Цунами. История двух волн

Такеши позвонил ближе к восьми

– Я знаю, что тебе нужно.

– Что мне нужно?

– Доказательства.

– Доказательства чего?

– Что что все это имеет какой-то смысл.

– Если смысл нужно искать – это плохой смысл, – мой голос звучал раздраженно

– Я просто кое-что вспомнил. Зайди на официальный сайт Эйч-гард, просто зайди и почитай новости о релизах.

Он отключился.

Я притащила в спальню ноутбук и открыла сайт компании Хиро. Последние релизы. В октябре Эйч-Гард представили долгожданную, новую версию системы безопасности. Система основана на последних разработках Ханазоно Хиро и представляет собой совершенно новый вид подобного софта. Аббревиатура названия – не может быть!

Я смотрела на статью, и слезы текли из глаз. Дурацкая, вечно ревущая слабачка!

В кабинете было сильно накурено. Судя по всему он полночи просидел здесь, куря сигарету за сигаретой. Разобранный потолочный датчик-улавливатель дыма лежал здесь же на столе. Никогда не замечала, чтобы Хиро курил. Сколького еще я не замечала?

Я вышла из квартиры, до того как он вернулся домой. Когда он доставал ключи, спряталась за дверью пожарной лестницы и наблюдала за ним сквозь тусклое стекло.

Собиралась уйти, но когда увидела, как он застыл на секунду, перед тем как открыть дверь, как прислонился лбом к стене, застыв перед темным проемом, как нервно вытащил из сумки початую пачку и, доставая, неловко переломил сигарету, не смогла. Если это игра, то мы оба заигрались. Он вошел в пустую квартиру, но я удержала дверь до того, как она захлопнулась за его спиной.

– Нина.

Что я увидела в его глазах? Страх? Облегчение? Усталость.

– Ты назвал так свою новую систему безопасности. Нина, – он беспомощно кивнул головой. Неловкая пауза.

– Какого черта ты делаешь! – меня, наконец, отпустил страх, и накрыла злость. – Ты думаешь, что можешь купить меня? Ты думаешь, мне нужны твои деньги, твои идиотские деньги?

Я ударила его в грудь раскрытой ладонью.

– Ты думаешь, что можешь лгать мне и оставаться хорошим парнем? – с силой толкнула еще раз. Продолжала бить по нему уже кулаком, сначала правой, а потом и левой руки.

– Думаешь, я могу все выдержать? – удар, еще удар.

– Ты скажешь, прости Нина, и все наладится?

Я продолжала осыпать его ударами, раз за разом все сильнее. Он не уворачивался, просто отступал, пока не уперся спиной в стену, потом попытался перехватить мой кулак, и тут я укусила его, да так сильно, что он со вскриком отдернул руку, а я почувствовала во рту вкус крови. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, он – подняв руку с проступаюшим на ней ярко-красным следом укуса, я – замерев, с занесенной для удара рукой. А потом он, схватив меня за руки, притянул к себе и впился в мои губы отчаянным, горячечным полуукусом-поцелуем с привкусом его собственной крови. Мои руки по инерции продолжали колотить его в грудь, я пыталась вырваться, но уже через несколько секунд, пальцы судорожно расстегивали пуговицы на рубашке. Не давая мне опомниться, он поднял меня в воздух, и рубашка полетела на пол уже в спальне. Я встречала выражение "любовное сражение" в трактатах о супружеской жизни. Это действительно было больше похоже на схватку, чем на любовные ласки. В какой-то момент я перестала понимать, притягиваю я его или отталкиваю от себя. Мои пальцы, словно отдельно от меня несли разрушение, оставляя под ногтями клочки его кожи, словно я хотела не любви, а мести.

Совершенно опустошенные мы лежали лицом к лицу, не говоря ни слова. Сумерки сгустились, и спальня утонула в тени, я видела только очертания его лица и блеск темных глаз.

Если это – плата за счастье, то я готова вывернуть кошелек.

Наконец я наклонилась к нему и поцеловала в лоб долгим примирительным поцелуем. Хиро вдохнул с шумом, словно до этого не дышал вообще.

– Нам нужно заново знакомиться?

Он покачал головой.

– Ты меня знаешь. Я трус и лжец.

– Если ты надеешься, что я откажусь от выгодного брака из-за такой ерунды, то ты меня плохо знаешь. Я ведь известная охотница за денежками.

Он обнял меня и прижал лицом к плечу. Я не хотела проверять, смогу ли жить без него. Что угодно, только не это.

– Я не выдержу этого еще раз. Ты уверен, что на этот раз в твоей истории не осталось белых пятен?

Хиро покачал головой.

– Давай закончим со всем этим сегодня. Спрашивай, а я постараюсь ответить честно, насколько смогу.

Я устроилась поудобнее, охватив его запястье пальцами.

– Расскажи мне про школу. Почему ты дрался, почему ходил к доктору, где встретился с Такеши?

Я почувствовала, как его пульс стал чаще.

– Даже не знаю с чего начать. Давай покажу тебе старые фото.

Он принес из кабинета пару альбомов. Раньше я их не видела. Чуть нехотя перевернул обложку.

– У меня нет младенческих фотографий, ни одной. Сейчас тебе это наверное кажется странным, но в детстве я не обращал на это внимания. Мои фото начинаются с года.

На фотографии, видимо с праздника в честь дня рождения Хиро толстощекий младенец сидит между отцом и матерью. Я видимо накручиваю себя, но у них жутко холодные отстраненные лица.

Он перебирал фотографии. Малыш с деревянным мечом, мальчик с тетрисом, хмурый ребенок на коленях отца.

– Отца я видел редко, а мама мало занималась мной. Я все время пытался добиться ее внимания, соревновался с другими детьми в учебе, в ловкости, смелости. Часто попадал в истории и за это доставалось от отца. Как то меня спустили на веревке в колодец наших соседей, а достать не смогли и я провел там весь день, потому что боялся позвать на помощь и рассердить отца.

Но каких бы успехов я не добивался, матери было все равно. Она обращалась со мной как с вещью, протерла пыль, поставила на место. Годам к десяти я забросил учебу. На уроки ходил смешить одноклассников. Отца это ужасно злило, в день моего тринадцатилетия он выпил лишнего и рассказал, про свои разочарования. Он дал мне ублюдку хорошую жизнь, обеспечил место под солнцем, а я позорю его перед школой.

Женщина, которую я называл матерью не моя мать. Меня родила корейская хостесс, содержанка моего отца. Я никогда не видел ее и ничего о ней не знаю. После моего рождения ее выслали из страны, иностранка не имеет прав на ребенка-японца. Зная отцовские предпочтения, скорее всего она была молодой, красивой и глупой. Она не говорила по-японски и не знала местных законов. Отец получил от нее то, что хотел – здорового ребенка и отослал, заткнув рот пачкой банкнот.

– А как же твоя мать? Ну, то есть жена твоего отца.

Он презрительно скривил губы.

– Ребенку нужна мать. Отец спешно женился уже после моего рождения.

– Но как она согласилась на все это?

– Удачный брак на хороших условиях. Она не плохая женщина, просто я ей не нужен. Думаю, она огорчилась бы, если бы со мной что-то случилось, но любить меня она не могла, я был живым напоминанием о внебрачных связях отца. Мне ее жаль, возможно, сейчас корейская девочка, что родила меня, намного счастливее моей матери. Мать одинока, отец ее не замечает, у нее почти нет собственных средств, общих детей у них так и не вышло.

Он покачал головой, складывая стопкой их ледяные семейные фото. Этот взъерошенный мальчик на снимках, почему я не могу обнять тебя?

– Это тогда ты превратил школу в бойцовский клуб? – он натянуто улыбнулся.

– Мне хотелось, чтобы со мной случилось что-то серьезное. Хотелось выйти на площадь и заорать о том, как я всех ненавижу. Каждую секунду я помнил, о том, какое я ничтожество. Мне стало казаться, что люди сторонятся меня. Я представлял, что они сказали бы, если бы узнали, представлял их презрительные лица, – он вытянул руку и похрустел костяшками пальцев. – Я завидовал им и ненавидел их. Мне хотелось выбить из них все, чем они гордились. Я ничтожество, говорите, отлично, ничтожество начистит ваши рожи!

Я погладила его по руке.

– Тебе ведь было очень, очень плохо.

– Не защищай меня, – ответил он резко, – я был настоящим маленьким ублюдком. Статус моего отца служил мне защитой, будь я из простой семьи, меня бы призвали к ответственности после первой же такой выходки. Иногда отец казался почти довольным, хулиган устраивал его больше, чем скулящий щенок. Потом я перестал спать по ночам.

Всю ночь крутился в постели, а если засыпал, то просыпался от кошмаров. Отсыпался днем, дома или в школе. Плохо помню то время, все время спал.

Трудно жить, когда всем окружающим на тебя плевать, подумала я, осторожно разглаживая складку на его переносице.

– Кто послал тебя к доктору?

– Сам пришел. Было очень стыдно, но я внезапно нашел человека, который готов был меня выслушать. И я заговорил. Сначала он направил меня к неврологу, и я стал пить снотворное и какие-то успокоительные таблетки. Я ругался и делал вид, что ненавижу это место. Потом он вытянул из меня мою замечательную родословную. А потом мы придумали план, по которому я сам отвечал за себя и свою жизнь.

– Тебе просто было нужно, чтобы кто-то направил тебя?

– Я решил создать собственную команду. Просто выбрал нескольких человек и стал вести себя как друг. Я ведь милый, если сильно стараюсь. Дружба не намного сложнее физики, если делать все по правилам.

Я понимала, о чем он, в последнее время этот принцип работал и у меня.

– Ты выздоровел?

– Не знаю, можно ли так сказать. Я поставил себе цель. Потом закончил колледж, уехал в Америку учиться и устроился на работу в амбициозную айти компанию, чем привел отца в ярость. Когда я заявил, что не собираюсь принимать участия в его делах, он чуть не умер от злости.

В его голосе я слышала деланное веселье, но слова Вероники не давали мне поверить, что вся история закончится так.

– Ты ведь не можешь убегать от этого наследства вечно? – он вздохнул.

– Не могу. Мне придется возглавить компанию, но пусть он не надеется, что я сделаю это раньше, чем он сдохнет.

– Зачем он сделал это с тобой? Он не понимал, что ломает тебе жизнь?

– Скорее всего он до сих пор считает, что сделал доброе дело воспитав во мне сильный характер.

Я погладила его по щеке, заправляя за ухо темную прядь, сильно отросших волос. Сейчас он походил на беззаботного диджея даже больше, чем в момент нашего знакомства.

– Он мог тебя разрушить. Сломать… я ненавижу твоих родителей, так бы и плюнула ему в лицо, – я вспомнила пощечину в кабинете.

– Что ты сказал ему тогда, когда он ударил тебя?

– Сказал, что у нас в семье не я один отличился склонностью к иностранкам.

Я по очереди разглаживала в руке его пальцы.

– Ты ведь поэтому постоянно твердишь о моем шатком положении. Ты боишься, что со мной произойдет то же, что с твоей мамой?

Он не ответил, но выражение лица говорило яснее слов. Напряженные скулы и тревога в глазах.

– Хиро, ты же не думаешь, что для меня важно кто именно произвел тебя на свет? Мне все равно кто твои родители, даже если это компания йети! Мне плевать на идиотов, которые тебя вырастили. Мне нужен только ты.

– Поэтому я и не мог сказать тебе. Ты ничего не знала. Тебе нужен был я, ты любила меня таким, какой я есть. У меня захватило дух, я боялся сделать шаг в сторону, боялся все сломать одним неловким движением. Ты ничего обо мне не знала, но доверяла мне и любила меня. Я чувствовал себя сказочно богатым, впервые в жизни. Мне хотелось продлить это еще немного, еще на день, на неделю. А потом я просто не знал, как повернуть назад. Я боялся, что ты узнаешь и хотел, чтобы ты узнала быстрее. Теперь у меня ощущение, что тяжелый груз упал с моих плеч.

Хиро сжал-разжал пальцы и зажмурился. Крепче прижал меня к груди.

– Я не твоя мама и не твоя мачеха, – тихо пробормотала я в его плечо. – Я не собиралась выходить замуж за призового спаниеля и твоя родословная для меня ничего не значит. Я буду рядом с тобой, чем бы ты ни занимался. Мы можем поехать в Австралию и выращивать овец, или расписывать страусиные яйца. Можем купить лодку и путешествовать, питаясь пойманной рыбой. Просто будь рядом со мной, я не смогу быть смелой без тебя.

Разоблачения и откровения этого дня закончились. Мы уснули в объятиях друг друга, так и не дойдя до ванной комнаты.

Теперь многое стало понятнее. Маниакальная боязнь причинить мне боль, забота о моем японском и о моем банковском счете. Возмущение, когда я шутила на тему беременности. Бесконечные рабочие звонки, обеды и ужины. Стремление все планировать. После ссоры мы стали только ближе.

Глава 17

Мне потребовалось время, чтобы осознать новое положение дел. Из меня получилась бы отвратительная золушка, но Хиро не был принцем. Его компания больше напоминала спортивную команду, где он выступал одновременно в качестве тренера и ведущего игрока.

Теперь, когда мне открылась правда, я могла только недоумевать. Почему я раньше не замечала его командного тона во время телефонных разговоров. Почему стопки документов с его личной печатью не вызывали у меня вопросов? Мне нужно принимать что-то для лучшего снабжения мозга кислородом? Как можно быть настолько невнимательной.

Перед моим отъездом я наконец решила рассказать ему о своих дальнейших планах по поводу учебы.

– Мне хотелось бы пойти учиться в школу дизайна интерьера.

Я замолчала, произнесенное вслух это звучало еще более глупым, чем в моей голове.

– Ты хочешь заниматься дизайном?

– Я хочу работать с разными материалами. Научиться комбинировать их свойства и внешний вид. Я и так постоянно делаю это у себя в голове, почему бы не попробовать заняться в реальности? Меня беспокоит, что в этом случае моя предыдущая учеба будет напрасной, но чем больше я об этом думаю, тем больше хочу попробовать.

Я выжидающе уставилась на Хиро. Он с ногами забрался на сиденье стула, и крутил в руках ручку во время моего монолога.

– Ну? Что ты об это думаешь.

Вместо ответа он поднялся и направился в кабинет и тут же вернулся, положив передо мной пачку университетских проспектов, которую венчал проспект Токийской школы архитектуры и дизайна.

– Откуда у тебя это? Как ты узнал? – я перебирала листовки и папки, там были еще пара дизайнерских школ, школа керамики, академия кройки и шитья, курсы реставраторов и много подобного.

– Мне, казалось, мы обсуждаем это в течение последних пары месяцев, и я все ждал, когда ты решишься сказать вслух. Все вокруг, кроме тебя понимали, чем тебе стоит заняться, – он поднял папку Токийской архитектурной школы. – Это лучший вариант, поэтому он сверху, но в конечном итоге решать тебе.

– Я настолько предсказуема? – мой голос прозвучал немного обижено.

– Делай то, что любишь делать, ты помнишь? – он взял мою руку и погладил кончики моих пальцев.

Делать то, что люблю. Любить того, чьи прикосновения обжигают. Оставаться собой. Учиться доверять снова и снова. Ровно год назад я была ребенком, сейчас я стала взрослой.

Иногда меня рвет на части от событий. Мне хочется лечь в темный саркофаг и лежать там, в тишине, просто чтобы ничего не происходило. Чтобы никто не трогал меня физически и мысленно. Касается любых событий, неважно приятные они или нет. Радость так же утомляет меня, как и печаль. Но стоит мне взять его за руку, как невидимый аккумулятор внутри меня перезаряжен. Когда он рядом мое тело ликует, по моей коже бежит напряжение, но моя душа спокойна. Внутри меня словно бескрайняя гладь озера, волнения отпускают меня, секунды прекращают свое падение и я новенькая и блестящая, только с конвейера, готова жить дальше. Что это? Химия? Неведомые магнетические законы? Теория половинок действительно имеет смысл? В тот момент, когда мы вместе я наконец понимаю кто я и что я. Прекращаю спать и отмалчиваться, вижу куда мне идти. Чувствуют ли другие люди то же самое. И как они живут, если не чувствуют. Нет ответа.

В следующий раз я прилетела в Японию в марте. Перепады температур были ужасающими, днем солнце пекло, как летом, а ночью температура опускалась до нуля. Я прилетела на несколько дней, чтобы сделать мерки для платья, посмотреть помещение, где Хиро предлагал провести свадебную церемонию, посетить школу, в которой я собиралась учиться. В следующий раз я должна была вернуться в начале июня с родителями, чтобы стать его женой.

Чтобы отметить мой приезд мы поехали на Одайба, рукотворный остров чуть ли не полностью сделанный из отходов. Чтобы добраться, мы использовали монорельс. Вагончики поезда управляются автоматически, машиниста там нет. Поэтому в начале первого вагона есть панорамное окно, сидя у которого я ощущала себя настоящим водителем поезда!

Хиро дал мне наушник от своего плеера, и мы ехали вперед, под футуристическую музыку, мимо зданий в виде шаров, электростанций, гладких зеркальных стекол небоскребов. В какой-то момент внизу промелькнула стрела скоростного поезда – шинкансэна. На Одайба мы сидели у воды, и пили шампанское, разливая его в пластиковые стаканы прямо из закрытого рюкзака. Садящееся солнце щедро поливало нас всеми оттенками розового и красного.

Хиро сказал, что здесь можно взять собаку напрокат и погулять с ней на набережной. Такая перспектива его ужасно веселила, и только приближающийся вечер уберег меня от выгула прокатной собаки. Мы спускались к самой воде, и море казалось спокойным и ласковым, как спящий котенок.

На следующий день Хиро улетал в Сендай на деловую встречу. Он должен был вернуться этим же вечером, и мы планировали поужинать с Соджиро и его девушкой. Я собиралась наведаться в школу дизайна и потом в торговый центр за обувью полегче, днем в моих туфлях было уже жарко.

В Японии учебный год начинается в апреле, поэтому мне предстояло решить некоторые вопросы по поводу опоздания.

Хиро уехал рано утром и в десять уже был на встрече. Я собиралась зайти в учебный отдел утром, но забыла дома карту проездного и решила сначала купить обувь, а в школу зайти уже после обеда. В два мы встретились с одним из учебных менеджеров и поднялись в их офис, чтобы обсудить варианты моего зачисления и придумать, как я могла бы наверстать двухмесячный пропуск.

В половину третьего мы все еще были в офисе, Хиро прислал мне сообщение, что уже закончил дела и ближайшим рейсом вернется в Токио. Прошло совсем немного времени после сообщения, когда нас тряхнуло в первый раз. По сравнению с этим толчки, что я чувствовала во время своих предыдущих приездов, были просто смехом. Стул подо мной качнуло, я увидела, как девушка со стопкой бумаг потеряла равновесие и опустилась на пол. Мы находились на сравнительно невысоком, десятом этаже, но я все равно чувствовала, как здание раскачивает. Мой вестибулярный аппарат отказывался воспринимать реальность под таким углом, пол перестал казаться надежным. Толчки усиливались, мне стало действительно страшно. С полок посыпались книги, со стойки напротив нас сползла и рухнула вниз бутылка воды для кулера. Раздался сигнал тревоги, по громкой связи нас попросили сохранять спокойствие и не покидать здание.

Продолжало качать. По лицам окружающих я пыталась определить, насколько серьезно такое землетрясение, но все выглядели довольно испуганными. Девушка менеджер достала из шкафчика рядом со столом строительные каски и дала мне одну. Надев каску на голову она залезла под стол и предложила мне сделать то же самое. В тот момент мне это забавным не показалось. Нас продолжало трясти. Мои зубы постукивали в такт позвякиванию статуэток-наград на полке. Самым сюрреалистичным мне помнятся жалюзи, раскачивающиеся туда-сюда, словно маятник часов. Тик-так, тик-так.

– Не помню, чтобы трясло так сильно, – сказала мне менеджер. – Никогда такого не было.

Минут через пять трясти перестало. Мы немного подождали для верности и вылезли из под стола. Электричество, мигнув, отключилось, включилось снова, кто то нехорошим словом помянул старую систему электроснабжения. Я заметила, что вода в чашке на столе все еще продолжает трястись, жалюзи тоже слабо похлопывали. Нас попросили оставаться в здании, я подошла к окну и увидела, что на улицу высыпали, те, кто находились на нижних этажах.

Каски никто не снимал, мне предложили печенья и сок.

Я достала мобильник, но сигнала не было. Вокруг меня люди раздраженно комментировали проблемы со связью, никто не мог никуда дозвониться. Позже я узнала, что мобильные операторы отключают связь, чтобы предотвратить перегрузку сети стрессовыми звонками, ведь большинство людей сразу начинают звонить родным с вопросами все ли в порядке. Тем не менее интернет соединение было. Я хотела позвонить Хиро, но его не было онлайн.

В десять минут четвертого нас снова затрясло и все вернулись под столы. В этот раз уже через минуту толчки почти перестали ощущаться. У меня зазвонил скайп и Такеши спросил все ли со мной в порядке.

– Очень страшно, но я цела. Я не могу связаться с Хиро.

– Не паникуй, в Сендае сейчас те же проблемы со связью, говорят, их трясло сильнее. Он, скорее всего в дороге, максимум застрянет в пробке. Оставайся где ты есть и слушайся старших, чмоки.

Почти сразу же мне пришло сообщение-рассылка от Вероники. Там было про кошмар, панику и испорченную прическу.

В целом все оставались довольно спокойными. Люди были напряжены, но никто не бегал, не кричал, все вполголоса переговаривались и ждали. Еще минут через десять нас тряхнуло, но намного слабее, чем раньше и вскоре все успокоилось.

Вскоре нам разрешили покинуть здание. Менеджер извинилась, за неудобства и предложила перенести нашу встречу, на что я нервно рассмеялась. Действительно, во время землетрясения, что может быть важнее, чем учебное расписание?

Когда мы вышли на улицу, там уже собралось довольно много народу. Никакой паники и давки не было, люди стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. На лужайке рядом двое мальчишек беззаботно пинали мяч. Глядя на них, я почувствовала, как расслабляются мои руки. Мышцы болели так, словно я все это время держала что-то тяжелое.

Мне нужно было домой, но вскоре стало ясно, что метро не работает, весь транспорт встал.

Хиро все еще был недоступен, я начала нервничать. Самым простым способом попасть домой было идти пешком, но я совсем не ориентировалась в пешеходном Токио и не знала куда идти. Я написала в скайпе Такеши, и он перезвонил с предложением пройтись вместе и указанием идти вдоль ближайшего шоссе. Он встретил меня на пересечении улиц через несколько кварталов. Я была так рада видеть его рыжий ирокез, что чуть не прослезилась.

– Все хорошо, кончай изображать фильм-катастрофу!

– Ты уже попадал в такое?

Он покачал головой.

– По телевизору объявили, что больше восьми баллов, уже лет сто такого не было.

Мы меланхолично шагали по дороге. Периодически я пробовала набрать Хиро.

Желудок скрутило и меня начал разбирать нервный смех.

– Что ты вообще делаешь в этом районе?

– Наша студия недалеко отсюда, будем вместе обедать, когда начнешь учиться. Творческие люди должны тусоваться вместе, так? – он оглядел уныло бредущих людей. – Впервые вижу, чтобы столько людей шло пешком, прямо какой-то день здоровой нации. Ненавижу здоровье и мероприятия для здоровья. Ненавижу здоровую еду и витамины. Хочу умереть, захлебнувшись джином.

– Кажется, ты тоже перенервничал, – он со смешком потер ладони друг о друга.

– Я застрял в лифте! И ладно бы с красивой моделью, я застрял с жирным, трусливым уборщиком. Он вцепился в меня двумя руками и повторял "я не хочу умирать!"

По дороге нам попадались здания с отколовшейся облицовочной плиткой. Зайдя за водой в один из маленьких универсальных магазинчиков, мы обнаружили его полки почти пустыми.

– Нужно раздобыть фонарик, у тебя есть фонарик? – я пожала плечами. – У Хиро должен быть фонарик, он запасливый и предусмотрительный.

– Он не отвечает. Почему он не отвечает, Такеши? – я почувствовала слабость в ногах.

Когда мы почти дошли до дома Хиро мне позвонил папа. Они с мамой были в истерике, у нас в новостях передали, что Токио чуть ли не смело с лица земли.

– Токийская телебашня упала, – я удивленно посмотрела на Такеши. – Ты слышал про упавшую башню?

– Когда я выходил из студии, была на месте.

– Нет, с башней все нормально. Все, правда хорошо, только со связью проблемы и транспорт встал. Никакого апокалипсиса, никаких трещин в земле, мам, правда, все хорошо! Я сейчас возле дома, лифт не работает. Давай я вам попозже позвоню.

Мы поднялись по лестнице, к двадцатому этажу свесив на спину языки.

Японские знакомые на фейсбуке сетовали на кавардак и разбитые вещи в квартирах.

Внутри словно взломщики побывали, вещи с кухонной полки ссыпались вниз, шкафчики открылись, кое-что разбилось. Монитор в кабинете Хиро упал со стола, экран был цел, но я не была уверена, что он все еще работает. Шкафы распахнуты, часть бумаг на полу.

Такеши включил телевизор. По всем каналам передавали последние новости, рассказывали про эпицентр толчков и про повторные землетрясения. Напоминали, как вести себя в случае опасности, просили оставить комнатные двери открытыми и по возможности находиться на улице.