Черный человек

***

Мои сны изменились. Я никому не говорила об этом, но последние недели видела во снах Михаэля. Это началось почти сразу после Нового года. Сначала он просто приходил и молча смотрел на меня. Потом начал говорить. Он рассказывал сказки, которые читал мне перед сном, когда была одиннадцатилетней девочкой, потерявшей мать и не нашедшей поддержки у отца. Потом мы стали разговаривать. Совсем как прежде, до того, как он заманил меня на Изнанку. Мы говорили обо всём и ни о чём. Я рассказывала ему о своих трудностях, о страхах и волнениях. И почему-то мне было очень легко перед ним открыться, словно сны снимали какие-то печати с меня, словно бы сны не делали наши беседы реальными. Будто бы говорю со своим подсознанием, хотя знаю, что это не так.

Я очень быстро стала зависимой от этих снов. Ведь только там мы вновь были вместе. Вновь могли касаться друг друга, заниматься любовь, путешествовать уже по реальности Зазеркалья. Этот новый мир поражал своими размерами и возможностями. И ненасытностью. Я знала, как опасны такие путешествия, знала, что и так стою на краю. Но разве это важно, когда я вновь была с ним? Снова вместе, как будто бы и не было ничего! И там могла говорить ему, как же сильно его люблю. Как разрывается сердце от невозможности быть рядом в реальном мире. Как больно понимать, что натворила я и что натворил он. Зазеркалье стирало наше прошлое, оставляя лишь блаженную негу и чувство покоя от того, что мы вместе, здесь и сейчас, раз и навсегда. Это как бесконечность, замкнутая в пределах моих снов. Реальность или же фантазия? Мне всё равно. Главное, что он рядом.

***

Только голова коснулась подушки и глаза закрылись, как вновь окутала мягкая бархатистая паутина Зазеркалья. Открываю глаза в ином мире и чувствую, что он уже рядом. Он уже ждёт меня. Улыбка расцветает на губах, подставляю лицо ясному полуденному солнцу, чувствую приятный морской бриз, крупицы соли, витающие в воздухе.

Я нахожусь на каменистом побережье. Под ногами множество разноцветных камушков, то скрывающихся под набегающей волной, то вновь появляющихся, сверкающих остатками воды под солнечным светом. Здесь дышится легко и привольно. Здесь вся тяжесть дня сползает как отмершая кожа. Ничто не может изменить этот мир блаженства. Здесь вновь свежая и полная сил.

Он скоро будет здесь. Я чувствую, как он идёт. Слышу его шаги в лёгких дуновениях морского игривого ветерка. Чувствую, как цветы распускаются, бутоны набухают в долине далеко позади, а пряный запах расползается по всему побережью, волнующий аромат соблазна и наслаждения. Сердце бьётся быстрее и быстрее, груди тяжелеют, по телу пробегает сладкая волна предвкушения. Закрываю глаза, зная, что, когда открою их вновь – он будет рядом.

– Я жду тебя, – говорю шёпотом, зная, что он обязательно услышит. – Иди же ко мне!

Звон телефона разрывает сладкую дрёму и я возвращаюсь домой. Мысленно всё ещё там, на солнечном берегу, в ожидании любимого, но всё рассеивается, возвращается тяжесть и исполинская усталость набрасывает на плечи путы.

– Да?..

Слова Марго как контрастный душ, выпрыгиваю из постели, ощупывая шею. Я не надевала ленты, мне даже в голову не могло прийти, что он решится напасть да так скоро после случившегося!

Набрасываю на плечи халат, надеваю тапочки и спускаюсь на первый этаж. Мои запасы лент за последнее время значительно сократились. Ленты не вечны, от частого использования они выцветают, становятся белыми и бесполезными. Они как сменные картриджи, нуждаются в дозаправке в святых источниках. Поэтому по мере накопления сдавала их в Институт.

Выдвигаю пыльный ящик, в котором храню запасные ленты на крайний случай.

– Где же вы, – шепчу, перебирая старые журналы, умом понимая, что не могла их далеко запрятать. Может спросонья перепутала ящик? Но и в другом ничего не нашла, и в третьем, и в четвёртом. Я обошла всё помещение, облазила все углы и закоулки – пусто.

Взгляд падает на одно из зеркал, висящих вдоль стены. Когда-то они были чистыми и чёткими, ни единой царапинки или потёртости. Они отражали помещение, удваивая его, наполняя ещё больше светом и яркостью… Парикмахерскую закрывали на время. Отец ещё не был уверен, что окончательно закроет её, ведь она была самой любимой у моей мамы и носила моё имя «У Элли». В те годы было модно называть подобные заведения женскими именами. Какой же я была гордой, когда вешали вывеску. С подсветкой, красивым шрифтом и с маленькой розочкой, венчавшей последнюю букву. Я обожала сюда приходить и хотела стать парикмахером. Мне нравилось то, что они делали, как преображали скучные причёски в нечто новое и свежее. Нравилось видеть улыбки, ямочки на щеках довольных клиентов. Но больше всего нравилась вазочка с конфетами у входа. Я была той ещё сладкоежкой.

– Элли.

Имя, прозвучавшее в абсолютной тишине, заставило вздрогнуть. Оно звучало со стороны мутных зеркал. Нахмурившись, подошла поближе.

– Не может быть!

Зеркала изменились, они стали выглядеть точно также, как выглядят зеркала на Изнанке. Мутные и блёклые, без отражений. Я протянула руку, чтобы коснуться одного из них и в ту же секунду раздался взрыв. Все зеркала разлетелись на сотни крупных и мелких осколков. Зажмурившись и отвернувшись, прикрывая глаза, сжалась в комок, ошеломлённая мерцающими вспышками отражений. Словно взрыв вернул им истинный облик, в каждом из которых – была я.

– Элли…

Голос раздался за спиной. Единственный голос, волнующий и успокаивающий одновременно.

– Михаэль!

Я открываю глаза и оказываюсь вновь на том самом пляже. В голове всё смешалось, воспоминания, реальность, иллюзии и фантазии.

– Что это было?

Он стоит рядом со мной, белоснежно-светлый, в лёгком летнем костюме с распущенными волосами, колыхающимися на ветру, то скрывающими, то открывающими его улыбающееся лицо.

– Всего лишь блик. Обманка. Ты потерялась, переходя из реальности сюда. Но я нашёл тебя и вернул.

– Это было так реально, – я непроизвольно коснулась своей шеи. – Мне показалось, что звонила Марго передать, что Клаус идёт за мной. Я проснулась, попыталась найти голубые ленты, а затем все зеркала разбились…

– Это я их разбил, чтобы вытащить тебя из иллюзии. Зазеркалье может обмануть, помнишь, я тебя об этом предупреждал? Прости, что сразу не нашёл, мне почему-то казалось, что медиумов это не касается.

– Всё было так реально…

– Всего лишь сон, отблеск боли. Пока я рядом – этот мир не причинит тебе страданий.

Я поёжилась, обняла себя за плечи, подставляя лицо тёплому южному солнцу. Здесь, на этом лазурном берегу, реальность казалась такой далёкой. Казалось, что настоящее здесь и сейчас, рядом с любимым человеком, а всё, что происходит за пределами этого места – лишь сон, долгий, утомительный сон, от которого так просто избавиться, если забыть, что он олицетворяет настоящее.

Михаэль подошёл ко мне и мягко приподнял мой подбородок, обвёл пальцами черты лица, коснулся губ, а затем притянул к себе и поцеловал, да так нежно, так сладко и воздушно, что голова закружилась и земля ушла из-под ног.

Он касался меня и пылко, и легко. Его руки дарили и наслаждение, и покой. Я уплывала в незнакомые дали, а в глубине просыпалось щекочущее чувство, пробиравшее от кончиков пальцев до самого сердца.

Мы опустились на мягкий песок, так незаметно сменивший мелкую гальку. Я прижимаю его к себе, стягивая пиджак, со смехом непослушными пальцами развязывая галстук, убирая ремень и рубашку. Он перевернул меня на живот, потянул молнию да так сильно, что выгнулась от удовольствия чувствовать его прикосновения-поцелуи к своим плечам.

Каждый поцелуй – как высшая точка близости, каждое касание – откровение, в котором нет места низменности или стыду. Когда любишь кого-то да так сильно, что сердце болит, забываешь обо всём, оставляя только желание подарить всю себя любимому, не ожидая получить что-то взамен, но получая сторицей.

Солнце скрывается за горизонт, оставляя лишь сумерки, вычерчивающие на наших телах тёмно-жёлтые, карминовые, лиловые оттенки. Вечерняя прохлада сильным контрастом выступала против жара, пробуждающегося внутри нас. С каждым касанием распаляясь, выжигая и растворяя друг в друге. Сегодня он совсем иной. Он по-другому прикасается ко мне, по-другому изучает моё тело и совсем по-другому реагирует на мои прикосновения. Эта перемена волшебна, она завораживает, пробуждает действовать жёстче, чем когда-бы то ни было раньше. И ему нравится моя агрессия, она заводит его ещё сильнее и от этого просто сносит крышу.

– Элли, впусти меня, – шепчет он, кусая за мочку уха.

Я прижимаюсь к нему сильнее, запечатлев его губы поцелуем.

– Впусти меня, родная, – он смеётся, распаляя ещё больше.

Что может быть интимнее, чем просьба, прозвучавшая в такой момент? Что может быть жарче и горячее, чем разрешение? Его прикосновениями натянута как стрела, мышцы будто жжёт огнём, словно ещё секунда и потеряюсь в этом пламени, в этом обжигающем чувстве любви.

– Элли… – не унимается он и я не выдерживаю:

– Да, да! Возьми меня! Пожалуйста, да сделай уже это!

На его лице расцвела незнакомая торжествующая улыбка. Сердце дрогнуло, но его новый поцелуй заглушил мимолётное сомнение. А затем утонула, растворилась, исчезла, оставляя лишь бесконечное наслаждение, только бесконечное наслаждение.

Глава 15

Чёрная, выцветшая комната встретила холодом и чересчур свежим морозным воздухом. Я поёжилась и перевернулась на другой бок. Совершенно разбитое состояние резко контрастировало с предыдущими пробуждениями после посещения Зазеркалья. Такого никогда не было. Кажется, будто бы избили, изрезали на мелкие ленточки. Сожжённое горло вызывало сухой кашель, глаза слезились, а сердце томилось странной тревожной тоской. Каждое движение – подвиг. Такого не было даже во время самой страшной простуды, когда температура плюс тридцать девять, напуганные родители и приятная ломота в костях. Так болела лишь однажды в глубоком детстве. Скорая, уколы, сладкий мёд и множество других мелочей поставили на ноги, оставив в воспоминаниях искреннюю любовь и заботу мамы с папой.

Сейчас одна и не чувствую себя больной. Вернее, я больна, но чем-то совсем другим.

Выбравшись из постели, с трудом переставляя ноги, добрела по стеночке до ванной, включила маленькую лампочку над раковиной и с ужасом уставилась на отражение в зеркале.

Под глазами пролегли тёмно-фиолетовые с зелёным отливом тени, белки наполнились красными сеточками из лопнувших сосудов, губы обветрились и до крови потрескались. Лицо до невозможности бледное, измождённое, а скулы выступили, заострились. Но самым страшным была шея с опоясывающим ярко-красным ожогом, насыщенным пятном выделяющемся на фоне почти синюшной кожи.

– Что это такое?

Провожу пальцами по щекам и будто не чувствую прикосновения, будто и не касаюсь вовсе.

Внезапное раздвоение набросилось на меня, вытеснив из тела и поместив в зеркало. Я закричала и всё закончилось тем, что рухнула на пол, больно приложившись коленками о кафельную плитку.

– Что со мной не так?!

Не знаю, сколько времени провела на холодном полу, свернувшись калачиком, без сил и возможности пошевелиться. Мысли скакали с одной темы на другую, но с такой апатией, что сосредоточиться на чём-то одном совершенно невозможно. За маленьким занавешенным окошком, потихоньку светлело. И чем светлее становилось в комнате, тем легче становилось мне.

Наконец, сумела подняться и повторно посмотрела в зеркало. Ожог на шее остался, однако посветлел так, словно обожглась несколько дней назад, а не только что. Это было странно, но сил обдумать происходящее не было. Меня сильнее сжигал жар внутри тела. Я простыла, точно простыла. Наверное, это случилось в тот момент, когда разрушила афтершок и оказалась в морозной реальности. Ослабленный и истощённый тревогой организм решил так отомстить за случившееся.

Вернувшись в комнату, пошатываясь натянула халат и надела мягкие тапочки. Закрыв окна, оставив только маленькую щель, спустилась на второй этаж, намереваясь покормить кошку и покурить, обдумать, что делать дальше.

– Черри! – позвала её, доставая сырую курицу из холодильника. – Где же ты милая?

Краем глаза замечаю в дальнем углу кухни.

– Вот ты где! Иди сюда, посмотри, что я для тебя приготовила.

В ответ раздаётся угрожающее шипение. Обернувшись, увидела кошку, согнувшуюся как перед прыжком. Шерсть вздыблена, глаза сверкают и она смотрит прямо на меня, совершенно не узнавая.

– Черри, ты чего?

Я подхожу к ней, намереваясь взять на руки и только наклонившись, получаю удар когтями по протянутой руке.

– Черри! – вскрикнула, прижимая пальцы к груди. Кошка выбежала из комнаты. – Да что с тобой такое?!

Непонимающе покачала головой. Первый раз такое с кошкой. И что на неё нашло?

Закуриваю сигарету, наблюдая, как в микроволновке разогреваются покупные блинчики. Хорошо, что всегда держу запас в морозилке. С готовкой у меня большие проблемы, никогда не было ни желания, ни времени, ни того, кто научит. А потом стало всё равно.

Созвонилась с Алёной, предупредила, что не смогу в ближайшие дни быть в клубе, выслушала всё, что она по этому поводу думает, со всем согласилась и отказалась от помощи. Желание видеть кого-то совершенно отсутствовало. Разве только своенравную кошку, но она как сквозь землю провалилась.

Черри появилась в доме после того, как осталась одна. Я нашла маленький пищащий комочек шерсти на кладбище, после похорон отца и его жены с сыном. Родные мачехи недолюбливали меня, словно бы знали, что я виновата в смерти их близких. А может дело в том, что по завещанию им ничего не досталось из денег отца.

Уйдя от их бесконечных разговоров, причитаний и шёпотов за спиной, бродила по кладбищу, изучая могилы, разглядывая венки и прикасаясь к надгробиям. Это было очень мирное место, я не чувствовала духов, а значит все, кто попадался, ушли. А потом услышала писк и нашла ещё слепого котёнка. Трогательная чёрненькая мордашка, дрожащая тушка и сердечко, быстро-быстро бьющееся.

Там появилась кошка Черри, за восемь лет превратившаяся в очаровательную «мамзель», гордую, но ласковую. Кроме неё, у меня не было никого близкого. Я боялась подпускать к себе людей.

Когда появилась Марго, я и представить не могла, что смогу подружиться с ней. Что смогу говорить с девушкой обо всём – о прошлом, настоящем и будущем. Что буду доверять ей. Для меня такая откровенность немыслима, но тем не менее это произошло.

Раздалась негромкая телефонная трель, на дисплее высветился номер Виктора Сергеевича Серебрякова, отца Андрея. Устало закатив глаза, поднесла телефон к уху.

– Да, Виктор Сергеевич, что-то случилось?

– Конечно случилось. Почему тебя нет в Институте? Как ты могла заболеть? Твои медиумы отказываются принимать наше предложение, несмотря на то, что с ними случилось. Мол ты им обещала совсем другое!

– Что? Что вы имеет ввиду? – открыв глаза, нахмурившись, потянулась за сигаретами. – Я заболела, в данный момент…

– Элли, у нас были чёткие договорённости. И ты, лично ты, должна была проследить за их выполнением. Ведь это ты сама позвонила вчера и попросила о помощи! И что теперь? Ты что при смерти? – его голос, до невозможности безапелляционный и грубый, резким диссонансом отражал боль, нарастающую в голове.

– Нет, я…

– Тогда ноги в руки и быстро приезжай сюда! – и он повесил трубку.

Я громко и отчётливо послала его по известному адресу, а затем запрокинула голову, пытаясь успокоиться. С ним всегда было сложно договориться, особенно если ты выступаешь в роли просящего. Что же там пошло не так, что он настолько взбесился? Не понятно. Алёна чётко знала, что и как говорить медиумам, чтобы они не волновались, так что же пошло не так?

Набрав её номер, нарвалась на автоответчик. Господи, надеюсь, она не кинула меня, кроме неё, больше нет никого, кто смог бы организовать остальных. Мы всё-таки слишком любим уединение, чтобы обладать способностью командовать и управлять людьми.

Выкурив ещё одну сигарету, позавтракала и, переодевшись в тёплую одежду, спустилась на первый этаж.

Прямо посередине комнаты лежала порванная голубая лента.

– Какого…

Это не важно.

– Это не важно, – рассеянно повторила вслед за внутренним голосом, направляясь к выходу. Мимо тенью метнулась кошка, растворившись в уличных переулках.

***

Я возвращалась домой, шатаясь как от усталости, так и от боли, буквально пожиравшей изнутри. Проблема была не в Алёне, а в паникёрше Лизе и поддакивающем Клеще, которые на пару, убеждали остальных, что Институт собирается взамен на свою помощь, ставить на нас опыты. И мол я с ними в сговоре, так как когда-то работала на них. Бред полнейший, но на фоне пережитого стресса, бред объяснимый. Алёна, взвалившая на себя мою ношу, попросту не заметила, что они говорят, а вот экзорцисты в классах наслушались вволю и естественно передали всё Виктору Сергеевичу. А он, следуя традициям своей натуры, решил досадить мне. Вот так и получаются сложные взаимоотношения.

Тем временем, болезнь вела себя всё страннее и страннее. Это не похоже на обычную простуду, а что со мной происходит, в голову не приходило. Жар, ломота в костях, боль в шее то усиливающаяся, то успокаивающаяся, пальцы дрожат и временами теряю над ними контроль и они выписывают произвольные фигуры, как при болезни Паркинсона. А если добавить к этому мелькающее раздвоение, помутнение сознания и головную боль, от которой почти слепла, то картинка вырисовывалась довольно неприятная.

Про себя решила вызвать скорую, как только приду домой. Жаль, что не вызывала такси, а решила поехать на метро, чтобы избежать пресловутых московских пробок.

Сознание отражало холодную промозглую вечернюю зиму: поднявшийся ледяной ветер, свалявшийся в лёд настил из снега и грязи и омерзительно оранжевое небо с бордовыми облаками, тёмными тучами, нависающими над городом.

Резкий удар по затылку, а затем грубые руки зажали рот и потащили в неосвещённую арку, ведущую вглубь двора. В темноте блеснуло что-то острое, холодная сталь коснулась шеи, как только меня вдавили в стену.

– Ну-ну-ну, тише-тише, будешь паинькой и всё пройдёт гладко, – хрипло, с просачивающейся в словах визгливой тонкостью из-за напряжения, заговорил мужчина, дыхнув прокисшей вонью, от которой потянуло рвать и во рту скопилась горькая слюна. – Ты же будешь паинькой, да? – с надрывом заговорил он, одной рукой продолжая держать нож, а другой потянувшись к моей сумке.

И тотчас же волна, огненная волна отвращения и ненависти поднялась на поверхность. В темноте едва-едва виднелось лицо грабителя, но перемена, случившаяся с ним, настолько разительна, что захотелось кричать. Какая-то сила вырвалась из меня и с яростью отбросила мужчину, впечатав его тело в противоположную стенку.

Новое раздвоение – я вижу себя со стороны. Сжатые в кулаки пальцы, растрёпанные волосы, чёрные глаза, наполненные такой невозможной пылкостью и бешенством.

Мужчина тоненько заголосил, завыл от ужаса и на его всхлипы вторая я подняла руки и подчиняясь её воле, только её воле, он вновь поднялся над землёй, чтобы через мгновение ещё раз с невероятной силой удариться об стену. Грабитель потерял сознания и от этого на моём лице расцвела пугающая злая ухмылка.

– Знай своё место, пёс! – мой голос и в тоже время не мой голос, звучал торжествующе и довольно.

А потом я/она посмотрела прямо на меня! И улыбка сменилась смехом. И всё закончилось. Я вернулась обратно в своё тело, задышала да так сильно, что в глазах потемнело. От напряжённости сводила судорога, рванула в сторону дома с такой же страстностью, с которой рванула бы из себя, будь такая возможность. Что со мной не так? Что со мной происходит?!

Перепрыгивая через ступеньки, дрожащими пальцами вставила ключ в замок и буквально ввалилась внутрь дома, лихорадочно затворяя за собой дверь. Обернувшись чуть не закричала – со всех сторон на меня смотрела я. Зеркала, висевшие на стенах улыбались ехидной злой улыбкой, но это же не я улыбаюсь! Я касаюсь своего лица, а отражение качает головой, его улыбка полна предвкушения и от этого пробирает ледяная дрожь.

Мне сразу вспомнились слова Марго и я в ту же секунду потянула молнию на сумке, разыскивая телефон.

– Ох, дорогая не стоит этого делать, – раздался мужской голос и мои руки, повинуясь ему, отпустили сумку.

Ощутила себя роботом, потому что не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть – тело перестало подчиняться.

– Теперь ты такая слабенькая и беззащитная, не правда ли? – зашептал он на ухо.

Почувствовала его присутствие рядом со мной. Его голос был до боли знаком, но я не могла ни повернуться, ни отпрянуть в сторону. Лёгкое касание волос, тяжесть мужской руки на шее.

– Раздевайся, – приказал он и в ту же секунду стала стягивать с себя верхнюю одежду.

Вниз полетела мягкая шубка, зимние сапоги, дрожащими пальцами развязала шарфик, отбросила в сторону. Я попыталась увидеть его, но никого рядом не было, как будто бы он испарился. Что происходит? Когда призрак получил такую власть надо мной? Они не способны на подобное, мы бы знали об этом!

С секунду помедлив, начала стягивать с себя свитер, приказа остановиться не было…

Я разделась догола и пользуясь возможностью прикрыла себя руками, переминаясь от холода с ноги на ногу – первый этаж не отапливался.

– Убери руки, милая. Тебе нечего стесняться, – заговорил он с издёвкой. – Мы ведь были так близки и ещё совсем недавно. Помнишь?

Попыталась ему ответить, но голос меня не слушался, могла только хрипло дышать. Меня как током озарило и я поняла, что натворила. Всё вспомнила, осознала и приняла. Это моя расплата за то, что решила попробовать быть счастливой.

Те ночи, что провела вместе с Белым человеком, те сказки, что вместе смотрели в Зазеркалье ударили сначала афтершоком, в котором погибли медиумы, а потом и обманом. Зазеркалье – это иллюзия, там всё не то, чем кажется. Всё ненастоящее. Мороз прошёл по коже от осознания, что возможно всё это время была с Чёрным человеком. Что Михаэль не находил мои сны, а происходящее – злая насмешка Клауса.

Стало понятным и то, о чём просил он в последнюю ночь. Чтобы медиумом завладел призрак, его нужно впустить. И я сама впустила эту гадину в своё тело! Подала ему себя на блюдечке! Боже, какая же я непростительная дура!

– Это такое наслаждение, – с удовольствием протянул он. – Видеть, как ты страдаешь. Как бальзам на сердце, не зря решил выбрать именно тебя. Теперь мы вдоволь повеселимся, не правда ли милая?

Он отпускает меня, и я падаю на холодный пол и от удара раздваиваюсь. Я вновь оказалась за пределами своего тела, он занял моё место. Вставая на ноги, он улыбается и моё лицо кривится чужой улыбкой.

Только зеркала показывают правду и на месте меня там стоит он. Вот только этого никто не увидит. Клаус сильный призрак, он сумеет скрыть от медиумов изменившийся цвет глаз – почерневшие белки с белой светящейся каймой вокруг радужки. И во тьме есть свет. Но сейчас надо мной поднимается чёрное солнце.

***

Лишившись своего тела, впала в забытье. Сознание уплыло, растворилось в блаженстве несуществования. Мелькали вспышками отдельные фрагменты реальности, но разум спал, не запоминая то, что видит. Казалось, что оказалась в материнском чреве, где тепло и мягко, мне слышится убаюкивающее биение жизни. Я не осознавала себя, не понимала, что происходит, сколько времени прошло. В этой истоме минуты казались вечностью, а дни секундами. Меня не было, но в тоже время я была. А потом всё закончилось. Раз и оказалась в реальности, смотревшая в отражении на саму себя. И перемены, которые со мной произошли, пугали.

Моё лицо, и так не отличавшееся красотой здоровья, посерело, под глазами залегли тёмно-синие с фиолетовым отливом синяки с россыпью глубоких морщин, делавших похожей на старуху. Глаза, покрасневшие, воспалённые, злые, смотрели с неожиданной усталостью, с такой, которую невозможно спрятать за агрессией. Это почти агония, вот что читалось в моём взоре. Губы, с детства пухлые и мягкие, теперь искусаны до трещин, мелких ранок, а роскошные длинные волосы напоминали солому и теперь отчётливо была видна нежданная седина, только-только пробивающаяся сквозь потускневшие локоны.

Глядя на себя, не верила своим глазам. Так измениться, но почему? Это…

Воспоминания вернулись одним махом и я осознала, что происходит. Одержимость. Чёрт побери, я одержима призраком! Полноценным демоном! Да как это вообще возможно?

– Не хмурься, морщинки появятся, – с сарказмом воскликнул Чёрный человек. – Знаешь, я не планировал возвращать тебя до того, как закончу с делами, но дорогая, оказалось не так легко держать тебя в спячке и сражаться с твоим телом одновременно. Поэтому у меня есть к тебе вопросы, милая.

– Как долго меня не было?