Пока не рассеется дым

Слуга привел гостей и, поклонившись, вышел. Кабинет, обставленной дорогой, но не вычурной кожаной мебелью, выглядел идеальным примером дома, где каждый знает себе цену. Обшитые темными деревянными панелями стены явно хорошо удерживали звуки, и даже окон в кабинете не было.

С кресла поднялся высокий худощавый мужчина.

– Найдер Джомали, – его губы тронула легкая улыбка, – Раз Алван. Рад видеть вас.

Кантор Ризар, как тот назвал себя, сжал ладони на уровни груди. Раз холодно посмотрел на него, губы Найдера дернулись, точно он пытался сдержать усмешку. Надо же, их удостоили принятого у аристократов приветствия! Ни один не сделал ответного жеста. Так велело последнее правило: не притворяться даже перед самым денежным заказчиком. Он должен видеть, кого нанимает.

– Присаживайтесь. – Ризар гостеприимно указал на кресла напротив. Он подвинул к себе квадратный графин, наполнил два стакана янтарной жидкостью и с дружелюбной улыбкой, уже отдающей чем-то механическим, протянул вошедшим.

Ризар был одет в хорошо скроенный костюм из дорогой плотной ткани, зеленые глаза смотрели спокойно, но цепко, взглядом он словно прощупывал гостей. Опыт подсказывал, что это не заказчик, а доверенное лицо, которому поручают щекотливые дела. Подобные ему редко играли с цаевскими в радужных хозяев, и это еще сильнее дало понять, что дело не просто плохо пахнет, а воняет на всю округу.

Взяв стакан, Найдер сел. Раз опустился в соседнее кресло. Он принюхался: миндаль и шоколад. Это был хороший, дорогой виски, привезенный с запада – может, даже с Кирийских островов, славящихся производством крепкого алкоголя. Такой полагалось смаковать по капле и оценивать каждую нотку, но вместо этого Найдер сделал большой глоток, а Раз отставил стакан.

– От кого вы, дан Ризар? – спросил оша, сцепив руки перед собой.

Кантор откинулся на спинку кресла, и газовые рожки осветили его лицо: гладко выбритое, с тонкими чертами, ровным тоном кожи. Да, такой явно крутился не среди простых людей и делал все, чтобы соответствовать им. Он был, скорее, секретарем, помощником или исполнителем – слова разные, а суть одна. И явно умел играть. Таких людей Раз называл «шесть-девять»: не поймешь, это мягкая шестерка или твердая девятка.

Пригласивший снова одарил гостей улыбкой.

– Скажем так, я представляю интересы друга, который пока предпочитает оставаться в тени. – Найдер кивнул: с таким они не раз сталкивались. – Как я говорил на прошлой встрече, моему другу необходимо забрать у одного человека бумаги.

– А как я говорил на прошлой встрече, мы специализируемся не на бумагах.

Раз хорошо знал эту игру. Отказываясь, Найдер, во-первых, пытался получить больше информации, во-вторых, понять, насколько важен, богат или опасен заказчик, в-третьих, набить цену.

– Я наслышан о делах, с которыми вас связывают. Ваша, – Кантор сделал паузу, – карьера началась три года назад, верно? За это время у вас собрался достаточный послужной список. Но не буду перехваливать вас или вашего друга: вы одни из лучших, но не лучшие.

Найдер, наконец, выпустил трость и осторожно приставил ее к креслу.

– Одни из? Тогда почему мы?

Раз едва заметно помотал головой. Найдер начал уходить не в ту сторону. Осторожность друга была понятна, но вопросы стоило оставить на потом. С «шесть-девять» лучше так: сначала дать выговориться, а уже потом затягивать в свои сети.

Ризар улыбнулся:

– Кто сказал, что только вы? Можете называть это игрой, а у всякой игры только один победитель.

Раз провел пальцами по подлокотнику кресла, пересчитывая швы – девять. Наверное, и Кантор был девяткой: той, что больше остальных цифр и стремится к завершенности.

– Подробнее. – Найдер напряженно подался вперед и подставил руки под подбородок.

– Миллион линиров.

Найдер еще сильнее подался вперед, точно уже тянулся к деньгам. Раз пересчитал швы на втором подлокотнике – снова девять.

В хорошей пекарне буханка хлеба стоила пять линиров. Рабочие Тьянтала со стажем от трех лет зарабатывали шесть тысяч. Квартира в Фьяноле стоила от трехсот тысяч. Ученые в зависимости от пользы открытия могли получить до миллиона. Столько же обещали им.

«Десять тысяч пятьсот один, десять тысяч пятьсот два, десять тысяч пятьсот три…» – Раз пробежался до третьего десятка и двинулся назад. Он видел нетерпеливую дрожь Найдера, да и сам уже растерял спокойствие: обычным дело, за которое сулили такую награду, быть не могло.

Миллион… Для Найдера это решение проблем со всеми королями Цая, исполнение отцовской мечты, здоровая нога. И, главное, спокойная жизнь на равных с миром. Деньги заткнули бы всех, кто шипел ему вслед «оша» и «калека». Для Рены – возвращение к той жизни, которой ее лишили, и исполнение мечты о путешествиях. Для Джо – всех ее мимолетных, но вмиг захватывающих с головой «хотелок». Раз не знал, чего желает Феб, но не сомневался, что миллион справится с этим. Только собственной мечты у него не было.

Когда-то хотелось одного: пойти по стопам родителей и брата, стать ученым. Помогать людям, может, вылечить смертельную болезнь или изобрести что-то, что сделает жизнь легче. Затем единственной целью стала свобода от больничного мира. После – найти работу. Мечты мельчали, пока не исчезли вовсе.

– Давайте к главному, – деловито произнес Найдер. – Сроки. Суть. Имя.

– Мне нравится ваш подход. – Ризар кивнул и повернулся так, что на лице залегла тень, сделавшая его похожим на восковую маску. – Как вы знаете, через три недели состоится День прогресса. Для ученых это единственная возможность представить свои исследования не научному совету, а министрам, минуя одобрение гильдии.

Найдер внимательно слушал. Раз водил ладонью по подлокотнику вперед-назад – девять швов в одну сторону, девять в другую. Все это он знал с детских лет.

– Мы знаем, что перед министрами выступит ученый, который сделал открытие, способное изменить не то что город, но и мир. – Выдержав драматическую паузу, Ризар подвел итог: – Нам нужны его разработки. Все бумаги, заметки, связанные с делом, а также само открытие.

«Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три…»

Ставки все повышались, речь уже шла не о бумагах. Кто так сильно не хотел перемен? Или, наоборот, желал? Что это могли быть за перемены? И работа, которую поручают преступникам из Цая? Да не просто поручают, а устраивают соревнование за главный приз – миллион линиров. У кого есть такая сумма? Как убедиться, что ее заплатят? Раз вздохнул: слишком много вопросов.

– Хорошо. – Найдер кивнул с хмурым лицом. – Разве эта ваша игра не наделает шуму? Если несколько человек начнут охотиться за одним, кто-то обязательно наследит или помешает другим. И о каком открытии идет речь? Как зовут вашего ученого?

– Вы задаете правильные вопросы, Найдер. Да, чем больше человек знает, тем сложнее. Но и тем сильнее они постараются. Это необходимо, так как мой друг волнуется по поводу сроков. Чем быстрее работа будет сделана, тем все мы, уж поверьте, станем счастливее.

Ясно. Заказчик не думал о последствиях: пусть преступники в погоне за добычей хоть весь город разнесут, только бы дело было сделано. А тот с разработками скроется и… Что «и»? Продаст другому городу-государству? Да, например, северный Норт, до революции имевший статус столицы, охотно шел навстречу тем, кто выступал против Киона. Или заказчик сам хотел воспользоваться результатами работы?

Раз выразительно посмотрел на Найдера, но тот не обратил внимания. Конечно, едва речь заходила о больших деньгах, он плевал на опасность и прыгал в омут, не смотря на табличку «Не нырять». Что же, оставалось, опять, поддержать его. Опасностей Раз все равно не боялся – нечем было бояться.

Кантор загадочно улыбнулся:

– Обладающих магией прячут по больницам или вынуждают бежать, но что если окажется, что ее можно контролировать? Что если знать, как наделить силой?

Раз нащупал кости в кармане и сжал. «Десять тысяч один, десять тысяч два…» Клятое дело про клятую магию от клятых ученых.

– Разработки касаются того, что наделяет магией? – уточнил Найдер. Кантор кивнул. – Зачем вам это?

– Не надо спрашивать о наших целях. Лучше подумайте о своих. – С лица Ризара не сходила искусственная улыбка.

– А где гарантии, что после выполнения нас не убьют, и мы получим свои деньги?

Кантор поставил руку на подлокотник кресла и подпер подбородок кулаком.

– Вы ожидаете, что мы подпишем договор на выполнение работ в присутствии юриста? Какие гарантии вам нужны?

Найдер потянулся к трости: он всегда хватался за нее, когда нервничал. Да, гарантий никто не мог дать – был важен ответ, и столь прямой говорил о многом. Им предлагали серьезное дело, опасное, и по-настоящему выбор звучал так: рискнуть, потому что живем единожды, или не рисковать, ведь жизнь одна?

– Назовите имя заказчика.

– И приглашение на званый ужин прислать, быть может?

Найдер улыбнулся – в улыбке виделось неприкрытое довольство. Да, он любил деньги, любил риск и мечтал утереть нос королям Цая. Для него все указывало на то, что нужно согласиться. Разу требовался еще один аргумент, но какой, он не знал.

– По крайней мере, нам нужен чек для покрытия расходов. – Не дав Кантору ответить, Найдер деловито продолжил: – Я хочу знать, кого еще вы отправляете. Возможно, это подстегнет нас действовать быстрее. Вам важно время, так? Значит, дайте ответы, дан Ризар. О ком идет речь? Это один из любимчиков научного совета? Или отщепенец?

– Дан…

Найдер не сдержал смешка. В его мире не было места уважительному обращению «дан», и ничего хорошего от тех, кого так называли, он не видел. Впрочем, как и остальные четверо.

– … Лаэрт…

Раз вздрогнул.

– … Адван.

Земля ушла из-под ног.

Это имя снилось ему, и оно же преследовало наяву: в газетах, в рекламе на улице и даже в разговорах прохожих. Молодой талантливый ученый стал новым богом Киона, на которого едва ли не молились. Портреты темноволосого мужчины, стоящего над столом, заполненным пробирками и колбами, стали сродни иконам. Ученики вешали их в классах, мечтая достичь таких же успехов – и это всего лишь в двадцать четыре!

Но перед глазами Раза стоял другой образ: хмурого парня с чернильными пятнами на руках и увлеченным взглядом. Юного ученого, которого младший брат боготворил и так мечтал помогать, что принес в жертву свое здоровье и саму жизнь. Однако все в мире, кроме того мальчишки, знали: боги жестоки, и неважно, в ком ты их нашел.

Раз почувствовал, что задыхается и, судорожно нащупав фуляр в кармане, сжал его. До новой порции оставалось не меньше пятнадцати часов, а хотелось сейчас же закинуть в рот таблетку, горькую, но верно спасающую от воспоминаний о боли, о предательстве.

«Миллион, миллион один, миллион два…» – Раз начал считать, и числа помогли вернуть власть над собой. Чем больше контроля требовалось, тем больше они становились, а имя брата стоило по меньшей мере миллиона.

– Да, от него можно ждать «открытий, способных изменить мир». – Найдер передразнил голос Ризара. – Получается, он изобрел что-то, дающее магию?

– Все верно. Это переработанный экстракт растения, который воздействует на конкретный участок мозга и способствует нарастанию магических нитей. Хотя вам ни к чему эти детали. Принесите все образцы, что есть у дана Адвана, а также бумаги, в которых он описывает ход своей работы. Или его самого, если не получится.

Раз вцепился в подлокотники. Похоже, пора учить новые числа – ставки поднимались, и даже триллионов уже не хватало. Если он снова увидит брата…

– Сложность в том, что это дело всей жизни дана Адвана, как он говорит. И он хорошо понимает, что открыл. Его дом охраняется, а сам он, как правило, не остается один. Адван носит все при себе. Возможно, большей части нет даже на бумаге – только в его голове. Принесите эти знания, и неважно, в каком виде.

Ризар достал из кармана пиджака листовку. На ней мужчина в строгом костюме высился над кабинетным столом. Надпись гласила: «Встреча в Кионском Государственном Университете. Профессор Лаэрт Адван рассказывает о будущем науки».

Как же Раз хотел снова увидеть его вживую: темные волосы, серые глаза, светлая кожа, строгие черты лица – настоящий аристократ! Не то что младший братишка. Над его рыжими волосами, веснушками, нескладностью смеялись. И вот жизнь все расставила по местам: один остался среди аристократов, превратился в ученого с громким именем, а имя второго забыли вовсе. Но он не исчез. Судьба давала шанс напомнить о себе.

Раз закрыл глаза. На лице появилось блаженство. Да, дело будет сделано. Нужный аргумент найден. Он отнимет у Лаэрта то, чем тот гордится и дорожит – его работу, а затем посмотрит в лицо и искренне, от всей души поблагодарит. За холодность и нелюбовь, за пустые слова, за то, что никогда не позволял почувствовать себя равным. За то, что сделал настолько сильным, насколько наивный мальчишка со щенячьим взглядом никогда не смог бы стать. И Раз покажет, кем стал тот мальчишка.

Ладони сжались в кулаки, точно удар можно нанести прямо сейчас. «Один миллион пятьсот тысяч один, один миллион пятьсот тысяч два…» – Раз выдохнул, возвращаясь в прекрасный холодный мир чисел. Он уже забыл, что у него есть столько ненависти, и что она подобна обжигающей волне. Оказалось, чувства не исчезли, и сейчас они легко прорвались сквозь завесу забвения, навешанную лекарствами Феба. Хорошо, пусть так. Он даст им волю – позже, встретившись лицом к лицу.

Раз достал сигареты и закурил. Комнату заполнил едкий дым.

– Сейчас дан Адван за пределами Киона, однако никто не знает, где он. Это последний раз, когда его видели в городе. – Ризар ткнул пальцем в листовку. – С тех пор прошел месяц. Вы помните, что для нас сроки превыше всего?

Найдер сделал паузу, прежде чем ответить. Холодный голос Раза заполнил ее:

– Да, помним. Мы согласны. Мы отыщем дана Адвана и возьмем у него все.

Оша уставился на друга, но растерянность держалась на его лице не дольше секунды. Он кивнул:

– Все верно. Чек на пятьдесят тысяч линиров, и мы ваши.

– Раз, вы так долго молчали и в итоге сказали самые правильные слова. – Ризар улыбнулся улыбкой сытого котяры.

Тот не ответил. Чтобы выполнить дело, стоило снова закрыть чувства и воспоминания на замок – пусть ждут своего часа.

– Хорошо, теперь давайте обсудим детали. – Улыбка, будто приклеенная, не сходила с лица Кантора.

Раз подумал о том, что они загоняют себя в ловушку. Что же. Дело стоило риска – настоящая награда слаще обещанного миллиона. Настало время для мести, о которой он так мечтал, пока не забыл, поддавшись плену таблеток.

***

Когда они вышли из «Дома переговоров», Найдер перестал сдерживать улыбку:

– Ну что, нарушим три наших правила? Ради какой-то таверны?

– Это наш дом, и мы не отдадим его. Речь идет не только о «Вольном ветре»: мы заработаем себе свободу и уважение.

Раз почувствовал, как лживо звучат слова. Да, он хотел помочь другу и остальным, кому деньги могли дать исполнение мечты, но это легко отошло на задний план. Оказалось, у него тоже есть мечта, пусть и сотканная из чернющей ненависти.

Найдер повертел трость в руках.

– Я надеялся на правду. Не повторяй про дом.

Раз сунул руки в карманы и правой нащупал футляр с таблетками, а левой – пачку сигарет, затем повернул на соседнюю улицу, но, увидев на углу дома табличку: «Улица Паровой котел 3», остановился. Правдивая тройка, твердая для большинства, но мягкая для немногих.

– Раз, – позвал Найдер. – Я никогда не видел у тебя такого выражения. Ты же еще вчера был самым черствым ублюдком на свете. Что случилось?

Тот внимательно посмотрел на друга. Найдер ни разу не подвел за три года. Он прикрывал заботу ухмылками и грубоватыми криками, бесконечными словами о том, как ему важны деньги, приказами, но старался как мог. Он заслуживал правды. Разум говорил так, однако противный голосок внутри напоминал о другом. Раз уже однажды заплатил за доверие, и если что, больше ему было нечем расплачиваться – от него и так осталось немного.

– У меня есть личные счеты и с аристократией, и с учеными. Мне нужно это дело. Я должен довести его до конца, – с напором ответил Раз и вздохнул. – Оказалось, есть чувства, которые не заглушить никакими таблетками.

Найдер помедлил, прежде чем спросить:

– Ненависть? Почему имя Адвана так задело тебя?

Раз снова посмотрел на белую тройку на красной латунной табличке.

– Я знал его. Можно сказать, мы были родственниками.

Найдер не сдержал смешка:

– Всего три года, и ты признался, что ты аристократишка.

– Так ты знал?!

– Когда ты пришел в «Вольный ветер», ты напоминал грязного облезлого пса, но было видно, что если отмыть его и вывести вшей, покажется порода. Ты же до сих пор говоришь не по-цаевски, а эти твои рубашечки и жилетки! От тебя разит Арионтом. – Найдер помолчал и добавил: – Так ты расскажешь мне?

– Давай сделаем дело и все?

– Идет.

Раз и Найдер свернули к мосту через Мэцкий канал. Один шел, держа спину прямо, так быстро, что казалось, трость – не более чем аксессуар. Второй чуть сгорбился, убрал руки в карманы и постоянно шевелил губами, мысленно перебирая цифры: до ста, тысячи и все дальше, лишь бы ненавистное имя оставило в покое. Не оставляло.

Три

Летела мелкая крошка снега, воздух казался белым-белым, и темная фигура Рены резко выделялась на этом фоне. Она поправила волосы рукой в черной перчатке и свернула с набережной на проспект Свободы. Под ногами предательски скользила брусчатка, но Рена не замедляла шага, пытаясь подстроиться под сумасшедший ритм города.

Проспект гудел голосами, рокотал моторами, стучал трамвайными колесами. В высоченные, не меньше восьми этажей, дома заходили банкиры, ученые, адвокаты, судьи. «Чертовы толстосумы», как сказал бы Найдер. Все куда-то бежали, спешили, эта суета передалась и Рене, и она ускорила шаг.

Девушка повернула на Танцующую улицу. Она считалась гордостью города, лучшие архитекторы трудились над проектом больше трех лет. Получилось что получилось: высокие стеклянные башни без единой металлической линии искривлялись так причудливо, словно их строил пьяный чудак-мастер.

Танцующая принадлежала ученым. Каждое подразделение гильдии: физики, химики, биологи, историки и прочие – имело отдельное здание. Рена всюду имела знакомых, которые могли что-нибудь нашептать ей, а сегодня путь лежал в третью башню, к химикам, где работал Лаэрт Адван.

Огромный холл больше напоминал концертный зал; в центре высилась статуя основателя кафедры химии. Белоснежный мрамор, белый свет ламп, лестницы из молочного камня, светлые двери – все это сливалось воедино и ослепляло. Несколько дверей стояли настежь, и только внутреннее убранство комнат вносило капельку цвета.

Рена прошла мимо учебного зала с рядами деревянных парт, мимо приемной, заполненной столами со стеклянными перегородками, и комнаты, доверху забитой книгами. Здесь было людно и шумно, но настоящая работа начиналась выше, где обустроили лаборатории и испытательные.

Второй этаж встретил приятной тишиной. Рена достала из кармана пальто удостоверение и небрежно бросила его на стол перед мужчиной в форме, грузным и стареющим.

– У меня встреча с профессором Кирьяном.

Охранник неторопливым движением взял карточку, прочел имя и фамилию, открыл большую тетрадь и пальцем заскользил по строкам.

– Не заставляйте меня ждать! – Рена требовательно наклонилась к охраннику. – Если вы хоть на долю в курсе того, чем занимается профессор Кирьян, вы знаете, как это срочно!

– Да, конечно, проходите, дана Рейтмир, – буркнул мужчина и нажал кнопку. Стеклянная перегородка бесшумно распахнулась.

– Спасибо, – процедила Рена. Она повыше подняла голову и пошла по коридору, стуча каблуками. Хотелось обернуться, но она не делала этого: охранник не должен понять, что ей здесь не место.

После поворота Рена убрала удостоверение в карман. Найдер помог ей сделать кионские документы, однако менять имя она отказалась. Конечно, это было опасно и даже глупо, но порой ей хотелось оказаться разоблаченной и попасть в тюрьму, чтобы молва дошла до самого Норта, откуда она родом. Впрочем, родителей не взволновало бы даже это: от дочери они давно отказались.

К прошлому тянулась не только Рена: Кираз Адван превратился в Раза Алвана – он точно оставил себе лазейку в прежнюю жизнь. На словах друг не вспоминал случившегося, а его взгляд вовсе не выдавал эмоций, но Рена знала: предательство остается не затянувшейся раной Раза, и она болит.

Нужная дверь оказалась открыта. Ученому принадлежали три смежные комнаты: кабинет, лаборатория, библиотека. Вместе они напоминали небольшую квартиру. Его помощница шутила: «Может себе позволить». Однако внутри никогда ничем не пахло, и эта пустота вызывала ощущение скованности.

В лаборатории девушка в сером шерстяном платье стояла спиной и не замечала гостьи.

– Наира! – позвала Рена.

Профессора Кирьяна она в глаза не видела, но хорошо знала его помощницу. Наира тоже родилась в Норте, хотя их свело не происхождение: первая могла предложить деньги, вторая – информацию. Помощница знала чуть ли не всех, кто состоял в гильдии, а ее умение слушать и наблюдать было достойно опытного шпиона.

Вздрогнув от неожиданности, помощница отвернулась от умывальника.

– Привет. Я не ждала тебя. – Наира выключила воду и отложила намываемые пробирки. Безжалостный белый свет так осветлял ее кожу, что она казалась нездорово бледной, хотя голос звучал бойко, с задором.

– А когда я приходила по записи? – Рена улыбнулась. – Ты знаешь, что я по делу.

Найдер умел договариваться с заказчиками, но когда дело касалось обычных людей, все его навыки разбивались о нетерпеливость и озлобленность. Что уж говорить про Раза! Рене пришлось взять на себя «контакты», как они это называли.

За три года такой работы она обзавелась множеством связей, а навык проходить через закрытые двери стал естественным, как дыхание. Однако с Лаэртом Адваном все оказалось сложнее. Кион не переставая говорил о молодом талантливом ученом, но стоило попытаться разобраться, что стоит за этими словами, Рена наткнулась на преграду. Конечно, это было лишь временной помехой. Дело стоило довести до конца, с помощью подкупа, шантажа или угроз – неважно как, ведь оно касалось Раза.

Наира утерла руки махровым полотенцем и встала по другую сторону железного стола, заваленного колбами разных форм и размеров, мензурками, цилиндрами, стаканами. Настоящий хаос, который плохо вязался с образом ученого.

– Отлично, – улыбнулась Наира, откидывая русую косу за спину. – Дан Кирьян как раз уехал. Представляешь, он назвал меня сплетницей! Но ты все равно заходи почаще. Зимой деньги надо зарабатывать, чтобы летом тратить. – Девушка игриво подмигнула.

– Мы редко связываемся с гильдией ученых, – заметила Рена.

– Ну, я и про других кое-что знаю. Кстати, я ухожу от дана Кирьяна. В следующий раз ищи меня в седьмой башне.

– У философов?

Конечно, Наира вступила в гильдию отнюдь не из-за научных интересов, а ради денег и перспектив, которые мог ей дать потенциальный муж-ученый, но все же такой переход казался слишком уж резким.

Помощница принялась собирать пробирки в штатив.

– Ты что-нибудь слышала о психологии?

– Возможно, – ответила Рена, снимая перчатки. Наира никогда не умела говорить кратко и по делу.

– Психология получилась из медицины, философии и точных наук. Совет пока не признает ее самостоятельной дисциплиной, но это вопрос времени. Многие уже готовы финансировать исследования. А где деньги на работу, там и награда за нее. Главное, найти того, кто готов делиться наградой.

Не сдержавшись, Рена закатила глаза. Не удивительно, что Наира уехала из Норта. Северный город со строгими нравами и чопорными людьми никак не подходил ей. Впрочем, он и Рене не подходил, хотя она не хотела уезжать из дома – ее отдали. Найдер называл это более хлестким «продали».

– Ну что глаза закатываешь! – Наира насупилась. – К твоему сведению, психология – это интересно. Дан Идакан изучает отношения между людьми, и многое рассказывал мне. Знаешь, что у тебя? – Она складывала в короб ложки, шпатели, тигли и чаши, быстрыми, решительными движениями превращая хаос на столе в порядок.

Рена скрестила руки на груди.

– И что же?

– Зависимые отношения!

– Что?

– У вас с Разом! Тебе плохо с ним, но ты не можешь его отпустить. Переживаешь больше, чем за себя. Жертвуешь. Ну вспомни, ты сама говорила, что мечтаешь путешествовать. Но ты не делаешь этого, а сидишь со своим рыжим, как привязанная. Все думаешь, что должна вытащить его, потому что он разок спас тебя. А ты никому ничего не должна, кроме себя.

– Ты его не знаешь! Я…

– Ага, оправдываешься! Еще один признак, между прочим.