Там, где случаются облака

Гришка поднял с земли бутерброд, сдул с него невидимых микробов и откусил.

– Я, знаете, – сказал он с набитым ртом, – на трамвае специально приехал. Так соскучился! Дошёл до штаба, а потом вдруг про озеро вспомнил. Искал его полчаса, точно, а потом на земле какой-то знак увидел, а от него следы.

Кит улыбнулся и посмотрел на Унку:

– А я что говорил? Всё обязательно кому-то пригодится.

План Гришке понравился. Втроём качать воду было легче. Стала виднеться уже пятая ступенька. На следующей неделе решили позвать сильного Платона и Ташу.

– Только это никакой не секрет получается, – сказал Кит. – Это целая тайная миссия!

Пролетающие над поляной диковинные животные напомнили, что время ближе к восьми. Если бы не облака, Унка снова застала бы только спящих маму и папу.

Тихое счастье

Дома Унку встретило тихое счастье. На столе стояло фарфоровое солнце с малиновым чаем, а у камина ждали новые мамины рассказы, в которых жил дедушка Тихон. В рассказе деду, конечно, звали иначе, но Уна узнала его по босым ногам, добрым словам и морщинкам.

Папа долго говорил про новых актёров и предстоящее открытие театра в конце сентября. А Унка просто слушала, она любила этот вечер. Треск полешек в камине, грубый и такой родной папин голос. Мамины руки и тепло, что поселилось у неё внутри. Она любила это время, наполненное мечтами, дружбой и запахом осени. Это было время детства, фантазий и приключений.

«Пусть вот так всегда, – думала Унка, – на всю жизнь».

Перед сном она заметила, что родители дорисовали силуэты на старых обоях. Круги превратились в пончики и планеты, а квадраты – в аккуратные домики. А Ункины родители превратились в мечтателей.

Ей снилось, будто она живёт в огромном треугольном шалаше из маминой книги и зовёт ночевать к себе Гришку, чтобы тот не скучал по лесу. Снилась Варя Ким, которая пила чай из цветочного горшка и обнимала своих солнечных медведей.

Курорт для машин

После уроков Гришка предложил съездить в северную часть города.

– Знаете, Север не такой уж и плохой, как я думал. Я, когда переехал, сразу нашел несколько интересных мест.

Ребят не пришлось долго уговаривать. Гришка и Кит поехали на новых велосипедах, а Унка на стареньком, с обшарпанной голубой краской. Мальчишки говорили, что скрипит он ужасно и, скорее всего, развалится по пути. А Унка слышала в этом скрипе мелодии, и некоторым облакам эта мелодия тоже нравилась. Один облачный поезд даже начал вилять хвостом своего состава и пританцовывать.

Мост через речку Мику в северную часть города был один. И находился он далеко от Гришкиного дома.

– Я летом буду вплавь до вас добираться, – сказал Гришка, заезжая на мост. – Тут по прямой всего минут десять, а если по мосту, минут сорок выходит, не меньше.

– А одежду как? – рассмеялась Унка.

– А что одежда? На мне высохнет.

Проехать через мост и не покидать с него камни было не принято. Ребята поставили велосипеды у перил, набрали камней и старались кинуть их кто дальше. Выиграл, конечно, Кит. Унка ничуть не расстроилась, а Гришка уже привык.

– А давайте представим, будто мост – это взлётная полоса? – предложила Унка.

По дороге, воображая, что летят, ребята чуть не сбили хмурого мужчину.

– Извините. В небе очень трудно столкнуться, поэтому мы потеряли бдительность, – сказал Гришка виновато.

– В небе? Да вы несётесь по дороге прямо на меня!

– Но когда-то именно так изобрели самолёты. Мечтали летать, понимаете? – Кит указал на небо.

Мужчина посмотрел вверх, и хмурость его пропала. Он словно вспомнил что-то очень важное.

– Пролетайте, лётчики, – сказал теперь уже улыбчивый мужчина.

Ребята пролетели книжный магазинчик, булочную и две улицы со странными названиями.

– «Улица Вишнева», – прочитала Унка на табличке. – А кто придумывает названия? – спросила она.

– Наверное, главные в городе. Улицы ведь в честь кого-то называют. В честь великих писателей, облаковедов, изобретателей.

– А кто такой Вишнев?

– Облачный скульптор старинный. Он давно жил, когда ещё моего дедушки не было, – говорил Кит, запыхавшись от того, что крутит педали в горку.

– Все на посадку! – объявил Гришка. – Добро пожаловать на курорт для старых машин.

Заехав в крутую горку, ребята оказались у массивных закрытых ворот, за которыми были сотни ржавых и помятых машин. Некоторые даже стояли друг на дружке. Жёлтые, зелёные, со стёклами и без.

– Это на металлолом. Из них потом новые машины сделают. А эти устали уже, они тут, как на курорте, отдыхают, – объяснил Гришка.

– Вот это да! – попасть в такое место было выше всяких мечтаний. Ведь второй любовью Кита (после облаков, конечно) была техника. Он мог часами копаться в сломанном тостере или магнитофоне. А его комната больше напоминала склад различной техники, чем спальню десятилетнего мальчишки.

Кит оставил велосипед на полосе посадки и пролез между прутьев забора.

– Вы что, так и будете стоять?

«Так вот куда придёт отдыхать трамвай из маминого рассказа», – сообразила Уна.

В тот день где ребята только не побывали! Бордовый грузовичок домчал их до моря. Туда, где Унка отдыхала с мамой и папой. Она показала им мостик, с которого прыгала в воду, и магазин с самыми вкусными арбузами на свете. Мотоцикл с коляской, вмещающей сто тысяч килограммов конфет, свозил мечтателей на шоколадную фабрику. А старенький «фольксваген» напомнил Унке про машину в Грейбурге. Машину цвета океана.

Объездив полмира, Кит с Ункой проводили Гришку до дома. А на обратном пути придумали новое название улицы.

Новая улица

Суббота была жаркой. За завтраком Лукьян объяснил Унке, что началось бабье лето.

– А что, бабам трёх месяцев лета было мало? – серьёзно поинтересовалась Унка.

Лу так расхохотался, что даже перевернул тарелку с бутербродами.

Уна подняла их, как Гришка, сдула невидимых микробов и откусила от одного.

– Так и скажи, что не знаешь!

– Признаюсь, не знаю, – Лу тоже откусил от бутерброда, но даже на него не подул. Бесстрашный.

– Пап, а у тебя есть краска? – спросила Унка осторожно, словно выжидала удобного момента.

– В сарае находил пару банок. А тебе зачем?

Унка вскочила из-за стола. Дожевывая бутерброд на ходу, она направилась в коридор. – Мы с Китом подарок дедушке Барри рисуем. У него день рождения сегодня! – крикнула Унка уже из коридора, надевая ботинки.

– Кит говорит, ему сегодня целая вечность исполнилась!

Унка копошилась в сарае, ударилась локтем о дверной косяк, споткнулась о странное изобретение Вари Ким (то, что похоже на газонокосилку) и наконец нашла две банки синей краски. Кит уже ждал её у калитки с лестницей больше него в два раза. Каждую субботу все жители города собиралась на большой ярмарке, которая проходила на главной площади. И сегодня это было очень кстати.

– Добро утро. Откуда начнём?

– С начала улицы, – заявил Кит со знанием дела. – Хорошо, что ты предложила свою улицу, тут всего одиннадцать домов. Если бы мою начали исправлять, то до самого вечера не управились бы.

Кит прислонил лестницу к первому дому, достал из кармана кисть и открыл краску. От едкого запаха у ребят даже закружилась голова.

– Давай ты писать будешь. У тебя почерк девичий, красивый.

Унка залезла по ступенькам к табличке «Малая улица», взяла у Кита кисть и аккуратно вывела:

УЛИЦА ДЕДУШКИ БАРРИ

– По-моему, звучит! – сказал Кит, – и краска яркая, то, что надо!

Облачная сова от удивления выпучила свои и до того огромные глаза.

– Нравится? – спросила Унка.

– Угу, – отвечала сова. – Угу!

За час справились со всеми домами, как раз до завершения ярмарки.

– Никит, солнце почти на девяносто градусов. Нужно встретить у леса Платона и Ташу, – вспомнила Унка.

Но одноклассники пришли к лесу намного раньше. Когда тебе говорят, что в лесу ждет тайная миссия, ты готов прийти хоть ночью. Четверо ребят, двое из них в синюю крапинку, направились за лопатой в штаб. Гришка сразу сказал, что подкоп надо увеличивать. Он сам еле залез, а Платон в три раза больше будет.

– Ребята, я не пойду, – сказала Таша у дерева со штабом, – я высоты боюсь.

– И я! – крикнуло маленькое облако в форме воробья.

Ребята рассмеялись. Над облаком, не над Ташей. Они знали, что бояться – это нормально. Платон боялся контрольных, Унка грозы, а Кит… Вот Кит, пожалуй, ничего не боялся. Он ловко взобрался наверх и спустился уже с лопатой, торчащей из рюкзака.

Чем дальше в лес уходили ребята, тем страшнее становилось Таше. Унка взяла её за руку:

– Почти на месте, не бойся.

Пока увеличивали подкоп, пришёл Гришка.

– Вы чего, как далматинцы, синие? – спросил он.

– Мы улицу в честь дедушки называли.

– Не врёте? Целую улицу?

– Целую! – кивнули синие далматинцы.

Платон не вошёл в подкоп ни с первого, ни со второго раза.

– Выкладывай всё из карманов. Они вон у тебя как топорщатся, – сказал Гришка.

В карманах, и правда, оказалось море всего. Ракушки с берега Мики, маленький карандаш, катушка от ниток, колесо от машинки и стёклышко для секретика, завёрнутое в кусок газеты. Он выложил всё, и на этот раз получилось! Ребята оказались на поляне, где их ждали насос и загадочные ступени.

Платон, кажется, мог качать воду вечно. Гришка и Кит сменяли его, когда им становилось совсем скучно. А девочки просто рассказывали истории. Унка про дедушкину обсерваторию, а Таша – про всё на свете. И как только можно знать столько всего сразу?

«В конце лета у меня не было ни одного друга, – думала Уна. – А сейчас целых четыре. Да ещё и целое небо облаков».

Ребята всё гадали, что же их ждёт на дне. И за один только день увидели три новые ступеньки. Ункин термос с мятным чаем давно опустел, солнце звало по домам. На прощание Платон подарил каждому по ракушке.

– На память, – сказал он смущённо. – Спасибо вам за тайну.

На этом хорошие моменты для Унки и Кита закончились (как они думали). На улице «Дедушки Барри» толпился народ. Кто-то махал руками и кричал, а кто-то не знал, что ответить. Первыми оказались жители домов и глава города. Вторыми были родители Унки и сам старик Барри.

Двое синих далматинцев подошли к толпе. Они решили ничего не говорить, ведь их внешний вид говорил намного больше, чем любое признание. Толпа в недоумении смотрела на детей. А старик Барри изо всех сил прятал свою улыбку в седой бороде.

– Вы знаете что бывает за порчу имущества? – спросил высокий мужчина в мятом пиджаке.

– Нет, товарищ голова города, – ответил Кит. – Но мы ничего не портили. Мы сделали подарок.

– Подарки рисуют на бумаге! – крикнул кто-то из толпы.

– Мы просто подумали, – Унка сделала шаг вперед (и даже Кит поразился её храбрости), – мы подумали, что скульптору Вишневу было бы приятно узнать, что в честь него назвали улицу. Но как, по-вашему, он должен узнать об этом, если улицу назвали через сто лет после его смерти? А дедушка Барри ещё величе…, величее… Он вообще самый великий скульптор в Клаудинге, мне на экскурсии рассказывали.

С этим никто из жителей не спорил, а некоторые даже начали кивать в знак согласия.

– Зачем называть улицу в честь дедушки через пятьсот лет, если можно сегодня на его день рождения? – Кит тоже сдал шаг и сравнялся с Ункой.

Унка думала, что все злятся потому, что в честь них не названа ни одна улица на свете, даже самая крошечная. Но, похоже, уже никто не злился…

Голова города смотрел на детей, на синие надписи и на улыбающихся жителей домов. Он подошёл к скульптору и пожал ему руку.

– С днём рождения Барри! Кажется, сегодня у нас появилась новая улица.

На следующий день таблички сменили. Ровные напечатанные буквы говорили прохожим:

Ул. Дедушки Барри

Самая маленькая и самая лучшая улица в городе.

Обнять облака

Каждое бабье лето у Кита и дедушки Барри была традиция – уходить в поход с ночёвкой. И не в лесок у фабрики, а в огромный лес, что за Громкой горой. Громкой её прозвали потому, что с её вершины облака было слышно громче в несколько раз. А когда низкая облачность, можно даже коснуться облаков рукой. Кит уговорил дедушку взять Унку.

В дни похода открывался маленький театр Лукьяна. А если Кита и Уны не будет в городе, то вероятность того, что всё пройдет хорошо, увеличивается почти в сто раз.

Унка положила в рюкзак всё, что считала нужным в походе: гуашь, мешочек для воспоминаний, тёплые вещи, старенький термос с вмятиной на боку, баночку с мятой, две шоколадки и дедушкин фонарик. Спальник для неё взял Кит, поэтому места в рюкзаке оставалось очень много. Тогда Унка решила взять с собой две банки яблочного варенья. И ещё сорвала три листочка алоэ (на всякий чрезвычайный случай)

Дорога до Громкой горы шла вдоль озера. Осень танцевала опавшими листьями, и Унка влюблялась в этот танец на всю жизнь. Дедушка Барри рассказывал о растениях и птицах, которые встречались на пути. Он оторвал маленькую иголочку пихты и растёр её в ладони. Потом закрыл глаза и вдохнул этот сладкий запах.

Унка повторила за дедушкой Барри. «Запах как живой», – подумала она, но говорить вслух не стала. Такая в лесу была красивая тишина, что разрушить её словами было даже страшно. Ункина ладошка пахла сладко до самой Громкой горы. Подъём был не из лёгких. Унка уже пожалела о варенье, которое она положила в рюкзак.

– Мне раньше тоже тяжело было, – подбадривал её Кит. – Когда нам целая вечность исполнится, мы будем так же ходить, – он указал на старика, который был уже далеко впереди.

Барри что-то напевал себе под нос. Ему подпевали облака, и с каждым шагом казалось, что они поют всё громче. Когда ребята дошли до вершины, дедушка уже налил три кружки чая.

– А вон и наш Клаудинг, – сказал он с любовью в голосе.

Унка обернулась и увидела город, который умещался у неё на ладошке. Мика отсюда была голубой ниточкой, а озеро отражало солнце и напоминало большое зеркало. Трубы на фабрике выпускали облака, и где-то там сейчас открывался театр Лукьяна Ааль.

Кит сделал глоток чая. «Смородина с мёдом», – догадался он.

– Ты отлично начал играть, – сказала Уна.

С горы ребята не шли, а летели и через час уже стали на стоянку возле речки, которая тоже впадала в огромное озеро у фабрики. Дедушка с Китом заготавливали дрова на вечер, а Унка раскрашивала гуашью шишки. Когда солнце спряталось за горой, в лагере разожгли огонь.

«Наверное, это лучшее занятие, – думала Унка, – сидеть вот так вечером у костра, слушать, как журчит река, измазаться в углях и есть печёную картошку».

В этот вечер дедушка Барри молчал. За него говорила тишина. Тишина вообще гостеприимное пространство для фантазий. Унка с Китом мечтали, сидя под неколючим шерстяным пледом, и дым прятался в Ункиных волосах. Ночью спалось так, как никогда не спится дома. Сверчки пели колыбельную и охраняли палатку до самого утра. А когда ребята вышли из палатки, дедушка уже приготовил на костре рисовую кашу и грелся на осеннем солнышке.

– Доброе утро! А вы везунчики! – он указал на небо. – Глядите какая облачность низкая.

Но не успела Унка поднять голову, как Кит от счастья запрыгал на месте, а потом подхватил сонную Уну под мышки и начал крутить: – Облачность низкая! – кричал он. – Идём обнимать облака!

Позавтракав кашей с яблочным вареньем и собрав наспех вещи, все двинулись на вершину горы. Сегодня подъём давался намного легче.

– Легко идти в горку, когда тебя ждут на вершине, – поделилась мыслями Унка.

Издалека было видно, что облака ненадолго задерживались на вершине горы и отправлялись дальше в своё странствие.

– А какие они, облака? – спрашивала Уна.

– Есть вещи, которые невозможно описать. Их просто нужно обнять, хотя бы разок! – Кит перескакивал с камня на камень, обгоняя дедушку.

На вершине сидело большое облако, похожее на белого кролика. Кит подбежал к нему сбоку и уткнулся щекой в лохматый бок. Унка никогда в жизни не видел облака так близко. Она подошла к кролику и осторожно коснулась его ладошкой. Какой же он был тёплый! Тысячи тёплых капелек касались Ункиной руки. Она крепко обняла кролика двумя руками, закрыла глаза и стояла так не дыша, словно боясь его спугнуть. Унке казалось, что её сердце за один только месяц стало больше в десять раз. Иначе как оно могло вместить столько любви? Лёгкий ветерок подхватил облако и понёс в сторону Клаудинга. Ребята махали ему рукой, а облако махало ушами.

– Лев Гурьевич прав, – сказал Кит. – Облака – это самое лучшее, что может случиться в жизни!

Мост невидимка

В классе было тихо, каждый погрузился в свой рисунок. Унке хотелось умесить на одном листе огромную белую птицу, кролика, Громкую гору и костер.

– Не бойтесь ошибаться, – говорила учительница рисования. – Любая ошибка может стать произведением искусства.

«Какое там искусство, – думал Платон, – скорее бы перекусить и пойти после школы на чердак Вари Ким».

Уна пыталась нарисовать кролика тёплым и мягким, но поняла, что слова Кита – это правда. Описать облака просто невозможно.

Потом она посмотрела в окно на потолке. По небу плыл кот с гитарой.

«Вот было бы здорово просто обвести облако», – думала Уна. В этот момент она вдруг вспомнила старую оконную раму с рисунками, что стоит посередине чердака. «Невероятно! Варя Ким уже всё изобрела! На этой раме Варя обводила облака, которые были видны в окно, и дорисовывала их». – Как же Унка мечтала с ней познакомиться.

Кит рисовал город-странник, а Таша чертёж (но что это за чертёж, не понял ни один четвероклассник).

После школы, по пути до Ункиного дома, ребята рассказывали про поход.

– И что, опять не встретили лису? – спросил Гришка?

– Нет, – помотал головой Кит. – Дед говорит, они только в глубине леса водятся.

Если бы Унка узнала о лисах раньше, она бы в этот поход ни за что не пошла. Не принесла бы домой запах костра в волосах и такие важные воспоминания.

– Мама, похоже, с папой в театр уехала, – сказала Унка, заходя домой. – Можете не мыть руки.

Ребята зашли на кухню и съели полтора пирога с вишней (кажется, что целый пирог съел один только Платон). Унка показала, как плинтусы возвращают закатившиеся куда-либо вещи, и пошла знакомить всех с солнечными медведями. Кита они не заинтересовали, зато он был в восторге от старой техники.

Медведи мирно спали и грели своими солнечными боками стенку. По полу были разбросаны разноцветные пуговицы и различные камешки. Платон споткнулся об один из них и схватился за книжный стеллаж, из которого посыпались блокноты. Таша начала их читать, а Гришка нервничать.

– Не нравится мне всё это. Варя Ким – она странная! Я её с детства боюсь. И это озеро со ступенями, а вдруг кто-то узнает?

– Вечно ты осторожничаешь! – возмутился Кит.

– Между прочим, эта моя осторожность не раз нас спасала!

– Да это же про мосты! – воскликнула Таша, указывая ребятам на запись в блокноте. – Эти слухи про мосты никакие не слухи. – Таша листала помятые страницы. – Тут настоящие координаты! У каждой точки в нашем городе есть координата. Понимаете? Мы это на географии через год изучать будем. Первая цифра – это долгота, а вторая ширина. Только вот карты нет.

Кит взял блокнот, перевернул его вверх ромашками и начал трясти. Листок, свёрнутый в несколько раз, вылетел из блокнота и упал к Ункиным ногам.

– Разворачивай скорее!

Уна села на пол и развернула карту Клаудинга. Мика, площадь, фабрика. Ребята всё узнали.

– Смотрите, – Таша указала на координатную сетку. – Вот тут широта 56.8619, а вот тут долгота 60.6122. Получается…

– Это же недалеко от моего дома! – крикнул Кит.

Гришке показалось, что даже медведи проснулись.

– Идём искать! Чего ждать-то?

– Пойти искать невидимый мост? Отчего же не пойти, – бубнил Гришка. – Ой, не нравится мне всё это.

Ребята шли по улице и старались не привлекать внимания. Но с высоким Платоном сделать это было трудно. Когда подошли к берегу Мики, Таша достала карту.

– Чуть левее, – направляла она. – Вот где-то здесь должен быть.

Кит взял на берегу длинную палку и пошёл с ней вдоль берега. Ребята не шевелились и наблюдали. Щёлк! Палка обо что-то ударилась. Почти над самой водой возвышался узенький мост, в ширину как две детские ножки. Он был сделан из прозрачного материала (ребята надеялись, что очень прочного). Разглядеть мост было почти невозможно.

– Существуют, – прошептала Унка.

– А давайте Платона первым пустим, – предложил Гришка.

Платон недоверчиво на него посмотрел:

– Почему сразу меня?

– Если ты пройдёшь, тогда под нами точно не сломается. Да я же шучу, чего ты?

– Я пойду, – отозвался Кит. Он постучал палкой по мостику, как будто проверял лёд. И сделал первый неуверенный шаг. Унка зажмурилась от страха, а Гришка прикусил губу.

– Вечно я за двоих боюсь. А он то с тарзанки падает, то в пещеру лезет. Сейчас вообще по невидимым мостам ходит, – ругался Гришка.

Когда Кит оказался на середине пути, голова у него закружилась.

– Не смотри вниз! – кричала Таша. – Прямо смотри!

Кит уцепился взглядом за дерево, что стояло на противоположном берегу. Он начал так быстро шагать, что не заметил, как оказался на земле.

– Ура! – кричали ему ребята. – Получилось!

– Знаете, если верить координатам, – сказала Таша, – ещё один мост находится напротив театра Лукаьяна Ааль.

В тот день Унка поняла: раз Варя Ким изобрела мосты-невидимки, то возможно вообще всё на свете!

Холодная тишина

Сначала это был самый обычный счастливый день. Утром старик Барри, как всегда, первым открыл двери фабрики. Каждое утро он здоровался со зданием и верил, что оно живое (наверное, когда очень любишь место, оно и правда оживает). Барри знал, что фабрика его слышит. И не только слышит, но и всегда отвечает мелодичным скрежетом деталей в главном двигателе.

– Как спалось? – спросил старик, предвкушая новый день, полный облаков и фантазий.

Но в ответ его пронзила тишина. И тишина эта была настолько холодной, что пробрала Барри до костей. Мысли в голове толкались и кричали, одна была хуже другой. Старик медленно шёл к облачному двигателю, переставляя свинцовые от страха ноги. Комок стоял в горле от мысли, что двигатель мог остановиться. Двери, которые вели к двигателю, со скрипом отворились. И в тишине этот скрип был настолько громким, что старик зажмурился.

– Нет. Этого не может быть…

Когда веришь в чудеса и в мечты каждого ребёнка, тебе так трудно поверить, что все они под угрозой! Сердце фабрики остановилось. Не билось, не стучало, не скрежетало, создавая облачную массу, от которой зависело всё на свете. Потерять облака значило потерять всё детство, мечты и будущее. Ведь всё, что существует на свете, когда-то было просто детской мечтой. Никто и никогда в истории существования фабрики не был свидетелем поломки. Старик стоял один на один с вопросом, на который у него не было ответа. Что теперь делать?

Забыть

К концу недели все в Клаудинге узнали о поломке. Каждый день, с утра и до вечера, взрослые изучали детали в двигателе, искали причины и не находили. Окно в классе над головой ребят было пустым. Лев Гурьевич (в непривычно тёмном костюме) показывал акварельные рисунки облаков и был потерянным.

– Разрешите вопрос, – не удержался Кит.

Лев Гурьевич еле заметно кивнул.

– А что, если фабрику не починят?

Облаковед молча измерил шагами класс, потом остановился и посмотрел на Юфыча, словно он сможет дать ответ. Птица взлетела к потолку и, сделав несколько кругов, приземлилась на спинку стула Уны Ааль. Кому, как не Унке, было знать о жизни без облаков?

– Будет как в Грейбурге? – тихо спросила она.

– Боюсь, что да… Когда облака совсем исчезнут из нашей жизни, мы начнём заполнять эту пустоту всевозможными будто бы важными делами. Мы не будем создавать новое, а старое перестанет быть эффективным. А самое главное, мы можем забыть, что мы мечтатели, и будем отчаянно пытаться кем-то стать.

Унке это чувство было знакомо до мурашек, до тяжести в груди, до ужаса. Прошумел школьный звонок. Лев Гурьевич вышел из класса, смотря под ноги. Сегодня он не сказал ни одной важной фразы, хотя они были нужны как никогда.

Кит встал на стул, чтобы его все услышали.

– Однажды Облаковед сказал, что глупых идей не бывает. Давайте к следующему уроку придумаем, как починить нашу фабрику! Записывайте всё, что придёт в голову!

Весь класс захлопал, закричал и затопал от радости. Может, и правда среди сотни идей найдется та самая!