Помраченный Свет

Да и его армия, откровенно говоря, пока что выглядит ничтожно – одержимый, саалея и один сонзера. А надежда на остальных порождений Тьмы, не раздавленных рабским существованием в стенах столицы, постепенно улетучивалась. Ведь сейчас только создания Света придерживаются своего происхождения, потому что это залог нормальной жизни в атланском обществе. Темные же просто пытаются выжить в трещащем по швам мире.

«А что нам еще остается? – в очередной раз вздохнул Ахин. – Либо смириться, либо бороться. Мы будем бороться. Но не “против”, а “ради”…»

– Ну, так куда идем? – нездорово воодушевленный Диолай легонько ткнул одержимого в плечо, выведя того из задумчивости: – Эй, куда мы идем? Я уже спрашивал, мне никто не ответил. Отвлекаю, да? Извини, виноват. Но не один я. Твоя подружка могла бы сказать. Или она сама не знает? Или любит помолчать? Это, конечно, хорошо… Ладно. Ну так? Я, конечно, понимаю, ты занят, строишь планы, мыслишь там и все такое. Но куда мы сейчас идем?

– В Могильник, – коротко ответил Ахин.

– В Мо… – изумился сонзера, моментально утратив большую часть воодушевления. – Проклятье… А можно не в Могильник?

– Нет. Сейчас нам дорога только в Могильник.

Прозвучало двусмысленно. Но, пожалуй, справедливо во всех отношениях.

***

Путь до Могильника оказался недолгим и на удивление спокойным. Никаких неприятных встреч, внезапных нападений, ливней, ушибов, падений в овраги и прочих несчастных случаев. Даже тот факт, что на беглецов до сих пор идет охота, стал казаться весьма заурядным явлением, не таящим в себе какой-либо опасности. Увы, это обманчивое ощущение, явная ошибка и отрицание действительности.

Диолаю все же удалось немного разговорить Аели, хотя в коротких ответах и замечаниях саалеи то и дело мелькала тень раздражения. Впрочем, болтливому сонзера это нисколько не мешало – в кои-то веки никто не затыкал ему рот побоями и унижениями. Да и его невольная собеседница в определенный момент начала воспринимать негромкую беседу, больше напоминающую монолог, как вполне приемлемый способ отвлечься от гнетущей реальности. Иных развлечений в однообразной дороге через лес, пахнущий влажной древесиной, все равно не было.

А Ахин шел и думал. Он думал о прошлом – об относительно спокойной жизни, извращенных взаимоотношениях между живыми существами в Атланской империи, рабских мечтах о справедливости. Он думал о будущем, задавая себе бесконечные вопросы о грядущих изменениях, новом устройстве мира, последствиях сильнейшего кризиса, способного привести как к совместному процветанию созданий Света и Тьмы, так и к очередной Вечной войне. Он думал о настоящем – о неудачах, страданиях, жертвах и о своем жалком состоянии самопровозглашенного лидера с искусственной славой, основанной на случайностях и недоразумениях.

Никто не знает и половины истины, никто не думает о постепенном разрушении несбалансированного мира, никто не догадывается о целях сомнительной авантюры Киатора и Ахина, и уж тем более никто не может хотя бы предположить, что для восстановления вселенского равновесия необходимо пошатнуть основы мироздания. Точнее, единственную оставшуюся основу, вторую из двух изначальных полярностей – сущность Света.

– Так я и оказался в небольшой шайке воров, – подошел к заключительному этапу автобиографии Диолай, в который раз рассказывая о себе одно и то же. В сбивчивом повествовании постоянно всплывали новые подробности, вспоминались имена ранее неупомянутых личностей, повторялись события прошлого и строились планы на будущее. И что-то из всего этого явно не было правдой. – Но Марпия подмял под себя Граф, которого потом зарезал Прион, которого потом свои же и вздернули, выбрав из числа наших Тощего, который хоть и был слишком хилым, даже по меркам силгрима, но соображал отлично. Недолго продержался, правда. Его поймала стража, а мы сбежали из поселка, присоединившись к Варзилу, который уже тогда ходил под Сеамиром. Все было неплохо, но Марпий решил, что мы способны на большее под его руководством, хотя его уже как главаря никто и не воспринимал после той заварушки с приближенными Графа и этими двумя… как их… Одного звали Чис… Чиз… Чес?.. Неважно. А второго Кривым кличут. Или Косым?.. Неровный какой-то, в общем. Так вот, значит, старшим у них тогда был Прион, хотя мы этого не знали, пока…

Аели рассеянно кивала, мысленно пытаясь расставить события жизни сонзера в хронологическом порядке. Она сделала из этого некое подобие игры. Правила непонятны, условия постоянно меняются, но процесс увлекает.

«Я сошла с ума…» – тихонько вздохнула саалея, развязывая узлы перегруженной подробностями истории незадачливого бандита.

Но когда беглецы наконец вышли из леса, оставив чахнущую природу позади, и оказались на окраине Могильника, вся рассеянность и задумчивость улетучились, уступив место куда более мрачным ощущениям. Это было жутко, это было неприятно, это было… интересно.

Ахин и его спутники стояли на окраине города-кладбища и смотрели. Наступал вечер, небо неторопливо темнело, закутываясь в ночную пелену с востока. Но даже при свете полуденного солнца это место вряд ли показалось бы хоть немного более жизнеутверждающим. В памяти всплывали старые суеверия, страх и непрошеные мысли о непознаваемой сути жизни и смерти, но по какой-то причине отвести взгляд было невозможно. Невозможно точно так же, как прекратить прислушиваться к редким шорохам в абсолютной тишине, как не вдыхать сырой запах многократно потревоженной земли, как перестать думать о неизбежном.

Все вокруг кричало о том, что живым тут не место. Впрочем, нет, не кричало, а безмолвно указывало. Но это немое отторжение было громче любого вопля.

Кладбище начиналось – или заканчивалось? – сразу у окраины леса, в огромном овраге, уходящем далеко на запад. Здесь располагались самые старые и, очевидно, бедные могилы. Следили за ними, скорее всего, по давней привычке, но усилий прилагалось немного. Могильные плиты покрыты мхом и лишайником. Небольшие насыпи практически сравнялись с землей, а местами прямо по ним пролегали узкие тропинки. Все заросло травой, и хотя самая высокая была скошена, никто не позаботился убрать ее – вялые желтые пучки лежали меж захоронений и источали сильный прелый запах, который в общем антураже создавал неповторимую кладбищенскую атмосферу.

Сразу за оврагом, на небольшом возвышении, стояли одинаковые аккуратные домики, в которых, судя по всему, проводили свое свободное время местные порождения Тьмы – нежить.

Маленькие избушки практически ничем не отличались от обычных человеческих жилищ. Разве что размерами и тем, что они очень плотно прилегали друг к другу, потому что никаких садов, огородов или хотя бы двориков здесь и в помине не было – растить ожившим мертвецам все равно ничего не надо, да и не получилось бы, ведь вся земля занята под могилы. И еще у домов нежити отсутствовали дымоходы. Но оно и понятно, холод трупам полезнее, чем тепло, способствующее разложению тел, которые и без того выглядели не особо целыми. Сам Ахин никогда не видел несчастных проклятых созданий, но был наслышан об их внешности от тех, кому довелось работать на «телегах смерти», отвозящих мертвецов из Камиена в Могильник.

Однако ближе к центру города-кладбища общая мрачная картина радикально менялась. В глаза бросались шикарные особняки, принадлежащие хозяевам и надсмотрщикам нежити. Там же располагались какие-то бараки, склады, гостевые дома и, очевидно, огромный полуоткрытый зал-павильон для поминальных праздников в честь почивших предков светлых народов, даровавших потомкам этот мир. Повсюду стояли статуи и миниатюрные фонтанчики, газон расстилался идеально ровным полотном, а замысловатая сеть мостовых из ослепительно белого камня связывала изящные беседки и тихие уголки роскошного сада.

«Местная элита явно не отказывает себе ни в чем, – зачарованно глядя на противоречивый пейзаж, подумал Ахин. – Наживаться на похоронах… Тут нужен особый склад ума. И отмершая совесть».

От гнездовья хозяев города во все стороны расползались ростки кладбищенского великолепия – пышные аллеи с многочисленными памятниками, клумбами ярких цветов, аккуратно подстриженными кустами, коваными скамеечками и столиками тонкой работы. И каждый такой коридор постепенно распадался на мощеные дорожки, ведущие к монументальным склепам или входам в подземные родовые усыпальницы созданий Света. Все выглядело ухоженно и даже по-своему красиво. Полная противоположность тому, что находилось в овраге на окраине Могильника.

Впрочем, по мере удаления от центра общий вид все больше и больше напоминал овражную картину. Сначала шли семейные захоронения, потом – ряды простых могил с покосившимися мемориальными плитами, а за ними бугрились заросшие холмики. Правда, где-то далеко на севере виднелись ровные квадратные секторы нового кладбища, за которым следили так же старательно, как и за центральным районом, но, скорее всего, когда некому будет платить за уход, и оно придет в запустение. Однако в мире все равно останется след погребенных, некое подтверждение их жизни, символ ненапрасного рождения. Ведь есть посмертная судьба намного хуже. И вершится она в особом здании.

Крематорий. Строение правильной прямоугольной формы. Оно не казалось уместным даже на кладбище. Ибо там отторгается само понятие памяти. Нежить методично загружает тела в огромную печь, один труп за другим, один за другим… А высокая труба выплевывает в небо густые черные клубы дыма, развеивая по ветру последние намеки на существование сожженных порождений Тьмы и нищих людей. От них не останется ничего, кроме пепла, который пойдет на удобрение для цветов на могилах достойнейших мира сего. Судьба темного раба – служить хозяевам даже после смерти.

«Мои собратья, соседи, знакомые… Забитые насмерть бесы, заморенные голодом силгримы, умершие от истощения демоны и циклопы, придушенные саалеи, невинно казенные сонзера. И Биалот…»

Ахин резко отвернулся. Он тяжело дышал, в его груди клокотала ярость, постепенно расползающаяся по телу темной силой. Одержимый уже не пытался понять свои ощущения, когда вместе с отчаянием возрастала уверенность, а на смену гневу и страху приходило неестественное хладнокровие. Но сейчас он готов был разорваться на части, чтобы выплеснуть наружу отвратительный вязкий поток чувств и мыслей, как будто отторгаемых душой, плотью и рассудком.

– Ты в порядке? – саалея обеспокоенно заглянула в побледневшее лицо друга. – Ты… Я что-то чувствую.

Аели немного отступила, удивленно озираясь по сторонам. Вечерний сумрак расступился перед ее глазами. В воздухе витали едва ощутимые ароматы, и стоило ей приоткрыть рот, как на раздвоенном языке тут же вспыхивал яркий… вкус запаха. Усталость, жажда, голод, зудящая боль ссадин и царапин – все бесследно исчезло, уступив место чему-то иному. Нет, не чему-то. Кому-то…

– Ого, – Диолай изумленно уставился на свои руки, то сжимая, то разжимая кулаки. – Я такой… эм… сильный? Да, я сильный. Хотя нет… Да! Никогда прежде не ощущал ничего подобного! Если бы еще не этот… А? Кто?

Сонзера резко замолчал и помотал головой. Не помогло.

– Ты тоже слышишь? – спросила его Аели, стараясь не запутаться в потоке обостренных чувств.

– Шум в голове, – пробормотал Диолай, то и дело нервно оглядываясь через плечо. – Голоса. Нет, один голос… только… ну, повторяющийся, что ли.

– И он говорит не с тобой, – подхватила саалея.

– Сам с собой. Но мы его слышим.

– Странно. Страшно…

– Ага. Но я почему-то не боюсь, – пожал плечами сонзера.

– Я тоже, – Аели откинула зеленоватую прядь с лица и многозначительно посмотрела на одержимого: – Что-то мне это напоминает.

Ахин стоял на коленях, повернувшись спиной к Могильнику. В памяти мелькали несвязные обрывки разговора с кем-то, тень мистического коридора и чужие мысли, которые, судя по всему, принадлежали его спутникам. Но одержимый точно не терял сознание, хотя воспоминания последних минут как-то смазались.

«Отлично… – медленно выдохнул Ахин. – С каждым разом мне все хуже… и лучше. Это невыносимо. Ничего не понимаю».

– Прошло, – усмехнулся Диолай, с явным облегчением встряхивая руками. – Ух, ну и жуть! Мне как будто черепушку изнутри тряпкой протерли. Нет, ну зато как бодрит! Да, а вот силушки-то и не осталось… или осталось? Нет… Ну и ладно, мне и моей хватит. А-а-а… Я понял, все дело в… Ай, неважно. Показалось, наверное. Хотя ты ведь чувствовала то же. И слышала. Хм… Тебе не кажется, что…

– Помолчи, пожалуйста, – шикнула на сонзера Аели и, подсев к одержимому, осторожно дотронулась до плеча друга: – Ты как?

Ахин взглянул на нее, печально улыбнулся и кивнул. Сейчас ему меньше всего хотелось думать о своем состоянии. А лучший способ избавиться от мыслей – действие.

– Темнеет. Это хорошо, – произнес одержимый, поднимаясь на ноги. – В общем-то, я и вечером никого не видел в Могильнике, но лучше проявить осторожность и пробраться к нежити ночью.

– А у тебя план-то есть? – поинтересовался Диолай, достав нож и деловито проверив пальцем остроту лезвия. – Как вести переговоры, на что обратить внимание, когда проявить настойчивость, где надавить, в каких моментах уступить, где выдвинуть встречные условия… А? Не хотелось бы, чтобы все закончилось так же, как тогда, когда ты попал в лапы Сеамиру. Ха! Вот ты там, конечно, нагородил!

«Болтун, – поморщился одержимый. – Но порой высказывается по делу. Как вести переговоры? Понятия не имею. Я мало что знаю о нежити. Что я могу им предложить? Или чего не могу? Хм… В любом случае сперва надо побеседовать с ними и разобраться в… не знаю, в мотивах их существования, что ли. А там уже сориентироваться по ситуации. М-да, сдается мне, ни к чему хорошему это не приведет. Как обычно».

– Так что, есть план? – нетерпеливо повторил сонзера. – Может, какое-нибудь персональное задание для меня? Или для меня и очаровательной Аели? Мы отлично сработаемся. У нас с ней много общего, ну, понимаешь… Да я шучу. Нет, я серьезно, что у нас много общего, просто так выразился, что у тебя там, ну, мало ли… Так есть, а?

– План? Есть. В общих чертах, – ответил одержимый. – Отчасти благодаря твоему замечанию.

– О, всегда пожалуйста! Ты спрашивай, если что, не стесняйся. Уж сказать-то…

– Только попусту не болтай. А то дельные мысли могут ненароком затеряться в бессвязном словесном потоке.

– Не говорить лишнего. Понял, – активно закивал Диолай. – Это я знаю, этому я научился. В банде Сеамира научили. Там меня били немного. Ну, знаешь, вроде как по-товарищески. Посвящение такое. Оно, правда, затянулось. Ага, вот сейчас лишнее было, да? Все, понял. Молчу.

Ахин медленно выдохнул и решительно направился к тесно застроенному комплексу небольших домов, вокруг которых до сих пор не появилось ни единого намека на жизнь. Впрочем, ничего живого там и не было.

Спускаясь в овраг, одержимый снова попытался обдумать предстоящий разговор, чтобы успокоиться. Но по ряду причин, в том числе из-за банального незнания, ему так и не удалось подготовиться к беседе с загадочным и отчужденным народом нежити. И все же юноша не сомневался в том, что сможет найти с ожившими мертвецами общий язык. Ведь их судьбы имеют схожее начало. Они – родившиеся созданиями Света и обращенные во Тьму. Хоть что-то это должно значить.

Прогулку по полузаброшенному участку кладбища сложно назвать приятной или интересной, поэтому Ахин и его спутники незаметно для самих себя едва не перешли на бег, ловко огибая покосившиеся надгробия и подозрительные холмики – то ли могилы, то ли кучки истлевшего мусора, то ли сползшие со склона оврага пласты земли. И дело даже не в нелепых суевериях или страхе, просто все вокруг невольно заставляло задумываться о таких вещах, о которых лучше вообще не думать до определенной поры. Поэтому путь к обители нежити не занял много времени.

Внимательно осмотрев окрестности, Ахин не обнаружил каких-либо созданий Света. Впрочем, весь Могильник выглядел так, словно был нарисован на каком-то заколдованном холсте, – очень реалистично, но абсолютно без движения, как и полагается картине. Безжизненный пейзаж.

– Тебе это не кажется подозрительным? – прошептала Аели, опасливо выглядывая из-за плеча одержимого.

Она прильнула к спине друга не столько из-за страха, сколько ради тепла. У холоднокровных змеиных саалей свои потребности.

– Мне кажется, – встрял было Диолай, но, припомнив недавний разговор, рассудил, что сейчас лучше промолчать. Слова все равно слишком сильно путались в голове из-за гнетущего вида величайшего кладбища обломка мира.

– Подозрительно, – медленно повторил Ахин. С недавних пор странности стали для него нормой, так что опознать нечто неестественное в вещах и явлениях, кажущихся ему нормальными, было затруднительно. – Подозрительно… Подозрительно?

– Именно, – прошипела саалея, легонько постучав кулачком по голове одержимого: – С тобой точно все в порядке?

– Можно я скажу? – снова подал голос Диолай и, не дожидаясь разрешения, продолжил: – Тут, в этих халупах, живет нежить, так? Порождения Тьмы, они рабы и все такое… Но! Их никто не охраняет. Вокруг никого нет. И вряд ли за ними легко уследить из того поместья в центре. Да я уверен, что этим никто не занимается, даже если такие обязанности у кого-то там и есть. Думаю, внутри особняка найдется на что отвлечься. Только представьте, сколько там места. Зачем им столько? Я не понимаю богачей, куда им такие большие дома? Они там скот держат внутри, что ли?

– Он правильно отметил, – Аели поспешила перебить сонзера, пока тот не разговорился окончательно. – Я имею в виду его слова об охране. Точнее, о ее отсутствии.

– Значит, их не надо охранять, потому что… – Ахин тяжело вздохнул, внезапно почувствовав неимоверную усталость во всем теле: – Потому что они не сбегают. Либо не могут, либо не хотят.

Следующие несколько минут он и его спутники молча смотрели на дома нежити. Похоже, было действительно опрометчиво пытаться искать союзников среди тех, о ком практически ничего не известно.

«Никому не нужны перемены, справедливость, другая жизнь, – одержимый окинул взглядом Могильник и замер, прислушиваясь к мыслям, громко перекатывающимся в тишине. – Может быть, бросить все?.. Пробраться как-нибудь на юг, к ядовитым болотам. Там нравы посвободнее, можно будет осесть, заняться делом. Я обучен грамоте, а Аели… тоже что-нибудь придумаем. Не будут же атланы искать меня вечно? Рано или поздно они убедятся, что я не представляю угрозы для Атланской империи, и отстанут. Ну, может, устроят показательную казнь какого-нибудь нищего человека, похожего на меня, чтобы пресечь слухи среди темных рабов. А дисбаланс полярностей, равновесие изначальных сил… Нет, с таким мне не справиться. Я все равно не подхожу для этой задачи. Наверное, стоит сдаться. Сбежать с Аели куда-нибудь далеко-далеко и спокойно дожить свой век. Или век нашего мирка».

Дверь ближайшего дома медленно отворилась, разрезав густой воздух ночного кладбища скрипом плохо смазанных петель. В проходе показался человеческий силуэт. Но стоило обитателю темного жилища выйти на тусклый лунный свет, как Ахин, из головы которого моментально выветрились все прочие мысли, осознал – перед ним стоит самый настоящий оживший мертвец.

Нежить выглядела впечатляюще. Необычная внешность противоречила самим законам природы. Облепленное бледно-зеленоватой кожей лицо с впавшими подслеповатыми глазами выражало глубокую апатию и груз тяжкого знания, открывающегося только после смерти. Губы трупа иссохли настолько, что уже не до конца прикрывали желтые зубы и подгнивающие десны – от такой улыбки любому живому существу станет дурно. На месте носа зияли две небольших щели. Одно ухо отсутствовало, а второе выглядело так, словно его кто-то погрыз. На неприкрытых одеждой участках тела были заметны темные пятна, в которых угадывались расчесанные незаживающие ссадины и трупная пигментация. Да, последствия древнего проклятия поистине ужасали.

Мертвец неторопливо перевел на чужаков мутный взгляд. Его рот приоткрылся, попутно сделав неестественное движение челюстью, и, вопреки ожиданиям, раздалась вполне членораздельная речь:

– Вы мне мешаете.

– О-о-о, оно говорящее… – изумленно просипел Диолай. Ни капли такта.

Сдавленно пискнув, Аели спряталась за спиной друга. А одержимый судорожно сглотнул застрявший в горле ком – получилось не с первого раза – и попытался собраться с мыслями. Как оказалось, в мире есть вещи, к встрече с которыми невозможно подготовиться.

Понаблюдав за реакцией незваных гостей, труп сокрушенно покачал головой и со скучающим видом сложил руки на впавшей груди:

– Зачем вы сюда пришли? То, что вы не мародеры, я уже понял – наблюдаю за вами с момента выхода из леса. Но зачем-то пришли сюда, шумите, мешаете смотреть в окно. Что вы тут забыли?

– Нам нужна помощь, – ответил Ахин, наконец выйдя из ступора. – Ваша помощь.

И только сейчас одержимый понял, что слышал чистый и даже красивый мужской голос.

«Если подумать, то он в принципе не выглядит способным разговаривать, однако… – Ахин сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, окончательно взяв себя в руки и даже успев мысленно поругать за растерянность. – Восхитительно. Но как-то неправильно, что ли».

Первое впечатление от встречи с нежитью явно отличалось от того, что собой представлял этот народ на самом деле. Ведь если присмотреться, то редкие жидкие волосы трупа были аккуратно подстрижены и причесаны, а его одежда выглядела такой чистой и опрятной, что одержимому даже стало неловко за собственный внешний вид. Правда, сидела она на теле нежити немного мешковато – скорее всего, из-за отсутствия части плоти и выпирающих местами костей. Но хоть это и смотрелось немного нелепо, важен сам факт – умершие люди остаются людьми. Им не безразлично свое существование. Ожившие мертвецы пытаются жить после смерти, то ли игнорируя ее, то ли приняв как должное.

«Обнадеживающая догадка. Но верная ли?»

– Наша помощь? – челюсть нежити сдвинулась вбок, что, наверное, должно означать ухмылку. – Мы работаем на кладбище. А вы еще живы. Так что наша помощь вам не нужна. Приходите, когда умрете.

– Нет, ты не так понял, – Ахин сделал шаг вперед, готовясь произнести речь, которую, в общем-то, до сих пор не придумал. – Я хочу…

– Я и не собираюсь ничего понимать, – перебил его мертвец, небрежно махнув костлявой рукой с отсутствующим мизинцем. – Думаешь, я не догадался, кто ты, одержимый? Слухи из Камиена до Могильника доходят очень быстро. Точнее, доезжают. В телегах. С трупами.

– Могу я хотя бы озвучить свое предложение?

– Мне это не нужно. И честно говоря, я даже подумывал поднять шум, чтобы хозяева прислали надсмотрщиков и армейцев из поместья, которые разобрались бы с нарушителями. Вот только светлые господа очень не любят просыпаться посреди ночи. Да и угрозы вы особой не представляете. Не мародерствуете, не хулиганите… Только мешаете мне смотреть в окно.

Ахин поморщился, почувствовав, как едва начавшиеся переговоры уже зашли в тупик. Если это можно было назвать переговорами. Ни враждебности, ни дружелюбия. Ничего.

– А кто среди вас тут главный? – опомнился одержимый.

– Главный? – мертвец в задумчивости закатил глаза, от чего сложилось впечатление, будто бы он вот-вот умрет повторно. – Наверное, Пустоглазый. Он организует нашу работу, но вряд ли у него есть право решать что-либо еще. Во всяком случае, прежде ему не приходилось этого делать.

– Годится. Отведешь нас к нему?

– Хм… Но я хочу вернуться домой и смотреть в окно. А вы мне…

– Мешаете, – нетерпеливо закончил за него Ахин. – Отведи нас к Пустоглазому, и мы тебя больше не побеспокоим.

«В конце концов, на поголовное согласие я и не рассчитывал. Но, быть может, мне удастся договориться с кем-то, кто обладает здесь авторитетом. А там, глядишь, и остальные подтянутся».

Время шло. Очень медленно, но все же шло. Очевидно, нежить имела какие-то весьма специфичные представления о скорости принятия решения и его осуществления. Оно и понятно – уж им-то спешить точно некуда.

Наконец мертвец пожал плечами и нехотя спустился с крыльца, буркнув:

– Если это единственный способ избавиться от вас…

Ахин, Аели и Диолай пошли следом за проводником, опасливо озираясь по сторонам. В этом месте ночная темнота обретала какой-то мистический и пугающий оттенок. Из узких переулков ровных рядов домов то и дело выходили трупы, чтобы посмотреть на чужаков. Лунный свет порой вылавливал в мутных окнах частично оголенные черепа, конечности с иссохшими или подгнивающими мышцами, но они почти сразу вновь растворялись во мраке внутри дома. В подслеповатых и покрытых тускло-кровавой сеткой глазах – и даже каким-то образом в пустых глазницах – читалось явное любопытство. Однако ожившие мертвецы не обмолвились ни словом, они только наблюдали за тремя живыми порождениями Тьмы, застыв в виде невероятно правдоподобных жутковатых статуй. Показавшееся пустынным на первый взгляд кладбище на самом деле было наполнено своеобразным движением. Движением, но не жизнью.