Лорд и леди Шервуда. Том 1

– Ты чересчур смел, Аллэйн! – укоризненно покачал головой шериф, продолжая притом покровительственно улыбаться. – Следует быть осторожнее в речах, поскольку никогда не знаешь, кто может тебя услышать!

Старый лучник поклонился и, вновь распрямив спину, ответил сэру Рейнолду гордым прямым взглядом.

– Милорд, мой отец учил сыновей не таить мысли, если они отвечают убеждениям разума и сердца. Я предан своему государю и не скрываю этого от друзей и тем более от врагов.

– Отлично сказано! – очень тихо заметил Невилл и повернулся к дочери: – Если бы при этом и преданность была обращена на законного государя!..

– Хотел бы я увидеть, каким ты был в молодых летах! – воскликнул сэр Рейнолд, совершенно очаровавшись лучником.

– Могу лишь надеяться, что вы не остались бы разочарованным, предстань я пред вами не убеленным сединами.

Шерифу почудилось в этих словах сомнение, и он ободряюще потрепал стрелка по плечу.

– Уверен, что нет! Как бы ни было в дни твоей юности, сегодня также не нашлось равных тебе стрелков! И приз – серебряная стрела – по праву принадлежит тебе, досточтимый Аллэйн Фиц-Осберн!

Сэр Рейнолд высоко поднял сверкнувшую на солнце стрелу, и имя победителя было восславлено пением труб.

– Какое унижение для саксов! – усмехаясь, заметила леди Клод. – Одна из их святынь досталась норманну, чей возраст – еще больший упрек нерадивости саксонских лучников!

– Что поделать, любовь моя! – ответил ей в тон Брайан де Бэллон. – Возможно, среди саксов больше нет метких стрелков. Остались лишь похвальбы о прошлом в их песнях.

Невилла глубоко задела насмешка леди Клод, а ответная язвительность Бэллона просто оскорбила. Если бы оба насмешника не были невестой и женихом, ради которых устраивался сегодняшний турнир, барон нашел бы более резкие слова. Так же он ограничился только одним вопросом, задав его самым миролюбивым тоном:

– Что-то я забыл, сэр Брайан, имя первого лучника Англии, который, насколько мне известно, саксонской крови! Не подскажете ли?

Одно лишь упоминание о лорде Шервуда вызвало ропот гостей, среди которых только Невилл и принадлежал к саксонскому роду. С лица сэра Рейнолда исчезла улыбка, и он, укоризненно посмотрев на Невилла, искал достойный ответ, чтобы избежать ссоры, но при этом поддержать честь норманнских родов. Но в то же мгновение раздался скрипучий голос старого лучника:

– Не лорда ли вольного Шервуда вы вспомнили? Да он просто самонадеянный щенок! Что же он не явился сегодня показать всем свое хваленое мастерство? Сдается мне, в его славе больше вымысла, чем правды!

Довольный отповедью, которой старик ответил Невиллу, избавив тем самым шерифа от необходимости вступать в словесный поединок, сэр Рейнолд снова пришел в благодушное настроение.

– Я разделяю твое сожаление, мой славный Фиц-Осберн. Действительно, жаль, что он не осмелился показаться здесь. Нехорошо было бы завершать праздник по случаю помолвки казнью, но полагаю, что моя дочь и ее нареченный простили бы меня, если бы предводитель шервудских разбойников оказался в руках закона. А он бы, несомненно, был схвачен! Но не будем больше омрачать твое торжество именем этого преступника. Возьми же стрелу!

Шериф протянул старому лучнику награду, но тот неожиданно отклонил руку сэра Рейнолда, почтительно и вместе с тем твердо.

– Милорд, большая честь для меня получить этот драгоценный приз из ваших рук, но я смиренно прошу вас о милости…

– Какой милости ты хочешь? Говори! Тебе не будет ни в чем отказа, – потребовал сэр Рейнолд, уверенный в том, что сможет выполнить любое желание полюбившегося ему старого стрелка.

Старик низко поклонился шерифу и вдруг обернулся в сторону Марианны, смерив ее насмешливым взглядом с головы до ног.

– Было бы только справедливо, если бы эту стрелу, свято чтимую саксами, мне вручила самая прекрасная из саксонских девушек – леди Марианна!

– О!.. – только и смогла произнести Марианна, встретившись глазами со старым лучником.

– Это вам в наказание! Оно еще недостаточно, поскольку этот старик хоть и норманн, но все же доброго рода, а не простолюдин, – торжествующе шепнул епископ и больно сжал руку Марианны. – Даже не думайте отказываться! Я вам приказываю подчиниться!

Между тем Невилл, взбешенный дерзостью норманнского лучника, бросил на шерифа взгляд, полный ярости.

– Мне казалось, Рейнолд, что времена битвы при Гастингсе давно миновали, – с нескрываемой угрозой отчеканил он, – и привычки норманнских стрелков, которые чинили бесчинства над саксонскими девушками, остались далеко в прошлом.

– Гастингс – возможно. Но восстание саксов под предводительством трех графов было позднее, – хмыкнул старик, немедленно найдясь с ответом.

– Право же, мы не можем приказывать благородной девице, – примирительно заговорил шериф. – И надо уважать ее чувства!

Епископ выразительно посмотрел на Марианну, и она, покорно склонив перед ним голову, легко поднялась с кресла и, подойдя к шерифу, протянула руку за серебряной стрелой. Невилл смотрел на дочь с гневным удивлением, а ее лицо было совершенно безмятежным, и на губах играла самая любезная улыбка.

– Милорды, не надо споров! Просьба этого славного старика вовсе не оскорбляет моих чувств и не унижает моего достоинства! Напротив, я с удовольствием исполню ее в знак того, что между саксами и норманнами царит мир!

Взяв стрелу из рук сэра Рейнолда, Марианна спустилась по лестнице ниже на ступеньку и остановилась прямо перед лучником, который почтительно склонил перед ней голову.

– Вы были сегодня первым из лучших – оставайтесь таким же всегда, сколько бы лет ни отмерил вам Господь! – торжественно заговорила Марианна. – Я жалую вам эту стрелу потому, что вы единственный оказались достойным ее чистого серебра. И пусть она исполнит волю того, кто ее выковал: хранит вас от стрел и клинков и приносит победу. Если поможет ей в этом мое благословение, то знайте, что оно всегда будет с вами, доблестный воин!

Лучник так же торжественно принял стрелу из рук Марианны, прикоснулся губами к ее серебряному древку и убрал в колчан, после чего почтительно поцеловал Марианне руку.

– Немедленно уходи! – одними губами проговорила Марианна, стиснув ладонь стрелка. – Безумец, ты действительно хочешь, чтобы праздник закончился твоей казнью?!

Он выпрямился, оказавшись лицом напротив ее лица, и она увидела заискрившуюся солнечными брызгами улыбку в его темно-синих глазах.

– Уходи же! – повторила она.

– Вот теперь я действительно вознагражден! – шепнул он в ответ и, еще раз бережно прикоснувшись губами к ее ладони, выпустил руку Марианны из своей руки.

Поклонившись ей, он отвесил глубокий поклон шерифу и всем его гостям и, сильно прихрамывая, пошел прочь. Когда он уже спустился по лестнице, возле помоста появился Гай. Неосторожно задев стрелка плечом, Гай бросил на него небрежный, скользящий взгляд, нахмурился и попытался разглядеть внимательнее.

– Покорный слуга милорда! – поклонился ему стрелок, взмахнув перед лицом плащом и очертив рукой широкий полукруг.

Марианна поспешила спуститься к ним и подарила Гаю самую очаровательную из своих улыбок. Не обращая на старика никакого внимания, она взяла Гая под локоть, заставив повернуться к стрелку спиной.

– Ты даже не предложил мне руку, – с улыбкой попеняла Марианна, – так хотя бы проводи меня к моему креслу.

– Принцесса! – Гай мгновенно забыл о лучнике. – Прости мне мою невежливость, турнир сильно утомил меня. Я к твоим услугам!

Под руку с Марианной он поднялся к гостям и усадил Марианну в ее кресло между Невиллом и епископом. Наблюдавшая за ними леди Беатрис огорченно вздохнула, но Гай уже склонялся над ее рукой:

– Понравился ли вам турнир, прелестная леди?

– О да! – воскликнула леди Беатрис, мгновенно просияв, и восхищенно посмотрела на Гая. – Разве он мог мне не понравиться, когда вы так щедро одарили меня своей победой!

Между тем епископ одобрительно кивнул Марианне и в знак прощения протянул ей для поцелуя руку с перстнем, отмечавшим его сан.

– Вот это было славно, дочь моя! – снизошел он до похвалы, когда Марианна прикоснулась губами к перстню, тщательно пряча улыбку и лукавые искорки в глазах. – Мне отрадно видеть, что вы в силах смирить свой нрав и исполнить заданный вам урок послушания.

– Жаль, милорд, что вы не успели посмотреть состязания лучников! – продолжала тем временем занимать беседой Гая леди Беатрис.

Гай ответил ей скучающей гримасой.

– Я не люблю забавы для черни, дорогая леди! – сказал он и обернулся к ее брату. – Сожалею, мой друг, что вы не смогли сегодня принять участие в турнире, но я надеюсь в следующий раз непременно преломить с вами копье!

– Поединок с вами будет для меня большой честью! – заверил Бэллон, с искренним восхищением глядя на Гая.

Марианна, не слыша ни слова из их разговора, следила взглядом за седым лучником, мысленно торопя каждый его шаг. Но по непроницаемому выражению ее лица никто не догадывался, каким волнением охвачена вся ее душа.

– Где же сэр Роджер? – спросил шериф, указывая Гаю на кресло и делая знак кравчему, чтобы тот принес вина.

– Он разделяет мое мнение относительно состязания лучников, так что мы увидим его только на ужине, – сказал Гай и, ближе склонившись к сэру Рейнолду, понизил голос: – Но мне показалось, что на самом деле он стыдится предстать перед леди Марианной после своего поражения на турнире.

Сэр Рейнолд рассмеялся и по-отечески потрепал Гая по руке.

– Надеюсь, он не остался на вас в обиде! Что же до состязания лучников, тут я с вами не могу согласиться: сегодня оно было весьма занимательным!

– Чем же? – осведомился Гай самым скептичным тоном.

– Победитель сегодняшнего состязания был выше всяческих похвал. Представьте себе, он поразил все мишени на немыслимом расстоянии и не допустил ни одного промаха!

– Обычное дело для того, кто выигрывает турнир лучников! – снисходительно ответил Гай и повертел головой по сторонам. – Кто же этот стрелок, вызвавший у вас столько восторга?

– Да вы его только что едва не сбили с ног! – рассмеялся Бэллон.

– Этот старик? – медленно переспросил Гай и нахмурился.

Обыскав недоверчивым взглядом турнирное поле, он наконец увидел седого стрелка и резким движением вскочил на ноги.

– Ах вот оно что! – воскликнул он и, оказавшись возле перил, властно махнул рукой, подзывая ратников.

Указав им на лучника, который к тому времени успел уйти довольно далеко, Гай приказал:

– Догоните его и приведите сюда. Если попытается сопротивляться – применяйте оружие!

Ратники бегом бросились выполнять приказ, но Гаю показалось мало принятых мер. Отыскав взглядом Джеффри, он жестом приказал ему следовать за ноттингемской стражей, и теперь два вооруженных отряда рассекали толпу с разных сторон, стремясь встретиться в одной точке – там, где должен был оказаться седой стрелок.

– Что все это значит? – спросил сэр Рейнолд, наблюдая за действиями Гая с откровенным удивлением. – Зачем столько ратников против одного хромого старика?

Но вдруг леди Клод вскрикнула и тоже указала рукой на лучника.

– Смотрите, отец, он… Он, кажется, не так стар, как мы думали!

Стрелок неожиданно перестал припадать на ногу и шел теперь стремительным легким шагом. Расходившиеся по своим делам горожане и йомены узнавали в нем победителя среди лучников и, приветствуя, почтительно расступались перед ним. Посланные в погоню ратники отставали, и расстояние между ними и стрелком все больше увеличивалось.

– Быстрее! – в нетерпении воскликнул Гай, словно ратники могли его слышать, и с бессильной яростью пристукнул кулаком по перилам.

Марианна, по-прежнему не сводившая глаз со стрелка, вдруг услышала слова молитвы, произносимые торопливым шепотом. Обернувшись к подруге, Марианна увидела, как побледнело лицо Клэренс и в каком сильном волнении она стиснула руки и прижала их к груди, не сводя расширенных от страха глаз с удалявшейся фигуры лучника. Помня об остром слухе епископа, Марианна стремительно поднялась с кресла и, непринужденно улыбнувшись, взяла Клэренс под руку и увлекла к столу, на котором стояли кувшины с вином, кубки и блюда со сладостями.

– Не волнуйся, он успеет! – тихо сказала она, кивком поблагодарив кравчего, который подал ей наполненный вином кубок.

– А если нет? – с ужасом прошептала Клэренс, норовя оглянуться и с трудом принимая от кравчего свой кубок, который едва не заплясал в ее дрожащих руках.

Поймав предупреждающий взгляд Марианны, Клэренс заставила себя улыбнуться и сделать глоток вина, но ее бледные губы продолжали дрожать.

– Если нет, то с ним все равно ничего не случится. Я обещаю тебе! – твердо заверила Марианна, мельком оглянулась и крепко сжала локоть Клэренс. – Успокойся и медленно обернись – он уже вне опасности.

Стрелок остановился, перебросил через руку полу плаща и кому-то махнул рукой. В то же мгновение его окружили пять всадников. Один из них – тот самый йомен, который был на состязании вторым среди лучников, – держал в поводу оседланного коня. Стрелок взял поводья и одним ловким движением оказался в седле. Подозвав пробегавшего мимо пажа, он бросил мальчику монету, отдал какой-то предмет и указал в сторону галереи. Мальчик с готовностью прижал руку к груди в знак того, что исполнит поручение. Стрелок потрепал его по голове и, выпрямившись, пришпорил коня. Он и ожидавшие его всадники погнали коней широким галопом прочь от городских стен и скрылись в лесу прежде, чем посланные Гаем ратники успели добежать до дальнего края турнирного поля.

Лицо Гая стало очень спокойным, взгляд погас, лишь прикушенная нижняя губа мелко подрагивала – то ли от гнева, то ли от досады. Шериф, епископ, Невилл переглянулись и молча пожали плечами, не понимая, что произошло.

– Сейчас все разъяснится, милорды, – глухо ответил Гай, заметивший этот молчаливый обмен взглядами. – Я мог ошибиться. Но, судя по его походке, когда он перестал хромать, вряд ли!

Паж наконец добрался до галереи, шустро взбежал вверх по лестнице и с лихим поклоном протянул шерифу тонкий свиток пергамента.

– Милорд шериф, господин лучник просил передать вам это послание!

Сэр Рейнолд торопливо развернул пергамент, пробежал глазами по строчкам и побледнел так, словно прочел известие о собственной смерти.

– Не испытаю ли я разочарования, увидев его без седин… Ни капли не растерял былой дерзости! – еле слышно сказал он, вперив в небо невидящий взгляд.

Вспомнив, что на него смотрят десятки глаз, сэр Рейнолд взял себя в руки и протянул письмо Гаю.

– Увы, милорд, вы оказались правы в своих подозрениях!

Гай пробежал глазами письмо, и его черты внезапно исказились в такой чудовищной гримасе злобы и ненависти, что лицо стало неузнаваемым. По крайней мере, Марианне до сих пор не доводилось видеть Гая таким, и она даже замерла, не в силах отвести глаза от его изменившегося лица. А он сам уже искал ее взглядом, нашел и впился в нее глазами, в которых полыхало пламя лютой ярости.

– Что вы ему сказали, леди Марианна?! Что вы ему сказали?! Отвечайте!

Его приказ прозвучал резко, словно Гай ударил, а не спросил. Марианна онемела от такой неслыханной грубости и лишь молча смотрела на Гая. У остальных гостей его тон вызвал волну возмущения.

– Объяснитесь, сэр Гай! Перед вами благородная леди!

– Да кто же это был, наконец?!

– Успокойтесь, господа, и проявите снисходительность к сэру Гаю, – поспешил вмешаться шериф. – Победитель среди лучников – сам лорд вольного Шервуда, и вы все только что имели удовольствие видеть его и беседовать с ним.

Если сэр Рейнолд желал спокойствия, то своим разъяснением он добился полностью противоположного результата. Кто-то из гостей не сдержал возгласов удивления, а молодежь откровенно веселилась, не скрывая смеха. Только леди Клод, оскорбленная за отца, гневно поджала губы, хотя ее жених хохотал от души.

– Сам лорд Шервуда?! Вот это да! Я думал, этому лучнику лет семьдесят!

– А он и правда сакс? Он говорил на французском чище и правильнее любого из нас!

– Провел нас всех как желторотых птенцов!

– Не нахожу пристойного повода для веселья! – громовым раскатом прокатился голос Гая.

Овладев собой, он обвел всех холодным взглядом, не пропустив никого. Веселые голоса стихли сами собой.

– Стыдитесь, благородные лорды и леди! Волк в собачьей шкуре вдруг вызвал у вас такой восторг! – упрекнул он присутствующих, презрительно скривив губы, и в установившейся тишине вновь обернулся к Марианне: – Итак, что вы ему сказали? И почему именно вы вызвались вручить ему награду?

Марианна тоже успела справиться с собой. Сложив руки на груди, она гордо выпрямилась и высоко подняла голову. Не отвечая Гаю, она смотрела на него спокойным холодным взглядом, как королева на недостойного вассала.

– Он сам попросил об этом, а я приказал леди Марианне исполнить его просьбу, – поспешил вмешаться епископ, желая быть справедливым. – Меня рассердили ее сетования на то, что саксонская святыня достанется норманну, и я решил преподать ей урок смирения. Но, кажется, сам получил такой же урок… – договорил он самым сокрушенным тоном.

– Я сказала ему несколько любезных слов, похвалив его меткость, – отчеканила Марианна голосом, в котором звенел лед. – Ровно столько, сколько мне продиктовала вежливость, милорд, которую вы растеряли по дороге от своего шатра.

Отвернувшись от Гая, она попросила у отца разрешения удалиться в замок и в сопровождении Клэренс и ратников Невилла покинула галерею.

Проводив ее замершим взглядом, Гай словно очнулся от забытья и бросился следом. Догнав Марианну, он поймал ее руку, вынудив остановиться.

– Принцесса!.. – воскликнул он с мольбой, но Марианна, не посмотрев в его сторону, молча высвободила руку.

Тогда он рухнул перед ней на колени и прижал к губам край ее плаща, глядя на нее снизу вверх и безмолвно моля о прощении. Клэренс, внешне выражая почтительность, стояла поодаль, опустив глаза, но ее губы подрагивали в презрительной улыбке.

– Поднимись, Гай, на нас смотрят, – сказала Марианна, так и не удостоив его взглядом.

Но уже то, что она назвала его по имени, подействовало как помилование для приговоренного к казни. Гай вскочил на ноги и, вновь завладев рукой Марианны, прижался губами к ее пальцам.

– Прости меня, мой ангел! – прошептал он с отчаянием. – Я испугал тебя!

– Нет, – ответила Марианна и соизволила обернуться к Гаю. Рассматривая его так, словно впервые увидела, она усмехнулась: – Ты заставил меня задуматься.

Он понял, что она имела в виду: задуматься о том, насколько правдива молва о нем, которая, несомненно, была ей известна, но которой она до сих пор не находила подтверждения.

– Принцесса, послушай!.. – начал было Гай, горячо желая вернуть ее доброе мнение о нем и прежнее расположение, которым она его одаривала, но Марианна остановила его легким взмахом руки.

– Довольно надуманных титулов! Я всего лишь саксонка, чьими чувствами легко пренебречь. Один знатный норманнский лорд навязывается мне, не находя в том ничего зазорного. Другой учиняет грубый допрос в присутствии всех, кому я считала себя равной. Епископ, желая меня унизить, принуждает исполнить каприз незнакомого ему человека только потому, что посчитал того норманном. Так что я не принцесса, и все сегодня указали мне, где мое место.

Ее горькая отповедь не усугубила чувство вины, которое Гай испытывал, а, напротив, смягчила. Раз не только он причинил ей сегодня обиду, то, может быть, его доля в доставленном ей огорчении не так велика, чтобы Марианна не смогла простить его.

– Еще и этот негодяй, забавляясь над всеми, потребовал, чтобы непременно ты вручила ему награду! – воскликнул он, всем видом разделяя ее разочарование произошедшим, и протянул Марианне письмо лорда Шервуда. – Прочитай, и ты поймешь, почему я не смог сдержать негодование!

Марианна развернула пергамент, пробежала глазами по строчкам и к огромному удивлению Гая расхохоталась, мгновенно вернувшись в прежнее веселое настроение.

– Какая восхитительная уверенность! Он же заранее написал это письмо, еще не зная, что победит в состязании и получит награду из моих рук!

– Не вижу ничего достойного, что могло бы тебя восхитить! – едва снова не вспылил Гай, но, заметив в глазах Марианны мгновенную настороженность, заставил себя успокоиться. – Просто безмерная наглость, которой он всегда отличался!

Оставшись одна в покоях, предоставленных Невиллам шерифом, Марианна села за стол, достала припрятанное письмо, которое Гай забыл у нее забрать, и снова вчиталась в строки, написанные четким стремительным почерком:

«Лорд Шервуда благодарит шерифа Ноттингемшира за оказанный ему почет и обещает навсегда сохранить в своем сердце добрые слова, сказанные прекрасной леди Марианной».

Она на миг прижала пергамент к щеке, словно письмо могло передать ей тепло руки, написавшей эти строчки, и, улыбнувшись, тихо повторила:

– Обещает навсегда сохранить в своем сердце добрые слова, сказанные прекрасной леди Марианной…

Глава четвертая

Она узнала его…

Узнала, сумев разглядеть в обличии старика, которое отвело глаза всем: и шерифу, и епископу, и даже Гаю Гисборну. Всем, кроме нее. Узнала, несмотря на то, что не видела его с того давнего августовского вечера. Позже у них были еще две встречи, но о них Марианна не знала, и потому они в счет не шли. Вспоминая каждое слово из тех, что она говорила ему, вручая серебряную стрелу, он твердо знал, что это не было данью обычной любезности, раз она догадалась, кто стоит перед ней. Значит, то, что она сказала, исполнено глубокого смысла, шло от самого ее сердца, как и ее благословение, которое она даровала ему вместе со стрелой.

Его пальцы еще хранили тепло ее ладони, в памяти звучал ее голос – вначале торжественный и звучный, потом быстрый, тихий и тревожный. Робин запрокинул голову, посмотрел в хмурое зимнее небо и улыбнулся с бесконечной радостью, слушая и не слыша друзей, обсуждавших прошедший турнир и потешавшихся над шерифом.

Но едва он вспоминал о Гае Гисборна, как радость немедленно угасала. Умом он понимал причину, по которой Марианна отвлекла внимание Гая на себя: еще одно мгновение, и тот непременно узнал бы в старом лучнике лорда Шервуда. Ее сообразительность и быстрота, с которой она действовала, заслуживали восхищения. Но несмотря ни на что, Робин не был восхищен и не испытывал к Марианне благодарности. Напротив, в его памяти оживало другое видение: Марианна, закутанная в неприметную серую накидку, в капюшоне, опущенном до самых глаз, стараясь не привлекать к себе внимания, выскальзывает из шатра, на котором развевается флажок с гербом Гисборна. Гай провожал Марианну и на прощание поцеловал ее в лоб.

Что она делала в его шатре, почему отправилась к нему одна? Неужели она действительно считает Гая своим другом, упорно не веря рассказам о его делах, которые передаются из уст в уста по всем Средним землям? Или Гай ведет себя с ней таким образом, чтобы она ни в коем случае не поверила молве? Несомненно, если он стремится завладеть сердцем Марианны, то никогда не допустит, чтобы ей хоть в малости приоткрылся его истинный облик! Значит, Марианна видит в нем обаятельного и умного собеседника, искусного воина и галантного рыцаря.

В том, что Гай неравнодушен к Марианне, Робин не сомневался. Достаточно вспомнить, как он расцвел, едва Марианна к нему обратилась, с какой готовностью предложил ей руку, мгновенно забыв о подозрениях, вспыхнувших при виде седого лучника. Когда же она положила свою руку поверх его руки, на лице Гая отразилось чувство, подобное не обычной страсти, нет, – благоговению! Гай не просто влюблен в нее: он боготворит Марианну.

А что если и сама Марианна склоняется к мысли отдать Гаю свою руку и сердце? Ведь он старается проводить с ней как можно больше времени, а Робин такой возможности лишен. Натуру Гая он познал на собственном опыте, и это знание заставляло Робина испытывать почти страх за будущее Марианны. Ей даже не надо будет совершать ничего особенного, чтобы вызвать неудовольствие Гая. Довольно, чтобы она оставалась собой, и зло, которое неизменно одерживает верх над проблесками света в душе Гая, однажды обрушится на Марианну со всей беспощадностью.

Нет! Перебирая в памяти все, что он узнал о Марианне сам или со слов других людей, возвращаясь к словам, которые она ему сказала на турнире, Робин едва заметно качнул головой. Она не пойдет с Гаем под венец по доброй воле. Но, с другой стороны, когда Гая интересовала чья-то воля, кроме собственной?

Эти и подобные размышления не оставляли Робина всю дорогу из Ноттингема в Шервуд, то приводя его в дурное расположение духа, то возвращая в радостное.

В то же самое время Статли с интересом наблюдал за сменой выражений на лице Робина, который иной раз настолько глубоко погружался в раздумья, что забывал обо всем, не слыша разговоров и шуток друзей. Пытаясь угадать, что повергло всегда спокойного и внешне бесстрастного лорда Шервуда в подобную бурю чувств, Статли подумал: не женщина ли явилась тому причиной? Но единственной женщиной, с кем Робин разговаривал на турнире, была леди Марианна – Прекрасная Саксонка, о защите которой лорд Шервуда осенью отдал приказ всему вольному воинству. Тогда никто из стрелков, в том числе и Статли, не удивился этому приказу. Но сейчас он заподозрил, что Робином руководило отнюдь не восхищение, которое вызывала у всех – и мирных жителей графства, и вольных стрелков – самоотверженность леди Марианны, боровшейся с мором в Руффорде. Или не только восхищение и обычное стремление лорда Шервуда защищать то, что, по мнению Робина, стоило его защиты.