
Полная версия
Неоправданная ставка
Акула открыл новую бутылку, налил две кружки и, осушив свою в обычные три глотка, продолжил:
– Ты знаешь, почему меня прозвали Акулой? Потому что, когда пираты спасали меня, вокруг кишели акулы, и ни одна из них не пыталась на меня напасть. Те, кто это видел, назвали меня сыном Посейдона. Брошенное с борта судна, тело умершего пирата, они распотрошили за одно нападение, а плывущего рядом с ними человека, не тронули. Свой корабль я назвал в честь бога морей и моего покровителя. С тех пор прошло много лет. Раньше я искал встречи с эскадрой адмирала Лемо, но потом решил, что моя команда не должна погибать из-за прошлых неудач своего капитана. Когда я впервые вышел на пиратский промысел, то поклялся себе, что стану капитаном… И стал им. Мое имя знает каждый пират, а наш корабль встречают с почестями в нескольких странах, которые не имеют боевого флота. Они отправляют торговые суда, не опасаясь, заручившись лишь моим словом и опознавательным сигналом. Четыре пистолетных выстрела, сделанных подряд, говорят о том, что этот корабль опекает Акула Пьер, и те, кто посмеет напасть, бросают вызов лично мне.
Акула с размаху воткнул огромный тесак в стол, поднял свой тяжелый, остро поблескивающий взгляд на Сэмуила и продолжил:
– Я долго ждал, но именно сейчас я понял, что пришло время нанести смертельный визит адмиралу Лемо. Первое, что я сделаю – это отправлю свой судовой журнал, в котором я подробно описал всю мерзкую ложь Лемо, газетным писакам. Эта исповедь, каждое слово которой вобьёт гвоздь в крушу гроба авторитета адмирала Лемо. Когда люди прочитают, как проходил тот злополучный бой, и кто явился истинным виновником гибели эскадры, Лемо, удостоенный звания адмирала и наделённый неограниченной властью, потеряет свой авторитет в глазах короля и всех офицеров флота. Пьер Ковалли, обломавший зубы о жестокую правду жизни, превратился в акулу и жаждет возмездия.
Акула замолчал, уставившись на Сэмуила холодными немигающими глазами.
Хэмпфил не смел нарушить эту неожиданную исповедь, человека прошедшего тяжелые испытания, и не утратившего чувства долга и совести. Имя Акулы Пьера гарантировало любую договорённость, и многие капитаны берегового братства, прислушивались его мнения. Воля и воинский дух. Честь и верность слову. Вот что представлял из себя капитан Акула Пьер.
– Больше десяти лет я не разговаривал ни с кем так, как сейчас разговариваю с тобой, – продолжил Акула после продолжительной паузы, -А знаешь почему? Я не мог никому доверять, даже своих друзей Грома и Карамо, я не стал отягощать своей правдой. Впервые за долгие годы среди членов моей команды, я увидел человека, интересы которого не ограничиваются только жаждой крови, и наживы.
Провидение не случайно привело тебя ко мне, и я знаю о чём говорю. Всё что мы видим Сэмуил, лишь на первый взгляд кажется таким. Нам кажется, что правят короли и султаны, но на самом деле, они лишь крупные фигуры чьей-то глобальной игры. Думаю ты скоро узнаешь это, потому что пришло время узнать, то что сокрыто от других глаз. Пусть тебя не удивляет моя осведомлённость о твоём прошлом. Пару лет назад нас здорово потрепал шторм, и к прочим неприятностям на корабле вспыхнула эпидемия лихорадки. Из всех членов команды в живых осталось не больше десятка. Мы были истощены и не способны что-либо предпринять, но к большой удаче, на нас вышел корабль монашеского ордена с Белого острова. Они отбуксировали нас в монастырскую гавань, где мы смогли вылечить тех, кто выжил, и починить «Посейдон». С тех пор я стал послушником ордена монахов-островитян. Кроме меня, из членов команды об этом знают Гром и Карамо. Я получаю любую информацию, когда она необходима мне, и выполняю любые поручения, когда это необходимо ордену, несмотря на то, что мы являемся членами берегового братства. Когда Гром отправился на остров пополнять запасы пресной воды, мы выловили сундук капитана погибшего корабля, в котором, тщательно упакованные, лежали инструкции маркиза Лотти, адресованные некоему Сэмуилу Хэмпфилу. Основные наставления касались ведения переговоров с другими судовыми компаниями. В инструкциях была информация о всех, с кем ты собирался вести дела. Также там лежали несколько писем, адресованных тебе дворянами короля Людвига. Из наставлений, было несложно было понять, как эти люди относились к тебе. Я не мог предположить, что Гром вернётся с острова с человеком из команды погибшего корабля, и тем более, что это будет тот, кому адресованы все эти послания. Капитан был уполномочен вручить тебе эти бумаги по приходу в порт назначения.
Судовой журнал, личные вещи капитана и всё, что находилось в сундуке, по старой пиратской традиции я отправил на дно океана, к их почившему обладателю. Недавно я написал послание и с голубем отправил на Белый остров. Пару дней назад получил письмо, из которой узнал о том, что орден потерял один из своих кораблей, идущих с золотом на восток. Там же была полная информация о тебе.
Сейчас я говорил с тобой за все десять лет вынужденного молчания. Если ты тот, о ком я думаю, значит не зря живу на этом свете. Всё сказанное предназначено только для тебя Сэмуил Хэмпфил.
Акула тяжело опустился на кровать.
– Начинается шторм, и я буду отдыхать. Для сна нет ничего лучше, чем штормовая волна и колыбельное завывание ветра в оснастке. Кажется, я порядком набрался. Оставь меня, Барракуда. Акула Пьер будет набираться сил для больших дел.
Сэмуил вышел из капитанской каюты, и поднялся на палубу.
Акула всё это время знал, кто он. Акула Пьер послушник ордена монахов-островитян. Он слышал от маркиза Лотти, пару упоминаний, о каком-то таинственном ордене, но не придал этому особого значения. Слова сказанные Акулой, обретали очертания. По его словам, миром правят не короли и султаны, но тогда кто? Орден монахов-островитян? Или ещё какой-нибудь более могущественный союз? О какой встрече и с кем, он упоминал, намекая на жизненные изменения?
Насколько нелепым казалось Сэмуилу то отчаяние, охватившее его при мысли, что это пиратский корабль. Мысли о смерти не посещали, но постоянный страх быть убитым неотступно преследовал его долгое время. Общественное мнение сделало из пиратов бесчестных, кровожадных и беспощадных чудовищ.
Сэмуил неоднократно слышал холодящие сердце рассказы бывалых моряков о бесчинствах, творимых пиратами. Тогда он не мог сомневаться в подлинности сказанного. Теперь же, проведя долгое время в пиратской среде, понимал, насколько он был далёк от истины.
Неписаный кодекс берегового братства состоял из таких законов, которые по сравнению с законами цивилизованного общества были гораздо гуманнее. Их фанатично соблюдали те, для кого они были установлены. Если в прошлом пираты промышляли только грабежами, оставляя после себя разорение и горы трупов, то теперь многие капитаны занимались покровительством торговых путей и даже маленьких государств, не имеющих регулярной армии. Были придуманы опознавательные знаки и символы, по которым можно было беспрепятственно пройти в любой порт, не имея на борту ни пушек, ни ружей. Пираты давали своих лоцманов для прохода наиболее опасных участков. Знать всё это могли лишь те, кто жил по законам берегового братства, и являлся его авторитетным участником.
Мысли Сэмуила прервал голос Грома.
– Барракуда! Если мы не успеем проскочить этот участок, пока белые барашки не превратятся в двадцатифутовые волны, у рыб будет знатный ужин! – веселился здоровяк. – Но тебе переживать нечего. Из обличия человеческого ты превратишься в натуральную барракуду, в чём собственно разницы никакой, и даже есть свои преимущества. Найти пропитание под водой гораздо проще, да и выбор побогаче. Ну вот и началось!
Гром резко повернул штурвал на показавшуюся с правого борта волну внушительных размеров. «Посейдон» сильно качнуло.
Следующая волна окатила палубу, срывая с места незакреплённые предметы.
– Клянусь трезубцем Посейдона, когда закончится эта болтанка, я кое-кому объясню, как наводить порядок на палубе! – заорал Гром. – Убирайте паруса, сучье племя!
Очередная волна, обрушившись на палубу, унесла за борт двух пиратов. Гром сумел развернуть «Посейдон», и теперь корабль тяжело взбирался на волну и падал носом в открывающуюся бездну. Попытки отыскать упавших за борт товарищей не увенчались успехом, но команда продолжала по очереди осматривать море вокруг.
Шторм бушевал всю ночь. Только на заре ветер стал стихать, волны становились всё меньше, и через пару часов «Посейдон» вышел из зоны шторма. С восходом солнца Грома сменил Карамо, и здоровяк, взяв бутылку рома, присоединился к Сэмуилу, который сидел на носу, вглядываясь в горизонт.
Рисунок № 4
– Ты можешь больше не бояться, Барракуда, этот шторм был не твоим – хохотнув, произнёс здоровяк, устраиваясь на канатах.
– Ты не сказал мне, что галеон «Аполлинария» затонул в этих широтах, – не поворачивая головы, сказал Сэмуил.
– Акула успел просветить тебя о гибели моего корабля? Не узнаю я нашего капитана: с твоим появлением он сильно изменился. Я никогда не замечал за ним особой разговорчивости. Капитан не любит говорить о своих подвигах и, вероятно, не сказал тебе о том, что это он спас моряков из команды «Аполлинарии». Я попросился на борт галеона после того, как узнал, что они будут проходить зону Семи ветров, в пучине которой когда-то погиб мой отец. В детстве он говорил мне: «Мой дед и отец нашли свою погибель в морской пучине. Возможно, и мне уготована та же участь. Если такое случится, обещай мне, что, когда ты станешь капитаном (а ты им обязательно станешь), проходя место моей гибели, бросишь в том месте бутылку хорошего рома. Твой старик-отец с большим удовольствием осушит её, находясь в гостях у Посейдона, и замолвит словечко за тебя богу морей». Подобным курсом ходят только смелые моряки, как мой отец или капитан «Апполинарии», и, может быть, я. Этот путь значительно короче, но немногие отваживаются здесь проходить. Из десяти кораблей, идущих этим курсом, в порт приходят не более семи. Последний проход «Аполлинарии» стал роковым, а я с тех пор стал пиратом. Если бы ты тогда на острове не назвал «Аполло» и имя его капитана, я бы вряд ли взял тебя на борт «Посейдона», ведь капитан Брю был матросом у моего отца, и свой корабль назвал в честь погибшего галеона, только вдвое сократив имя. Вообще наш капитан Акула Пьер, не любит слабых, а своим видом ты тогда напоминал восставшего из мёртвых. Как всё же непредсказуема рука судьбы, сводящая воедино людей, незнакомых друг с другом, но крепко связанных узами дружбы своих предков. То, что связало нас, быть может, свяжет и наших внуков, когда им понадобится верная и крепкая рука. А то, что мои дети и внуки будут крепкими ребятами, можешь не сомневаться, – развеселился Гром.
– То, о чём ты говоришь, Гром, называется философией. Твой разум в состоянии трактовать прописные истины, а это значит, что ты научился выводить итоговые, ключевые фразы, называемые афоризмами. Этого достигает человек, часто задумывающийся, не только над благами жизни, но и над её смыслом.
– Это только так кажется, что тех, кого Господь наделил большим телом, он ограничил умом. Я не умею читать и не могу заглянуть в книги, которые вы с таким удовольствием изучаете, но, когда я встаю у штурвала, я думаю вместе с океаном. С каждым порывом ветра я чувствую его дыхание. Океан о чём-то переживает и дышит, словно боится потревожить, или, напротив, хочет диктовать свою волю, и тогда его дыхание становится могущественным. Он играет кораблём в приподнятом настроении и может безжалостно бросить на скалы, если взбешён. Думать вместе с океаном – великое счастье, и оно дано только тем, кто перестал страшиться властной стихии. Посмотри на Карамо, – опять неожиданно прерывая тему разговора, развеселился Гром. – Вот ему, например, ни к чему думать о смысле жизни. Могу поспорить, что в очертаниях берега он увидит пышные формы портовых дамочек. Карамо! – громко крикнул здоровяк. – Если собрать всё золото, потраченное тобой на Марго, можно будет отлить её бюст и тискать его в минуты грусти.
Команде нравилась беззлобная словесная перепалка двух уважаемых пиратов, и они всегда с удовольствием слушали, о чём те разговаривают. Если кого-то из них на корабле не было, становилось скучно.
– Мне кажется, что ты думаешь о Марго гораздо чаще меня, потому что постоянно повторяешь её имя, уж не хочешь ли ты дружище Гром, у меня её украсть? – ухмыльнувшись, бросил Карамо.
– Земля! – закричал дозорный.
– Ну вот, Барракуда, пришла пора ступить на земную твердь. Моя требуха приятно постанывает в предвкушении доброго вина и душистой, хорошо зажаренной свиной корочки. Отгадай, где постанывает у Карамо? Вот именно друг мой Барракуда, свербит у канонира в ядрышках. ХХХ
Через два часа «Посейдон» вошёл в большую бухту.
Якорь бросили в миле от берега. Акула взял с собой десять человек, среди которых был и Сэмуил.
Добравшись до берега, капитан оставил матросов в портовой таверне и в сопровождении Сэмуила пошёл искать человека по прозвищу Одноногий Брюс.
Брюс, в прошлом отчаянный пиратский капитан, потерял свою левую ногу в драке с Акулой. Когда два матёрых морских волка начали драться, никто не мог заранее сказать, кто в этом бою выйдет победителем. Капитан Брюс владел абордажной саблей так, что мог сражаться сразу с несколькими противниками. Он легко ориентировался в любом палубном бою и выбирал наиболее удачные позиции для нападения. Капитана Акулу Пьера в береговом братстве знали, как самого выносливого рубаку. Он усыплял внимание сильного противника своей показной усталостью и, как только тот начинал искать лёгкие пути к победе, нападал со страшной силой, нанося разящий удар.
Никто из капитанов не решался бросить Акуле вызов, зная его несгибаемую волю и выносливость. Первым и последним, кто это сделал, был капитан Брюс, в среде пиратов непревзойдённый фехтовальщик, отлично владеющий абордажной саблей. Он хотел доказать Акуле своё мастерство, но Акула не намеревался соревноваться в искусстве, и при первых же выпадах Брюса, резко опустившись на колено, рубанул соперника по ноге. Рану, полученную в этой схватке, невозможно было вылечить, и после недолгого совещания один из членов команды без лишних церемоний опустил на раненую ногу капитана топор. Лишившись ноги, Брюс продолжал оставаться капитаном и несколько раз подсылал к Акуле убийц, с которыми тот моментально расправлялся. Брюс, как правило, выбирал на роль убийц самых отпетых негодяев, и это стало ему нравиться. Получалось, что Акула выполнял его волю, убивая тех, кого Брюс мысленно приговорил. Через год противостояния Брюс заболел и, оставив вместо себя капитаном своего помощника, сошёл на берег. Дружба прежних врагов началась после того, как к Брюсу, умирающему в одиночестве от нищеты и лихорадки, пришёл его заклятый враг Акула Пьер и привёл с собой лекаря, который в течение пяти дней поил Брюса отварами из трав. После этого случая прошло несколько лет, и старый пират скучал без вестей от своего заклятого друга, Акулы Пьера .
Брюс имел небольшую портовую контору, которая приносила неплохой доход. Он отыскал свою давнюю подругу, которая ещё в его пиратскую бытность родила ему двоих сыновей-близнецов, и зажил со своей семьёй. Через год счастливой семейной жизни по городку прошла эпидемия чумы, унёсшая большую часть населения города. Брюс нашёл спасение от чумы в море. Как только эпидемия начала распространяться, он забрал сыновей и ушёл в море со знакомым капитаном. Через три месяца Одноногий Брюс вернулся и узнал, что среди тех, кого забрала «черная смерть», оказалась и его любимая Кассандра. Брюс ждал её на корабле, чтобы забрать с собой, но так и не дождался. И только спустя два года одна старуха рассказала ему, что Кассандра не пришла, потому что была уже больна. С тех пор Брюс вместе с сыновьями, которым к моменту прихода «Посейдона» исполнилось по пятнадцать лет, занимался разными портовыми делишками, включая покупку и продажу различных грузов, и даже кораблей.
Одноногий Брюс покачивался в гамаке, подсчитывая в уме, сколько денег ему надо заработать, чтобы обеспечить свою старость и достойную жизнь сыновьям.
– Здравствуй, одноногая развалина! – произнёс Акула, стоя таким образом, чтобы слепящее солнце мешало его рассмотреть. Брюс прикрыл ладонью глаза и какое-то время рассматривал пришедших, догадываясь, что человек, наградивший его такими эпитетами, может быть только Акулой Пьером.
– Неужели твои глаза перестали быть такими зоркими? А ведь раньше ты без подзорной трубы мог определить принадлежность корабля на расстоянии в несколько кабельтовых и рассмотреть, как я расправляюсь с твоим очередным подсылом. Может быть, ты уже подумываешь увидеть ангела в золотом сиянии, но тебе ещё рано отправляться к праотцам, раз ты до сих пор нужен Акуле Пьеру.
– Раньше я не замечал за тобой подобной болтливости, – пристёгивая ремнями деревянный протез, сказал Брюс. – Кто это с тобой?
– Это Барракуда.
– Это тот Барракуда, который распорол брюхо галеону-охотнику?
– Даже сидя на берегу в тысяче миль от событий, ты по-прежнему знаешь все новости берегового братства.
– За свою никчёмную жизнь я не нажил себе много друзей, зато приобрёл достаточно врагов, которые заставляют интересоваться происходящим. Среди них найдётся немало желающих засунуть мою голову в петлю за старые проделки. Думаю, ты пришёл не затем, чтобы потрепаться со мной. Ты помог мне остаться без ноги, но не без глаз и ушей. А я на старости лет расплодил столько глаз и ушей, что на них уходит половина всех моих денег. О твоём появлении здесь я знал ещё тогда, когда ты только собирался посетить наши края. Тебе должно быть известно: то, что знают двое – знает весь мир. «Посейдон» ты, конечно же, оставил в миле от берега, а сопровождавших тебя посадил в портовой таверне. Боюсь, что не позднее чем через пару часов они будут болтаться на виселицах. Губернатор имеет среди пиратов немалое количество своих осведомителей, и о твоём приходе уже известно.
– Что же ты молчишь, тухлая требуха? Тебе в назидание необходимо отрубить вторую ногу, чтобы ты говорил о главном в первую очередь, – злобно произнёс Акула.
– Я отправил тебе весть с капитаном «Розы ветров», но он не застал тебя.
Акула и Сэмуил выскочили из дома Брюса и побежали короткой дорогой через небольшую рощицу, выходящую на портовую пристань. Приближаясь к набережной, они услышали выстрелы, крики и лязганье стали. Акула выскочил на портовую площадь как раз в тот момент, когда члены его команды выбежали из таверны. Раздался свист Карамо и, обнажив спрятанное оружие, пираты напали на окруживших площадь солдат. Силы были неравны. Солдаты втрое превосходили пиратов по количеству, но боевая закалка научила последних не обращать внимания на численное превосходство противника. На этот раз исход боя решило многократное превосходство подоспевших на пристань солдат. Акула ранил нескольких из них и сумел отбить у них раненого в плечо Карамо. Пираты подбежали к краю пирса и прыгнули в воду. Солдаты начали стрелять по беглецам из мушкетов. Внезапно как по команде Акула Пьер громко вскрикнул, за ним вскрикнул Карамо и оба исчезли под водой. На водной поверхности появилось кровавое пятно и стало быстро расползаться.
– Всё, с этими покончено, отправились на корм крабам, – сказал один из солдат, закидывая мушкет на плечо.
В пятидесяти ярдах от берега стоял фрегат «Мэри Роуз», капитан которого частенько заходил пополнять запасы пресной воды и знал многих членов берегового братства. Он видел всё происходящее и ничуть не удивился, когда у борта, обращённого к морю, появились две головы. Капитан тихо скомандовал бросить верёвочную лестницу, и через две минуты на палубу вылезли Акула Пьер, и Карамо. Акула зажимал на руке рану, которая сильно кровоточила.
– Да, капитан, – выпалил Карамо, – ты лишний раз подтвердил своё прозвище. Акулы были рядом, но не тронули нас.
– Если бы солдаты не увидели кровь, ты не стоял бы на этой палубе. А кровь я припас заранее, – с этими словами Акула вытащил из кармана небольшой жёлтый мешок, – сколько раз этот фокус спасал мне жизнь. Это бычий мочевой пузырь с кровью, – добавил он, бросая использованный предмет за борт.
Метод вскрикивания, словно в тебя попали, был опробован уже давно, а вот пускание крови до Акулы никто не практиковал, зная молниеносную реакцию морских обитательниц. Достаточно было отрубить курице голову, бросить в море, и акулы появлялись с точностью до пяти минут. Они распознавали этот запах за несколько миль.
– Самое главное, Карамо, не махать конечностями. Сегодня ты по моему примеру освоил движение угря. Считай, что мы сбили акул с толку, но сильно не обольщайся, акулы прощают подобные фокусы только капитану Акуле Пьеру.
Сэмуил остался в укрытии немым свидетелем происходящего. Слух о поимке пиратов быстро разлетелся по городу. Гром снялся с якоря и курсировал в трёх милях от гавани, ожидая появления военных кораблей. В море быстроходность и маневренность «Посейдона» давали ему преимущества перед противником, вдвое превосходящим по силе оружия. Ночью фрегат «Мэри Роуз» доставил капитана и канонира на борт «Посейдона».
Акула собрав членов команды, сказал:
– На берегу остались восемь членов нашей команды, и, если их еще не повесили, мы спасем их.
Команда одобрительно загудела.
– Действовать будем немедленно. Команду разобьём на три отряда. Первый возглавлю я, второй поведёт Гром, а третий пойдёт с Карамо. С собой возьмём шесть малых палубных пушек. «Посейдоном» останется управлять Барракуда.
– Но он не вернулся на корабль, капитан, – сказал Гром.
– Скоро он будет здесь, – ответил Акула. – Спускайте шлюпки.
Сэмуил, не зная о дальнейшей судьбе капитана, вернулся к одноногому Брюсу. Старый морской волк, покуривая трубку, покачивался в гамаке, когда Сэмуил добрался до его дома.
– Мне нужна лодка, чтобы добраться до «Посейдона».
– Мой человек сказал, что Акуле и ещё кое-кому удалось уйти. Я знаю повадки этого безумца. Если Акула добрался до воды, обязательно уйдёт. Слишком громко вы прожили последний год, раз за ваши головы назначена такая цена. Морем из бухты тебе не уйти, каждый корабль и лодку будут досматривать таможенные патрули. Лучше уходить по суше с каким-нибудь караваном, и чем быстрее ты это сделаешь, тем раньше избавишь себя от неприятностей.
Брюс несколько минут оглядывал Хэмпфила и наконец сказал:
– Впрочем, если ты по-прежнему хочешь вернуться на «Посейдон», я знаю, как это сделать. Капитан Акула Пьер никогда не оставляет членов своей команды, и не позднее часа с момента его возвращения на корабль отправится на поиски. В этом весь Акула Пьер, – закончил Брюс, довольно усмехаясь. – Власти не знают тебя в лицо, так что можешь оставаться в городе, а если тебя спросят, скажешь, что привёз мне заказ на корабельный лес. В этой сумке подтверждающие бумаги.
Брюс бросил Сэмуилу кожаную сумку.
– Остановишься в таверне «Шарлотта», что находится в порту, за верфями Круазье. Акуле я скажу, где тебя искать.
Хэмпфил хорошо помнил барона Круазье, который был соседом маркиза Лотти, и его немало удивило, когда он услышал о судоверфи барона, находящейся за тысячи миль от дома. Не эти ли верфи упоминал маркиз Лотти, когда говорил о закладке нового фрегата? Это стоило выяснить, и Хэмпфил направился в сторону, где виднелись многочисленные строящиеся остовы кораблей. Пройдя чуть больше мили, он увидел большой каменный дом с надписью «Шарлотта». По доносящемуся гулу голосов было несложно предположить, что это популярное место пребывания моряков и судостроителей.
В таверне было многолюдно, и Сэмуил сел на одно из свободных мест, оказавшись рядом с компанией матросов, один из которых уставился на него пьяными глазами.
– Тебя в детстве мамочка не учила спрашивать разрешения? – сказал тот, оскалив гнилые зубы. – А если ты плохо слышишь я отрежу твои уши, и заставлю их сожрать.
Сэмуил повернул к нему голову и, смерив его взглядом, спокойным голосом произнёс:
– Если ты посмотришь под стол, то увидишь там стволы моих пистолетов, а если не заткнёшься, твоя вонючая требуха окрасит эти стены.
–Что? – зарычал гнилозубый, но в эту минуту в дверях показалась массивная фигура Грома.
Он обвёл присутствующих взглядом и, увидев Сэмуила, направился к его столу.
– Барракуда, друг мой, а ты не теряешь времени зря. А ну, раздвиньтесь, крысы портовые, – добавил он, усаживаясь на лавку.
Два человека, сидевшие за столом, упали с лавки.
Гнилозубый выхватил нож и с воинственным кличем бросился на Грома.
Здоровяк даже не привстал, перехватывая руку нападающего, но в следующую секунду тот уже лежал на столе с горлом, зажатым мертвой хваткой пирата. Гром со всей силы воткнул нож в стол, и раздался истошный крик. Здоровяк столкнул задиру со стола и бросил ему, скулящему на полу, отрезанное ухо, сопроводив это словами:
– Так ты лучше научишься слышать раскаты Грома.