Плюш и Ко

Звонок телефона снова разбудил Зум-Зум. Это была Патриция:

– Можно сегодня пробежаться с тобой? Попробовать хочу.

Зум-Зум тихо простонала:

– Через полчаса встречаемся внизу.

И вот они стояли на обледенелой лестнице, что спускалась к набережной. Погода поменялась, сегодня дул холодный порывистый ветер, на улице не было видно ни одного человека.

– А где Глен? Сидит в кустах с биноклем и смотрит, выполняешь ли ты все его заветы? – Патриция то и дело поправляла волосы.

– Нет, он сегодня не может. Свои дела. Не все же со мной носиться. – Зум-Зум зевнула четвертый раз за минуту.

– Он совсем не придет? Хм… Так даже лучше. – Патриция пожала плечами, подтянула клетчатые штаны и ударила в ладоши. – Итак, как это происходит?

– Мы приходим сюда, бежим туда, возвращаемся сюда, идем домой. По дороге он мне рассказывает про диеты, калории и прочую лабуду. Заставляет меня двигаться. Шутит иногда, я правда не всегда понимаю его шуток… Иногда я его боюсь…

– Что? Он кричит на тебя? Грубит?

– Нет, что ты! Глен никогда не орет, – Зум-Зум лениво потягивалась, начиная разминку, – но есть у него такой взгляд, знаешь, хуже всяких воплей! Он добрый, он классный. Подбадривает меня, даже если я ленюсь. Рядом с ним я не чувствую себя чудовищем. А недавно он меня ТАК обнял!.. я бы ему простила убийство своей собаки, если бы она у меня была.

– Что!? Обнял? Вы чем тут занимаетесь?! Ты меня убеждаешь, что вы спортом увлекаетесь, а потом окажется, что у вас дети погодки и огород в пригороде!

Немного похихикав они наконец побежали, Зум-Зум впереди, Патриция позади. Она хотела дать подружке пару советов про дыхание, однако, оглянувшись, увидела ее склоненной над лужей.

– Ты денежку нашла? Патриция, если трудно дышать, останавливаться не надо, лучше переходи на быстрый шаг и работай руками.

– Брось, Зум-Зум, парня с кнутом тут нет, можно расслабиться! – густые клубы пара вырывались изо рта Патриции, как дым из тепловоза. На секунду Зум-Зум показалось, что подруга ее помрачнела.

– А? Дело же не в этом! Дело в отношении. Глен, конечно, меня подталкивает, заставляет, но у меня же есть цель, я не в носу ковыряться прихожу. Я трачу на это время и силы, черт побери, я трачу на это утро воскресенья! Я, знаешь ли, учусь ценить свое время! Ох, я заговорила, как Глен… Он на меня слишком влияет. Иногда такое ощущение, что у меня брат появился. Давай назовем нас соратниками.

– Назовем «нас»? Слушай, брось свое прикрытие и расскажи мне правду. Ты влюбилась!

– «Нас» – это не Глена и меня, «нас» – это ты и я, дура! – Зум-Зум действительно не понимала, к чему клонит ее подруга. – Так, ламинария, вижу, что бежать ты не хочешь, ты прилипни к скамейке, а я бегом до станции и обратно. Раз уж я вышла в такую погоду, то надо провести это время с пользой, а иначе горько будет признавать, что я встала в воскресенье ради встречи с твоей кислой миной.

Зум-Зум прибавила газу. Некоторое время назад путь до станции ощущался как оптическая иллюзия, конец которой недостижим, (в фильмах обычно используется спецэффект, где центр удаляется от главного героя с большой скоростью), а бег в обратную сторону проходил в полуобморочном тумане, и Зум-Зум плохо помнила эти минуты. Теперь ситуация немного изменилась, ей было по-прежнему тяжело, она краснела и скрипела, как локомотив, но ей все же удавалось реже останавливаться, а дыхание сбивалось меньше.

Пока Зум-Зум размышляла о своих изменениях, ее подруга Патриция стояла у мокрой скамейки и смотрела в сторону станции, она следила за движением овальной фигуры в малиновом костюме. В голове Патриции роились такие мысли, какие не посещали ее раньше, вопрос за вопросом сыпался без ответа, появлялись догадки, предположения – на нее накатила волна небывалого ужаса, когда на поверхность всплыл простой и самый очевидный ответ.

Глава 8

На всеобщее удивление в этом году первый снег выпал очень поздно и уже не растаял. Эта снежная крошка была похожа на шарики пенопласта, ветер гонял ее по обледенелым улицам туда-сюда, сдувал с крыш и машин, покрывал шершавые отмостки домов. Дневная температура опускалась все ниже и ниже, люди перешли на зимний гардероб.

Этим утром Глен явился в светло-серой меховой куртке с высоким воротом и теплых черных штанах. Его рука тревожно теребила острый подбородок новыми кожаными перчатками, он мычал что-то невнятное, и мялся с ноги на ногу. Он не торопился говорить. И судя по его сдвинутым бровям у Зум-Зум назревали новые проблемы. Она откровенно залюбовалась им: кожа бледная, брови темные, глаза синие, нос прямой и выдающийся, в этот момент губы Глена были прикрыты рукой, но она знала, что они привлекательного розового цвета, потому как и раньше заглядывалась на них.

– У тебя нет другой обуви? – наконец, сказал Глен.

– Нет. – Покраснела Зум-Зум. Она вспомнила слова Сид в магазине обуви про то, что тему кед сам Глен никогда не поднимет. – И в ближайшее время не предвидится.

– Ясно. Тебе нужны хорошие кроссовки. Иначе у тебя заболят колени или стопы, я уже не говорю, что ты банально простудишься. Твои кеды промокают, а на морозе резиновая подошва обязательно треснет. В сапогах, разумеется, не побегаешь. С тем же успехом можно бегать в ластах или валенках.

– Я что-нибудь придумаю. – Зум-Зум виновато склонила голову.

– Хах, даже не споришь? Не ворчишь? – Глен сделал шаг назад. – Я сейчас вернусь домой, возьму яркий фломастер и обведу этот день в моем календаре, потому что я не помню дня, когда бы ты не спорила со мной. И все же вернемся к нашим баранам – бегать на улице мы больше не будем. Сама понимаешь – скользко и холодно. Если честно – я ненавижу холод, и последние наши пробежки были просто пыткой для меня.

– Почему же молчал? Я бы не стала тебя мучать. Хочешь, чтобы я бегала одна? – предположила Зум-Зум с болью в сердце.

– Нет, и сам не побегу, и тебя не пущу. – Ответил он по-хозяйски. – С этого дня ты занимаешься дома. Надеюсь соседи снизу не станут жаловаться… Я подумаю, чем можно заменить пробежки. Кардиотренировки самые эффективные в похудении… Каждый раз ездить в школьный спортзал слишком долго и глупо. Скорее всего тебе придется бегать по лестнице с первого этажа на последний, например…

Осеннее темное небо принялось сыпать новой порцией снега, в свете подъездного фонаря снежинки казались неугомонными насекомыми. Глен и Зум-Зум стояли и мялись минут пятнадцать, трепались о пустяках, ноги у нее давно заледенели, однако домой она не торопилась. Глен прислонился плечом к серой стене и рассказал очередную историю, в которую вляпался Люк. И даже зная, что скоро увидятся в школе, они говорили не спеша, замолкая в те моменты, когда кто-нибудь выходил из подъезда, она смотрела на него не моргающим взглядом, будто боясь упустить что-то важное.

Через час они снова стояли с повинными головами на пороге класса. Учитель математики смотрел на них поверх очков, подперев рукой подбородок. В классе стояла тишина, изредка нарушаемая шелестом страниц.

– Вы… Вы как чаинки в моем новом зеленом чае – присутствовать в кружке они должны, без них никак, но, как я их вижу, сразу представлю, как они противно липнут к моим губам, так и чайник греть не хочется. – произнес задумчиво учитель математики. – Садитесь, будем выжимать пакетики.

На обеде Зум-Зум и Патриция нашли себе хорошее место у окна столовой, ведущее во двор. Кожаные пуфики располагались у обогревателей, их теплые мягкие поверхности приятно согревали замерзшие ягодицы. Ученики стремительно распределялись по местам за столами, крики и смех наполняли пространство, гремела посуда, пахло тушеным мясом и ванильной выпечкой. Зум-Зум озадачено открыла свой контейнер с обедом.

– Черт, твой хозяин идет сюда. Гадство! Только присели! – прорычала сквозь зубы Патриция.

– Хозяин? Ты про что? – Зум-Зум побежала взглядом по толпе, из которой выступил Глен.

– Я ничего не взяла попить, схожу за молоком. – зло шептала Патриция.

– Да, да, самое время. Беги. – Глен проводил удаляющуюся Патрицию. – Доброго денька! Что у тебя на обед?

– Вареная курица и тушеная несолёная отвратная брюссельская капуста. – Зум-Зум показала внутреннее содержание своего контейнера.

Глен нахмурился:

– Это не выглядит, как капуста с курицей. Скорее похоже на двойной бургер с картошкой.

– Такое бывает иногда в особо пасмурные дни… Черт, Глен! Мать всучила мне этот контейнер. Сколько я с ней не бьюсь, до нее никак не доходит, что я на диете! Что бы ни говорила, меня не слышат. И я не могу просто так выкинуть это – с детства не приучена выкидывать еду – и если я его не съем, она будет пилить меня до скончания веков! Патриция не ест мясо, и отдать мне бургер некому. Не переживай, Глен, я сожгу его на тренировке.

– Чего задницу мучить? Давай сюда! – он потянулся к боксу с едой.

– Что? Нет! Это домашнее приготовление, моя мать не жалеет калорий! Кажется, картошка вообще на сале жареная.

– Давай сюда. А ты съешь мой! – Глен протянул ей квадратный синий контейнер. – Мне запрещено есть школьную еду, потому что в ней используют консервированные продукты. Удивлена? Я тоже ношу еду с собой. Рис с семгой.

Когда Зум-Зум открыла крышку, количество еды ее поразило. Года четыре назад родители Зум-Зум притащили в дом кошку на передержку, забота о животном легла на плечи Зум-Зум. Ей приходилось чистить лоток, кормить животное, иногда мыть ее, и пихать таблетки от глистов в упрямое кусачее создание. Зум-Зум тогда научилась многим вещам, например, обрабатывать царапины от когтей, или чистить кошкин туалет с минимальным прикосновением к нему. Так же ее посетило прозрение в сфере биологии – из кошки выходило намного больше, чем входило.

И все эти напоминания нахлынули на нее в этот момент потому, что порция Глена оказалась не больше кошкиной, и, кстати, называлась так же.

– Чем плохи кончервы? – спросила Зум-Зум.

– Они готовят из полуфабрикатов, добавляют глютоматы, маринады и прочую дрянь. Пальмовое масло, много соли, все дела…

– Хм, – только и отозвалась Зум-Зум, она испугалась, что Глен велит ей перестраиваться под его меню.

– Твое «хм» словно гром в небесах. Я знаю, о чем ты подумала. «Этот парень такой придурок! Капризная фифа!», и я с тобой соглашусь. Однако, я должен оправдаться – отец мой врач, я рос в обстановке с акцентом на сохранение здоровья, мое детство прошло под эгидой здорового тела. Если я тайком съедал картошку фри, то от чувства вины меня тошнило до тех пор, пока все не выходило наружу. Я привык, это первое. Во-вторых – губить все старания из-за похотливых фантазий с крылышками во фритюре просто глупо.

– А ты не так прост… – протянула Зум-Зум.

– Теперь, когда одной тайной меньше, поясни мне, чем я не угодил твоей подруженции? – Глен смачно откусил бок бургера.

– О чем ты? – Зум-Зум перевела взгляд с Глена на Патрицию и обратно.

– Я подхожу – она уходит. Проявление закона вымещение в натуральном виде. Вот и сейчас она стоит у автомата с напитками и в десятый раз пересчитывает монеты. Как ни крути – она оттягивает время, ждет, когда я свалю. От меня плохо пахнет? Я кажусь мерзким? Что не так со мной?

Зум-Зум никогда не обращала внимания на новые причуды в поведении своей подруги. Теперь, когда она припомнила моменты с Гленом, и не вспомнила присутствия в них Патриции, она смогла согласно кивнуть – что-то не так. Зум-Зум наклонилась к Глену и шумно потянула носом.

– Это был риторический вопрос. – Глен сконфужено вжался в сиденье. – Нюхать меня на публике, все равно, что домогательство. Полегче, дамочка!

– Ты отлично пахнешь! А Патриция… с чего бы ей тебя ненавидеть? Может ты пьешь? Ругаешься матом при девушках? Она терпеть не может пьяниц, нерях и сквернословов. Еще ей не нравятся парни в прозрачных футболках, знаешь, такие, в сеточку, но у тебя с этим все нормально.

– Я образец для подражания! Неужели за то время, что мы с тобой провели, ты не поняла, что я чудо!? – Глен немного покраснел, и Зум-Зум мысленно согласилась с его словами.

– Не знаю даже… Патриция эталон прагматичности, изменить ее могло лишь вмешательство потусторонних сил. – Зум-Зум пожала плечами. – Если мы предположим, что ты нигде не накосячил, то должно быть она влюбилась в тебя без памяти…

Словно сговорившись Зум-Зум и Глен повернулись друг к другу, их широко распахнутые глаза будто говорили за них. Ключевой момент в их судьбах был отмечен этими произнесенными словами, а стоящая в стороне Патриция даже не подозревала об этом. Они больше не вымолвили ни слова, хотя на языке крутилось сто вопросов. Глен кивнул на прощанье, Зум-Зум кивнула в ответ, не глядя друг на друга, они стремительно расстались. Отрезок пути от окна до выхода из столовой, где стоял автомат с напитками, Глен прошагал, не помня себя, и, как это не часто бывает в ответственный момент, тело словно утратило контроль, казалось его ватными конечностями управлял неумелый кукловод. Он резко остановился рядом с Патрицией, она ойкнула и отпрыгнула.

Глядя дикими остекленелыми глазами, Глен сказал:

– Возьми мой телефон у своей подружки. Позвони мне.

– Хорошо. – ответила Патриция, когда Глена уже не было рядом.

Глава 9

Однажды по дороге из школы Патриция и Зум-зум прогуливались по длинной торговой улице. Дома здесь стояли малоэтажные, года их постройки начинались на 18, они напоминали слоеные пироги, потому как первые этажи, как водится, размещали магазины, вторые этажи занимали офисы и канцелярии, третьи и четвертые этажи занимали всем подряд, от малого бизнеса до фитнесс залов. Вывески пестрили яркими огнями, кое-где из дверей доносилась заводная музыка, тут и там ряженые аниматоры зазывали к себе посетителей, народу здесь было много в любое время суток и в любую погоду.

От событий в столовой уже прошла пара дней, а поднять эту тему почему-то не хватало смелости ни у той, ни у другой. Они остановились у одной из витрин.

– Сид утверждает, когда я похудею, я смогу носить такое белье! – вожделенно выдохнула Зум-Зум, рассматривая красный кружевной комплект на манекене, где маленькие трусики могли бы уместиться в кулаке. – Сейчас мои труселя больше похожи на авточехлы, но это не мешает мне мечтать!

– О, да. Стринги рулят. – мрачно сказала Патриция. – Что тебе мешает носить такое сейчас?

– Есть вещи в нашей реальности, которые не подходят друг к другу, – бубнила Зум-Зум, – знаешь, типа зарядка к розетке без адаптера, или спортивные штаны к каблукам. Вот так дело обстоит и с кружевом на моей жопе – не комильфо. Кружевное белье дозволительно надевать на аппетитные формы, круглые, упругие. Кстати мое мнение поддерживают люди в интернете, так что я не просто так болтаю.

– В тебе говорят твои комплексы, и не просто шепчут, а орут во все стороны. Человек может себе позволить что-угодно, если будет свободен от предрассудков и комплексов. Про бодипозитив слышала? Кружево-не кружево – ты вольна делать, что хочешь. Тебя убедили, что развратное бельишко, как тряпка для быка, вскипятит кровь буйным молодцам, и они накинутся на тебя. Поспешу тебе напомнить, что твое полотно матадора будет спрятано под твоими штанишками с вытянутыми коленками. Понимаешь, о чем я?

– Так Глен тебе нравится? – неожиданно выпалила Зум-Зум.

– Кто? – вздрогнула Патриция.

– Хрен в пальто! Глен! Глен тебе нравится, а ты мне об этом не заикнулась ни разу! Я даже подозреваю, что нравится довольно давно. Я НЕ буду давить на тебя, хочу, чтобы ты рассказала все по своей воле, мы же, вроде, друзья. Верно? Но ты должна знать, что я очень усомнилась в своем доверии.

Зум-Зум, закончив свою тираду, уставилась на Патрицию в ожидании, что та сейчас же выложит все, как на духу, но Патриция лишь безразлично пожала плечами.

– Никто мне не нравится. С чего бы тебе так думать?

– Может быть потому что Венера в козероге, а может потому что ты бежишь, сверкая прятками при виде Глена. А может быть я уверенна в этом, потому что ты отвечаешь вопросом на вопрос, а ты всегда так делаешь, когда хочешь соврать.

– Ну, это уж совсем не доказательство.

Зум-Зум снова ждала продолжения, однако Патриция замолчала.

– Ты и не опровергла, и не согласилась. Я немного озадачена. – рассуждала Зум-Зум вслух. – Если бы у меня была сотня друзей и знакомых на каждом углу, ты бы имела основания бояться, что я все разболтаю, и поставлю тебя в неловкое положение, но у меня есть только ты. А если бы он был для тебя чужим человеком, ты бы не реагировала на него так бурно. Но ты видишь сколько времени провожу с ним я, поэтому ты думаешь, что твоя тайна откроется ему. И я делаю вывод, что ты от него без ума.

Патриция скучающе пожала плечами.

– Игнорируешь меня? Я со стеной разговариваю? Это обидно. – отозвалась Зум-Зум, но и на эту реплику Патриция не ответила.

Они молча прошли целый квартал, его неоновые огни и блеск нарядов за стеклом уже не так привлекал девушек, но обе они делали вид крайней заинтересованности. Зум-Зум чувствовала, что пространство между ними будто искривляется, полметра между их локтями превращался в непреодолимый каньон, она не понимала, как ей теперь себя вести. Зум-Зум достала телефон, чтобы посмотреть сколько время, но тут вдруг Патриция начала болтать без умолку о разной ерунде, не давая Зум-Зум вставить слово, при чем речь ее была сбивчива и непонятна.

– Не бойся. Я время смотрю, я не собираюсь ему звонить. – грустно сказала Зум-Зум.

После этого до улицы, где они жили, добрались быстро, расстались холодно.

Для Зум-Зум, как и каждого современого человека, время позднего вечра было особо дорого для сердца, души и расшатанных за день нервов, в это время человек предоставлен сам себе, к нему не идут с вопросами родственники, оставшиеся домашние дела автоматически переносятся на следующий день. Некоторые проводят эти часы у телевизора, женщины не редко висят на телефоне, в попытках разделить боли и радости с подругами, дети играют или спят, освобождая матерям руки.

Зум-Зум пыталась доделывать уроки, к несчастью каждый вечер ее похвальные попытки проваливались, ее увлекал поток картинок в интернете, смешные видео и занятные истории. К сожалению, до сих пор не придумали такой науки, которая бы поглотила ее внимание. Но в этот вечер оказался не похож на другие вечера из-за маленького, но значительного открытия. Зум-Зум по возвращению с прогулки получила сообщение от Глена. Это была фотография, где в огромных баскетбольных футболках он с Люком, в обнимку с оранжевым мячом, позируют фотографу, кривя физиономиями. Зум-Зум не хотела показаться банальной, отвечать Глену простым смайликом теперь уже ее не устраивало, она стала рыться в закромах телефонной галереи в поисках достойного ответа и с ужасом обнаружила, что кроме Глена, у нее ничего не осталось!

Там присутствовали записи с лекциями о пользе зелени, история открытия кофе и шоколада, друг за другом шли видео футбольного матча с прошлой недели, где Глен забивал гол, и это уже не говоря о десятках его фото в разных ракурсах. Среди них была одна фотография, которая особенно нравилась Зум-Зум, Глен на ней спал на парте. Так вышло, что кто-то из одноклассников сфотографировал его в подобном виде и выложил в общий чат.

В тайне ото всех, и даже от самой себя, Зум-Зум часто возвращалась к этому снимку и смотрела на него с грустной улыбкой, объясняя столь странное поведение себе тем, что Глен тут смешной…

Тут Зум-Зум словно молнией пронзило! Трудно было себе признаваться, еще более трудно было объясниться с собой, что Глен занял огромное место не только в ее телефоне.

На следующий день в школьной библиотеке, куда Патриция отправилась без Зум-Зум, оказалось слишком людно, и это было объяснимо – приближались экзамены. Оказался там и Глен, он первый заметил Патрицию. Она стояла между стеллажами с книгой в руках, густая черная челка закрывала глаза, губы ее беззвучно двигались, увлеченная чтением, она не заметила, как Глен подкрался сзади.

– Привет. – тихо произнес он у нее над плечом.

– Привет. – отозвалась она даже не вздрогнув.

– Вот я и услышал твой голос. Интересно, почему мы раньше не разговаривали?

Она стояла перед ним вполоборота не двигаясь. Он мог легко рассмотреть ее белый аккуратный профиль, длинные ресницы, маленький, словно кукольный, нос, ярко накрашенные вишневые губы. Темные волосы гладкой волной лежали на плечах, белая блузка школьной формы была заправлена в тесную юбку, которая не скрывала от Глена тонкой талии и круглых бедер. Патрицию с уверенностью можно было назвать красивой.

– Действительно интересно, учитывая, что учимся мы в одном классе полтора чертовски длинных года! – Патриция громко захлопнула книгу перед его носом.

– Ауч! А вот и кусачий характер! – зашипел он.

Может сложится мнение, что этот молодой человек прост, как инструкция к стулу, однако в делах с хорошенькими девушками он проявлял дьявольскую изобретательность. Например, как сейчас, он не стал продолжать разговор, потому как распознал колючий нрав Патриции, неожиданно оборвал общение, развернулся и ушел за свой стол, оставив девушку размышлять. Он был уверен, что через минуту она будет стоять у его стола.

Патриция же, напротив, не обладала даром манипуляции, для нее действия людей означали лишь то, что они означали. Глен ушел после первой же реплики, и Патриция тут же решила, что обидела его. Обижать людей у нее выходило и раньше, но по неизвестной ей причине именно его обиды ей не хотелось.

– Неужели ты обиделся на такую ерунду? – Патриция стояла у его стола спустя полминуты.

– Нет. Я увидел, что ты не готова идти на контакт, а я, знаешь ли, добряк, я не люблю напрягать людей. – Глен нарочно не поворачивал к ней голову, строил недотрогу.

– Ага, таких добряков только на скотобойню работать берут. – издевательски процедила Патриция.

– Сядь! И говори тише! Мне уже сделали пару замечаний, – зашептал на нее Глен.

Разумеется, замечаний ему никто не делал, в библиотеке стоял такой гул голосов, что дополнительной пары никто бы не заметил. В этот момент для него было важно примерять образ плохого парня, потому что он давно убедился – хорошие девчонки обожают плохишей.

– Хочешь мне что-то сказать? – Глен скучающе посмотрел не нее.

– Не сказать. У меня просьба. – Патриция присела напротив него.

– Просьба? А мне показалось, что ты любишь командовать. Валяй.

– Не позволяй Зум-Зум влюбится в тебя.

– Что!? Шутка такая? – Глен смутился по-настоящему.

– Она слаба перед парнями, которые помогают ей. Ты не первый, кто добр к Зум-Зум. Она, как ребенок, принимает заботу за любовь, и не понимает почему все заканчивается так грустно. Последствия для нее плачевны.

– Шелл тоже когда-то ей помог?

Патриция помолчала немного.

– Если она не говорила с тобой о нем, то и я не стану. Зум-Зум доверяет тебе, за последние два месяца вы неожиданно для всех стали друзьями, прямо местная сенсация. Она хорошая, уверена, что ты проникся к ней.

– Ты такая заботливая, это так мило – переживать за подругу. Давай сходим в кино. Прямо сейчас! Я люблю карамельный попкорн, а ты?

– Кино? А как же ваши тренировки? – лицо Патриции вспыхнуло, Глен от души насладился этим зрелищем.

– Сейчас на улице заниматься очень холодно, Зум-Зум пытается справиться дома сама. Я только на подхвате. Вы что, совсем не разговариваете? … Ну, так что скажешь?

– Нет! – Патриция неожиданно соскочила и ушла.

Его план обольщения Патриция разбила в пыль. Глен поджал губы – ничто не могло бы сейчас расстроить его больше, чем неудачный подкат. Но тут ожил его телефон – Зум-Зум в очередной раз прислала картинку с диалогами. На этот раз на фото беседовали две собаки, одна из них обнюхивала желтую отметину на сугробе, другая с интересом наблюдала, спрашивая: «что там пишут?», на что первая собака отвечала: «ничего нового, эти желтые страницы я прочла вчера». Глен машинально отправил смайлик в ответ, хотя лицо его выглядело хмурым. В задумчивости он пролистал свой календарь – до конца ноября оставалась неделя.

Зум-Зум тем временем находилась дома и придавалась унынию над своей порцией обеда. На нее из тарелки грустно смотрела белая отварная рыба со спаржей и вялеными томатами, еще унылей казался маленький ломтик безглютенового хлеба и чашка зеленого чая. Когда такое питание вытягивало из нее последние нервы, высасывало всю радость, тогда она безжалостно хлопала себя по ляжкам, приговаривая: «зеленый чай, выручай!». Рядом сидела мать и с прищуром наблюдала за дочерью. На ее тарелке лежала пахучая жаренная с грибами картошка, стоял стакан с горячим сладким какао, в духовке допекался сочный мясной рулет.

«В кино! Сейчас!» – вдруг предложил Глен в переписке.

Зум-Зум без капризов наскоро запихала в рот свой обед, и спустя час они с Гленом стояли в кинотеатре у стойки с закусками. Глен снова был молчалив и мрачен, Зум-Зум напротив, не могла перестать улыбаться, ее красные от мороза пальцы сжимали билет в зал №3.