Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга третья

– Мертвечина, – констатировал он тот факт, который все присутствующие знали. – Удивительно, как вы, люди, не замечаете этой нестерпимой вони…

– Слушай, – нервно перебила его Марта, – теперь ты объяснишь, где достал оружие?

– Что?

– Оружие, – по слогам повторила Марта. – Где, ведь ты так и не объяснил?

– Помолчи, – приказал ей дэ Сэдрихабу и наклонился к телу ещё ниже, хотя он недавно признался, что его запах внушает отвращение. – Помолчи хотя бы пару минут, и потом я, обещаю, расскажу тебе всю историю от начала и до конца.

Больше никто не осмелился заговорить: демон внушал всем революционерам страх, и они по одному блеску в глубине его глаз понимали, что связываться с ним нельзя. Дэ Сэдрихабу протянул подрагивающую руку над лицом свергнутого наместника, и неожиданно по комнате стремительно пробежался ледяной ветер. В пальцы демона медленно поднялся, закручиваясь в тугие спиральки, чёрный водоворот, похожий на россыпь сверкающих искорок – и исчез. Дэ Сэдрихабу поднялся с колен и деловито отряхнулся.

– Как же вы, земные создания, любите жить в грязи, – фыркнул он, – в этом смысле вы почти не отличаетесь от самых примитивных представителей органического мира.

– Какого? – переспросила Берта, слегка приподняв брови.

– От всех животных, – с иронией в голосе пояснил ей демон.

– Дэ Сэдрихабу, хватит маяться дурью, – вдруг прозвучал позади них глубокий, словно звон колокола, мелодичный и красивый голос.

Ноули не понял, почему Марта взглянула такими испуганными глазами на блестящую нематериальную фигуру человека, вдруг возникшую в паре метров впереди них. Причём испугалась не только Марта, но и её друг по Союзу, Марий.

– Керенай? – фыркнул Всадник, не поднимая взора. – По-моему, я тебя выгнал. Ты не имеешь права показываться мне на глаза, пока не принесешь хоть какой-то пользы.

– Приветствую тебя, отважная Сауновски, – совершенно игнорируя своего сородича, вежливо сказал Керенай и низко поклонился изумлённой Марте. – Думаю, в прошлую нашу встречу я показал себя недостойным своего гордого имени, но, я надеюсь, мне удастся искупить хоть часть своей вины перед тобой.

– Ты же… мы же тебя… – непонимающе залепетала Марта.

– Вы думали, что убили меня, – мягко поправил её Керенай и ослепительно улыбнулся.

Виллимони нервно дёрнул плечом: почему-то ему казалось, что поведение демона в отношении его жены крайне неприлично, но в то же время он думал, что выставит себя полным идиотом, если вздумает спорить со сверкающей картинкой.

– Керенай, – вмешался Всадник, с видимым неудовольствием поднимая голову, – что ты здесь делаешь? Может, ты это не замечаешь, но даже твой образ нестерпимо действует на моё тонкое обоняние.

– Ты отправил меня следить за неварцами, – тихо сказал Керенай, обращая взгляд к Всаднику и медленно выпрямляясь, – но они уже здесь, и я лишился работы.

– Так что же ты хочешь: мне дать тебе ещё какое-нибудь поручение? – сварливо буркнул дэ Сэдрихабу. – Если это избавит меня от твоего присутствия, я пошлю тебя хоть на тот конец мира.

– Поручение мне не нужно, – вежливо ответил Керенай, – я желаю вернуться в Кеблоно.

– Что? – возмутилась Марта. – В Кеблоно?! Нам достаточно тут одного де… – она искоса стрельнула взглядом в сторону Всадника и осеклась.

– Нет, я думаю, что одного демона нам не хватит, – с ласковой улыбкой возразил Керенай, особенно подчёркивая слово «нам», – моё могущество принесёт вам немало…

– Молчать! – рыкнул на него вмиг озлобившийся дэ Сэдрихабу. Вскочив на ночи, он грозно заглянул Керенаю в глаза, приподнимаясь на цыпочках: – Я вижу, все вы, чистокровные, склонны к буйствам и неповиновению! Позволь мне напомнить тебе, дорогой мой дурно пахнущий друг, главный здесь я, а вовсе не эти глупые людишки…

– Людишки? – гневно посмотрел на него Виллимони. – Учти, демон, моему аристократическому роду более двухсот лет, так что не смей унижать моё достоинство и достоинство всех моих спутников!

– Твоя голубая кровь, несовершенное создание, – оскалился дэ Сэдрихабу, – не идёт ни в какое сравнение с огнём в моих жилах и в жилах этого ни к чему не годного сгустка сущности, – он сделал широкий жест в сторону полупрозрачного Кереная, который выразительно закатил глаза и фыркнул. – Решения принимаются только мной! Я – Император и…

– Послушай-ка меня, мальчишка! – перебила его Марта. – К твоему сведению, это я основала и вырастила Союз, я подняла восстание и добилась успеха! Будь вы одни, вы собирались бы ещё лет сто! Я, – она с неожиданной теплотой посмотрела на невозмутимо ждавшего Кереная и сказала: – разрешаю ему прибыть в город и оказывать нам посильную помощь.

– Ты смеешь спорить со мной, земная т…

– Земная тварь смеет не только спорить с тобой, но и приказывать тебе, ограниченный полукровка! – не осталась в долгу Марта.

Злобно оскалившийся Всадник, видимо, уже мог выйти из себя, но вдруг замолчал: а всё потому, что Бирр Кавер раскинул руки в стороны и громогласно потребовал:

– Замолчите все!

Всадник наградил Кавера убийственным взглядом, однако ограничился лишь многозначительным хмыканьем и скрестил руки на груди. Осмотрев всех спорящих, Бирр весомо проговорил:

– Если мы станем спорить и цапаться прямо сейчас, то Империи не составит большого труда разгромить нас вновь. Или вы хотите болтаться в петле? – он внимательно посмотрел на Марту и Ноули. – Вы теперь оба государственные преступники, ваши титулы не спасут вас от казни. Фолди ни перед чем не остановится, он убьёт всех нас, если войдёт в город.

– Если, – непримиримо вставила Марта в установившемся гнетущем молчании.

– У нас есть девяносто девять шансов из ста, что это произойдёт, потому что вы орёте друг на друга и спорите из-за каких-то глупостей! – грозно сказал Бирр.

На этот раз возражающих не нашлось. Даже дэ Сэдрихабу вдруг показался Бирру присмиревшим: по крайней мере, он впервые опустил горящий взгляд и с особенно пристальным вниманием стал изучать лежащий перед ним труп наместника.

Полупрозрачная светящаяся фигура Кереная, висевшая в паре десятков сантиметров над полом, удовлетворённо потянулась. Его раскосые оранжевые глаза довольно сверкнули, а по губам метнулось нечто вроде улыбки.

– Однако ты довольно умное создание, – заметил он, одобрительно посмотрев на Бирра, – судя по моим наблюдениям, в одной твоей голове мозгов больше, чем у всех остальных здесь, вместе взятых.

– Спасибо тебе, демон, – сдержанно ответил Бирр.

– А, нет, – презрительно сощурившись, бросил Керенай, – я, пожалуй, ошибся. Ты лишь немного умнее этих созданий, ибо даже ты не можешь запомнить, что я не демон, а сверхъестественно сильный дух. Думаю, тебе не слишком понравится, если я буду звать тебя паршивым выродком любвеобильной самки гибрида, верно?

Закаменевшее лицо Бирра не дрогнуло, однако Ноули был уверен, что его соратника одолевают гнев и ярость по отношению к Керенаю, который так же беспечно парил в воздухе и смотрел на своё окружение с таким видом, словно оно не стоило и кончика его ногтя. Этот демон тоже не нравился Ноули, хотя он даже не мог себе объяснить, почему именно.

– Верно, – совершенно спокойно продолжил Керенай и повертел носком сапога. – Так что потрудись выучить несколько правил хорошего тона; это всегда пригодится. То же самое и к тебе относится, мой маленький дружок, – насмешливо сказал он, повернувшись к Всаднику. – Если ты действительно считаешь людей компостом, то почему же ты с ними тогда споришь? Давай рассудим здраво: коль они тупы и несовершенны, ты, наследник гордых человеческих и демонических родов, вовсе не должен опускаться до их уровня.

– Керенай, – прошипел Всадник, сжимаясь в комок, – может быть, ты действительно знаток этикета, но кое-чего ты всё-таки за свою долгую жизнь не уяснил. Если ты вздумаешь и впредь обращаться ко мне как к ничего не смыслящему человеческому детёнышу, я позабочусь о том, чтобы от твоей жалкой сущности осталось только воспоминание.

– О, прошу прощения, – слегка сощурив оранжевые глаза, промолвил Керенай и медленно обернулся уже к Марте. – Отважная Сауновски, – с какой-то грустью в голосе заметил он, – я представлял тебя несколько иной. Боюсь признаться, но твоё сегодняшнее поведение немало меня разочаровало.

Ноули с изумлением смотрел, как Марта медленно заливается краской. Этому зазнавшемуся демону удалось смутить её так легко и просто, всего за пару мгновений, тогда как он пытался добиться того же самого результата долгие месяцы! И он вновь почувствовал, как душу и сердце сжимает ненависть к Керенаю.

– Дэ Сэдрихабу, – спокойно сказал демон, – вскоре я буду здесь.

Со звоном блестящие точки, составлявшие фигуру Кереная, рассыпались, и он исчез из просторной комнаты. Под потолком повис отчётливый запах серы, от которого Всадник заходил кругами, отворяя настежь все окна.

– И что за мерзкая привычка людей и демонов постоянно портить не только настроение, но ещё и воздух? – бормотал он себе под нос.

И это замечание заставило Марту вздрогнуть, быстро глянуть в сторону поверженного тела Гевалы, на которое Ноули старался не смотреть, и быстро внести деловое предложение:

– Давайте уберём отсюда труп?

* * *

– Нет, это невозможно! – вскричал Ноули, отшвыривая в сторону хрупкую бумажку.

– Что такое? – осведомился Бирр, подхватывая документ на лету.

– Ты прочти, что она написала! Марта! Глупее этого документа я ещё в жизни не видел!

– Это потому, что ты ненавидишь бумажную волокиту, – спокойно ответил Кавер, быстро пробегая сосредоточенным взором по строчкам. – Согласен, бумага на редкость глупая, однако мне доводилось видеть нечто хуже.

– Что может быть хуже этого? – и Ноули страдальчески возвёл глаза к потолку.

– Например, указ о смертной казни для семидесяти процентов мужского населения Кеблоно, – отозвался Бирр. – По сравнению с тем бесчеловечным документом требование Марты выглядит вполне адекватным.

– Но она подделала наши подписи! – бушевал Ноули. – Она фальсифицировала их, документ недействителен!

– Факт остаётся фактом, – фыркнул Кавер, – это требование уже получено Империей, и мы ничего не можем изменить. К тому же, будь уверен, что даже подделанный документ станет достаточно веским поводом для начала войны.

– Я не об этом! – Виллимони бешено посмотрел на него. – А о том, что Марта поступила подло!

– Ты дворянин до мозга костей, – устало вздохнул Бирр. – Я на твоём месте задумался бы, как мы станем отбивать удары Империи, когда она на нас нападёт.

– Я и думаю, – сердито отозвался Ноули и задумчиво пробежался пальцами по рукояти своего меча.

Они сидели в рабочем кабинете Кавера, который раньше принадлежал Дорапу Гевале, а до того – президенту Кеблонской Автономной Республики. Хотя имперское владычество было сброшено всего два дня назад, Бирр уже не знал покоя среди царства деловых бумаг первой степени важности. Виллимони пока был свободен и потому предпочёл перекинуться парой слов с революционеров, которого прежде так сильно ненавидел. Марта, объявив, что ей нужно устроить смотр войскам, удалилась, и Ноули неожиданно почувствовал от этого облегчение: в последнее присутствие её слишком сильно давило на него, он начинал чувствовать себя зависимым и несамостоятельным, а это состояние несказанно бесило его. Он чувствовал себя раздражённым и настороженным, он ожидал удара в любую минуту, но тот всё не обрушивался на его голову, и оттого время, казалось, застывало на месте.

– Мне не нравится поведение Марты, – вдруг сказал Бирр, обмакивая перо в чернильницу.

– Что? – удивлённо переспросил Ноули, обнаруживая, что их с Кавером мысли в чём-то сошлись.

– Она слишком сблизилась с этими демонами, – вздохнул Бирр, – с Керенаем и дэ Сэдрихабу, а они оба мне не нравятся.

– Да, – подтвердил Ноули, и ему с особенной отчётливостью вспомнился образ насмешливо поглядывающего на него Кереная. – Я не верю им.

– Зато Марта им доверяет, – задумчиво сказал Бирр и, подняв тонкий лист бумаги, стал его изучать. Он медленно проговорил: – Но почему? Я не могу полагаться на тех, с кем меня столкнули так внезапно и приказали любить и жаловать.

– Этот Керенай, – злобно фыркнул Ноули, – ты видишь, как он на неё смотрит?

– Пожалуй, что точно так же, как и на других людей, которых он и ему подобные высокомерные духи считают компостом, – усмехнулся Бирр, – на самом деле меня тревожит совсем другое. Дэ Сэдрихабу и Керенай совсем недавно с нами, но они уже пытаются взять власть в свои руки. А я не намерен позволять им это.

– Ты прав, – вздохнул Ноули.

Дэ Сэдрихабу, считавший себя Императором вопреки тому, что никакого государственного поста, пусть и самого жалкого, он никогда не занимал, проявил особенную энергичность при создании нового уклада в республике. Его можно было увидеть везде, он не гнушался заглядывать и в самые омерзительные уголки города и примкнувших к нему окрестностей. Дэ Сэдрихабу охотно читал новые законы и вносил в них собственные положения; он высказывал советы по поводу того, как стоит снарядить, обмундировать и вооружить войска; он же крутился возле монетного двора, он же требовал немедленного равного раздела земли для избежания возмущения народа; он же во главе отряда революционеров выискивал затаившихся имперцев, которым каким-то чудом удалось выжить той страшной ночью; и он же впадал в неописуемую ярость, если его не желали слушать. Вначале дэ Сэдрихабу был довольно вежлив, но, стоило Марте доверить ему работу по чистке казны убитых имперских аристократов, как он вздумал спорить и не соглашаться с остальными революционерами. Керенай, недавно прибывший в город, отбился от рук уже спустя час после того, как он с высокомерным видом там появился. Заявив, что в такое страшное время люди должны готовиться к войне, он забрал из конюшен наместника лучшую лошадь и уехал на холм Седьмого Креста. Ноули не уставал возмущаться по этому поводу: зачем демону лошадь, если он самостоятельно может перемещаться из одного места в другое со скоростью мысли? На его вопрос Керенай ничего не ответил и несколько дней не появлялся вовсе. Когда же он неожиданно вернулся, лошади при нём не было, а в руках он торжественно держал измазанные в крови, нестерпимо воняющие сердце и печень, которые он с невозмутимым видом отнёс к дворцу самоуправления – новому месту жительства Ноули, Марты, Бирра и маленького демона, – и зарыл перед порогом, невзирая на отчаянные возражения последнего.

– Нет, нет и нет! – кричал дэ Сэдрихабу. – Не позволю! Твоя вонь нестерпимо действует на моё тонкое обоняние, а ты ещё вздумал притащить сюда эти гниющие внутренности?

– Это древний магический ритуал, горячая юная голова, – насмешливо успокоил его Керенай и собственными руками принялся разгребать землю.

– Это пережитки предков и полнейшее безрассудство, глубочайший упадок нравов! – возмущённо вопил дэ Сэдрихабу. – Керенай, встань немедленно и отнеси эту гадость туда, где ты её нашёл, я приказываю тебе! Есть другие способы провести этот ритуал, и ты в них ничего не смыслишь!

Наверное, демоны сцепились бы друг с другом, если бы Бирру не хватило ума занять обоих другими делами. С тех пор дэ Сэдрихабу делал вид, что Кереная для него не существует, а Керенай, в свою очередь, презрительно фыркал, если при нём кто-нибудь заговаривал о дэ Сэдрихабу. Ноули раздражало их соперничество, расшатывающее республику, он не мог понять, почему Марта согласилась принять Кереная обратно, ведь это он был тем самым духом, что чуть не убил её в особняке генеральши Лактюот. Когда он вздумал поговорить с ней об этом, она глухо буркнула:

– Ты ничего не понимаешь, Керенай действительно на нашей стороне.

– Демон, который помогает людям? – возмутился Ноули. – О чём ты говоришь?

– Он на нашей стороне, – упрямо повторила Марта, – и дэ Сэдрихабу, кстати, тоже. Ты ненавидишь духов, Ноули, потому что тебя воспитали в ненависти к ним! А они такие же, как и мы! Ты не имеешь права их презирать!

– Я их презираю? – Ноули даже задохнулся от злости и удивления. – По-моему, это твои драгоценные демоны смотрят на нас, как на груду отходов!

– Ты видишь в их глазах собственные мысли, – отрезала Марта и, притворившись, что ей срочно нужно смазать ружьё, удалилась.

И с тех самых пор он с нею не заговаривал. Оказавшись полновластными хозяевами дворца, пятеро революционеров, в чье число вошла и Бэарсэй, сестра Всадника Ночи, которую тот привёл однажды ненастной ночью с семи Холмов и не терпящим возражений тоном заявил, что она будет жить со всеми вместе; разъехались по разным этажам. Ноули втайне надеялся, Марта останется с ним в одной комнате, как его законная жена, или хотя бы предпочтёт апартаменты по соседству, но она выбрала шестой, самый верхний, этаж, где проживали в одном длинном коридоре Всадник и Бэарсэй. Бирр, заявив, что ему не нужна роскошь, обошёлся лишь одним кабинетом. С момента совершения революции тот превратился в место работы, отдыха и трапезы одновременно, чему Ноули, единственный, кто расположился с роскошью аристократа, не прекращал изумляться. Марта пыталась поселить во дворце и Кереная, но против этого выступили и он сам, и Всадник. С оскорблённым видом поджав губы, Принц заявил, что либо убьёт Кереная, либо умрёт сам от сернистого зловония, если Керенай тоже будет здесь жить. Сам Керенай наотрез отказывался разделять с людьми любимые ими блага цивилизации. Удивляя всех, кто не знал о его истинной природе, он жил в конюшнях, и, кажется, был этим вполне доволен. Правда, даже лошадям вскоре надоело противоестественное давление его сверхмощной ауры, поэтому Керенаю пришлось перебраться в Старые кварталы, где он никому не мешал и где его, в свою очередь, никто не мог побеспокоить. Иногда он почитал революционеров своим присутствием, с резким хлопком, безо всякого иного предупреждения, появляясь рядом и начиная указывать, как и что следует делать. Дэ Сэдрихабу, хоть он и ненавидел Кереная за тот его давнишний упрёк, обыкновенно соглашался с его словами, но не упускал случая обозвать людей, намекая на отсутствие у них ума. Ноули терпеть не мог отстранённо-скучающий вид Кереная, который словно говорил им, что он устал от людского несовершенства и глупости; не переносил насмешливую улыбочку дэ Сэдрихабу… однако…

Однако в одном он не был согласен с Бирром: демоны, хоть и пытались забрать в свои руки больше власти, при этом не наглели. То есть, они наглели вначале, а уже потом, словно достигнув какой-то одной точки, остановились и вдруг размякли. Дэ Сэдрихабу продержался дольше своего товарища: он указывал на неточности и нерасторопность всем, при этом часто срывался на своего слугу Эндре Эбхарда, одного из немногих имперских аристократов, кого революционеры не убили. Ноули часто слышал, поднимаясь к Марте, как за дверью дэ Сэдрихабу слышится ойканье несчастного графа и глухой стук подушек, какими в него швырялись и ведьма и её брат, если они бывали не в духе. При всём при этом, как ни странно, Эндре был полностью доволен жизнью и совершенно серьёзно утверждал, что он ни на кого не променяет своего господина и его «милейшую» сестру. Вначале, пока наглость демонов росла, Эндре доставалось больше, и он почти каждый день с грустными глазами нёс к прачкам свой парадный жилет, почему-то особенно болезненно реагировавший на магию Всадника. Но потом, когда точка кипения была достигнута и оставлена позади, граф всё чаще весело стал насвистывать и всё реже носить в прачечную жилет. Его полукровный господин нашёл себе другое поприще, где он выплёскивал без остатка свою бурную энергию. Дэ Сэдрихабу забавлялся тем, что носился по широкому двору перед дворцом самоуправления в какой-то дикой форме, никогда не бывавшей в употреблении в Империи, и с длинным ружьём на плече.

– Что это? – с ужасом спросил Ноули, увидев дэ Сэдрихабу в таком виде впервые.

Демон невозмутимо посмотрел на него широко раскрытыми тёмными глазами:

– Это форма.

– Форма?! – фыркнул Виллимони. – Кто сказал тебе подобную глупость?

– Я сам видел, – буркнул дэ Сэдрихабу и снял с плеча ружьё.

– Где?!

– По ту сторону Великих Врат, естественно, – откликнулся дэ Сэдрихабу с таким видом, словно он каждодневно совершал прогулку в другой мир в качестве утреннего моциона. – Ты, Виллимони, не знаешь, но там тоже воюют. Это форма французской армии.

– Что за… – брезгливо сморщился Ноули.

– Можно подумать, ты одеваешься лучше, презренный земной холоп, – не преминул выдать своё фирменное оскорбление дэ Сэдрихабу. – Между прочим, вы обязаны благодарить меня за то, что я подарил вам достижения иного мира тогда, когда мог бы взять за них плату.

– Помилуй Магия, для чего тебе деньги?

– Деньги всем нужны! – огрызнулся Всадник, дёрнув верхней губой. – Чем я, по-твоему, пресмыкающееся создание, должен платить своему слуге?

– Полагаю, что бесконечными издевательствами, которые он так мирно терпит, – сухо сказал Виллимони. – Если ты в действительности собираешься стать правителем, тебе стоило бы умерить свою спесь. Мало кому понравится жить у тебя в подчинении, уж поверь.

– Вами нельзя управлять иначе, – агрессивно заявил дэ Сэдрихабу, – все вы, люди, предатели и вольнодумцы, вам нельзя верить!

Этой своей позиции он держался особенно упорно и, видимо, потому не находил ни с кем общего языка. Вначале Виллимони, заметив в нём какой-то потенциал, пытался его переубедить, но вскоре сдался: дэ Сэдрихабу был на редкость упрямой сущностью. Хотя он постоянно вмешивался в чужие разговоры о делах, сам он при этом оставался каким-то загадочным, неясным и расплывчатым; и никто не мог предсказать, как он себя поведёт в следующую секунду. В последнее время Всадник стал срывать злость не на Эндре Эбхарде, не на сестре и не на членах Союза, а на мишенях, которыми он уставил весь двор и в которые отправлялся стрелять, как только у него портилось настроение. Он неизменно попадал в цель, что его расстраивало и злило, постоянные успехи ему надоедали, и он брался за что-нибудь другое. Вскоре, когда стрельба опротивела ему окончательно, он бросил своё ружьё, переоделся, наконец, из французской формы в мундир офицера войск внутреннего охранения Кеблоно и принялся бродить по городским улицам.

Те, кстати, немало изменились со времён имперского владычества.

Словно одержимый лихорадкой, Бирр возводил рухнувшие здания, ремонтировал устаревшие, переделывал пустующие особняки истреблённой знати под многоквартирные дома, расселял и благоустраивал голодающих отщепенцев, так радостно встретивших начало революции. Из тюрем были выпущены революционеры, а их место заняла надувшая губы имперская знать, которая вскоре накоротке познакомилась с эшафотом. Кузницы отлили новый вечевой колокол и повесили его на месте его предшественника, там, где имперцы водрузили флаг Авалории. Все враждебные типографии были наскоро переделаны на новый лад. Отверженные, прежде ночевавшие под открытым небом и носившие драные лохмотья, теперь ничем не выделялись из основной людской массы. Бирр и Городской совет, в число членов которого входили Ноули с Мартой, в ускоренном темпе работали над изменением свода законодательств, изданием новых эдиктов и накоплением денег для новой войны, которая не преминула бы разразиться.

Но пока всё было спокойно, и Ноули даже начал чувствовать, как в определённые моменты тревога его покидает. Он мог заметить что-то иное, кроме гнетущего его предчувствия великой битвы. И в эти краткие, но прелестные минуты и Марта тоже оттаивала, и они могли поговорить по душам.

Это был один из погожих дней начала осени, когда ещё неизвестно, стукнут завтра холода или тёплое блаженство продлится ещё мгновение. Жёлтые листья начали осыпаться с деревьев, но ветер был по-прежнему ласковым, словно нежно касающимся щеки и навевающим в уши рассказы о неких великих подвигах прошлого или лучших моментах из жизни…

Солнце лениво обливало своими лучами пустынную площадку на заднем дворе дворца самоуправления, и своевольные тени то прятались, то показывались вновь, то терялись среди шумящей листвы деревьев и ровно подстриженных кустарников. Там, в паре сотен метров за углом, не смолкали людские голоса: это многочисленные просители, слуги и аппарат правления республикой метались в своих делах и заботах. Вскоре должен был пробить час сиесты, и округа погрузилась бы в тишину. До этого времени Бирр старался успеть заняться как можно большим числом разных важных вещей, потому-то всё вокруг и растворялось в громкоголосой суете. Но здесь, на заднем дворе, изредка показывались только садовники. Большие сводчатые окна, выходившие на двор, изрядно нервировали Ноули: зная, что в этих комнатах расположились Всадник и Бэарсэй, он догадывался, чем они могут себя развлекать в такие мгновения. К тому же, у него было слишком много проблем, разрешение которых невозможно было отложить. Вознамерившись лишить себя отдыха, он отошёл от сруба колодца, у которого стоял, словно завороженный, пару мгновений назад, и решительно зашагал к главному двору.