По воле судьбы. Без права на спасение

Пустые навалились в брешь, и пока энергии в проводах не было пролезали десятками. Когда они накинулись на второй ряд, провода снова тихо загудели, и те, кто попробовал взять их штурмом, вспыхивали бледным светом, как молния в ночи и загорались, повиснув на проволоке.

Охотники лупили в тварей, по чём зря, командиру казалось, что у них всех вот-вот закончатся стрелы. В полчищах Пустых раздавались редкие взрывы и сияли солнечные вспышки светлой магии. Двое молодых чародеев стояли на коленях и молились. Это помогало им восстановить немного сил, пока была возможность. Трое других: два парня, и девушка продолжали сеять смерть среди монстров по мере возможностей. Томас уже не использовал лук, а Ванда, не рассекала тварей гигантским хлыстом, потому что сил на это уже не осталось. Вместо привычного им оружия они использовали снежки.

Когда Бернард увидел это впервые, то сразу и не понял. Натан рассказал, что это такое же оружие. Молодой чародей учится постоянно. Лепить такие комки, но не только из снега, а из всего, чего только можно. Из грязи, из теста, да хоть из дерьма, если это спасёт тебе жизнь. И делать это при каждом удобном случае. Такие манипуляции должны стать делом привычки, неотъемлемой частью жизни чародея, и тогда, они не будут такими энергозатратными, но непременно станут быстрым способом атаковать.

Руки молодых ребят двигались быстро и умело. Одна рука уверенно зачерпнула воздух, и подняла его на ладони, а вторая легла сверху. Между ними в несколько мгновений разрастался сияющий кругляш, а волшебники катали его в ладонях, словно пытались придать ему идеально гладкую форму. А затем это маленькое солнышко устремлялось к штурмующим, и отрывало от них добрые куски плоти. Волшебники кидали их, как деревенские мальчишки камни и очень даже метко. Пустые подошли достаточно близко, чтобы чародеи не промахивались.

Сколько бы тварей не убили их всё ещё оставалась тьма тьмущая. Монстры рвались в брешь и напирали на второй ряд натянутых проводов. Столбы опасно накренились, но люди продолжали атаковать. Тела Пустых, прижатые к проводам вспыхивали и это давало охотникам лучшую видимость. Но твари продолжали набиваться и напирать на своих сородичей, они больше не растягивались вдоль укрепления. Несколько существ сделали это в начале и теперь своими телами завалили не широкий проход между первым и вторым рядом проводов. Противное визжание сотен голосов заглушило остальные звуки. Пустые в первых рядах пытались выбраться-они лезли друг на друга, некоторые ринулись к лагерю и у арбалетчиков добавилось работы. А потом второй рубеж пал, так же, как и первый. Толпа голодных чудищ прорвались, и ринулась на людей.

Люди отступали с укреплений, а некоторые бежали. Послышались первые крики умирающих. Чудовищ не останавливал страх получить стрелу, лишь инстинкт безжалостно гнал вперёд. Бернард стоял на телеге, невдалеке. Он выкрикивал приказы, и охотники сбегались к нему. Нужно было перегруппироваться и выстроить из телег новую баррикаду, но они не успевали.

Волшебники тоже отступали. К командиру бежало множество арбалетчиков, и не так много охотников с пиками. Многим не удалось покинуть укрепление. Люди ещё не пришли в себя и не готовы были дать достойный отпор, а первые твари уже перевернули телеги и устремились к добыче.

Бернард обернулся, когда на востоке раздался слабый раскат грома, а с неба на его лысеющий затылок, упало несколько капель дождя.

Болты продолжали лететь в чудовищ, но не могли их остановить. За то смогли остановить два молодых волшебника, что пару минут назад мирно молились Созидателю. В сияющих латах, которые покрывали их тела, словно полный доспех рыцаря, чародеи обрушились на тварей. В руках они держали огромное оружие с каким обычно гномы изображают своих горных богов, тем самым подчёркивая их неземную мощь. В руках одного, с невероятной скоростью вертелся молот, с рукоятью в два человеческих роста и головкой с матёрого кабана. Второй волшебник умело орудовал таким же огромным топором, так, словно он ничего не весил.

Юноши ворвались в самую гущу, размахивая оружием, и уподобились камню, что рассекает водный поток. Сокрушительные удары сметали по несколько пустых за раз. Те пытались обогнуть смертельную опасность, но волшебники не зевали и не давали им шанса. Вот только двое не могли сдержать всех. Пустым всё же удавалось обойти их и вскоре таких было уже не мало.

Редфорд тут же разбил людей на группы, по несколько человек. Кое-кому пришлось сменить арбалет на пику. Небольшие отряды направились убивать тех Пустых, что смогли избежать сияющего молота и топора, остальные отойдя к центру лагеря сгоняли телеги с безопасных участков и строили баррикаду.

Бернард наблюдал за ходом сражения, и отправлял подкрепления к отрядам. Пустых убивали, но и люди несли потери. Алхимики по мере сил, подбирали раненых и уносили их за баррикаду. Со временем командир стал замечать, что людям приходиться всё тяжелее. Пустых прибывало всё больше, Рэдфорд посмотрел на волшебников в сияющих доспехах. Юнцы уже не двигались так проворно, а их оружие, словно обретало всё больший вес, с каждым ударом. Вокруг валялись трупы врагов, они мешали передвигаться, и хоть волшебные доспехи защищали своих владельцев, но не смогли спасти их от напирающей массы. Ребята пытались отступать, но не рассчитали своих сил. Они двигались слишком медленно, Пустые окружили их, а сияние магии на глазах тускнело, но прежде, чем броня и оружие совсем исчезли, юношей накрыл прозрачный, подёрнутый янтарной дымкой кокон.

Томас покраснел от напряжения, а по лицу его катился пот, но он удерживал Мыльный пузырь. Так они это назвали, когда Бернард спросил. Это тоже была часть тренировки, юнцы постоянно ходили со своими склянками и надували эти мыльные пузыри, словно дети столичных аристократов.

В это время, Ванда и ещё один парень (Бернард не запомнил его имени), взобрались на телегу. Волшебница вытянула перед собой руки и закрыла глаза. Она делала странные движения, будто двумя камнями пыталась высечь искры для костра. Через десять ударов сердца, глаза девушки отрылись и из пространства перед руками появилась, и взлетела сияющая искорка. В мгновение ока она превратилась в ревущее золотое пламя. Лёгкое движение руки и огонь уже ползёт по земле к чудовищам. Почва под тварями вспыхнула ярким, жёлтым пламенем. Мыльный пузырь замерцал, но вдруг засиял с новой силой, когда Томаса сменил чародей, стоявший рядом с Вандой. Томас обессилил и осел на землю, а за ним и девушка. У обоих из носа текла кровь, верный признак перенапряжения и переутомления у чародеев. Золотое пламя тут же погасло, но волшебники уже были в безопасности. Огонь выжег приличных размеров площадь, вокруг пузыря. Парни, не раздумывая, воспользовались подаренным шансом, и ринулись к баррикаде.

Волшебники все до единого выбились из сил. Они больше не помогали простым людям своим волшебством и тем пришлось справляться самим. Огонь прогорел и ни что больше не останавливало чудовищ. Дождь уже готов был превратиться в настоящий ливень. Утоптанную землю быстро размыло, пустые носились тут и там, сметали палатки и набрасывались на обороняющихся.

Всё смешалось перед глазами. Бернард уже не отдавал приказы, а палил из арбалета так быстро, как только мог. У него кончались болты, тогда он снимал с пояса новую обойму, перезаряжал и продолжал стрельбу. А когда закончились и обоймы, схватил пику убитого охотника, собрал кого смог и атаковал. Он кричал до хрипоты, а вокруг были только грязь, кровь, пот, дождь, боль, отчаяние и надежда остаться в живых. Всё смешалось в этом безумном кошмаре. Сердце рвалось из груди, а разум отказывался осознавать происходящее, главное не расслабляться и колоть врага. И он решил, что небеса раскололись, когда раздался оглушительный раскат грома.

А потом всё закончилось. Рэдфорд не сразу понял это. Он лежал лицом в грязи, дождь заливал щёку, попадал в глаза, в рот. В небе раздавались редкие раскаты грома, но уже не такие, как этот, что минуту – другую назад, заглушил все остальные звуки, сотряс небо и землю. Словно не природа его создала, а один из богов громовержцев, почитаемый в древние, забытые времена.

Каждый дюйм его тела раскалывался от усталости и боли. Левый бок горел огнём, а правая нога онемела. Большим усилием командир заставил своё тело шевелиться. Оно отозвалось болезненными спазмами, но всё же подчинилось. Сквозь стену дождя и царившую темноту, он пытался разглядеть происходящее, но это удавалось с трудом, только редкие крики, наполненные болью, изредка раздавались во мгле.

Лагерь был разгромлен и являл собой печальное зрелище. Он разглядел людей – они были похожи на призраков, бесцельно блуждающих в ночи. Разбросанные палатки втоптаны в грязь, навес для животных разбит. Трупы устилают землю…

«Трупы!..»

Осознание происходящего навалилось неотвратимой, огромной волной, и накрыло все чувства. Он подскочил и огляделся, в надежде, что его догадка не подтвердится. Но увы…

Тел не было. Он не видел ни одного человеческого тела. Да что же это такое? Даже раненых было немного. От осознания этого мурашки побежали по спине.

К нему спешили Витрас и Петро.

– Бер! – расслышал он крик помощника в шуме дождя. Выглядел он встревожено.

– Куда они дели людей? – мрачно спросил Рэдфорд, когда помощники приблизились.

Витрас заговорил так, будто совсем не хотел этого делать.

– Они забрали их с собой. Всех мертвых и много раненых забрали. И не только людей. Лошадей у нас нет, их тоже того. Они и своих мертвецов забрали.

В первые секунды Бернард не знал, что ответить.

«Да как же так?». Только и вертелось в голове.

– Что произошло? Почему они бежали?

Витрас вздохнул, и обратился к Петро:

– Что ты там говорил?

– Я… Я думаю, гром напугал их. – неуверенно произнёс охотник, и добавил. – Под землёй нет таких звуков… Я думаю.

– Что думаешь? – спросил командир у Витраса, когда Петро замолчал.

– Не уверен. Взрывы их не испугали. – отрешённо ответил охотник. – Думаю, сообразили, что потеряли много своих, схватили, что есть, и сбежали.

Мысли уже пришли в порядок, а разум командира готов был обдумывать дальнейшие действия. Работу они так и не доделали, а Пустые вернуться за новой порцией еды. Может даже следующей ночью.

– И сколько их ушло? – всё так же мрачно спросил командир.

– Ты сколько насчитал? – Витрас снова обратился к Петро.

– Не знаю, сложно сказать, может двести? – скорей спросил, чем утвердил Петро.

Командир вопросительно взглянул на Витраса.

– Не уверен, но думаю, что больше. – ответил он.

Бернард собрался с мыслями.

«Так всё дело пропадёт. Но ничего. Я жив, а это самое главное.»

Стоило организовать помощь для пострадавших из тех, кто твёрдо стоит на ногах, пересчитать потери, и позаботиться о своих ранах, а иначе, в ближайшее время, в пору будет завещание составлять, а не планы строить.

– Какие потери?

– А кто же знает-то, не считали ещё. В себя ещё прийти не успели. – процедил Витрас.

Бернард ещё раз огляделся, и произнёс:

– Ладно. Помогите рупор найти.

«Что же ты рыдаешь?» – она задавала себе вопрос за вопросом, сама отвечала, и рыдала навзрыд.

«Убийца наказан, а ожерелье вернулось к тебе. Разве ты не этого хотела?».

«Этого».

«Тогда почему тебе так больно?».

«Потому что Тадж…»

Он защитил в минуту, когда она была абсолютно беспомощна, а Пустой сделал то, что не удавалось многим опасным хищникам из Ядовитых Джунглей – пробил, пропитанную смолой, броню Шикари. Суставчатая передняя конечность, ударила в спину юноши. Тадж появился быстро, загородил своим телом, и спас её от смерти, а теперь сам готовился к встрече с ней.

Тадж мог умереть, если бы не Махатма. Он с яростным криком обрушился на Пустого и пикой проткнул уродливую голову.

Тадж обмяк, но оставался в сознании. Первые слёзы потекли по её щекам, когда он протянул ей ожерелье. Она смотрела на него. Измученный, но счастливый. Безрассудный глупец. Она так боялась за него…

«Так почему же позволила этому случиться?» – снова вопрошал внутренний голос.

«Не могла по-другому».

«Не могла, или не хотела?».

«Это не имеет значения, он бы не отступил, даже откажись я от этой проклятой затеи. Собрал бы людей и бросился в погоню. И слова, вроде: «Я боюсь за тебя», не подействуют. Глупые Синдарийские устои. И глупый Тадж».

«И почему ты не осталась? Почему бросилась в погоню?»

«Потому что, боюсь за него. Потому, что хотела защитить».

«И как? Удалось?»

«…»

«Что же ты молчишь?»

«Потому что, несправедливо! Почему всё так не справедливо?!»

Она рыдала и спрашивала себя об этом, когда тащила возлюбленного по грязи, в попытке спрятать под телегой. Она плакала и задавала свои вопросы Махатме, когда тот оказался рядом.

Он мог бы обвинить Ханну в сокрытии правды о её состоянии и был бы прав. Он мог бы упрекнуть её в том, что она, причина всей этой авантюры. И был бы прав. Махатма мог бы сказать многое или вообще ничего, но он ответил:

– Потому что нет никакой справедливости, только обстоятельства. Мы только принимаем решения, а потом переживаем последствия. И это тяжелей всего. Все мы люди – поэтому все мы ошибаемся.

Каменное лицо, отрешённый взгляд, и напряжённое дыхание. Махатма отгородился от мира, все движения и слова стали скупыми и экономными. Но в его карих глазах Ханна видела печаль и всю тяжесть груза ответственности, возложенного на его плечи. Это он должен был беречь её и Таджа, и в первую очередь Таджа, а он не уберёг и не защитил. А теперь был бессилен, что-либо исправить. Ханна не знала о чём думает великан, но догадывалась о его чувствах. Он, как и она, сейчас, корит свою глупость, бичует раба-душу плетью-виной, и не может найти покоя. А ведь ему держать ответ не только перед своей совестью, как ей. Но перед другом и соратником, чьего сына он согласился беречь.

«Нет. Махатме куда больнее чем мне». – подумала Ханна.

Дождь стих, ветер унёс грозовые тучи на запад, а те, точно, недовольные таким положением вещей, возмущённо громыхали и сверкали. Ханна смотрела, как Таджа кладут на носилки, и уносят к центру лагеря, где чудом уцелели несколько больших шатров, в том числе и медицинский.

О состоянии юноши сложно было судить. Ранение не смертельное, но он потерял много крови, и теперь вся надежда была, только на оставшихся в живых алхимиков. В этом тоже виновата она? Потому что слишком долго тащила его подальше от страшных тварей, носящихся вокруг?

Она села прямо в грязь, и обхватила голову руками. Мучительная боль разрывала сердце, и хотелось убежать, скрыться, провалиться под землю, или забыться беспробудным сном. И больше не страдать, не думать обо всём этом.

Крики разорвали темноту неожиданно и страх сковал сердце льдом. Даже вопли раненого, которому ампутируют ногу не звучат с таким невыносимым страданием. Душераздирающие крики множества голосов раздавались из лазарета. И потрясли всех, кто находился снаружи.

Антуан выбросил разбитый портсигар с промокшими самокрутками. Хотелось закурить. На капитане не было ни царапины, перепачканная грязью одежда и пару ссадин не в счёт. Другой бы порадовался такой удаче, но как он мог? Вместо радости, только саднящее ощущение в груди. Бессилие и злость объединились и безжалостно терзали разум своего владельца, когда он смотрел на близнецов.

Когда всё закончилось он принялся искать свой отряд или то, что от него осталось. Вот только оказался не готов к потрясению, когда нашёл. Джуда склонилась над телом брата и Антуан мог поклясться, что никогда не видел Рубежницу такой подавленной. Она не рыдала, но яростно пыталась вернуть Орондера в сознание. Она била его по лицу ладонями, и, кажется, абсолютно не сдерживала удары, поминала брата последними словами, и совсем не стеснялась в выражениях.

Капитан готов был расцеловать Ганса, когда его увидел. Тот, как и Антуан, целый и невредимый, первым делом, побежал осматривать Орондера. Он чуть не схлопотал по роже, когда пытался оттеснить Джуду, но капитан вовремя пришел на помощь. Вместе они смогли успокоить Рубежницу.

Ганс осмотрел Орондера и оценил его состояние, как критическое. Шип на передней конечности твари, пробил дублёную кожу, разорвал кольчугу и оставил страшную рану в боку.

Алхимики унесли брата Джуды и Ганс поспешил с ними. Антуан остался один на один с подчинённой и в первый раз в жизни чувствовал себя так неловко рядом с Рубежницей. Может стоило что-то сказать? Слова не шли и все казались не к месту. Он не хотел смотреть ей в глаза, потому что тут нечего было говорить. Они пошли за ним, доверились и вот что вышло. Его вина. Капитан отвечает за своих людей. Да, каждый получает свои деньги, но капитан отвечает.

«Иначе зачем он нужен».

Он, всё-таки взглянул на девушку, посмотрел ей в глаза. Она насупилась и смотрела себе под ноги. Сердитое дыхание можно было расслышать и за милю, а кулаки сжаты. Похоже, она держалась изо всех сил, чтобы не зареветь. Они вместе прошли много битв на юге Кер – Азатанга. И ни разу Антуан не видел, как девушка плачет. Хотя поводов было не мало. И даже сейчас, когда в опасности жизнь человека, который был рядом с самого рождения, всю жизнь надоедал и раздражал. Самый близкий человек на свете. Даже сейчас, девушка силилась, чтобы не плакать.

Капитан молча подошёл и обнял её. Очень хотелось закурить…

Крики непередаваемого ужаса и боли разнеслись на всю округу.

Бернард стоял рядом с уставшими волшебниками над трупом Натана.

Ребята весьма стойко отнеслись к этой новости. Все они сильно устали. Ванда плакала, но быстро выбилась из сил. Хмурые взгляды ребят, избегали встречаться с глазами Бернарда. Тела парня, убившего Натана, нигде не было, и всё, что осталось – разорванный наплечник, рана на руке, и кучка тёмной грязи на земле. Поверили ему или нет, он не знал, но чародеи оказались немногословны. Они расселись вокруг тела учителя, опустились на колени и тихо зашептали свою молитву.

Редфорд встал и огляделся. Он хотел найти Синдарийца и капитана тех ребят. Они отлично помогли. Если бы не тот одноглазый, не стоял бы он сейчас здесь. Лопата вышибла зубы Пустому, за миг до смертельного удара, и спасла командира.

Но он никого не увидел. Несколько носилок занесли в лазарет. Всё произошло почти одновременно, но всё же с некоей, еле различимой последовательностью. Сначала в шатре погас свет, в сию же секунду все пятеро волшебников застонали и исторгли из себя содержимое желудков, прямо на тело наставника. Может в какой-то другой ситуации это могло выглядеть смешно, но только не в этой. Ещё пару ударов сердца и крики разорвали темноту. Да такие, что шерсть встала бы дыбом на загривке командира, если бы была. Редфорд не раздумывая, захромал к шатру.

XIV

Зрачки бешено завертелись, как только поднялись веки. Безумные глаза ощупывали пространство вокруг, но не находили того, что искали. Их обладатель не видел, но чувствовал. Он рядом. Гримуар зовёт.

И он звал. Он обещал, убеждал, приказывал и лишал воли. Приятные ощущения охватили всё тело, от макушки, до пяток. Колдун попытался подняться, но понял, что накрепко связан. Это его не расстроило, только обрадовало. Идиоты не привязали ему руки к ногам за спиной, лишив возможности встать. Вместо этого связали руки за спиной, и ноги.

Снаружи раздавался неописуемый шум. Раскаты грома смешивались с криками и визжанием. Канг не слышал этого. Он попытался встать и у него получилось.

Книга лежала на теле северянина и черный переплёт её беспрестанно шевелился, как медленно закипающая смола. Гримуар вырос. Огромный, почти с весь торс берсеркера, он пил из него жизнь. Кожа и кости, по-другому и не скажешь, вот что осталось от великана. Это ужасное зрелище, нисколько не смутило колдуна. Он прыгал на связанных ногах и быстро приближался к артефакту. В его глазах стоял радостный блеск и безумное желание. И больше ничего. Оглушительный раскат грома, заставил землю под ногами трястись, и вскоре после этого всё затихло.

Канг не глядел на предмет своего желания, он налетел, с разгона, и не сомневаясь, прильнул лицом к книге. Два удара сердца, и чёрная субстанция заскользила по лицу колдуна. А тот не переставал блаженно улыбаться.

***

Перепуганный заяц, спрятавшийся в кустах, и даже не смеющий пошевелиться от страха. Такое сравнение больше всего подходило Волесу. Обессиливший, продрогший и абсолютно одинокий, он лежал под развороченной палаткой и наблюдал за происходящим. Ткань была мокрой и холодной, но он всё равно завернулся в неё, чтобы скрыть наготу.

Юноша прибывал в абсолютной растерянности. От холода у него зуб на зуб не попадал. Хотелось плакать, но он боялся выдать себя.

Своё незавидное положение Волес осознал целиком и полностью, когда, понял, что среди людей, нет ни одного знакомого лица. Канга и Джостара среди выживших не оказалось и мысль, что он остался здесь совсем один, голый, среди чужаков, заставляла ежиться от страха. Заяц среди волков. Юноша не питал иллюзий. Люди никогда не были добры к нему так, как он к ним. В лучшем случае, безразличны. С чего бы этим отличатся от остальных? Раньше алхимик, обязательно попросил бы помощи. Но не теперь, когда он наконец-то смог понять, что надо быть такой же распоследней сволочью, как и все, чтобы соответствовать, так сказать норме социальных взаимоотношений. Нет. Никого он просить не будет.

Эта мысль привела его в чувство, и жалость к себе немного отступила. Он вспомнил про свою сумку, про книгу, про то, что он хотел сделать. Превратиться в существо иммунное к магическим и физическим атакам, способное эффективно убивать. Проблема была в том, что Волес не мог вспомнить абсолютно ничего. Он помнил ту нестерпимую боль, и желание разбить себе череп, лишь бы её не чувствовать. И всё. Разум пробудили из забытья: раскаты грома, вода с неба и крики Пустых. А потом только страх, холод, боль и усталость. Развернувшаяся картина не давала никакой информации, относительно случившегося. И это волновало юношу не меньше, чем отсутствие одежды. Как бы не больше. Что-то явно было не так, об этом Волесу говорило хотя бы то, что кругом оставались живые люди.

Он попытался хоть что-нибудь вспомнить, но тщетно. Впрочем, в ожидании худшего, алхимик решил для себя две вещи. Во-первых, на всякий случай, не стоит выдавать своего присутствия. А во-вторых, необходимо раздобыть одежду и, во что бы то ни стало, вернуть свою сумку. О том, чтобы уйти без неё, юноша и думать не хотел, и готов был рискнуть.

Желание вернуть своё добро подстёгивало к активным действиям. Волес уже было решился. В голове созрел план, как раздобыть одежду, как вдруг, ночь разорвали жуткие крики.

Тучи продолжали прятать луну от людских взоров, но охотники зажгли несколько, уцелевших факелов. Благодаря специальной алхимической обработке, пакля не теряла своих свойств от намокания, а пламя пылало ярче, и гораздо дольше обычного. И Волес всё прекрасно видел. Как потух свет в лазарете. Как командир лагеря зашагал ко входу. Как сбегались уцелевшие, и как один из охотников рванул впереди Бернарда. Чёрная цепь вцепилась ему в шею и потащила внутрь шатра. В пять ударов сердца тело проволокли по земле, и оно скрылось за пологом. Командир поспешно отступил, а к нему рванулись волшебники.

Волес смотрел, не отрываясь и только тихо прошептал:

– Клянусь своей сумкой.

– Что за чёрт?! – рявкнул Редфорд, обратившись ко всем сразу.

Но никто не ответил. Все настороженно смотрели на шатёр. Петро затянуло внутрь и наступила тишина. Все сбежались на площадку, освещённую факелами. Рубежница уже натягивала новую тетиву. Многие охотники последовали её примеру. Если бы Пустые не отступили, а дождь не утих, всем арбалетчикам пришлось бы взяться за пики. К Бернарду подошёл Антуан, Махатма и рыжеволосая девушка, у которой, при первой их встрече случился припадок, и имени которой он так и не узнал.

У всех в глазах читался один и тот же вопрос, который командир задавал сам, несколько секунд назад. Озвучил его Антуан:

– Что произошло?

– Да если бы знать. – напряжённо прошипел Бернард.

Он огляделся, сам не зная, чего ищет, и заметил волшебников. Те держались вместе, и смотрели на шатёр… Холод пробирал от такого взгляда. Так охотничьи собаки смотрят на чащобу, из которой явился тигр. Нет. Сотни тигров. Сомневаться не стоило, если кто и знал, что происходит, то это были чародеи.

– Эй! Что это за чертовщина? – пришлось в упор подойти и гаркнуть, что бы ребята его заметили.

Они вроде бы и хотели что-то ответить, но, как будто не знали с чего начать, и кто первый возьмёт слово.

Командир огляделся. В шатре, пока, не происходило никаких изменений, но люди всё равно не осмеливались приближаться. Даже те, кто не видел, что произошло с Петро, напряжённо следили за пологом, готовили оружие, но не двигались с места. Никто не произнёс не слова. Вокруг витало всеобщее напряжение. Лагерь наполнила незримая угроза, исходящая от шатра.