bannerbanner
Однажды в Челябинске. Книга вторая
Однажды в Челябинске. Книга вторая

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 9

– Ты что делаешь?!

– Я тебя не отпускала!

– Ты рехнулась?! – постучал по башке я, все же склоняясь к решению выпрыгнуть из тачки, а там будь что будет.

– Куда ты собрался?

– На волю! – ответил я, как вдруг понял, что дама вцепилась в меня руками. – Руль! Дура! Держи руль! – истерично взмолился я.

– Без тебя мне не жить!

– Отпусти! Я не твой мужик!

– Помоги мне! Выслушай меня!

– Ты чокнутая!

Блондинка схватила руль – сделала это как раз за пару мгновений до лобового столкновения с мусоровозом. И чего он тут забыл? Благо мы вернулись в свою полосу.

– Выпусти меня, бестия! – вскрикнул я. – И иди со своими подругами проблемы обсуждай.

– У меня нет подруг, – созналась девушка, зажмурив глаза, чтобы выцедить из них очередные слезы.

«Порше» под ее управлением явно везет нас обратно в город.

– Думаешь, что я сгожусь тебе в качестве подруги?! Вот еще! И вообще: у меня важные дела на той заправке, черт побери! Угораздило же меня, – ругался я. – На кой хрен я вообще тебе сдался, женщина?! Я так-то несовершеннолетний, а вся ситуация тянет на похищение… – я подумал и добавил, – с целью изнасилования!

– Ага, размечтался, мальчик. Ты сам сел ко мне в машину, забыл?

– Ничего это не значит. И где вас только таких выращивают?

Мне показалось, что на ее лице проскочило что-то вроде улыбки, но только на мгновение. Сама она погружена в глубочайшее уныние. Может, мне пора вспомнить, что любой мужчина, как это принято в цивилизованном обществе, должен уважительно, снисходительно относиться к любой женщине вне зависимости от ее возраста и социального положения. А как же равноправие, во-первых? А во-вторых, скорость она так и не сбавила. В-третьих, я здесь появился не по душам разговаривать – она же сейчас завезет меня черт знает куда. Очень опрометчивое решение выезжать в город из безлюдных дебрей – тем более с таким-то скверным настроением.

– За что мне такое наказание?

– Изъясняешься как старый дед. А говоришь, что несовершеннолетний.

– Так и есть. У меня, между прочим, полно своих дел и времени в обрез. Чего тебе надо?! – возмущался я.

Она задумчиво взглянула вдаль, продолжая вести автомобиль на прежней скорости:

– Потому что ты первый за долгое время, кто сказал мне, что выход есть.

Я истерически захохотал – от абсурдности аргумента по большей части.

– Мне кажется, это дежурная фраза для всех, кто огорчен. Тебе ее каждый скажет: когда реально хочет помочь и когда желает вокруг пальца обвести.

– Ты был искренним…

«Вот так штука!» – подумал я.

– Перед лицом угрозы нанесения тяжкого вреда здоровью…

– Знал бы ты, как мне плохо… – понурила голову она, затем принялась искать что-то у кресла – вскоре она схватила за горлышко полупустую бутылочку вина и отпила из нее пару глотков, невзирая на мой ошарашенный взгляд.

– Мне кажется, что тебе как раз-таки очень хорошо. Ты попиваешь винишко в новеньком «Порше», на тебе брендовые шмотки, маникюр, цацки. А сумочка так вообще как весь мой гардероб стоит, а то и больше. Почему бы тебе попросту не расслабиться? Не париться, как делают все твои, а?!

– Все это чушь и притворство, – выдала она. – Смотри! – она схватила свою сумочку, ловко достала из нее тушь с помадой, разрисовала ими кожаный аксессуар, опустила стекло и швырнула вещь на дорогу.

– Зашибись! – отреагировал я. – Что же тогда ты хочешь услышать от меня? Я не психолог. Я… я даже школу еще не закончил.

– Ты сможешь меня выслушать.

– Не в обиду тебе, но ты почти вдвое меня старше. Вряд ли я сделаю правильные выводы.

– Не зря мне попался именно ты. Я рассчитывала, что разобьюсь раньше.

– Что?!

– Что слышал.

– Можно при мне не заводить подобных разговоров, а то я и так уже на грани.

– Если ты убедишь меня, что ничего подобного творить не стоит, то ничего тебе не угрожает.

– Хватит уже! Я тебе не Шахерезада Степановна. Насколько ж надо отчаяться, чтобы себя жизни лишить?!

– О, ты еще не знаешь, что сотворили со мной люди, которым я верила.

– Личико у тебя вроде бы на месте. Руки, ноги тоже. Остальное, как говорится, ерунда! – заявил я.

– Душевные раны не под стать физическим…

– Как я могу помочь тебе чем-то дельным, если даже не в курсе того, что с тобой приключилось? Кроме того, что я сейчас наблюдаю. А на основании последних пяти минут я убедился, что ты невротичка.

– Я не хотела, честно. Это все от горя, – девушка вновь захлюздила – я заметил, что на протяжении всего разговора ее бросает то в жар, то в холод, то в нюни, то в неистовую ярость.

– Раз не хотела, то давай останавливайся, – мы, кстати, уже вовсю летим по жилым микрорайонам, – и поговорим с тобой спокойно. Мне это очень поможет.

– Ты убежишь, стоит мне остановиться.

– С чего ты взяла?! – уловка не сработала. Благо мозгов у автоледи не хватает двери заблокировать.

– Потому что все вы, мужики, похожи друг на друга. Сначала наговорите всего, а потом…

– Я не привык размышлять в машине, которая несется по городу со скоростью 150 км/ч!

– А это специально, чтобы меньше времени было на раздумья, прежде чем…

Ежу понятно, к чему она клонит. Прямо-таки адский огонек загорелся в ее глазах. Я пропал.

– А вот вы, женщины, всегда склонны все преувеличивать и драматизировать, а потом срываться на мужиках. А причина, блин, в том, что у вас с утра ноготь сломался.

– А у вас, мужиков, всегда проблемы вселенского масштаба, вопросы государственной важности. И пускай остальные подождут. Пускай весь мир подождет! Девушек, прикрываясь этим, значит, можно динамить, обманывать, использовать или того проще – ни во что не ставить, упиваясь своим величием и превосходством, которые ничегошеньки не стоят. Но вы же всемогущие мужики! Куда нам до вас! А мы ведь тоже живые существа, а не интимные игрушки и груши для битья. Вы никогда не признаете, что мужики без баб ничего дельного собой не представляют.

– Ха-ха, содомиты бы с тобой не согласились.

– Кто?

– Осторожно!!! – крикнул я, ибо на проспекте девчонка уверенно правила «Порше» в колонну снегоуборщиков.

Еле вырулили. Ушли бы в занос и заместо лобовухи перевернулись бы. Но девчушка скоростей не сбавила. Отличная презентация всех прелестей дамского вождения.

– Мужланы вечно кашу заварят, а потом на девушек все валят. Почему ты не предупредил, что впереди техника?!

– Я не предупредил?! Ты у нас за рулем, дорогуша! Вообще на своей волне! Умоляю, прекращай эти бесчинства – мне уже нехорошо.

– И не подумаю. Вы, мужики, у меня за все ответите, – она рулила дальше, прокладывая одной ей известный маршрут. До его финала мне край нужно выбраться из этой адской машины для убийств.

– Я… я-то здесь при чем?! – до меня начала доходить самая суть истории хозяйки «Порше» – ее здорово предал любимый мужчина. Своего предателя она, кажется, усмотрела во мне, поэтому хочет без промедления раскромсать его… то есть меня. – Ты можешь спокойно объяснить, кто тебя обидел, и выплескивать всю злость на него, а не на меня!

– Он уже получил свое.

– И это повод ненавидеть других мужиков?!

– Шикарный повод. Так бы и поотрезала ваши проклятые яйца, которыми вы хвалитесь налево и направо.

«Дело – мрак!» – паниковал я. Крышу у меня начало серьезно сдувать, когда она принялась шариться в тайничке под подлокотником – я уже подумал, что там у нее припрятаны острые ножницы, с помощью которых она сделает меня евнухом. А я ведь еще так молод и толком не успел по-настоящему полюбить. От скорости и неотвратимости наказания за все мужские грехи я зажмурил глаза.

– Алло! Алло! Мама! Мамочка! – кричала в трубку девушка. – Ты меня слышишь?! Это дочка твоя, Таня, маленькая и глупая… Уже поздно. Но ты же выслушаешь меня, да? Душенька моя, я так страдаю. Мне так больно. Моя жизнь разрушена, а я ведь только сегодня днем была на седьмом небе от счастья, мама. А сейчас я не хочу жить… Меня все предали, все подставили. Я поняла теперь, что я никчемная дура, мама! Почему ты мне никогда не говорила об этом?! Почему я всегда для тебя была красавицей-принцессой? Не будь я слепой идиоткой, может, я бы сразу все поняла и не наделала бы столько ошибок?! Нынче слишком поздно – я не могу этого выносить и что-нибудь с собой сотворю… Здесь, думаю, моих никчемных мозгов хватит. Меня выкинули на помойку, мам! Но… прежде чем ты увидишь меня в завтрашних новостях, я не дам ему жить… и его старой-новой потаскухе! Я буду после смерти являться к нему во снах, возьму с собой голодных-преголодных крыс и заставлю их жрать его мужское хозяйство. Урод заслужил! Да! Ты все правильно поняла! Что?! Угу, естественно, свадьбы не будет. Да, мама, он… он во всем виноват, он все испортил! Его зовут Артур, мама! Надеюсь, он получит по заслугам. Если я переборю свою боль, то сожгу ему хату и порешу всех его продажных шлюх! Спокойной ночи, мама! Не звони мне – буду занята. Пока, мам! Люблю тебя.

Я надеялся, что ее мать даже не подняла трубку. На ее месте я бы сию секунду свалился с сердечным приступом (после таких-то слов). Однако брошенка взглянула на экран сотового телефона, и ее чуть не разорвало от крика и рыдания. Из-за одной лишь заставки. Истошно крича, она будто в конвульсиях билась в попытках раскрошить трубку обо все, что видела.

– Прекрати!

– А-а-а! Ненавижу! Ненавижу его! – бесновалась она. – А-а-а! – вызывайте, мать его, экзорциста!

– Таня! Успокойся! Таня! – я пытался вразумить ее, но она не слышала.

Дошло до того, что она пыталась разбить телефон об внешнее зеркало заднего вида. Битва закончилась вничью: пострадала трубка, и зеркалу досталось. Я хотел ухватить Таню за пальто, но она огрызнулась и крутанула руль так, что меня откинуло к пассажирской двери.

Мы вылетели на какую-то площадь и подпрыгнули на трамвайных рельсах как на стиральной доске.

– Ты нас угробишь, кретинка!

– Туда нам и дорога!

– За себя говори! – конечно, я сделал много чего плохого, в том числе и по отношению к хоккеистам. Но я же встал на путь исправления. Все же в итоге во благо. Правда, люди снова меня не поняли (они вообще редко меня понимают) – просто я скрыл от них свои истинные чувства и, кажется, разучился любить. После таких вот форс-мажоров я готов признать, что поступаю неверно.

Танюша впервые после всех выкрутасов на «Порше» неаккуратно вписалась в поворот – вообще неясно, как мы еще в космос не улетели. Мы по касательной покарябали крылья «Порше» об заборчик на перекрестке.

– Это зашло слишком далеко! – набрался смелости я, чтобы напасть на Таню и попытаться нейтрализовать ее. Она оказалась не из робких: чуть не откусила мне ухо, ударила меня по больному месту, а в другой бок больно уткнулся рычаг коробки передач.

Я вновь отлетел на свое место – в довесок на голову приземлился расколотый, но все еще функционирующий мобильник Тани. Рикошет отправил его прямиком мне в руки. Сдаваться я не хотел, желая атаковать бабенку повторно, однако мигом замер на месте – взъерошенная дурилка пригрозила мне шокером. Машина неслась сама по себе. И это в центре столицы Южного Урала! Да где хотя бы один гаишник?! Безобразие!

Уже в который раз Строймилова заплакала. Я сжимал в руках ее телефон – отжав кнопку блокировки экрана, я увидел заставку: счастливая парочка стоит в обнимку, слева – явно Таня (убери потеки от туши и помады, и она очень даже ничего), справа – в меру высокий молодой человек презентабельного вида с несколько надменным взглядом, в костюме, смугловатый, с козлиной бородкой и усами.

– Это он? – спросил я в упор, демонстрируя фотографию сошедшей с ума от горя блондинке. – Из-за него весь сыр-бор?!

Татьяна отвернулась от меня. Слезы водопадом хлынули на ее одежду, а рука с электрошокером опустилась, словно обессилела. Я аккуратно подхватил ее, нежно разжал пальцы и отобрал опасный приборчик.

– Следи лучше за дорогой. Хватит реветь, – говорил я. 60 км/ч казались черепашьей скоростью. – А теперь расскажи мне, что произошло, – Таня еле заметно покачала головой. – Понимаю, что трудно, но гарантирую, что тебе полегчает. Давай, ну? Кто он? Что он наделал?

– Он… козел! – выдала она.

– Это я уже понял, – разглядывал фотографию я. – Вот, говорят ведь, что мужчина и женщина – это две половинки одного целого.

– Нет! – громко высморкалась Татьяна. – Две половинки одного целого – это жопа!

– Тебе, смотрю, уже легче, – я удивился ее остроумию. – Рассказывай.

За окнами – подсвеченный иллюминацией центр города. Где-то здесь и местный Арбат – улица Кирова.

Прежде я не встречал столь бурной реакции девушки на какое-либо событие. На моей голове точно появилась парочка седых волос.

– С утра я думала, что день станет самым лучшим днем в моей жизни…

– Жив, здоров – значит, это уже самый лучший день в твоей жизни.

– Я узнала, что беременна…

– О, вот как? Поздравляю, – неуверенно выдал я, пытаясь прикинуть: неужели гормоны бьют бабам по голове так сильно, что те способны на такие рискованные и необдуманные поступки, тем более в таком интересном положении?

– Когда я узнала, что беременна, то сползла по стенке на пол и не помню даже, сколько прорыдала. До сих пор не могу определиться, что это за слезы: радости или отчаяния?

– Радости, конечно, – безоговорочно ответил я.

– Сначала я тоже так думала, поэтому захотела поделиться радостью с отцом ребенка – Артуром. Я специально приехала в «Хамелеон» – клуб, где он работает. Ждала, что он обрадуется, на руках будет меня носить. Захожу, а он…

– Что он?

– Он обжимается с другой. Наверняка до этого они…

– Не нужно плакать, Таня! Возьми себя в руки, пожалуйста.

– Это же, по-твоему, слезы радости, да? – с претензией спросила она.

– Конечно. Потому что ушла от засранца.

– Только я могла залететь от изменника, который против этого ребенка… Но он еще за все ответит, – Таня дрожала от злости. – Он меня на всю жизнь запомнит, – я почувствовал, как «Порше» покатился резвее. Когда же кончится бензин?! – Я… я вены себе перережу! Нет! Он хотел меня этой машиной подкупить, так я возьму и разобью ее прямо сейчас всмятку вместе с собой! Всех похороню: себя, кого он якобы любил, и наследника его, которым он меня наградил. Вот тогда-то он поймет… Все поймет… Многое потеряет… многое… Нельзя… нельзя так поступать с матерью своего ребенка!

Адреналин сковал мое тело.

– А о невинных жертвах ты не подумала? – обреченно напомнил о себе я.

– Я ведь шла все ему рассказать. Порадовать его, импотента поганого…

– Послушай, Тань: во-первых, вряд ли импотент смог бы тебя обрюхатить; во-вторых, он ведь не знал, что ты залетела, когда спалился. Может, он не стал бы так делать, если б…

– Не оправдывай его! Нечего мне тут мужскую солидарность показывать.

– Ты только не горячись.

– Ничего бы не случилось, если бы не эта мочалка Лиза из клуба. Она все подстроила.

– Соперница?

– До сих пор не может смириться, что Артур выбрал меня. Вот и соблазнила его, гадина. Сделала мне больно – добилась своего.

– Можно как-нибудь взглянуть на эту Лизу?

«Если, конечно, выберусь отсюда в целости и сохранности», – мысленно добавил я.

– Зайди в «Фото». Там подписано, – велела Татьяна, указывая на телефон. – Только мне не показывай. Видеть ее не могу. Я бы сейчас проехалась колесами по ее роже.

– Ладно, – я проделал все, как сказала Таня, и обнаружил нужные фотографии. Видимо, прежде девушек объединяла работа помимо любви к Артуру, который, судя по всему, был их шефом в… модельном агентстве или что-то около того.

Приглядевшись к Елизавете получше, я впал в замешательство (очередное). Меня осенило – это же она валяется без сознания в «BMW». Явно малолетние проходимцы подобрали ее в «Хамелеоне». Там они, выходит, и отдыхали. Бывают ли такие совпадения?

– Понравилась, да? – спросила Таня.

– Нет, – отрезал я во избежание последствий, – не особо.

– Скажи, что страшная, да?

Я решил поддакивать:

– И что Артур в ней нашел? – отложил в сторону полуразбитый телефон я. – Слушай, Тань, – мы продолжали колесить по Челябинску. Надеюсь, девушка не разыскивает подходящее место для грандиозной аварии, – если твой жених оказался таким редкостным гадом, то пусть подавится. Ты не думала, что можешь стать отличной матерью для своего ребенка и одна?

– Ты шутишь?

– Никаких шуток. Твои упорство и решительность сделают из ребенка супергероя.

– И в супергерое я до конца жизни буду угадывать черты Артура…

Я промолчал.

– Я же ничего не смогу без него. Я никто и звать меня никак, – расклеилась она.

– Впервые в жизни встречаю женщину, которая так говорит. Обычно у вас все наоборот. Ты сама что мне вначале сказала?! Это он… он без тебя жить не сможет. Где ты посеяла свою гордость?! Сколько женщин в одиночку детей подняли…

– У него деньги, власть и связи. Он полностью меня обеспечивал. Я практически ни дня нормально не работала… если только под его началом… Как он меня подобрал, так и бросил… Бросил и другую шалаву нашел – круг замкнулся, – я понял, что версия с модельным агентством отпадает в пользу более пошлой версии. – Я думала, у нас с ним всерьез. Мы съехались, любили друг друга, – Таниными слезами можно было хоть всю Африку напоить. – Он же такой… нежный, внимательный, усидчивый, галантный… был.

– Да всплыл.

– Дерьмовые все же существа эти мужики. Жадные мрази. Жонглируют девушками только ради престижа и потрахушек.

– Ой, прям уж вся твоя жизнь завязана на одном только Артуре, – я пытался подбодрить ее, а то дело пахнет керосином. – После расставания такие возможности открываются! Сама сейчас прикидываешься никчемной, когда, по твоим же словам, такими должны быть мужики.

– На этом и моя жизнь должна закончиться.

– Больно ты категорична, дорогуша, – нужно всеми способами, правдами и неправдами отвлекать ее от суицидальных настроений. – Наверняка у тебя есть хобби, таланты, навыки, стремления, мечты…

– Находить ненадежных мужиков и залетать от них – вот мой талант!

– Уверен, что такая красотка, как ты, без работы не останется.

– Ага, на паперти. Или на панели.

– Почему сразу так?

– Как мне сегодня сказали прямо в лицо, я никчемная и ни на что не способная потаскуха. И теперь я поняла, что всю жизнь летала в облаках.

– Это не повод убивать себя и меня, – тихо произнес я.

Таня молчала – только гнала машину вперед, будто рубится в гонки на компьютере. Мы пролетели перекресток на красный свет и выбрались на широкополосную эстакаду.

– У тебя огромнейшее преимущество перед гнусной парочкой любовников – это твой ребенок и отцовские чувства Артура, – я уже не знал, чем ее отвлечь. – Идеальная месть – обставить Артура, заставить его завидовать тебе, волосы на себе рвать. Глядишь, и сам приползет. Вон, первоначальный капитал есть – можно продать машину. Глядишь, родители чем-нибудь помогут…

– Я сама каждую неделю маме деньги высылаю, – холодно ответила Татьяна.

– Ты вот столько всего наговорила своей маме – даже представить не могу, каково ей сейчас. Но как бы трудно ни было, настоящая мать не может стать убийцей. В противном случае она не мать, а исчадие ада – нет таким прощения, – я рассчитывал, что удастся надавить на Таню с этой стороны. – Твоя мама позволила тебе появиться на свет – вряд ли ей было легче, чем тебе сейчас. То же можно сказать и про мою маму и миллионы других мам – их всех объединяет одно решение, единственное и верное. И неважно, были ли у них сейф с золотом, скважина с бездонными запасами нефти или полбуханки хлеба на всю неделю. Твое разбитое сердце меркнет по сравнению с той ответственностью, которую тебе даровала природа. Остальные справились – люди выросли разные, тут уж кто как старался. А ты просто не даешь ребенку шанса! Какое ты вообще имеешь право решать – ты не Господь Бог! Если он не умертвил тебя раньше, то радуйся – он дал тебе испытание, ибо знает, что ты должна с ним справиться, прорваться, научиться… А убиться – самый легкий, самый трусливый способ! Ты и твой ребенок не заслужили смерти из-за ошибок какого-то там Артура из клуба «Дикобраз»…

– «Хамелеон».

– Ха, будто есть разница! Себя жалеть – последнее дело, – «Порше» резко свернул на Троицкий мост через реку Миасс. – Опомнись, Таня! Хочешь пойти легким путем? Вперед! Но умрешь ты тупой и трусливой эгоисткой. И это не все. За собой ты угробишь собственную мать. И Артуру тоже не все равно будет, поверь. А я вижу, что ты через «не хочу», но любишь его. А еще ты убьешь меня – просто так, ни за что… потому что под руку попался, но всеми силами хотел переубедить тебя. Зачем мне такая кара? Ты представить себе не можешь, сколько держится на мне. Шестеро пацанов-хоккеистов надеются, что я вытащу их из крутого пике, в которое они угодили. Каждого из них ждут любовь, семья, дети, слава. У каждого может сложиться блестящая карьера, но российский спорт не досчитается парочки звезд. И виновата будешь ты! А я… я ничего больше не увижу в этой жизни. Я только-только вышел из зоны комфорта, понял, что нужно делать – точно не в книжки всю жизнь втыкать, – мы набрали приличную скорость на прямой. – И еще один человек погибнет сегодня. Погибнет незаслуженно… Я не знаю, кем бы он мог стать: может, гениальным музыкантом, художником, программистом, президентом, криминальным гением. Но вместе с ним…

«Порше» вильнул вправо и ловко запрыгнул на бордюр. Послышался металлический скрежет; во все стороны полетели искры. Авто кренилось и прыгало как лошадь на конкуре. Таню будто парализовало. Впереди – чугунная ограда моста, за которой зияет пустота. А дальше тонкий лед да грязная вода.

– …Погибнет твое будущее, Таня…

«Если бы не твоя дурость, все бы жили…» – что же ты наделала, Таня?

Визг тормозов. Я встретился лицом с бардачком.

На скользком тротуаре машину занесло. «Порше» остановился в сантиметре от чугунной решетки Троицкого моста.

Вид ночного города бесподобен. Он завораживает.

Удивительно, но Татьяна не проронила ни слезинки. Лишь бесчувственно глядела перед собой, словно робот. Может, и поняла чего?

– Татьяна, – объявил я, удостоверившись, что не обмочился, – прошу вернуть меня к заправке.


***

Потрепанный и покоцанный «Порше» остановился напротив заправки, к которой я так стремился. Никто в машине на всем протяжении обратной дороги не проронил ни слова.

– Вот, значит, чем ты занимаешься – жизни спасаешь. И хоккей любишь.

Кажется, Таню так колбасит внутри, что она уже не верит в реальность происходящего.

– Что-то вроде того, – ответил я. – Надеюсь, что у меня получилось убедить тебя не совершать глупостей. Езжай к маме.

– Я… реально такая дура иногда. Мне так стыдно.

– Главное, вовремя принять правильное решение, – приоткрыл дверь я.

– Как хоть тебя зовут?

– Обязательно говорить? Может, я хочу остаться в твоей памяти таинственным голосом, фантомом, волшебником, который спас от гибели аиста, который принесет тебе первенца. Хорошая, кстати, сказочка на ночь, – под бинтом немного нарывает.

– И все-таки.

Я застенчиво улыбнулся:

– Петя.

– Что, правда? – хихикнула Таня.

– Мама очень переживала, что мне не понравится имя. Я же считаю его самым лучшим на свете.

– Передавай привет своей маме.

– И ты своей. Поезжай, Таня, и никуда не сворачивай.

– Петь.

– Что? – шагнул на обочину я.

– Спасибо.

Я махнул рукой, мол, не за что. Таня улыбнулась.

«Порше» развернулся и исчез за поворотом. Надо же, я еще не реализовал первоначальный план, а уже засветился в истории.

Я почувствовал спазм в животе – меня скрутило и смачно вырвало. Видать, укачало.

Зачерпнув чистого снега в ладони, я умыл лицо и даже испил немного талой водицы, дабы во рту пропал неприятный привкус кислоты. «В жизни есть две загадки: как родился – не помню, как умру – не знаю!» – подумалось мне.

Я обернулся – заправка через дорогу. Мне необходим бензин. Меня ждет «BMW».

История двадцать девятая. «Заправка»

Местная автозаправочная станция не такая уж и большая, под крупным брендом не значится, однако доблестно работает круглосуточно. Четыре неказистые колонки да мини-маркет с панорамными стеклами, из которых льется свет, ярко освещающий округу, будто маяк в бескрайнем море.

В ночь с пятницы на субботу заправка отдана в распоряжение высокому чернявому пареньку, имя которого на бейдже постоянно привлекает внимание посетителей – Давид. Ныне клиентов негусто, поэтому Давид не может места себе найти: плохо, что нет посетителей, а если они все же забредают, тоже плохо, ибо надо поднимать пятую точку и обслуживать их. Хотя ночью можно и деньгу с товаром прикарманить, и залпом глянуть какой-нибудь сериальчик, и все в таком духе. Но сегодня занятие нашлось – по поручению начальства (по совместительству родного дяди Давида) необходимо прошерстить полки на предмет просрочки и выставить новые товары. Давид, закатив рукава клетчатой рубашки, неохотно принялся за дело.

На страницу:
4 из 9