Плюш и Ко

– Погоди, мы будем так делать каждое утро?! Ты предполагаешь, что я свою тушу смогу выкатывать на пробежку каждое утро?! Да мне скорее менеджер в супермаркете отлижет у холодильников, чем я начну бегать в такой холод каждый день! – Зум-Зум еще не начала бежать, а ее лицо уже было пурпурным.

– За вас с менеджером я, конечно же, рад. А ты как хотела?! Килограммы в отпуск не уходят!

– Как я хотела?! Хочу, чтобы прилетела фея в серебряных башмачках, турнула меня своим волшебным жезлом, и бикини на мне село, как на кукле Барби! Еще я не против такого варианта, где ко мне прилепили бы адскую липосакцию, чтобы трубка-сосалка выпила из меня весь жир за десять минут, и мне осталось бы только примерять те джинсы с огромными дырами на жопе. Что за прикол в этих ранних пытках?

– Сделаем так: я расскажу тебе плюсы утренних пробежек, а ты все это время будешь бежать. Как я закончу, можешь переходить на шаг. Погнали. – Глен махнул рукой в сторону реки. Зум-Зум с прищуром вспоминала серию одного сериала, где полиция искала труп парня на пляже. К чему бы? Она глубоко вздохнула и побежала.

– Кардио-занятия считаются самыми эффективными для похудения, – Глен бежал легко и непринужденно, его речь нисколько не сбивалась от бега, будто бы он вел лекцию в аудитории университета, – улучшается метаболизм, тренируется выносливость, что не маловажно, если учесть, что сейчас бега твоего хватает на полминуты. Потом, пробежки гарантируют бодрость на весь день. Укрепляется иммунитет! Представь себе, я не болел уже… очень давно.

– Это… ни о чем… не говорит… Есть мнение… что сволочи… не болеют… – задыхалась Зум-Зум.

Глен наблюдал, как нервно подергивалось лицо его подопечной. Бежала она маленькими шагами, так что продвигалась в пути не быстро, подошвы ее кед громко шлепали по брусчатке и звуки эти напоминали шлепки пощечин.

– Я не закончил! Дальше! Любые пробежки, не только утренние, расправляют легкие. И, конечно же, утренние пробежки дисциплинируют…

– Конечно, встать в такую рань – это теперь моя мечта! – Бухтела Зум-Зум вполголоса.

– У девушек вырабатывается дофамин – гормон счастья, поэтому целый день они заряжены положительным настроением, и готовы к любой умственной деятельности. И кстати, пробежка уменьшит тягу к сладкому.

– В моем организме нет такого гормона! У моей бабки были усы! Если ее нарядить в камзол, то и за кавалериста бы сошла. Тестостерон – вот гормон нашей семьи. Долго там еще?!

– Придать телу формы, упругость, но не сделать фигуру мужественной – очень важно. В отличие от силовых тренировок, кардио-тренировки дают общий тонус мышцам, равномерно распределяя нагрузку.

– Ну, за мужика меня не принимали еще. – Она подняла скрещенные пальцы. – За тумбу, покрытую чехлом – было дело. И тебе пора заканчивать!

– Переходи на шаг, ты справилась. – Глен остановился и лениво потянулся.

– Если бы ты не остановился, я бы скинула тебя в реку.

– Ладно, шутки в сторону…

– А кто шутил? – Прервала его Зум-Зум. По раздувшемуся лицу девушки и по выпученным покрасневшим глазам нельзя было сказать, что она шутит.

– Сейчас быстрая ходьба до станции и обратно. Дыши равномерней, работай руками, сохраняй ритм. Двигаем.

Ретивым оленем Глен ускорился вперед, его виляющие бедра в свете восходящего солнца за секунду пробудили в ней неподдельный интерес к спортивной ходьбе.

– Мы отзанимались минут 15, стоило ли вставать ни свет, ни заря?

Зум-Зум деловито прошлепала по асфальту мимо своего одноклассника. Теперь она поняла выражение «открылось второе дыхание», испытывая прилив сил в груди и ногах. По набережной до станции было около трехсот метров, путь туда и обратно не набирал и километра, и именно эта иллюзия расстояния сыграла с Зум-Зум злую шутку, потому как через полтора часа вместе с тем же Гленом они стояли на пороге класса с неподдельным виноватым видом.

– Извините, мы опоздали. – хором сказали они.

Учитель математики облокотился на учительский стол, поглядел на парочку поверх очков и добавил:

– Доисторические динозавры не были так удивлены, глядя на приближающийся метеорит, как удивлен я, глядя на вас. Вы запыхались? Сегодня до самого окончания этого осеннего дня я буду тешить себя мыслями, что вы очень спешили на математику из любви к логарифмам. А возможно ли, что вы не желали расстроить меня?! Я буду размышлять об этом. Садитесь.

Пока они добирались до своих мест по классу прокатилась волна смешков и шёпота. Зум-Зум еще не успела достать учебники, как ее телефон затрясло. Это не унималась Патриция. Она сидела перед преподавателем и не могла свободно обернуться, но даже по ее затылку Зум-Зум поняла, как та ошеломлена. Глен сидел в правом ряду за первой партой, приняв непринужденную позу, Патриция почти не сводила с него глаз, пытаясь уловить хоть намек на происходящее.

До последнего урока Зум-Зум вытирала взмокший лоб, ее сердце выделывало странные кульбиты в груди, распухшие пальцы пульсировали, будто их перетянули невидимыми нитями. Она извела три пачки салфеток. «Сколько может выйти жидкости из женского тела?!» – думала про себя Зум-Зум. На первой же перемене она рассказала обо всем Патриции в подробностях, упустив лишь тот момент, что утром при любой возможности она таращилась на круглые ягодицы Глена. Патриция не была в восторге от задумки Зум-Зум, разумеется, она поторопилась высказать это подруге.

– Гравитация сильнее обычного? Ты сидишь, не поднимаясь весь день! – Учебный день закончился, можно было уже собираться домой. Патриция тянула подружку за рукав.

– Глен велел остаться после уроков. – Зум-Зум распласталась на парте. Все занятия ее рот сводило судорогой от зевоты, глаза предательски слипались, своими тряпочными кедами она натерла себе несколько мозолей, которые не давали ей покоя весь день.

– Что, мать вашу, происходит? – сквозь зубы процедила Патриция.

– Я тебе все разжевала, какую часть объяснения ты не поняла?

– Ты упустила ту часть, где говориться, что он теперь твой начальник. Как много времени он собирается у тебя отнять?..

В этот момент в класс вошли Глен, Люк и Сидни. Глен уселся рядом с Зум-Зум, Люк встал напротив них, скрестив на груди руки, а Сидни, всегда перебарщивавшая с косметикой, по традиции была за правым плечом своего парня, и больше походила на телохранителя.

– Ладно, Зум-Зум, я пойду. – Патриция уставилась на свою сумку так, будто та неожиданно покрылась золотом.

– Я ей явно не по нраву! – Довольно громко произнес Глен, косясь на удалявшуюся Патрицию. – Как только я появляюсь в поле зрения, она пулей убегает, вот как сейчас. Надеюсь не блевать. Я же нормальный парень! Чего это она?

– Итак, Зум-Зум. Глен поведал мне ваш милый план по сокращению числа жировых складок на твоих боках. – Не совсем вежливо начал Люк. – Я не могу даже представить ту ситуацию, которая свела вас в одной точке, и которая заставила вас создать подобный альянс. Очевидно, что ты теперь будешь часто проводить время в нашей компании…

– Хрена с два! – Зум-Зум неопределенно взмахнула рукой.

– В смысле? – Люк, словно вратарь, расставил руки в стороны. Никто не заметил, как плечи Глена затряслись от бесшумного смеха.

– Мне нужен только он. – равнодушно сказала Зум-Зум, махнув на Глена. – Ваша чета может и дальше криками вызывать сердечные приступы пенсионеров, не к чему менять вашу привычную среду обитания. Так что, вы как-нибудь уж без меня.

– Ты груба. Мне это неприятно! – Сид выступила вперед.

Надо сказать, что Сидни была любопытным персонажем. Среднего роста, светловолосая, стройная и подтянутая, если познакомиться с ней поближе, то можно отметить ее аккуратность и излишнюю чистоплотность. Одним из ее достоинств был голос, такой сильный и звонкий, в тоже время мягкий и певучий, а так как ее речи была свойственна излишняя эмоциональность, то за время только одного разговора у нее менялось несколько тональностей. Но этого мало кто замечал, потому как большую часть времени она проводила с Люком, что означало поток криков и воплей.

– Неприятно тем, кто находится в радиусе поражения во время ваших выяснения отношений. – Зум-Зум не постеснялась их передразнить. – Сидни! Прости! – Зум-Зум сложила ладони в мольбе. – Люк, ты опять за старое!? – Погрозила Зум-Зум в сторону.

Что тут сказать, Люк и Сид были ошарашены этой клоунадой, до этого момента их никто не тыкал носом в их недостатки, и уж тем более не передразнивал.

– Да у нас тут цирк приехал! – Люк угрожающе навис над Зум-Зум, она почувствовала легкий неприятный запах от его рубашки.

– Зум-Зум, давай полегче. Не обижай моих друзей. – Глен посмотрел на нее таким милостивым взглядом, от чего лицо его стало немного детским.

– Хорошо. – Вдруг покраснела Зум-Зум, отчего-то ей не хотелось расстраивать Глена. Она собрала в кулак всю ненависть к этой парочке, и продолжила самым сладким голосом, на какой была способна. – Извините, ребята, я перегнула палку. Надеюсь, мы сможем поладить.

– Вот и славно! Вот и познакомились! – Вскочил Глен. – Сейчас я заберу свою подопечную на тренировку, а с вами увидимся завтра!

Глен схватил Зум-Зум за плечо, потянул на себя. Ткань на рукаве пиджака глухо надтреснула. Озадаченная Зум-Зум в тщетных попытках разглядеть дыру, закрутилась на месте, как собака, пытающаяся поймать свой хвост.

– Стой! – скомандовал Люк. – Это что же, ты не придешь сегодня ко мне на тусовку?

– Если успеем – обязательно! – Глен кричал уже из коридора.

Что тут сказать? Даже если не исключать того факта, что Глен творит мутные дела на стороне, ей было чертовски приятно, что он предпочел ее остальным. Она вдруг поняла, что у нее появился друг-мальчик, о котором она давно мечтала. И так случается, что, если этот друг идет впереди тебя, при этом вы поддерживаете дружелюбную беседу, случается уйти туда, куда идти не собирался. Глен, взявший на себя функции капитана, рулил вниз по лестнице в противоположную сторону от центрального выхода. Шагал он легко, какой-то странной походкой, носки его туфель при ходьбе смотрели в стороны друг от друга, как если бы он собирался танцевать. Зум-Зум не стала заострять на этом внимание, сейчас ее больше беспокоил разорвавшийся рукав.

– Почему мы тут? Стадион свободен. – Очнулась Зум-Зум у заднего школьного двора, который вел к хозяйственным помещениям. Здесь Зум-Зум бывала в дни субботников, а вообще это было одно из тех мест, которое ученики использовали для тайного курения, игр в карты и разных нарушающих устав дел.

– Я только что записал тебя добровольцем по уходу за школьной территорией. Три следующие недели после уроков ты будешь работать тут помимо различных субботников. Я, разумеется, записал нас обоих, но, разумеется, ты будешь отдуваться за двоих. Эта нагрузка сопоставима с твоими возможностями. Тебе надо больше шевелиться, в тебе, как и во всех полных людях, много лишней жидкости, которая наполняет жировые клетки. Активно потеем! Метла вон там.

Зум-Зум затрясло:

– Ты не боишься, что эти волны смоют тебя?! А меня спросить? Может у меня планы?! Меня, может быть, люди ждут! Я могу и на кружок торопиться!

– А ты записана хоть на один кружок? – спокойно спросил Глен.

– Нет! Но могла бы!

– А я мог бы родиться вомбатом. Но, как видишь, я не вомбат. Ты обещала слушаться. Это надо тебе в большей мере, чем мне. И чтобы было эффективней, ускорься!

– В большей мере, чем мне! Бе-бе-бе. – Передразнила его она самым некрасивым лицом. – Тебя в детстве учебником литературы били что ли? Разговаривать нормально не можешь…

Уже по привычке Зум-Зум рисовала в воображении, как она наносит несовместимые с жизнью раны на теле Глена. Понятно, что голыми руками проучить его не удастся, поэтому в мыслях она применяла все орудия труда, стоящие в сарае, по очереди.

– А ты чем будешь занят? – встрепенулась она.

– Домашку сделаю, пока дождь не пошел.

Когда ее ярость прошла, то Зум-Зум заметила, что в итоге получился неплохой тандем: Глен читал вслух заданных по литературе зарубежных классиков, Зум-Зум подметала площадку, каждый раз испепеляя Глена взглядом, когда он тыкал пальцем со словами «вот там мусор пропустила!». Ее всегда красное лицо обливалось потом от перетаскивания старых стульев и парт, в подмышках образовались токсичные сырые пятна, которые расползались на спину и бока, ступни горели адским пламенем в неудобных не разношенных туфлях, приобретая свежие мозоли. И все же в ее груди разливалось приятное тепло от того, что у нее появился друг.

На следующий день повторилась точно такая же история. И на третий день тоже. Фоном к ее работе звучал усталый голос Глена, что сидел на разбитой скамейке у кладовки. Когда с литературой было покончено, в ход пошла биология, физика, иногда астрономия, они обсудили механику и оптику, много спорили о современном искусстве, а дебаты по обществознанию чуть было не переросли в драку. Глен рассказал Зум-Зум о самых странных видах диет, удивительных экзотических продуктах, невероятных блюдах, которые ему доводилось пробовать. Зум-Зум, которая никогда никуда не ездила, слушала его заворожено, восторженно ловя каждое его слово, и сама не заметила, как стала считать минуты до их внеклассных занятий.

По окончании их первой трудовой недели и у нее, и у него накопилась масса впечатлений. И, конечно же, их занятия не могли не отметить педагоги. Охая и ахая, они нахваливали странную парочку, преждевременно выдали им по грамоте за проявленное трудолюбие, и уж совсем переборщили, когда начали ставить Глена и Зум-Зум в пример другим ребятам. После окончания уроков убедиться в правдивости разговоров торопились даже самые ленивые – как только Глен приступал к домашней работе, а Зум-Зум принималась за уборку – в окнах появлялись и исчезали любопытные лица. Пришла нежданная слава.

Глава 4

На перекрестке рядом с ее домом открылся новый кондитерский магазин. Зум-Зум заметила его, когда возвращалась домой из школы. Раньше там была швейная мастерская, куда ее мать неоднократно относила расшивать и наставлять вещи Зум-Зум. Серая вывеска ателье сменилась красной блестящей панорамной надписью. Угловая двухметровая стеклянная витрина демонстрировала новый товар, а посмотреть было на что: на полках красовались глянцевые эклеры, радужное ассорти макарун, выложенные мозаикой мармеладные фигурки, расписанное шоколадными узорами пирожные из суфле. От всего этого изобилия у Зум-Зум разбежались глаза, она машинально сунула руки в карман в поисках остатков карманных денег.

– Что там у нас? – Зум-Зум подошла к витрине. – О! Пышки со сгущённым молоком! Тортики? Ах, вы бисквитные дьяволята! Намазались кремом? Ммм, хороши! А кто эти незнакомцы? Мать моя печенька! Это же свежайшее курабье к кремом! Парфе? Парфе!

Зум-Зум ощутила небывалый восторг. Подобные «нарядные» сладости ее мать покупала на праздники или памятные даты, в обычные дни их шкаф был забит простыми магазинными вафлями и заурядной карамелью, зефиром и дешевым шоколадом, который использовался только в выпечке. Поэтому отведать такую красоту она посчитала своим долгом.

И только она ступила на порог магазина, как ее обдало мягкой теплой волной духа сладостей, в пору было появиться волшебным искоркам вокруг ее головы, как она вспомнила наказы Глена. Правила «трех Н» – Ничего мучного! Ничего сладкого! Ничего искусственного! – гласили эти законы.

Умопомрачительных размеров прилавок с пирожками сверкал перед ней в свете теплой лампы, за стеклом на белых салфетках разлеглись слойки с вишней, гора кексов с шоколадной крошкой, малиновые эклеры блестели словно рубиновые украшения, а от кусков шоколадного торта невозможно было отвести взгляд! Зум-Зум запаниковала. Конечно же в ее мыслях промелькнула та хитрость, в которой Зум-Зум лопает сладости, а Глену врет о строгой диете… Пушистый аромат выпечки, как опытный маньяк, манил к румяным сдобам, зазывал, околдовывал.

– Кто придумал вытяжки, тот был сильно не прав! – бубнила она с досадой. – Все запахи выходят на улицу! Как мне жить с вами по соседству?! Как мне отказаться от этого?! У меня нет столько железа в яйцах!

Зум-Зум выскочила из магазина. Завернув за угол, она подпрыгнула:

– Кофейня?! Вы сговорились пытать меня круглосуточно и повсеместно?! – над окошком цокольного этажа появилась новая вывеска. – Что это? Кофе в полцены? И печенька в подарок?! Совести у вас нет! – крикнула Зум-Зум на витрину, замотала лицо в шарф.

Наконец она добралась до подъезда, тяжело выдохнув, она оглянулась, и тут глаза ее увлажнились – напротив открылся «ОрехМаркетНат», на его вывеске красовался улыбающийся конвертик полный арахиса в кокосовой обжарке. У дверей магазинчика стоял парень в громоздком костюме ореха кешью, он зазывал прохожих на бесплатную дегустацию.

– Сдурели совсем, ироды!? – она погрозила им кулаком. Сердце ее ныло.

Зум-Зум зашла в лифт, прислонилась лбом к холодной стене.

– Девушка, вам плохо? – раздался голос за спиной. Это был сосед с верхнего этажа, высокий мужчина с глубокими морщинами на лбу. Его коричневый плащ напомнил ей вареное сгущенное молоко.

– Я слишком люблю орешки. – прошептала она.

Лифт распахнулся, она, наконец, добралась до квартиры. Как только Зум-Зум закрыла за собой дверь, к ней вышла мать, отирая руки полотенцем:

–Ты как раз вовремя. – сказала она. – Только что выключила рагу из телятины, и куриный пирог на подходе. Положить тебе тарелочку? Мой руки, будем кушать.

Зум-Зум медленно съезжала спиной по двери, сопротивляться напористому врагу не хватало сил.

– Я окружена. Сдаюсь. – Кивнула Зум-Зум. – Корми.

Мать брякала посудой, пока Зум-Зум переодевалась и мыла руки. Ни в одном языке мира не найдется слова, чтобы выразить тот шок, который испытала Зум-Зум, взглянув на обеденный стол.

– Что Это?! Тарелочка?! Это не тарелка, а таз для жертвоприношений! Каких божеств ты собралась усмирить в моем животе, мама!? Я должна есть меньше, иначе я никогда не сниму этот чехол! – Зум-Зум схватила себя за ворот футболки.

Мать недовольно смотрела на дочь, которая невнятно мычала и трясла себя за грудки. Ей были непонятны эти стенания, поведение дочери она считала странным, потому как в доме бытовало мнение, что, если стол полный, то это хорошо, это знак достатка в доме и счастье в семье. Бедной маме и не приходило в голову, что львиная доля их бюджета уходила на покупку продуктов, и о достатке говорить в этом случае, как минимум, было странно.

Мать Зум-Зум выглядела женщиной совершенно обычной – низенького роста, полновата, с крепкими руками и пухлыми ногами, а ее доброе лицо всегда было печально, и без того короткие с сединой волосы, мать всегда убирала назад заколками.

– Эту футболку ты сама выпросила в магазине, а теперь это чехол? Она немалых денег стоит! И тебе идет этот цвет. – тихо сказала мать и поставила перед Зум-Зум тарелку с приличной горкой из рагу.

– Хорошо. Это будет прощальный обед перед голоданием. – Начала Зум-Зум. – Сейчас я не буду с тобой спорить, но с завтрашнего дня я начинаю худеть!

– Каким еще голоданием!? – всплеснула руками мать.

– Мам, ты же видишь мои старания – я хожу на пробежки ежедневно, у меня теперь нет второго и третьего ужина, а если заглянуть ко мне в тумбочку, то там теперь ты не найдешь стратегический запас леденцов. Не хочу быть одного размера с отцом! Кто смотрит на меня, думает, что это я объедаю всех детей в Африке. Отныне я буду есть меньше. Гораздо меньше!

– Кто так думает? Кто эти люди? Покажи их мне. С чего ты взяла? Выдумываешь всякие глупости! Сиди и ешь! Голодать она собралась! Сколько же по-твоему надо класть в тарелку? – мама приняла такую позу, которая говорила, что машина гнева в ней завелась на полную.

Зум-Зум в нерешительности повертела своё рагу, теперь ей трудно было придумать хороший вариант исхода этого разговора, ей не хотелось обидеть мать, но и донести свою мысль до родителей было необходимо. Она вспомнила, что видела порцию Глена в столовой. Зум-Зум взяла ложку, «Сейчас понесется!» – подумала она, глядя на искажённое лицо матери. Она переложила на чистую тарелку три ложки рагу и два куска телятины размером со сливу. Собрав смелость в кулак, и не глядя матери в глаза, Зум-Зум сказала:

– Вот, такой должна быть моя порция. И без всяких пирогов.

– Не глупи! Этим и ребенок не наесться. – мать демонстративно отвернулась, агрессивно бросила полотенце в раковину. – С каких пор тебе не нравится, как я готовлю?! Готовь сама! Я тут кручусь, кручусь! А они еще и нос воротят!

– При чем тут Это?! Мама, разговор же не об этом! Я немного прошу! Поддержи меня хоть раз, мама!

На кухню пришел отец:

– Здорова, коровушки мои! О чем спор? – он увидел красные мамины глаза, и тут же насупился. – Ты чего мать обижаешь?!

– Наша-то худеть собралась! – крикнула ему мать таким тоном, будто сообщала ему, что Луна на Землю падает. – Станешь, как эти доходяги в телевизоре – ни рожи, ни кожи, глаза да уши! Будешь ходить и костями греметь!

– Мам! Там до костей шесть слоев сала! О чем ты переживаешь? – Зум-Зум потрясла свой живот.

– Худеть? – переспросил отец и залился таким сильным смехом, что начал плакать. Долго всплескивал руками, хлопал в ладоши, скоро его смех стал похож на скулеж собаки, но он никак не мог остановиться.

Глава 5

Земля вертелась, время текло, осень переодевалась в новые цвета, ветер нагонял тяжелые тучи все чаще, асфальт просыхал все реже, холодные лужи уже не высыхали, а по утрам и вовсе покрывались льдом. Морозы пришли в этом году немного раньше, позабыв пропустить вперед себя октябрьскую слякоть. Глен прибавил дополнительный слой одежды, поверх своей оранжевой толстовки он надевал белый синтепоновый жилет. Зум-Зум надевала две дополнительные футболки, которые промокали за пару минут не то от влажного воздуха реки, не то от пота.

– Мой список данных о тебе не полон. – Глен бежал рысцой.

– Не привлекалась! Судимостей нет! Образ жизни исправляется! Мораль частично присутствует, сэр! – проорала Зум-Зум по-солдатски. – Спрашивай, чего уж там! Но мне кажется, что ты спросил все, и даже лишнее.

– Когда твои месячные?

– Тебе какое дело, мудоман?! – Зум-Зум слилась со цветом своей малиновой кофты.

– Не останавливайся, двигайся. Так, когда?

– Через… неделю.

– Надо было раньше это уточнить. За день до месячных тренировки лучше бы прекращать. Дашь отмашку, там начнем снова. Вроде девчонкам очень есть хочется, когда у вас, ну эти дни, ты уж постарайся с катушек не слетать. Диету держи. Захочется сладкого – ешь орехи, если хочется чего-то погрызть – хрусти зеленью. Уж лучше ты зажуешь десять килограмм сельдерея, чем коробку шоколадных батончиков.

Зум-Зум махнула на него рукой, неведомая сила согнула ее пополам:

– Хорошо, Глен… Погоди! Не могу, ноги дрожат. Сегодня как-то особенно тяжело. Все мое существо протестует. Почему бы это? Я же так усердно пашу, а выносливости не появляется.

Глен повернулся к ней, продолжив бежать спиной вперед:

– Не все сразу. Теперь, когда лишняя жидкость из организма выходит, метаболизм ускорился, после усиленных забегов в твоих мышцах застаивается молочная кислота, именно от нее болят ноги и руки. Горячий душ прими, когда домой вернешься, это поможет… Хорошо, теперь пара подходов с выпадами, еще попробуем выпрыгивания, а потом легким бегом от станции к подъезду.

Как только Глен заводил очередную лекцию о пользе сельдерея, Зум-Зум, имитируя заинтересованность, смотрела на него, не отрываясь. В эти моменты она погружалась в созерцание, какое свойственно посетителям художественных галерей, и рассматривала его покрасневшие от мороза пальцы, если он забывал перчатки, его прекрасное чистое лицо, на котором не было ни веснушки, ни прыщика. Была ли это долгая пробежка или крепкий морозец с утра – сегодня на его щеках появлялось наимилейшее небольшое розовое пятнышко, в то время, как Зум-Зум поменяла полностью свой окрас с белого на красный.

– Зум-Зум, тренировок недостаточно. Ты же это должна понимать. – Глен сделал выпад, чуть не наступив Зум-Зум на ногу.

– Ой… Не достаточно? Ты спятил? Три тренировки в день! Три! Сегодня мы закончим с хозяйственными работами, но останутся вечерние и утренние пробежки! Этого недостаточно?! – она гневно сжимала ладони. – Ты хоть представляешь, как трудно они мне даются!? Я на пределе! Я до квартиры ползком добираюсь! А вчера я рыдала в хлебницу! Глен?

Он смотрел на светлеющий горизонт, потом перевел взгляд на носки своих кроссовок. Зум-Зум видела, что он подбирает слова, готовясь сказать ей нечто неприятное. На секунду она представила, что Глен сообщает ей об окончании их занятий. Ее вдруг затошнило.

– Я присматриваю за тобой и в школе, не прими за сталкера. Ты много ешь! Надо сократить порцию, ты так и не убрала из меню выпечку. Я наблюдал, как помадное колечко спряталось за твоей щекой! И те конфетки, которые ты трескаешь на перемене, далеко не освежающее драже. Я могу припомнить и твой сладкий кофе, и чай, и, прости, господи, газировку из школьного автомата! За смелость – пять. За ответственность – ноль. Напоминаю, что воду пить ты должна по часам, диета должна быть строже. Два стакана в 8:00, один в11:00, два в 13:00, один в 16:00 и один в 20:00. Выучи, как молитву. Бегать продолжим пока не выпадет постоянный снег.