Кристалл времени

Слушая его, я думал о том, что вместе с чертежами и описанием Кристалла Вселенной, в свертке вполне могли оказаться незамеченные в суматохе чертежи куда более простых аппаратов, чем попали в итоге в руки Вяземскому. Если память не изменяла мне, Радзиевский любил изобретать, а последние свои изобретения основывал на применении эфира, причем аппараты конструировал, исходя из собственных потребностей. Не было сомнений в том, что аппараты, о которых говорил Профессор, были созданы Радзиевским в тот момент, когда у него вышел из строя видеомагнитофон или пришла в гости бывшая супруга. Он просто хотел сделать мир счастливее, с помощью таких мелочей. Тем временем, Профессор продолжал исповедь.

– В университете я получил степень магистра, защитил кандидатскую диссертацию, потом докторскую. Когда понял, что речь шла об эфире, то решил этому посвятить свои исследования. А так, как у меня были твои записи, то в плане карьеры не было никаких проблем. Правда, довольно долго в ученом мире меня поднимали на смех. В существование эфира ведь никто не верил. А мне и не нужно было, чтобы верили. На подпольных душах-омолодителях я зарабатывал достаточно. А борьба с учеными коллегами и исследования скорее были для души. Так и ушел бы в забвение, если бы не проклятый «ВЯЗиС». Он мне испортил всю жизнь.

– Разве? – вновь удивился я. – А мне кажется, именно благодаря этой корпорации ты сейчас на коне.

Профессор поморщился, словно от зубной боли, и досадливо махнул рукой.

– Если бы я мог повернуть время вспять, то не совершил бы больше тех ошибок, которые выпали на мою долю. Прежде всего, никогда и ни за что не поступил бы в университет. Дернула же меня нечистая, не знаю, о чем и думал. Хотя… Думал о том, что это может мне пригодиться. Надо было пополнить багаж знаний сведениями об эфире, а из школьных учебников их не почерпнешь. Я имею ввиду тот объем, который меня интересовал. Следовательно, нужно было наладить контакт с учеными, занимающимися исследованиями в данной области. Что я и сделал. Снискал себе имя чудака в научном кругу и благополучно исчез. В то время правители сильнейших держав мира договаривались между собой о распределении оставшегося на планете сырья. Каким-то образом эта информация просочилась в прессу, и, несмотря на все запреты, спустя год все население земного шара знало, что нефти, газа и угля у нас осталось максимум на столетие. Началась паника, но ты, должно быть, уже обо всем этом знаешь. Ученые успокоили народ заверениями в том, что земле хватит энергии солнца и атома, демонстрировали новейшие разработки. На этой волне впервые и вылез «ВЯЗиС». Тогда их прогнали, и я радовался, как ребенок, приветствуя это решение правительства. Мне не нужны были конкуренты. Но через пять лет они вернулись, установили по всей стране свои станции и назначили такую мизерную цену за энергию, что народ принял их с восторгом. Тут же были открыты разные государственные программы по изучению эфира, а «ВЯЗиС» искал талантливых ученых по всему миру. И надо ж было такому случиться, что кто-то из тех ученых, которые когда-то осмеивали меня, вспомнил о моих исследованиях. Так корпорация добралась до меня. Мои работы получили новые оценки, и неожиданно я стал считаться одним из ведущих ученых в области изучения эфира. По правде сказать, я мало что в этом понимал и был твердо уверен только в одном: что эфир существует. Но на ученого с мировым именем я никак не тянул. Меня взяли на работу, но прежде устроили такой допрос с пристрастием, что я проклял тот день, когда ты подошел ко мне на вокзале. Я боялся, что меня раскусят. Меня все время спрашивали, откуда я столько знаю об эфире. Не помню, как выкручивался. Кажется, просто играл под дурачка. Вскоре от меня отстали. Выделили отдельный кабинет и пару помощников. Сначала трудился в Сибири, потом из «ВЯЗиСа» перешел в госслужбу и переехал в Орел. Сейчас тружусь на одном из сверхсекретных государственных объектов, провожу кое-какие исследования. Что касается жены, то с ней я познакомился в институте. Она в то время была молоденькой студенткой с ребенком на руках. Мы поженились и стали вместе работать. Она и сейчас помогает мне в моей лаборатории. Только прошу тебя, ни слова Лике об этом. Она думает, что я ей родной отец.

– Конечно, можешь на меня рассчитывать, – задумчиво кивнул я. – Ты говоришь, что служишь на сверхсекретном объекте, но разгуливаешь, как простой смертный. С чего бы это?

– Все дело в проклятых чипах, – воскликнул Профессор. – У меня специальная модель. Спецслужбы следят за каждым моим шагом.

– Значит, они в курсе того, что сейчас ты разговариваешь со мной?

– В теории – да, но на деле – нет, – улыбнулся Профессор. – Я все же инженер, а не деревенская дубина. Все свои дома и квартиры я давно оградил непроницаемым эфирным полем. Понимаешь, эфир может быть прозрачным, а может стать непроницаемой стеной. Главное, как его использовать. Создать эфирное поле несложно. Достаточно поместить в углах комнаты четыре простейших гироскопа. Не знаю как, но они фокусируют эфирные потоки. Наверное, сказывается эффект пирамиды. В любом случае, этот способ действует, так что нас никто не может засечь, подслушать или подсмотреть. Мы словно под колпаком.

– И спецслужбы позволяют тебе выкидывать такие фокусы?

– Им приходится с этим мириться, – сказал он. – Во-первых, они понятия не имеют о том, как я это делаю. А спрашивать опасаются, так как официально слежки за мной никакой нет. Во-вторых, я все же один из лучших в своем деле, и на мои выходки правительство смотрит сквозь пальцы… Теперь давай поговорим о тебе. Я ведь даже не знаю твоего имени. Вообще ничего о тебе не знаю. Расскажи, мне будет очень интересно послушать.

Только я собирался ответить ему, что для этого понадобится много времени, как в комнату вернулись женщины. Супруга Профессора Вера толкала перед собой накрытый всевозможными яствами стол на колесиках. За ней шла Лика, которая несла в руках огромный торт.

– А вот и мы!

Мы с Профессором переглянулись и одновременно пожали плечами. Ничего не поделаешь, женщины и в будущем оставались женщинами. Лика достала из бара несколько бутылок вина, и мы принялись за очень поздний ужин. Профессор представил меня, как старинного друга. Лика нахмурилась и прикусила губу. Она то и дело бросала на меня настороженные взгляды, будто спрашивая, кто из нас двоих ее обманывает. Я, тоже взглядом, пытался ответить, что оба мы правы, но, судя по тому, что выражение ее лица по-прежнему оставалось хмурым и напряженным, понял, что мои сигналы ей не понятны.

Час спустя нам с Профессором удалось уединиться в соседней комнате. Он сослался на то, что хочет покурить.

– Опять? – вспылила Вера, и обратилась ко мне за помощью. – Может, хоть вы повлияете на него. Никак не может избавиться от этой старомодной привычки!

Но Профессор в ответ только посмеивался. Закрыв дверь на щеколду, он предложил мне кресло-качалку, похожее на то, что стояло у него в загородном доме, сам уселся в соседнее и умело раскурил трубку. По комнате тут же пополз табачный дым, неожиданно навеявший на меня воспоминания о прежней жизни. Удивительно, но во время знакомства с новым миром, меня не покидало ощущение, что в нем не хватает чего-то очень важного и привычного. И долго не мог понять, что вызывает во мне такие чувства. Только сейчас до меня дошло: все дело в дыме. Прожив на свободе в новом мире уже около месяца, я ни разу не видел никого с сигаретой во рту. Ни разу не вдыхал табачный дым. Вот почему мне стало грустно и приятно от того, что рядом со мной сидел первый человек из моего времени, встреченный мною в будущем, и с наслаждением затягивался крепким табаком.

– Ты обещал рассказать о себе, – напомнил Профессор.

Отпираться было бессмысленно. В новом мире мне необходимы были друзья, а где искать их, если не в мире старом? Профессор, на мой взгляд, вполне подходил на эту роль. К тому же, следовало завоевать его доверие и еще по одной причине. Он был довольно неглупым человеком и наверняка уже понял, хотя бы по моему цветущему молодому виду, что со мной произошло нечто экстраординарное. Не исключено, что он проверил мои данные по какому-нибудь скрытому от взглядов айденту. Кто поручится за то, что у него нет такой безделушки в кармане? Сделай он это, и нетрудно будет домыслить, что я не в ладах с законом. А там уж я окажусь целиком и полностью во власти этого человека. Что стоило ему сдать меня властям? Помешать ему сделать это могла только боязнь, что за собой я потяну и его. Этот страх настолько ясно плескался в его глазах, что я решил сыграть на этих чувствах сразу, как только заподозрю неладное.

Пока Профессор прощупывал меня. Во время моего рассказа он то и дело перебивал меня, уточняя какие-то незначительные детали. Профессор был очень осторожен. Судьба подарила ему шанс выкарабкаться из той зловонной ямы, в которую он угодил двадцать лет назад, и он явно не собирался обратно.

Больше часа у меня ушло на то, чтобы описать свои приключения. Для любого другого, непосвященного в эфирные дела, мой рассказ выглядел бы как бред сумасшедшего. Но Профессор задумчиво курил трубку, методично раскачивался в своем кресле, устремив невидящий взгляд в окно. Он обсасывал каждое услышанное слово. Потом признал:

– Да, дружище, не повезло тебе. Хотя, будь я на твоем месте, тоже, наверное, сорвался бы в Москву искать этого Вяземского. А тут видишь как вышло. Нехорошо он с тобой поступил. Кстати, когда я работал в корпорации, то слышал, что за ней стоит Вяземский. Но никогда не видел его. И не встречал тех, кто его видел. В стенах корпорации вообще не принято общаться друг с другом. Но в редкие минуты общения за глаза мы называли его «стариком».

– Старик, – задумчиво повторил я, вспоминая, где мог слышать это слово. – Ты прав, он очень хорошо прячется. Ему невыгодно показывать свое лицо…

– А что стало с той девушкой, с Ритой? – встрепенулся Профессор. – Ты говорил о ней с большой любовью.

– Она стала Маргаритой Бонк.

– О-о-о!!!

– Еще будут вопросы?

– Что ты собираешься теперь делать?

– Не знаю, – не покривил я душой. – Честно говоря, нахожусь в полнейшем смятении. С одной стороны я очень зол на этих подонков за то, что они лишили жизни моего незабвенного товарища Радзиевского, да и за свою гибель. Я был молод, вся жизнь впереди, как говорится, а тут вдруг бац, и нет тебя по чьей-то указке. А ведь я тогда даже не знал этого Вяземского. Но верил в него, как в очень хорошего человека. У меня и в мыслях не было, что академик может замыслить нечто подобное тому, что совершил. А Рита… Риту я полюбил всем сердцем. Я и сейчас ее люблю. Конечно, существуют косвенные доказательства того, что и она была причастна к моему убийству, но пока я не буду твердо в этом уверен, не позволю ни себе, ни кому другому очернить ее доброе имя. Наоборот, я намерен добиться встречи с ней. Знаю, что это будет нелегко, но все же постараюсь.

– Зачем? – вскинул брови Профессор. – Тебе нужны деньги? Я дам тебе столько, сколько пожелаешь. А еще подарю пару омолаживающих пирамид. Сам горя не будешь знать, и сможешь до конца жизни не работать. Посмотри, как я выгляжу. Это я специально себя немного внешне состарил, чтобы Лика ничего не заподозрила. Знаешь, сколько мне было, когда мы встретились с тобой на вокзале? Сорок три! А сейчас я чувствую себя лет на двадцать. Так зачем тебе эта Рита? Неизвестно еще, как она отреагирует на твое появление. Все-таки она работает на «ВЯЗиС», пусть и не напрямую. Да и раньше была на их стороне. К тому же зачем тебе женщина, которой скоро стукнет пятьдесят? Оглянись вокруг, на земле миллионы красивых и юных особ. Нет, послушай мой совет. Не лезь на рожон. Живи спокойно, и дай жить другим. В открытую тебя все равно никто не станет искать. А со временем, когда они убедятся, что ты лег на дно и хранишь молчание, они успокоятся и отстанут от тебя.

– Хотелось бы тебе верить, только вряд ли так будет на самом деле, – возразил я. – Для Вяземского я не просто сбежавший пациент. Дело в том, что он воскресил меня только по одной причине. Ему нужен Кристалл Вселенной. Ему нужны те чертежи, которые я когда-то передал тебе на хранение.

Профессор заметно побледнел и перестал раскачиваться. Даже трубку изо рта вынул.

– Что ты сказал? Ему нужен Кристалл Вселенной? Я читал о нем в трудах Радзиевского, только ничего не понял.

– Ты и не мог понять. Для этого необходимо сложить все записи воедино. Друг без друга они способны максимум на то, чтобы превращать горошины эфира в еду или обогревать кров и все тому подобное, то есть то, чем земляне уже могут похвастать. Но Вяземскому нужно не это. Он сумел заработать много денег, но не сумел добиться того, к чему стремился всю свою жизнь, из-за чего безжалостно убрал с дороги меня и Радзиевского. Ему нужна власть. Он жаждет ее, живет только ради этого. Имеющаяся власть его не устраивает. Он хочет абсолюта, хочет владеть всем миром. А для этого ему нужно непобедимое оружие. Чтобы создать его, необходимо познать суть существования эфира, подчинить его своей воле. Без Кристалла сделать это невозможно.

– Выходит, с этой минуты я становлюсь под расстрел вместе с тобой? – ужаснулся Профессор.

– На самом деле ты всегда был на мушке, – успокоил его я. – Только никто не знал о том, что Кристалл находится в твоих руках. А у тебя хватило ума никому об этом не рассказывать.

– Я жил спокойно, а потом появился ты, – в голосе Профессора послышались ледяные нотки скрытой угрозы.

– Полегче, приятель, – предостерег его я. – Если ты замыслил убийство, то зря стараешься. Во-первых, я прекрасно возвращаюсь с того света на этот. Один раз уже там побывал и крепко запомнил дорожку назад. Во-вторых, мое убийство ничего тебе не даст. Рано или поздно твое невинное увлечение омолаживанием вызовет подозрения у Вяземского. Это ты престарелым дамам можешь вешать лапшу на уши, рассказывая о чудодейственном душе из воды Мертвого моря, но только не им. А может, за тобой давно следят, но специально не мешают твоим опытам. Поэтому тебя и засекретили.

– Так что же мне делать? – голос Профессора звучал растерянно.

– Помоги мне, а я помогу тебе, – ответил я. – Вместе мы сумеем одолеть Вяземского. Но для этого мне надо получше узнать ваш мир.

– Я должен подумать, а пока я буду думать, не мог бы ты… – Профессор замялся и никак не мог выдавить из себя трудные слова, ища в моих глазах немую поддержку. Но я намеренно молчал, чтобы он сам это произнес. – Не мог бы ты пожить где-нибудь в другом месте?

– Понимаю, боишься моего общества. Что ж, я тебя не виню. Думай, но постарайся с этим не затягивать.

Я встал из кресла и направился к выходу.

– Погоди, – догнал меня уже у входной двери Профессор. Он вынул из кармана брюк внушительную пачку денег и протянул мне; наверняка воспользовался какой-то свободной минуткой и выудил их откуда-то из потайного сейфа. – Это на первое время.

От денег я отказался. Кое-какие сбережения у меня были. Практически нетронутыми остались деньги Лики, да и Гоча щедро расплатился со мной, добавив от себя небольшую премию, так что на скромный номер в гостинице должно было хватить.

С тем я и ушел от Профессора, пожалев только о том, что не попрощался с Ликой, уже отправившейся спать. Сам того не замечая, я свыкся с ней настолько, что уже не мог обходиться без ее звонкого, но мелодичного голоса.

Пока Профессор думал, я времени даром не терял и посвятил его самым насущным проблемам. Во-первых, всячески пытался добиться встречи с Ритой. Но она, как и предупреждал меня Тимофей, была недосягаема, как олимпийская богиня. Офис «Эфостроя» располагался в самом центре города, но проникнуть внутрь не было никакой возможности. В первый раз я наткнулся на такой вежливый, но мощный отпор со стороны охраны, что навсегда уяснил: к этой девушке просто так не подъедешь. По совету все той же охраны, я попытался добиться аудиенции законным путем. Для этого явился в бюро пропусков, располагавшееся в торце здания в крохотном кабинетике. Там сидела всего одна дама, но один внешний вид ее не вызывал никаких сомнений в том, что за все время своей работы она не выдала пропуск ни одной живой душе. Дама внимательно выслушала меня, презрительно ощупывая с головы до ног цепким и невыразительным взглядом старой девы, затем потребовала пройти проверку чипа. Тут я запаниковал. Мой чип был фальшивым, и то, что он неплохо работал на контрольно-пропускных пунктах в город, магазин или банк, еще не означало, что он будет так же безгрешен в этой конторе. «Эфострой» входил в структуру корпорации «ВЯЗиС», так же как и Центр ретурнизации, а уж там я насмотрелся таких новинок, каких мне не доводилось видеть потом в повседневной жизни. Значит, и здесь меня могли подстерегать сюрпризы. Словом, я не стал рисковать. Компьютер мог обнаружить подделку, и тогда с Вяземским я встретился бы гораздо раньше, чем с Ритой.

Отбросив попытки проникнуть в здание, я решил попытать счастья через Интернет. Заплатив за место в компьютерном клубе, два дня настойчиво бомбил электронными письмами все отделы «Эфостроя», которые сумел отыскать в виртуальном пространстве. И опять ни привета, ни ответа. К концу недели выбился из сил и уже отчаялся добиться встречи, как вдруг на глаза мне попалась крохотная информация в газете о том, что госпожа Бонк будет присутствовать на сдаче в эксплуатацию очередного элитного жилого дома. И я стал готовиться к встрече.

Прежде всего, отыскал по компьютеру этот дом. Потом съездил туда, тщательно обследовал местность вокруг него, прикинул где и как будет расположена охрана и пришел к неутешительному выводу о том, что и здесь подобраться к Рите будет невероятно сложно. Мне виделся только один путь решения этой проблемы. Проникнуть загодя в здание и выскочить из него в тот момент, когда Рита будет перерезать ленточку. Отчего-то я был уверен в том, что эта традиция осталась неизменна.

План был дерзким, потому что здание надежно охранялось, но все же осуществимым. Вокруг дома наверняка была установлена круговая система сигнализации, реагировавшая на сигнал, поступающий из чипа.

Из разговора с Профессором я уже понял, что сигнал чипа можно заглушить с помощью обыкновенного эфирного поля. Но, в отличие от Профессора, никаких приспособлений и аппаратов для этого у меня не было. Поначалу этот факт вверг меня в уныние, но потом я сообразил, что обыкновенная еда, приготовленная из горошин ЭГП, представляет собой не что иное, как весьма плотный слой эфира. А вокруг эфирной массы, судя по тому, что я почерпнул из записей Радзиевского, обязательно образуется эфирное силовое поле. Догадка была смелой, но подтвердить ее можно было только на практике. Поскольку других вариантов просто не было, я немедленно отправился в супермаркет, в котором продавали ЭГП. За десяток горошин этой дряни пришлось выложить почти половину наличности, но финансовый вопрос меня мало беспокоил. В конце концов, всегда могу потрясти мошну Профессора.

Дома из горошины ЭГП я соорудил сначала блины, но потом, убедившись, что они слишком жирные, превратил их в тонко нарезанные ломтики ветчины. Ими я обмотал руку в том месте, где у меня был вживлен чип. Покрутившись перед зеркалом, убедился в том, что повязка достаточно хорошо держится на руке, и вышел из гостиничного номера.

Около полуночи, прячась за каждым углом и шарахаясь от каждой тени, я незаметно проскользнул в дожидающееся сдачи в эксплуатацию здание. С гулко бьющимся сердцем устроился в центральном подъезде, надеясь на то, что именно здесь и произойдет завтра открытие. Целый час просидел в нервной трясучке, ожидая появления полиции и тревожно поглаживая повязку на руке. Но полиция так и не появилась. Ничто и никто не заметил того, как я проник в здание.

До утра продремал в подъезде. Разбудили меня звуки музыки. Снаружи играли торжественный марш. Испугавшись, что все проспал, я осторожно выглянул в окошко над входной дверью в подъезд. К счастью, действо только начиналось. Перед зданием полукругом выстроилась небольшая толпа, все прилично одетые, скорее всего, будущие хозяева квартир. Сбоку играл духовой оркестр. Повсюду сновали бритоголовые охранники. Видно, и в этом мода оставалась вечной. Ближе к подъезду толпились совсем уж разодетые мужчины, среди которых ярко-розовым пятном по цвету брючного костюма выделялась единственная женщина. Несмотря на то, что прошло уже двадцать лет, я узнал ее сразу. Рита совсем не изменилась, и я почувствовал, как притихшая было страсть глухо и беспокойно шевельнулась в глубине души.

Первым моим желанием было распахнуть дверь и выйти из подъезда. Но остатки здравого смысла остановили меня. Поступи я так, и меня могли бы рефлекторно расстрелять из автоматического, или какое там сейчас в ходу, оружия. Нет уж, лучше выжду более подходящий момент.

Тем временем разодетые важные мужчины по очереди выступили перед толпой, потом что-то сказала Рита, все зааплодировали. Минуту спустя Рита перерезала красную ленту и первой вошла в подъезд. Увидев меня, она едва сдержала крик.

Десять минут спустя мы мирно беседовали в салоне ее бронированного лимузина, несшегося на бешеной скорости по городским улицам. Вернее, «беседовали» – это громко сказано. На самом деле мы молчали, смотрели друг на друга. Только иногда она спрашивала, вздрагивая одними ресницами:

– Неужели это ты?

Я отвечал ей коротким пожатием руки и любовался. Если бы не знал, что прошло двадцать лет, то никогда бы в это не поверил. Рита была все такой же, молодой и цветущей. Пожалуй, только взгляд выдавал ее возраст. Он был глубок, долог и проницателен.

– Куда мы едем? – первым нарушил я устоявшееся молчание.

– Туда, где нам никто не сможет помешать, – загадочно ответила она.

Мы выехали за город, долго ехали по шоссе, потом свернули на проселок, попрыгали на ухабах, и, наконец, остановились. Охранник предупредительно открыл дверцу, и мы по очереди вышли из машины. Перед нами текла неширокая речушка, по берегу которой тянулась редкая березовая роща.

– Погуляем? – предложила Рита.

Бок о бок неторопливо побрели мы по берегу, а охрана осталась у лимузина.

– Я часто думала о тебе, – проронила, наконец, она. – Когда увидела, как тебя выносят из здания вокзала мертвым, то чуть с ума не сошла. Долго потом не могла в себя придти.

– Насколько мне известно, не так уж и долго, – сухо заметил я.

– А, ты о «ВЯЗиСе», – слабо улыбнулась она и встряхнула густыми и все такими же великолепно рыжими волосами. – Ты не прав. Ситуация вынудила. Понимаешь, тогда время было другое. Когда ты погиб, я передала чертежи в свою лабораторию. Но у Вяземского везде были свои люди. Он не оставил мне и моему руководителю никакого выбора.

– И ты позволила Вяземскому забрать документы?

– Мне угрожали смертью, – оправдывалась она. – Но все это в прошлом. Лучше расскажи, как и откуда ты взялся?

– Если говорить коротко, то двадцать лет я временно отсутствовал в этом мире, потому что был мертв. А потом меня оживили.

Она резко остановилась, повернулась ко мне и схватила меня за руку. В ее глазах заплескалось беспокойство.

– Ты был мертв, и тебя воскресили? Но этого не может быть?!

– Может, – хмуро ответил я, увлекая ее под руку дальше по берегу. – Твой Вяземский парень не промах.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась она.

– Ведь ты с самого начала работала на него, не так ли? Ты и сдала меня там, на вокзале.

– Бред! – скривила она манящие губки. – Наверное, от смерти и воскрешения у тебя повредился мозг. Ты память, случаем, не потерял? Помнишь, что тогда с тобой произошло?

– Помню даже лучше, чем тогда, – успокоил ее я. – Моя память обрела новые способности воскрешать из небытия те события, которые раньше были задвинуты очень глубоко. Так что я все отлично помню. И те чертежи, которые передал тебе, помню. И другие тоже.

– Какие другие? – напряглась она.

– Те самые, в которых говорилось о Кристалле Вселенной, – ответил я, наслаждаясь тем, как старательно пыталась она сдержать рвущееся из нее волнение.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь? – внезапно севшим голосом сказала она. – Что это еще за Кристалл Вселенной? Расскажи!

– Вот я тебя и поймал, красотка, – возликовал я. – Признаюсь, я до последнего момента не верил в то, что ты причастна к моей смерти. Более того, по-настоящему любил тебя. Ты и сейчас волнуешь меня.

– Так чего же мы ждем? – спросила она, приоткрыв губы и напирая на меня грудью. – Двадцать лет – срок немалый. Пора наверстывать упущенное. Знаешь, я так и не вышла замуж.

– Никто не брал?

– Поцелуй меня!

– Ага, а ты пустишь мне в язык ядовитую слюну. Еще чего! Я уже пережил одну смерть, и второй мне не надо.

– Глупый, я хочу тебя! Ну что же ты стоишь, как истукан. Перед тобой потрясающая женщина. Да знаешь ли ты, сколько мужчин погибло, вздыхая под моими окнами!

– В том то все и дело, что я один из них, – вздохнул я. – Причем, один из первых. Рита, поверь, я до сих пор не вытравил из сердца любовь к тебе. Если одумаешься, сумеешь немного измениться и пойти против Вяземского, дай знак. Я найду тебя. А сейчас мне пора.