизнь, за него неожиданно заступилась Королева. Сойдя с трона, она быстро спустилась по ступеням и встала между министром и супругом, широко раскинув руки. Её глаза гневно пылали, словно молнии, вырывавшиеся из них, могли испепелить всех её противников.
– Не смейте обвинять в чём-либо Фолди! – закричала Влеона, яростно глядя на Кларка. – Этот человек множество раз спасал нам жизнь, покорял вольнодумный Кеблоно, а Вы, мой супруг, готовы отрубить ему голову?!
Кларк даже смутился. Ничем не ответив на слова жены, он стремительно зашагал из одного конца зала в другой, опасаясь поднять взгляд. В это самое время Фолди истово благодарил Королеву про себя: если бы не её своевременное заступничество, ему едва удалось бы отвертеться от эшафота. Убедившись, что никто больше не попытается посягнуть на жизнь единственного оставшегося её любимца, Влеона тяжело вздохнула и вернулась на трон, откуда стала стеклянными глазами наблюдать за нервными метаниями Кларка.
– Значит, – заговорил он снова, но уже тише, – значит, что Виллимони нас предал… иного выхода быть не может… Завтра же я собираю Великий Совет, и вот уж там большинство голосов определит, что эта чёртова война начнётся, и на этот раз я раскатаю Кеблоно по камушку!
– Ваше Величество! – вскрикнул Фолди, но Кларк наградил его таким бешеным взглядом, что он предпочёл больше не подвергать себя опасности быть укороченным на голову.
– Завтра Вы, Ваше Высокопревосходительство, соберёте Великий Совет, соберёте ещё до рассвета! Пусть никто не смеет спать в такой страшный день!
* * *
Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно.
18 Сатарра 3041 года по летоисчислению Авалории.
В эту туманную ночь не было спокойных мест в городе Кеблоно. Волглое, состоящее из обрывков белых завитков, цепляющихся за ноги и обдающих их могильным холодом, одеяло ползло по каждой улице, заглядывало в каждый тупик и на каждую площадь. Шёл мелкий быстрый дождь, потушивший большинство факелов, отчего город сделался ещё сумрачнее, он стал напоминать зловещий призрак, выглядывающий из стены. Торговцы и бездомные забрались под защиту палаток и навесов над прилавками, всё затихло; казалось, что мир умер. Даже самая шумная из площадей почти умолкла: в те ночи, когда мрак окутывал кварталы, луна и звезды почти скрывались за свинцовой завесой, никому не хотелось покидать своего надёжного пристанища.
Оборотень Мили, наоборот, бодрствовала. Свернувшись клубком на пороге одной из обветшалых палаток, хозяева которой перебрались к своим соседям, она настороженно смотрела в темноту, и глаза её светились фосфорическим огнём. Дунул прохладный ветер; её спутанные волосы зашевелились, и одна из тяжёлых гордых туч медленно и неохотно поползла с небосклона. Луна открылась, её жемчужный блеск осветил окрестности. Мили подняла усталую голову вверх. Луна, круглая, похожая на серебристый диск, величаво плыла, раздвигая жалкие чёрные обрывки облаков. И эта картина что-то воскресила в спутанном сознании несчастной наблюдательницы; она вытянула тонкую грязную шею вперёд по-волчьи, широко раскрыла рот и громко, заунывно завыла. Слыша этот вой, все создания, к каким расам они ни принадлежали бы, чувствовали, как замирают их сердца.
* * *
Дорап Гевала задвинул занавески резким движением в ту же секунду, как услышал вой оборотня. В Восточной части Империи, откуда наместник был родом, это считалось крайне плохой приметой. А он и без таинственных потусторонних предупреждений вынес немало ужасов и не хотел, чтобы те повторялись.
Дорап повелительно щёлкнул пальцами, из-за портьеры позади мгновенно выступил его горбатый слуга и склонился в угодливом поклоне.
– Ваша Светлость? – спросил он хриплым после влажной простуды голосом.
– Гроб готов? – тихо спросил Дорап тонким, ломающимся, как у юноши, голоском.
– Да, Ваша Светлость, – слуга склонился ещё ниже.
– Значит, завтра?
– Завтра, Ваша Светлость.
– Бедный Сиар, – пробормотал Дорап, отворачиваясь к окну и начиная обмерять шагами свои просторные покои, полные бархата, шёлка, золота и вообще всего того кичливого и броского, что одержимые тщеславием выставляют даже у себя в спальне, дабы не уронить себя в собственных глазах. – Такая смерть… – Дорап судорожно вздохнул и замер. Ему показалось, его спину обдало холодом. – Я… не могу… не могу быть там.
– Ваша Светлость, Вы обязаны, – напомнил слуга, чей нос уже почти касался пола. – Господин Сиар был Вашим племянником.
– Да знаю я, Фебад! Душу не трави! – вскрикнул наместник и хлопнулся в глубокое кресло, задрапированное тёмно-бордовой тканью. Снова отвернувшись от слуги, как будто тот не был достоин его внимания, Дорап принялся чесать свой подбородок, уже покрывшийся слоем приличной щетины, с таким ожесточением, как будто собирался содрать с него кожу.
В последние дни у наместника не было ни времени, ни настроения для ухода за собой. Гибель Кеблонского Трибунала и наиболее преданных сторонников полицейского режима в огне, ранение и скоропостижная кончина Сиара окончательно подкосили Дорапа. Он понимал, что больше у него нет сил терпеть. Он был готов отказаться от своего поста в пользу любого, кто захочет его принять, хоть бы даже это был какой-нибудь бешеный демон.
– Фебад… – простонал Дорап, потирая руки, – ну и что мне делать теперь? а?
– Ваша Светлость… – тихо проронил слуга и снова отступил в тень – ответа на этот вопрос он не знал.
Наместник выбрался из кресла, подступил к своему письменному столу и, вынув перо из полупустой чернильницы, поставил последнюю жирную точку в своём длинном письме к Фолди, которое он писал в течение всего того времени, что Сиар умирал в горячке, но никак не мог решительно окончить. Сегодня же он почувствовал, что момент настал. Фолди обязан был, по его мнению, проникнуться к его страданием сочувствием… если у Фолди вообще имелось что-то, похожее на сердце. Дорап давно знал этого человека, видел его ещё зелёным шестнадцатилетним юношей, разносящим королевскую почту, но никогда не думал, что из него может вырасти большой человек государственного ума. Он совсем не понимал Фолди – однако знал, что давить на его жалость бесполезно, ибо он никого не жалеет. И всё равно надеялся.
Итак, Дорап поставил точку и протянул плотно запечатанный конверт в руки своему слуге.
– Отнеси на почту, – сказал он, – пошли с самым быстрым гонцом в Империю, лично в руки Его Высокопревосходительства Фолди. Я не могу уже терпеть…
Опять низко, едва не коснувшись носом земли, поклонился Фебад. Не сказав ни слова в ответ, он только почтительно вынул из сделавшихся твёрдыми и холодными, словно льдинки, пальцев Дорапа послание, попятился мелкими семенящими шажками, затем опасливо прокрутился вокруг своей оси и уплыл в тёмный проход двери, зияющий, будто пасть очередного пугающего создания из кошмарных снов, которые преследовали Дорапа с тех самых пор, как он впервые столкнулся на своём пути с Союзом Справедливости. А ещё этот проход напоминал спуск в длинные, неизведанные подземные тоннели загробного царства.
Дорап снова вернулся к окну и, боязливо отодвинув штору чуть в сторонку, пристальными, красными от продолжительной бессонницы глазами вгляделся в пустынные улицы Кеблоно. Тройная цепь патруля, караулившая дворец самоуправления сутками напролёт, раздвинулась, пропуская во внутренний дворик какого-то человека, укутанного в плащ. Луна посеребрила его фигуру, и Дорап совершенно отчётливо увидел на его боку шпагу в чехле.
Почувствовав резкий укол в сердце, наместник отшатнулся от окна и сорванным голосом закричал:
– Элий! Элий!
Элий вбежал в покои, бряцая мечом на поясе, лихо затормозил и сдёрнул с головы причудливой формы шлем. Его глаза искрились тревогой.
– Ваша Светлость?
– Там… кто-то прошёл во дворец… с оружием! – хрипло пискнул Дорап, хватаясь за шторы. – Он… Элий… задержи… убей… спаси!
– Всё в порядке, Ваша Светлость, – словно встревоженного ребёнка, начал успокаивать его Элий. – Это Его Командирство Ноули Виллимони. Видимо, у него приготовлен для Вас очередной доклад.
– Не нужны мне доклады! – прохрипел Дорап. – Не нужны совсем никакие! Пусть убирается к себе домой и не тревожит до рассвета…
– Но это же Его Командирство, – с осуждением сказал Элий, – Ваша Светлость, Вы не можете проигнорировать его сообщение.
Дорап тяжело опустился на стул и подпёр голову вспотевшей от напряжения рукой. Он долго пытался на что-то решиться, сжимал и разжимал кулак, покусывал губу, и, наконец, приняв истерзанный вид, разрешил Элию:
– Так… пусть заходит… но… отбери оружие. Всё конфискуй!
– Слушаюсь, Ваша Светлость, – спокойно ответил Элий, и, повернувшись, чётким шагом двинулся в коридор.
Дорап невидящим взглядом следил за его могучей фигурой, пока она не растворилась среди темноты и не появилась снова, на сей раз в сопровождении безоружного и вполне безобидного Виллимони, который, представ перед сиятельной особой наместника, в знак уважения снял увенчанную роскошным пером шляпу и отвесил низкий поклон. Тревога и смятение одолевали Дорапа, поэтому он не сразу отреагировал на приветствие Виллимони. Когда же это случилось, он стрельнул в сторону Элия подозрительным взглядом и нервно велел:
– Уходи отсюда! Не твоё это дело!
– Да, Ваша Светлость, – покорно отозвался Элий и снова покинул комнату.
Но Дорап молча и упорно сверлил взглядом Виллимони, пока грузные шаги стражника и характерное бряцание его отполированных новых доспехов не затихли в отдалении. Лишь тогда наместник с усилием сконцентрировал внимание на госте и отрывисто сказал трясущимся голоском:
– Садитесь, не надо тут надо мной маячить… Лучше скажите, что опять?!
– Новые выступления революционеров, Ваша Светлость, – спокойно ответил Ноули, устроившись на жёсткой табуретке напротив наместника. – Они громят типографию «Кеблонского Вестника», уничтожают когорту наших легионеров. Наших сил не хватает.
– Отошлите пятый полк, – бессильно проговорил Дорап, – отошлите и оставьте меня в покое, я больше не могу…
Внизу раздался какой-то странный трескучий звук, больно резанувший по слуху наместника. Он настороженно выпрямился в кресле и закричал:
– Что это было?! Виллимони, Вы это слышали?
– Что? – невозмутимо посмотрел на него Виллимони, и Дорап, устыдившись своей подозрительности, снова откинулся на удобную спинку сиденья.
– Ничего, ничего… это всё, что Вы хотели доложить?
– Нет, – Виллимони неожиданно поднялся и подступил к наместнику ближе. Его глаза как-то страшно сверкнули среди темноты, отчего к горлу у Дорапа подступил плотный комок. – Далеко не всё, Ваша Светлость. Мы обязаны задать себе вопрос, почему это происходит.
– По-почему? – заикаясь, повторил Дорап. – Что Вы имеете в виду?
– Народ недоволен, – шипящим голосом изрёк Виллимони, – Вы совсем его не устраиваете. Эти выступления будут продолжаться, пока Вы не оставите город. Вы обязаны уехать отсюда, Ваша Светлость, потому что, даже если Вы измените свой курс, Вы не сумеете вернуть к себе доверия.
– Вы ещё будете мне указывать? – возмутился Дорап, привставая в кресле. – Что за наглость, Ваше Командирство?
– Если Вы не послушаете меня, Вас убьют, – серьёзным голосом продолжал Виллимони.
– Откуда у Вас такие сведения?!
– Я знаю, – отстранённо сказал Ноули.
– Откуда, откуда, Вы можете сказать?
– От революционеров. Я – член подпольной организации «Союз Справедливости», которую Вы так долго и тщетно пытаетесь рассекретить, и я предлагаю Вам, пока у Вас ещё есть шанс, как один дворянин – другому дворянину: бегите! Я могу обеспечить Вам безопасность и…
– Так вот значит, как?! – разъярился Дорап. – Я всегда знал, что Вы изменник, что Вам нельзя доверять! Его Высокопревосходительство был прав: Вас нельзя оставлять в живых! Элий! Элий, ко мне!
В проходе снова забряцали латы верного ему стражника, а внизу послышались с удвоенной громкостью те странные скрежещущие звуки, что так напугали наместника. Поднимаясь из кресла, он наставил на Виллимони указательный палец и гулко, громко крикнул совсем не своим голосом:
– Изменник! Оскорбление Величества!
– Молчите, идиот! – шикнул на него Виллимони и без особых усилий снова втолкнул в кресло. В глазах Ноули неожиданно появилась сталь, и Дорап почувствовал, как страх сковывает каждую клеточку его тела. – Молчите и спасайтесь, если Вам дорога жизнь, Вы слышите!
– Элий, измена! – прокричал Дорап сорванным голосом.
– Ваша Светлость?!
В комнату ворвался, будто сокрушительное торнадо, тот, кого он так отчаянно призывал. Виллимони мгновенно выпрямился и устремил на Элия непроницаемый взгляд. Доспехи Элия были в нескольких местах пробиты и измазаны кровью, а лицо перекошено пугающей гримасой, от которой всё внутри души Дорапа перевернулось и утихло.
– Элий, это измена! Убейте его! – заверещал наместник, указывая в сторону непоколебимого Виллимони.
С тихим лязгом меч Элия показался из ножен. Описав полукруг по замершей комнате, оглашаемой лишь звуками битвы внизу, он неожиданно остановился, остриём указывая в беззащитную грудь… самого наместника! Дорап икнул и вжался в кресло – но ему некуда было отступать.
– Что это значит, Элий?! – проверещал он. – Что, Вы тоже…
– Да, Ваша Светлость, – склонив голову, признался тот. Тихим голосом он прибавил: – Это было уже невозможно терпеть… Вам придётся умереть!
– НЕТ!! – пронзительно завизжал Дорап. Холодная волна ужаса пробежалась по его душе, и он повалился ниц перед потрясённо взиравшими на него Ноули и Элием. – НЕТ!! Я не хочу умирать! Прошу Вас… сохраните мне жизнь! На что вам жалкий, никуда не годный старик? Зачем?.. Отпустите, умоляю!
В тёмных, как безлунная ночь, глазах стоящего над ним Виллимони отразилось искреннее презрение. Элий мрачно переглянулся с ним и буркнул:
– Этого следовало ожидать…
– Сохраните мне жизнь! – верещал Дорап. – Я не хотел… правда не хотел! Это… это всё… Фолди, мерзавец Его Высокопревосходительство, это он меня заставил… он меня принудил! А я… что я получил бы… какая мне была бы выгода, если бы я отказался? Он такой могущественный человек… а вы – могущественная организация, не давите червяка! Убейте Фолди!
– И этот человек выслужил себе дворянство? – с оттенком холодной злости в голосе спросил Виллимони.
– Быть аристократом можно в душе независимо от того, кто ты по сословию, – сказал Элий.
– Но он всё-таки титулованная особа, – сказал Виллимони с дрожью в голосе. – Я не могу убить его безоружного…
– Сражайся, – бросил Элий, пытаясь всунуть Дорапу в руку свой меч.
Но тот визжал и кричал, отбиваясь; он обливался слезами и пытался уцепиться за шпоры революционеров, чтобы переубедить их… Но они уже вынесли приговор. Элий посмотрел на Виллимони и вопросительно приподнял бровь. Но Виллимони только отрицательно помотал головой, его трясло, словно в жестокой лихорадке, и он с ужасом озирался по сторонам, словно не мог поверить, что присутствует при убийстве человека.
– Это не человек, – сердито сказал Элий, словно прочтя мысли Виллимони. – Такие, как он, – свиньи, независимо от того, есть ли у них дворянский титул.
Выдернув остро отточенный, серебристо сверкающий меч из дрожащих рук Ноули, он безжалостно примерился, возводя руки над головой. Ярко сверкнул в ночи длинный гибкий клинок. И спустя мгновение с обескураживающей силой обрушился вниз, будто коршун – на добычу. Комнату сотряс глухой удар, послышался омерзительный чавкающий звук – и наступила зловещая тишина. Даже сухие щёлкающие звуки внизу прекратились.
С негромким шелестом тело наместника осело и завалилось набок. Серебристые лунные лучи, прокрадывающиеся сквозь щель между занавесками, безжалостно осветили труп, выхватив и особенно заиграв на его седеющих волосах. Мёртвый Гевала-старший лежал навзничь, раскинув пухлые руки, и на спине его богато вышитой рубашки расплывалось зловещее багровое пятно, похожее на пролитое вино. Пятно стремительно расширялось, оно медленно захватило и ту часть ковра, где бездвижно лежало тело Дорапа. Седеющие волоски стали багровыми, а лужа всё раздвигала свои границы. Виллимони попятился, натыкаясь на мебель и не отводя парализованного взгляда от мертвеца. Его побледневшее лицо выражало крайнюю степень ужаса, а расширившиеся глаза даже на мгновение не закрывались. Элий проговорил, с трудом переводя дыхание:
– Будет, Ваше Командирство. Он заслужил это.
– Он же был… был дворянином, – отсутствующим голосом прошептал Виллимони. – Дворянином Империи…
– Ваше Командирство, хватит уже делить людей на хороших и плохих по сословиям! – вдруг хрипло вскричал Элий. – Вы убивали год назад одного кеблонца за другим, а это были люди честные, гордые и свободные! И они не были дворянами – так что, их теперь жалеть нельзя?
– Ты прав, Элий, – согласился Виллимони, переводя на него взгляд. Бледность ещё не сошла с его лица, – но мы же убили безоружного человека… безоружного…
– Он сам отказался сражаться! – рыкнул Элий. – Трусливый и подлый человек, а Вы его жалеете, Ваше Командирство?
Виллимони в последний раз посмотрел на неподвижно распростёртое тело наместника, затем перевёл взгляд на Элия и тихо ответил, качая головой:
– Нет. Но я чувствую себя подлецом.
Внизу послышался лихорадочный топот, и в комнату ворвалась Марта в сопровождении своих ближайших соратников. Все революционеры были в крови, древние латы многих пробиты, но, несмотря на это, каждый лучился счастьем и торжеством. У руках у Марты, единственной, кто отказался от доспехов, было крепко зажато ещё дымящееся ружьё. Она даже не взглянула на поверженного Гевалу и сразу возвестила:
– Город у нас в руках! Мы подняли штандарт над дворцом самоуправления, имперцы бегут, кто куда!
– Они так перепугались наших ружей, – рассмеялся Калеб Кузнец, – демон был прав, это оказалось довольно интересным оружием.
Ноули в ступоре смотрел на них, не понимая, как они могут торжествовать победу, когда у них под ногами лежит постепенно остывающий труп человека, как они могут этого не замечать! Даже Марта, которую он всегда считал выше её собратьев, не удостаивала мёртвого Гевалу и взглядом, хотя она, как и все здесь присутствующие, знала, что он здесь.
Неслышным шагом, словно грациозная охотящаяся кошка, в комнату вступил ещё один из революционеров. Ноули сразу отвернулся: ему совсем не хотелось смотреть на того, кому они, в сущности, были обязаны своей победой. Демон, предпочитавший именоваться громко и звучно: дэ Сэдрихабу Император Авалорийский, – на мгновение замер в проходе и слегка повернул голову, словно принюхиваясь к чему-то. Хотя Виллимони успел привыкнуть ко многим странным привычкам демона за то короткое время, что они были знакомы, к этой он притерпеться никак не мог. Если Марта и её товарищи предпочитали не замечать смерть, то дэ Сэдрихабу, напротив, испытывал к ней неконтролируемое влечение. Блаженно прикрыв глаза, демон лавировал между революционерами (все они, даже самые бесстрашные, невольно делали шаг назад), пока не приблизился к телу Дорапа Гевалы почти вплотную. Под пристальными взглядами потрясённых и напуганных людей дэ Сэдрихабу опустился на колени, внимательно осмотрел труп и принюхался. Его лицо дёрнула презрительная гримаса, и он сразу отвернулся.