Станислав Лем – свидетель катастрофы

Наконец, в первые послевоенные годы в Польше, кроме произведений Лема, успели выйти еще несколько вещей в фантастическом жанре: «Схрон на Замковой площади. Роман о Варшаве в 1980 году» 66-летнего дипломата и экономического журналиста Анджея Земенцкого; «Биржа прекращает работу» 29-летнего журналиста паксовской прессы Зыгмунта Штабы и «Внимание! А.Р.7. Роман об атоме» 65-летнего театрального деятеля Казимира Врочиньского, который еще в Российской империи на пару с Лесьмяном стоял у истоков Артистического театра, а потом в независимой Польше помогал Слонимскому, Тувиму и Бжехве организовать польское авторское общество ZAiKS. «Схрон» и «Биржа» вышли в 1947-м, «А.Р.7» – в 1948 году. Первый описывал эффект Рипа Ван Винкля, два других – чудесные изобретения. Причем «Схрон» в 1951 году попал в список запрещенной литературы, хотя удовлетворял критериям соцреализма: там без конца описывались технические диковины будущего, но вот действие происходило отнюдь не при коммунизме, а в кооперативной республике, возникшей после очередной мировой войны[309]. Та же судьба постигла «Людей атомной эры» 40-летнего журналиста Романа Гайды: написанные в 1948 году, они прорвались через сито цензуры лишь десять лет спустя… чтобы получить разнос от критиков[310]. Наконец, в один год с «Астронавтами» вышло дебютное произведение 31-летнего писателя Мариана Леона Белицкого «Бактерия 0,78» об опасности бактериологической войны. Все эти произведения, включая и ранние лемовские, не привлекли к себе особенного внимания. Куда больший успех ждал изданную в 1946 году «Академию пана Кляксы» признанного мастера Яна Бжехвы. Но это была все же детская сказочная фантастика, хотя и имевшая некоторые черты научной. Важным событием должен был стать выход антологии польской фантастической новеллы, составленной Юлианом Тувимом[311]. Но в первом томе, изданном в 1949 году, упор делался на произведения рубежа XVIII–XIX веков, а второй уже не увидел света.

Лем был не единственным, кто обратился тогда к теме межпланетных путешествий. Напротив, это был скорее тренд и чуть ли не общественный заказ. Еще в 1948 году были созданы сразу два произведения о полете на Венеру: «Внеземные миры» Уминьского и «На пасмурной звезде» 48-летнего журналиста Мечислава Кшепковского. Но первое зарубила цензура (оно вышло лишь спустя восемь лет), а второе, написанное по лекалам Жюля Верна, даже для того времени выглядело слишком архаичным[312]. В 1952 году на страницах журнала Horyzonty Techniki («Горизонты техники») публиковались фрагменты романа «Луна в первый раз» авторства Леонарда Жицкого – 54-летнего журналиста и писателя, автора книг для юношества в довоенной Польше. Жицкого, однако, подвело пренебрежительное отношение к науке, из-за чего его произведение так и не было издано отдельной книгой и кануло в Лету. Через год увидела свет первая часть космической трилогии 30-летнего ветерана АК Кшиштофа Боруня и его ровесника Анджея Трепки «Погубленное будущее» о полете к Проксиме Центавра. Но их роман сильно проигрывал «Астронавтам» художественностью: персонажи оказались слишком ходульны, а сюжет – абсурден и примитивен.

Вот так и получилось, что именно Лем задал стандарт польской фантастики. Спустя двадцать лет одна из исследовательниц польской литературы напишет: «<…> Его творчеству не предшествовала практически никакая польская традиция, к ней неприменимы читательские навыки и привычки. Неприменимы потому, что в сознании читателей единственным предшественником Лема был Ежи Жулавский со своей известной только по заголовку, но не читанной никем „лунной трилогией“, а особенно ее первым томом – „На серебряной планете“»[313].

Может показаться странным, что директор издательского концерна не только согласился побеседовать с неизвестным автором, но и подписал с ним договор. Гаевская предполагает, что встреча была организована кем-то из друзей Лема, у которого заканчивался срок кандидата в члены СПЛ и которому грозила служба в армии[314]. Быть может, так и было. А может, Лем просто попал в струю. Сам по себе заказ начинающему литератору не был чем-то из ряда вон выходящим: например, 26-летний Тырманд, издав в 1947 году один-единственный сборник рассказов, спустя семь лет, помыкавшись по разным газетам, точно так же – по заказу «Чительника» – создал криминальный роман «Злой», который принес автору славу.

В разговоре с Бересем Лем поведал, что признался Паньскому в увлечении творчеством Уэллса, Верна, Уминьского и Грабиньского[315]. Последними двумя не исчерпывалось его знание польской фантастики. В работе «Фантастика и футурология» он также обнаружил знакомство с трилогией Жулавского и «Торпедой времени» Слонимского. Но как они могли помочь в написании фантастического произведения, подходящего требованиям Народной Польши? Никак. Поэтому Лем воспользовался опытом советской литературы, уже выработавшей схемы для научной фантастики, и в качестве ориентира использовал роман Григория Адамова «Изгнание владыки», опубликованный в Польше в 1950 году[316].

«Астронавты» увидели свет уже на следующий год, причем сразу и на страницах прессы (в органе Союза польской молодежи Sztandar Młodych («Штандар млодых»/«Знамя молодых»)), и отдельным изданием. Успех был неописуемый, тем более что подписка на «Штандар млодых» для польских «комсомольцев» была обязательна, а значит, роман Лема прочла огромная часть молодежи. Все это можно было бы считать прорывом, но на самом деле он наступил раньше: 17 апреля 1951 года театр в Ополе осуществил предпремьеру спектакля по драме Лема и Хуссарского «Яхта „Парадиз“». Они написали ее для фестиваля современной польской драматургии, куда были приглашены опять же Паньским, входившим в жюри конкурса[317].

Хуссарского можно считать добрым гением Лема: он был первым его другом в Кракове (вдвоем они собирали в окрестностях этого города запчасти от военной техники, чтобы построить электромобиль); жена Хуссарского подарила Лему собаку Раджу, а пейзаж за окном квартиры Хуссарских пригодился Лему для описания ландшафта в «Больнице Преображения». И вот теперь их совместная пьеса прорвалась на театральные подмостки. Творение друзей было, с одной стороны, шаблонно (стереотипные рабочие и стереотипный слуга-негр свергают власть стереотипных американских деляг и стереотипного вояки-генерала); с другой же – не лишено драматических эффектов и убедительности. В том же месяце Лема с Хуссарским упомянул Путрамент, делая доклад на тему «Задачи польской литературы в период выполнения шестилетнего плана и борьбы за мир». По словам выступавшего, оба автора относились к числу тех, в чьем творчестве «элементы социалистического реализма начинают заметно преобладать»[318]. В июне «Нова культура» сообщила, что секции драматургии и сатиры еженедельника провели два объединенных заседания, на которых обсудили среди прочих пьесу Лема и Хуссарского, в том же месяце их творение поставили в Лодзи на Фестивале современной польской драматургии[319], но лавров оно не снискало. Вряд ли Лем забивал себе этим голову. 17 июля его роман «Астронавты» поступил на рассмотрение цензуры – вот что его заботило прежде всего. Рассматривали роман полгода и, наконец, в декабре дали добро.

«Яхтой „Парадиз“» же на следующий год внезапно заинтересовался щецинский Театр современности, который, правда, настоял на некоторых изменениях. 7 ноября пьесу в скорректированном виде поставили на щецинской сцене, и она неожиданно имела успех – было дано шестьдесят спектаклей! На премьеру театр пригласил авторов, те согласились… и прилетели на самолете, уверенные, что расходы им компенсирует принимающая сторона (в этом их заверил директор Центрального театрального управления, каковым в то время был знакомый Лему Паньский). Молодые пижоны не только совершили перелет, но и ни в чем себе не отказывали в самом Щецине, из-за чего потом Лем имел длительную переписку с директором щецинского театра, который просто не мог восполнить ему расходов, так как у театра не имелось таких фондов. В итоге Лем и Хуссарский добились лишь выплат за текст для афиши, где они расписывали кровожадный американский империализм, а потраченного на билеты и на все прочее им никогда так и не вернули. Наверняка Лем был страшно раздосадован этим: мало того что он потерял много денег, так еще и накануне собственной свадьбы. Впрочем, его последнее письмо директору щецинского театра, отправленное 13 января 1953 года, выдержано в вежливом тоне, хотя предыдущие послания Лема отмечены поистине мрожековским сарказмом[320].

Звездная болезнь простительна. В 1951–1952 годах Лем взлетел так высоко, что некоторое головокружение было неизбежно. Его пьеса шла в трех театрах, в 1951 году ее издали отдельной книгой; его роман наконец-то обратил на себя внимание критиков и вызвал полемику; он начал писать для самого солидного литературного издания «Нова культура»; ему покровительствовал могущественный Паньский, а не менее могущественный Путрамент пригласил его в Союз литераторов, лично встретившись с Лемом в Кракове. Лем вспоминал, что в разговоре с ним Путрамент сокрушался об отсутствии в Польше собственной Сибири: «<…> Можно было бы туда выслать весь антиправительственный и антикоммунистический мусор, это бы очистило атмосферу». Позднее, когда Лем начал писать для «Новы культуры», Путрамент старательно уснащал его статьи цитированием вождей: «Как верно заявил Маленков» и тому подобными[321].

Роман Лема стал поводом для критиков, наконец, обсудить задачи, которые ставит перед фантастикой польская действительность. Эта дискуссия случилась во время кампании по преодолению схематизма в соцреалистической литературе, поэтому критики несколько разошлись в оценках, хотя Лем считал, что коммунистические догматики просто разнесли его[322]. Такое мнение было верно, пожалуй, только в отношении Зофьи Возьницкой – 28-летней выпускницы филфака Варшавского университета и свежеиспеченной журналистки органа Главного правления Союза польской молодежи «По просту» (а еще выжившей в Холокосте еврейки и крестной матери будущего президента Польши – Леха Качиньского). Возьницкая действительно раскритиковала Лема за то, что он написал роман с общегуманистических позиций, никак не выделив гуманизма коммунистического. А вот 22-летний выпускник философского факультета Варшавского университета и литературный критик «Новы культуры» Людвик Гженевский упрекнул Лема в отсутствии художественной глубины и слишком подробном описании техники в ущерб психологии человека коммунистической эры[323]. Наконец, Анджей Трепка похвалил произведение Лема как новаторское, но высказал ему претензии за использование «опровергнутой советскими учеными» теории Ляпунова и Казанцева о Тунгусском метеорите как корабле пришельцев; за то, что герои светлого будущего почему-то не знают обращения «товарищ»; за слишком пессимистичный взгляд на темпы развития межпланетных перелетов и за «космический империализм» (если люди расселятся по Вселенной, как они поступят с инопланетянами?), при случае помянув замученного церковниками Джордано Бруно и заявив, что растительность на Марсе – доказанный факт[324]. Наконец в июле 1953 года в краковских «Проблемах» (научно-популярном журнале, где после переезда «Жича науки» в Варшаву публиковался и Лем) «Астронавтов» разгромил за пренебрежение законами физики 63-летний изобретатель и научный писатель Евстахий Бялоборский (кстати, уроженец Львова)[325]. Лем язвительно возразил ему, что те же претензии можно высказать и классикам научной фантастики, но внезапно получил отповедь… от редакции тех же «Проблем», которые и опубликовали всю полемику: «Размещая у себя юмористический ответ С. Лема, редакция полагает нужным указать, что не считает правильным его отношение к критике научных неточностей, содержащихся в „Астронавтах“. Прежде всего, ссылка на ошибки других авторов фантастических романов не оправдывает собственных. Во-вторых, следует оценивать вес этих ошибок с учетом состояния науки в то время, когда данная книга была написана: то, что не бросалось в глаза в эпоху Верна, сегодня могло бы считаться недопустимым. В-третьих, важной чертой писателя-фантаста является научный такт, позволяющий ему отличать научную фантазию от явного противоречия законам природы, коротко говоря – от научного нонсенса»[326]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Tako rzecze… Lem. Ze Stanisławem Lemem rozmawia Stanisław Bereś. Kraków, 2002. S. 194–195. Перевод мой, если не указано иное. – В. В.

2

Пёрцген И. Фельетоны Лема // Пятые Лемовские чтения: сб. материалов Международной научной конференции памяти Станислава Лема / Отв. ред. А. Ю. Нестеров. Самара, 2020. С. 299.

3

Описка Лема. Впервые он приехал в СССР в октябре 1962 года.

4

Stanisław Lem. Listy albo opór materii. Wybór i oprac. J. Jarzębski. Kraków, 2002. S. 261–263. Это отрывок из письма, которое Лем хотел послать своему американскому переводчику Майклу Канделю, но не послал, а написал другое. Однако письмо сохранилось в архиве и было опубликовано при жизни Лема.

5

Stanisław Lem. Sławomir Mrożek. Listy. Kraków, 2011. S. 488.

6

Księga przyjaciół. Wybór i oprac. I. Sikirycki. Warszawa, 1975 / Книга друзей. Пер. А. Григорьевой. М., 1975.

7

Tako rzecze… S. 240.

8

О Польше, России и о «Новой Польше». Беседа Яна Стшалки со Станиславом Лемом // Новая Польша. 01.2002. С. 8.

9

Oramus M. Bogowie Lema (pdf). Stawiguda, 2016. S. 173. К сожалению, письма С. Лема Ф. Роттенштайнеру пока не опубликованы, так что нам остается верить агенту на слово.

10

Gusta I dyzgusta // Tako rzecze… S. 223.

11

Przyszłość jest otwarta. Ze Stanisławem Lemem rozmawia Tomasz Fiałkowski // Tygodnik Powszechny. 17.09.2001; Między czosnkiem a wiecznością // Gazeta Wyborcza. 16–17.08.2003.

12

Lipski J. J. Dwie ojczyzny, dwa patriotyzmy. S. 23–24. URL: http://otwarta.org/wp-content/uploads/2011/11/J-Lipski-Dwie-ojczyzny-dwa-patriotyzmy-lekkie3.pdf (проверено 03.11.2021).

13

Lem S.Przypadek iład // Официальный сайт творчества С. Лема URL: https://solaris.lem.pl/home/biografia/przypadek-i-lad (проверено 04.11.2021).

14

Tako rzecze… S. 415.

15

Gross J. T. Eastern Europe's Crisis of Shame // Project Syndicate. 13.09.2015 – URL: https://www.project-syndicate.org/commentary/eastern-europe-refugee-crisis-xenophobia-by-jan-gross-2015-09 (проверено 03.11.2021).

16

Gajewska A. Zagłada i gwiazdy. Przeszłość w prozie Stanisawa Lema. Poznań, 2017 (pdf). S. 78, 139–140; Rojt E. Wojciech Orliński znowu o Stanisławie Leme czyli zmyśleń ciąg dalszy // Блог Э. Ройта «Kompromitacje. Przypadki słabości ludzkich» – URL: KOMPROMITACJE: Wojciech Orliński znowu o Stanisławie Lemie albo zmyśleń ciąg dalszy (проверено 04.11.2021). В 1998 году, давая интервью Т. Фиалковскому, Лем покривил душой, сказав: «Из тридцати парней (в классе. – В. В.) примерно четверть или пятую часть составляли евреи, две или три пятых – поляки, остальные – украинцы» (Świat na krawędzi. Ze Stanisławem Lemem rozmawia Tomasz Fiałkowski. Kraków, 2000. S. 28). Религиозный состав учеников гимназии Лема в период, когда он в ней учился, выяснила А. Гаевская (Gajewska A. Stanisław Lem. Wypędzony z Wysokiego zamku. Kraków, 2021. S. 94–98).

17

Bikont A., Szczęsna J. Lawina i kamienie. Pisarze wobec komunizmu. Warszawa, 2006. S. 373–374.

18

Bikont A., Szczęsna J. Lawina i kamienie. Pisarze wobec komunizmu. Warszawa, 2006. S. 370, 375–377.

19

Ibid. S. 374.

20

Стругацкий Б. Больной вопрос. Бесполезные заметки // Звезда. 1993. № 4 – URL: http://www.rusf.ru/abs/books/publ41.htm (проверено 08.11.2021).

21

Bikont A., Szczęsna J. Op. cit. S. 378.

22

Милош Ч. Родная Европа. М., 2011. С. 92, 95.

23

Марковский А. Польские евреи, русские евреи и эволюция социальных представлений: Польша и Россия в XIX веке // Judaic-Slavic Journal. 2020. № 1 (3). С. 82–84.

24

Рудницкий Ш. Евреи Второй Речи Посполитой: 1918–1939 // Judaic-Slavic Journal… С. 101.

25

Gajewska A. Stanisław Lem… S. 33–34.

26

Lem T. Awantury na tle powszechnego ciążenia. Kraków, 2012 (pdf). S. 9.

27

Tako rzecze… S. 10.

28

Jaźniewicz W. Doktor Lem. Anekdoty – URL: WJ_Doktor_Lem_Anegdoty.pdf (проверено 14.11.2021).

29

Gajewska A. Stanisław Lem… S. 25.

30

Рудницкий Ш. Указ. соч. С. 104.

31

Там же. С. 100–101, 103–104, 114–115.

32

Rędziński K. Żydowskie studenckie Towarzystwo Rygorozantów we Lwowie (1868–1914) // Prace naukowe Akademii im. Jana Długosza w Częstochowie. 2017. Т. XXVI. № 2. S. 269–270 – URL: http://dlibra.bg.ajd.czest.pl:8080/Content/4746/19_REDZINSKI_Zydowskie_studenckie_Towarzystwo.pdf (проверено 14.11.2021).

33

Jaźniewicz W. XIV // Jaźniewicz W. Doktor Lem. Aniekdoty. А. Гаевская утверждает, что данных о владении Самуэлем Лемом недвижимостью нет, зато ею торговал средний из братьев Лем Фридерик, работавший адвокатом. Кроме того, по мнению Гаевской, шурин Самуэля Лема – отоларинголог Гецель Вольнер – просто использовал его приемную, но не жил в том же доме. По воспоминаниям Лема, отец поддерживал Гецеля, когда тот был студентом, а затем помог ему устроиться в клинику. См.: Gajewska A. Stanisław Lem… S. 28, 63–64; Tako rzecze… S. 224.

34

Gajewska A. Zagłada… S. 141–142; Gajewska A. Stanisław Lem… S. 98–103, 180–181; Лем С. Высокий Замок // Лем С. Собрание сочинений; в 10 т. Т. 5 / Пер. Е. Вайсброта. М., 1994. С. 229. Lem T. Op. cit. S. 9. Кажется, А. Гаевская что-то перепутала в своей книге, смешав реалии довоенных и межвоенных лет. По ее словам, до 1923 года Самуэль Лем работал ассистентом в клинике, а затем открыл частную практику, которая позволила ему вести более обеспеченную жизнь. Следовательно, если пособия и составляли основную часть его заработка, то это было до начала двадцатых годов, а не в межвоенное двадцатилетие. Иначе я не могу объяснить противоречие между этими фразами: «Из немногочисленных сохранившихся документов следует, что послевоенные годы были для молодого врача необычайно трудными, и лишь частная практика позволила ему поднять уровень жизни <…> В качестве ассистента он зарабатывал мало, основное содержание в межвоенное двадцатилетие получал за счет пособий на дороговизну» (Gajewska A. Zagłada… S. 141–142). Во второй своей книге о С. Леме «Stanisław Lem. Wypędzony z Wysokiego Zamku» (Kraków, 2021) А. Гаевская повторила эти фразы (S. 58).

35

Świat na krawędzi… S. 12.

36

Gajewska A. Wypędzony… S. 188.

37

Świat na krawędzi… S. 17; Лем С. Высокий Замок… С. 234.

38

Gajewska A. Stanisław Lem… S. 32.

39

Ibid. S. 188.

40

Lem S. Sława i fortuna. Listy do Michaela Kandla. 1972–1987. Kraków, 2013. S. 399–400.

41

Świat na krawędzi… S. 32.

42

Батяры – представители львовской субкультуры, гуляки и сорвиголовы, говорившие на особом жаргоне.

43

Виттлин Ю. Мой Львов / Пер. С. Морено) // Иностранная литература. 2021. № 6. С. 12.

44

Hnatiuk O. Odwaga i strach. Wojnowice, 2016. S. 316.

45

Рудницкий Ш. Указ. соч. С. 101.

46

Рудницкий Ш. Указ. соч. С. 111–113.

47

В сентябре 1939 года из 4860 учащихся Львовского университета было 665 украинцев и 385 евреев (Hnatiuk O. Op. cit. S. 188).

48

Ibid. S. 161.

49

Tomaszewski J. Getto ławkowe // Сайт Wirtualny Sztetl – URL: https://sztetl.org.pl/pl/slownik/getto-lawkowe (проверено 10.11.2021).

50

Żyndul J. Głównym celem getta ławkowego było wypchnięcie Żydów zPolski // Исторический портал Dzieje.pl – URL: https://dzieje.pl/aktualnosci/dr-hab-jolanta-zyndul-glownym-celem-getta-lawkowego-bylo-wypchniecie-zydow-z-polski (проверено 10.11.2021).

51

Świat na krawędzi… S. 69.

52

Лем С. Россия Путина // Лем С. Раса хищников. М., 2008 / Пер. Х. Сурты. С. 125.

53

Буковська-Марчак Э. Університет імені Яна Казимежа // Сайт «Виртуальный Львов» – URL: https://lia.lvivcenter.org/uk/organizations/jan-kazimierz-university/ (проверено 10.11.2021).

54

Madajczyk Cz., Torzecki R. Świat kultury i nauki Lwowa (1936–1941) // URL: https://www.lwow.home.pl/swiat.html (проверено 14.11.2021). Прилагательное «ruski» в польском языке относится к украинцам; «русский» же по-польски – rosyjski.

55

Согласно переписи 1910 года, в регионе проживали 3 291 000 униатов (61,7 %), 1 350 000 католиков (25,3 %) и 659 000 иудеев (12,4 %). Вероисповедание довольно точно отражало национальный состав: подавляющее большинство поляков исповедовали католицизм, а почти все украинцы – униатство (про иудеев нечего и говорить). В самом Львове украинцы тоже жили, но их число сокращалось: если в 1910 году греко-католиками назвали себя 39 314 горожан (19,1 %), то в 1921 году – лишь 19 866 (9,1 %). К 1926 году это количество возросло до 23 450 человек (10,3 %), и на этом рост остановился. Иногда случалось так, что близкие родственники декларировали разную национальность. К примеру, брат греко-католических иерархов Андрея и Клементия Шептицких, Станислав, выбрал службу Польше и стал министром обороны страны, а двоюродный брат подполковника Михала Карашевича-Токажевского, Ян, работал послом Украинской народной республики.

56

Eberhard P. Linia Curzona jako wschodnia granica Polski – geneza i uwarunkowania polityczne // Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej. XLVI. S. 141 – URL: http://www.sdr-ihpan.edu.pl/images/2011-tom-46/06_Eberhardt.pdf (проверено 14.11.2021). Не следует переоценивать влияние Нэмира. Тот лишь следовал в русле внешнеполитической концепции Ллойд-Джорджа, заключавшейся в сохранении равновесия между Россией и Германией. Польша при таком подходе вообще была не нужна. Поэтому британский премьер стремился сделать Польшу как можно меньше, то есть удержать ее в этнических границах. Нэмир же выполнял функции картографа и к тому моменту, когда Керзон послал свою ноту Чичерину с предложением пресловутой линии (июль 1920), уже три месяца не работал в МИДе. Значение Нэмира в британском внешнеполитическом ведомстве было настолько мало, что он даже не попал в опубликованный «Таймс» 30 марта 1920 года почетный список британцев, работавших над проектом Версальского мирного договора. См.: Rusin B. Lewis Namier a kwestia «linii Curzona» i kształtowania się polskiej granicy wschodniej po I wojnie światowej // Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej. XLVIII. S. 110–114 – URL: http://rcin.org.pl/ihpan/Content/41859/WA303_59317_A453-SzDR-R-48_Rusin.pdf (проверено 14.11.2021).

57

Świat na krawędzi… S. 14.

58

Hnatiuk O. Op. cit. S. 64. Билык занимал свой пост в 1937–1939 годах.

59

Kalbarczyk S. Kazimierz Bartel – ostatnia ofiara zbrodni na profesorach lwowskich w lipcu 1941 roku // Biuletyn Instytutu Pamięci Narodowej. 07.2011. S. 89 – URL: http://www.polska1918-89.pl/pdf/kazimierz-bartel-ostatnia-ofiara-zbrodni-na-profesorach-lwowskich-w-,2201.pdf (проверено 14.11.2021).