О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

В таком случае, что же делать? Вот вы бы что сделали? Не знаете?! То-то! А гениальный мэр Сульфис долго не размышлял. Он просто-напросто запретил колесное движение по мосту, и отныне все трейки, кар-басы, сотки и прочие велодрыны, если хотели попасть на другой берег, должны были дожидаться специального грузового парома, который ходил только два раза в день: утром туда, вечером обратно. А уж если было что-то особенно срочное, то можно, конечно, и по мосту, но только со спецразрешением и за тройную цену.

Теперь становится понятно, уважаемые читатели, что иначе как пешком новобранцы не могли добраться до казарм, буро-красная усеченная пирамида которых, высилась над правобережной частью города.

Шаркая, парни плелись по мосту, вдыхая маслянистый, пропитанный дымами многочисленных заводов, горьковатый тамарский воздух, и с любопытством поглядывали вокруг. Многие в Тамаре были впервые и громадные грязно-серые или грязно-бурые здания с косыми балконами, колоннами, стеклянными лифтами и страшноватыми барельефами, изображавшими сцены из жизни древнешарских князей, производили гнетущее впечатление. Правда, Камбру Тамар был не в новинку, он ездил сюда за книгами, но город не любил, считал слишком шумным, бестолковым и грязным.

Найдя в общей куче новобранцев Дигги, Камбр пробился к нему и успел как раз вовремя. Любопытный Дигги решил посмотреть, как выглядит Тамарка именно под мостом, для чего сильно перевесился через перила, которые жалобно затрещали и заметно прогнулись. Камбр, ухватив Дигги за штаны, оттащил от опасного места, крепко взял за руку и уже не отпускал от себя ни на шаг до самых казарм.

Пыхтя, новобранцы поднялись по крутому серпантину на холм и оказались во дворе казармы. Здесь капитан Лютик сдал их с рук на руки капитану Фрунтишу и быстро-быстро-быстро пошел обратно, Камбр глазом моргнуть не успел, а тот уже был на другом берегу.

Капитан Фрунтиш, маленький, пухленький, лысенький с удивительно толстым багровым носом на узком и, как это ни странно, тощем лице, нервно поигрывая стеком, скептически осмотрел «весь этот штатский мусор» и рявкнул на весь двор: «Стройся!»

Новобранцы, еще не очухавшиеся от дороги, закрутили головами, пытаясь понять, кому это он, а потом недоуменно воззрились на него.

– Послы мохноногие! Вислороги недоразвитые! Эмбрионы глюкосдвинутые!! – заорал капитан во всю силу легких, и нос его побагровел еще больше. – Я к вам обращаюсь, хрюкозоиды! А ну быстро строиться! Кто старший?! Отвечать! Выполнять! Молчать немедленно!

Вконец запутавшиеся и перепуганные новобранцы попытались построиться, но, видимо, делали это как-то не так, потому что капитан затопал ногами, затряс головой и разразился потоком такой брани, что видавший виды вор-рецидивист Смеглис, который записался добровольцем, чтобы избежать тюрьмы, причмокнул от восхищения.

На помощь капитану поспешил сержант Пуффикс, который, где пинками, где тычками, а где и затрещинами таки построил новобранцев.

– Равня-айсь, смирно! – раздался трубный глас побагровевшего от натуги сержанта, новобранцы рефлекторно вздрогнули, а стая черно-синих сцилл с громким квохтаньем и пронзительным визгом сорвалась с крыши казармы и закружилась над плацем. – Животы подобрать. Уши напрячь. Капитан, послы построены.

Капитан Фрунтиш мрачно обозрел строй, и, постукивая стеком о сапог, начал.

– Сейчас сержант Пуффикс отведет вас в казарму, где вы будете спать. Завтра строевая подготовка, потом стрельбы, потом учения, я из вас сделаю дуркан. Вопросы.

– А кормить будут? – вылез вперед Дигги.

– Завтра. Еще вопросы есть? Нет? Разойтись.

Новобранцы, подбадриваемые сержантом, поплелись в казарму. Пройдя по коридору, они попали в длинную комнату, уставленную кроватями. У изголовья каждой – тумбочка, вот, пожалуй, и вся мебель.

– Р-располагайтесь, – рявкнул сержант и исчез.

Камбр решил не биться за место под солнцем и, пока другие выбирали койку получше, просто плюхнулся на ближайшую. Плюхнулся и замер. Тоска по Ризе и детям накинулась на него, как будто только и ждала этого момента. Камбр весь погрузился в переживания. Шум и гул голосов отошли на второй план…

Тем временем среди новобранцев что-то назревало. Парни, правда, достаточно мирно поделили кровати, но укладываться не торопились: шатались туда-сюда, собирались в группки, о чем-то переговариваясь. Те, что понаглее, с красными мордами и бритыми затылками, концентрировались вокруг Яцекура Смеглиса. Наконец он оглядел свое «войско» и решил: пора брать власть в свои руки. Вряд ли «хлюпики» окажут серьезное сопротивление, а раз так… Смеглис сплюнул сквозь зубы и сопровождаемый свитой направился к одному из «доходяг».

Камбр вынырнул из своих фантазий в тот момент, когда Смеглис с дружками, приперев к стене Дигги, требовали у него одеяло, а тот возмущенно кричал нечто маловразумительное, и было ясно, что добровольно он одеяло не отдаст. Большинство «хлюпиков» толпились поодаль, с интересом наблюдая, чем дело кончится, но кое-кто встал рядом с Дигги, и лица у ребят были весьма решительными. Шум усилился, к Смеглису подвалило подкрепление, и Камбр начал решительно пробиваться сквозь толпу к Дигги.

– Послушай, Смеглис, что нам делить? – протиснувшись к спорящим, тронул он вора за рукав. – Оставь ребят в покое. Дай поспать спокойно, устали же все.

– А ты ваще кто тут, Строфанзенишко? Тебе че надо? Ты там на койке сидишь и сиди, пока не наваляли, – и Смеглис сплюнул на пол под ноги Камбру. – Или тебе порядок не нравится? А! Тебе власти захотелось! Так поздно, милок, место занято. Кулек, покажи ему, кто в доме хозяин.

Здоровенный парень, прищурив маленькие злобные глазки, одним движением раздвинул толпу и попер на Камбра. Камбр прижался к стене и, скользнув в сторону, резко вытянул руку. Детинушка рухнул. Гул пронесся по казарме.

– Он куси-боем владеет! Куси-боем… Берегись…

– Ах ты, падла! – Детина вскочил и, пошатываясь, снова полез на Камбра. Сбоку выскочил тощий юркий парнишка с ножом. Камбр крутанулся на месте. Р-раз! Кулек сидел на полу, обхватив голову руками, а паренек, держась за живот, и подвывая, позорно уползал с поля битвы.

– Успокойся, Смеглис, я не хочу осложнений и тебе не советую… – начал было Камбр, но тут с десяток Смеглисовых дружков пошли на него стеной, и пришлось защищаться всерьез.

– Ребята, наших бьют, – заорал Дигги и долбанул ближайшего противника головой в живот, расчищая дорогу. «Хлюпики», отбросив нейтралитет, полезли в драку, и оказалось, что куси-боем более-менее владеют по меньшей мере пятеро, так что через пару минут сторонников у Смеглиса явно поубавилось, сам же он вынужден был отправиться в туалет, чтобы смыть кровь с лица. А еще через пять минут к ним заглянул сержант Пуффикс и, убедившись, что все в порядке, выключил свет.

– Ну погоди, Строфанзенишко, – услышал Камбр злобный шепот, – мы с тобой еще посчитаемся.

– Не стоит стараться, – громко заметил Камбр, – нет тебе в этом, Смеглис, никакого резона. Только пожалеешь потом.

– Посмотрим, – прошипел Смеглис, и все стихло.

Камбр поворочался на жесткой неудобной постели, пытаясь хоть как-то устроиться, вместо подушки под головой у него лежал валик, по твердости не уступавший листотрясу, а одеяло было тоньше ломтика хлюпса и просто чудом не расползалось на клочки.

Рядом уже сопел Дигги. Камбр подумал, что, наверное, все же не стоит спать, как бы Смеглис чего не удумал, и тут же уснул.

Проснулся он от того, что кто-то тащил его спеленатого по рукам и ногам и завернутого в одеяло, по коридору.

– Сейчас, сейчас он у нас нахлебается, – услышал Камбр тихий шепот и мерзкое хихиканье.

«Так, – подумал он, – все же не успокоились. Ну ладно». Он нашарил в заднем кармане брюк складной нож, эти болваны даже не удосужились его обыскать, и сделал несколько надрезов в и без того ветхом одеяле. Затем осторожно вдохнул, вводя себя в магу-транс…

– Ну что, бросаем? – спросил один из похитителей, и тут мешком висевший доселе Камбр внезапно ожил и превратился в яростный вихрь. Пары секунд хватило, чтобы скрутить негодяев. Потом он огляделся. Они были в казарменном сортире. Не сказать, что вечером здесь было патологически грязно, но кто-то сильно постарался, чтобы сейчас все выглядело именно так. На полу зловонные лужи, Один из унитазов до краев полон мерзкой коричневой жижей.

– А, так вы хотели меня искупать здесь?!

Похитители – Смеглис и его дружок Флайгер – благоразумно промолчали.

– Вы, ребята, не на того напали, я же вас предупреждал. У меня розовый бантик по куси-бою и серебряный колокольчик по магу-магу. Вы вообще-то радоваться должны, что я вас не убил сгоряча.

Флайгер открыл было рот, но Смеглис двинул его локтем под ребро.

– Правильно, – одобрительно кивнул Камбр, – говорить ничего не надо. Прощения просить бесполезно. Я ведь вас честно предупреждал. Но в унитазе топить я вас не буду, я, в отличие от тебя, Смеглис, от унижения врагов удовольствия не получаю. Однако проучить вас надо. Чтоб неповадно было.

Камбр огляделся, затем решительно шагнул к двери, практически сливающейся с общим фоном серых стен. Надавив слегка плечом, открыл – это оказалась бытовка, в которой аккуратно стояли девственно чистые, в отличие от всего остального, ведра и швабры и лежали сложенные аккуратными стопочками тряпки.

– Давайте-ка, ребятки, – проговорил Камбр, вытаскивая все это великолепие, – ночь длинная, времени у вас достаточно, если, конечно, рассиживаться не будете. Может, еще и вздремнуть успеете до побудки. Вперед. Отдраите туалет так, чтобы сверкал, и свободны. Ну, живо!

С этими словами Камбр развязал похитителей, запер дверь сортира и спокойно пошел спать.

За час до побудки он все же проснулся и отправился проведать бандитов. Увиденное вполне его удовлетворило. Туалет сиял, а Смеглис и Флайтер, свернувшись калачиком, спали в бытовке. Камбр растолкал их и отправил в кровати.

Протрубил рожок. В дверях возник сержант и заорал: «Подъем!» Новобранцы, скатившись с кроватей и кое-как одевшись, построились. Критически осмотрев строй, сержант хмыкнул и повел всех на плац. Утро нового дня началось.

Часть 2.

Пока под мрачным взглядом капитана Фрунтиша новобранцы осваивали премудрости строевой подготовки, а сержант Пуффикс надсаживался от крика, из окна второго этажа казармы за ними внимательно наблюдали двое. Один в мундире с пятью золотыми нашивками – полковник Мундак с квадратной нижней челюстью и вечно красными от бессонницы и перепоя глазами – больше напоминал болотного чвакла, особенно когда, презрительно морща бескровные губы и показывая красноватые от постоянного жевания дурницы клыки, отвечал что-то своему собеседнику. Нос его при этом нервно дергался, а седой хохолок на затылке вставал дыбом совсем как шерсть на загривке у чвакла.

Второй все время находился в тени, однако можно было разглядеть, что одет он был в штатском. И это казалось очень странным, ведь проклятые пикапы (как презрительно называли военные штатских) в казармы носа сунуть не смели. Еще более удивительным было то, что этот самый пикап по всей видимости что-то выговаривал полковнику, а тот смиренно выслушивал и только кивал головой в ответ.

Капитана Фрунтиша сменил капитан Фокстер, новобранцы отправились на стрельбы, а в ворота казармы въехал грязно-желтый в серых разводах, или, как его еще называют, цвета хайки, любимого цвета силизендских военных, кар-бас. Потягиваясь и позевывая, из него неторопливо вылезли трое в того же цвета форме с синими нашивками на рукавах и в синих беретах – медики специального полка, прибывшие для тщательного обследования новобранцев и их сортировки.

Полковник Мундак было отвернулся от окна, но вслед за медиками из кар-баса выскочил юркий дуркашка, с головы до ног затянутый в черное и с черным кейсом в руках, прикованным к запястью тонкой серебряной цепочкой. Полковник сразу узнал курьера по особым поручениям из Миски. Седой хохолок на затылке у него опять встал дыбом, а на лбу выступили капли пота. К медикам подошел капитан Фатфут. А курьер юркнул в боковую дверь и на специальном лифте поднялся прямо в кабинет полковника.

Мундака он застал нервно расхаживающим по кабинету, отсалютовав, вручил пакет с красной печатью – знаком особой секретности, после чего моментально удалился.

Полковник дрожащими руками сломал печать и вскрыл пакет. Лицо его приобрело землистый оттенок, когда он ознакомился с содержимым. Облизав внезапно пересохшие губы, полковник тяжело опустился на стул и тупо уставился в одну точку.

В это время Камбр со товарищи осваивал стрельбу по движущимся мишеням, а капитан Фокстер, наблюдая за ними в бинокль с почтительного расстояния, поливал их отборной бранью, поскольку Дигги все норовил попасть не в мишень, а в сержанта, да и добрая половина новобранцев стреляла в белый свет как в копеечку.

Исчерпав запас брани, капитан Фокстер слегка передохнул, построил новобранцев и повел их в штыковую атаку на соломенные чучела, одетые в форму мабригцев. Тут уж парни показали себя героями. Чучела были разодраны в клочья.

Сержант тем временем привел инструктора рукопашного боя Лумбракса, и вдвоем они начали учить «весь этот сброд», по выражению Фокстера, основам куси-боя. Ну тут уж Камбру не было равных. Он пару раз уронил самого Лумбракса, и тот проникся к нему такой симпатией, что сделал своим помощником.

Наконец занятия закончились. Солдаты уже предвкушали обед, но к немалому огорчению вместо столовой всех отправили в спортзал, где сидела высокая медкомиссия.

На сей раз осмотр был гораздо более тщательным. Камбра долго крутили на тренажерах, ощупывали и измеряли, делали какие-то уколы и брали кровь на анализ, сопровождая все это недовольным покачиванием головы и цоканьем языка. Он уже решил, что его отчислят, и тихо возрадовался, но не тут-то было. В самый разгар очередного психологического теста в спортзале появился адъютант Мундака, что-то шепнул на ухо председателю комиссии и сунул ему в руки лист бумаги. Председатель прочитал записку, обругал полковника больным чваклом и недоделанным мороком, прекратил тест, пожал Камбру руку и, кисло улыбаясь, сказал:

– Поздравляю, господин Строфанзен, вы зачислены в действующую армию и сегодня же отправляетесь в свою часть в Эдри-Хо. Можете одеваться и идти обедать.

Так Камбр и сделал, недоумевая, что же такое было в записке, отчего майор медицинской службы скис?..

В столовой к нему присоединился Дигги, которого тоже как-то удивительно быстро, несмотря на его плоскостопие и плохое зрение, зачислили в ту же часть, что и Камбра, хотя перед этим собирались отчислить как совершенно не годного к воинской службе. Поедая уже остывшую мангровую кашу с тушенкой, Дигги рассуждал вслух, размахивая ложкой, отчего каша летела в разные стороны.

– И что бы это значило? – вопил Дигги. – Только что они признали у меня плоскостопие, а теперь на войну гонят. Да кто они после этого?! Камбр, чего ты молчишь?

– Ты прав, Дигги, – пробормотал Камбр, уворачиваясь от очередного куска каши, – поосторожней, пожалуйста. Меня тоже хотели отчислить, а потом передумали. Что-то тут не чисто.

– Вот-вот, и я так говорю. А здоровяка Фрумбуза, ну того, который рядом со мной стоял, домой отправили. У него, видишь ли, язва. С таким цветом лица – и язва! Да они свихнулись там все.

– Дигги, ты бы поаккуратнее ел, – буркнул Камбр, – а то вокруг тебя уже все, наверное, в каше.

– Да я и так… – начал было Дигги, но тут раздался свист, все вскочили, и многострадальная каша таки оказалась на полу. В столовую вошел полковник Мундак.

– Вольно, садитесь, – кивнул он, подождал, когда все сядут, и продолжил. – Солдаты, я рад вам сообщить, что буквально через пару часов вы все, кто находится в столовой, отправитесь защищать рубежи нашей родины от злокозненного Мабра. Вам оказана великая честь. Теперь в нашей славной армии у вас появилась уникальная возможность на деле, а не на словах проявить свою любовь к нашей великой Родине, отдать ей себя всего без остатка и не посрамить чести родного города. Я горжусь вами и завидую вам, ведь вы едете убивать проклятых мабригцев. Желаю вам только победы! Можете доесть свой обед, потом получите сухой паек и отправляйтесь на склад, там вам выдадут обмундирование и оружие. На примерку и сборы час, после чего вы должны быть во дворе казармы. Все ясно? Продолжайте.

И полковник вышел.

Поскольку Дигги доедать было уже нечего, а Камбр давно все съел, они отправились к окошку раздаточной за сухим пайком. Без лишних разговоров каждому выдали 4 банки тушенки, 2 буханки хлеба, большой кусок хлюпса, бутылку заверюхи смородиновой, пачку сухого печенья, а также соль, спички и таблетки от голода. Со всем этим богатством Камбр и Дигги отправились на склад выбирать обмундирование и оружие, а затем в медпункт за комплектом первой помощи.

Через час они вместе с парой сотен других солдат сидели во дворе казармы в ожидании командира. Появился капитан Фрунтиш, всех построил, оглядел и остался, как ни странно, доволен. Затем все погрузились в зеленый с черным кар-бас и поехали на вокзал. Камбр грустно смотрел в окно на пробегающие мимо серые тамарские дома, чахлые деревья, беззаботных штатских, которым, похоже, не было никакого дела до какой-то там войны и того, что вот этот черно-зеленый кар-бас везет сейчас на вокзал тех, кого, может быть, завтра уже убьют или ранят на этой странной войне, где совершенно непонятно, кто прав, кто виноват, и зачем обязательно нужно палить друг в друга. Он смотрел и думал, что все это, возможно, видит в последний раз, и никогда уже не пройтись ему ни по грязным тамарским проспектам, ни по мукезским кривым улочкам…

Тамарский вокзал такой же длинный грязный и бестолковый, как и сам Тамар, встретил их суетой, гулом толпы, свистом отправляющихся и прибывающих трейек и запыленных в серых нефтяных пятнах и белых кислотных потеках, груженных фурок. Выгрузившись, новобранцы некоторое время недоуменно озирались по сторонам, шарахаясь от каждого крика, но долго осматриваться не пришлось. Неслышно подползла к перрону трейка цвета хайки, раздался свист, капитан Фрунтиш прокричал: «Всем лезть в десятый вагон», и вот на перроне уже только окурки да смятые обертки от печенья…

Оркестр грянул «Прощай, родная», и эшелон тронулся.

Глава 18. Как Камбр ходил на войну

Часть 1. Штаб

В ту самую минуту, когда эшелон вместе с Камбром, Дигги, Смеглисом и прочими под печальные звуки марша «Прощай родная» отправился в Эдри-Хо, воевать с мабригцами, полковник Мундак вытащил именной пистолет, приставил его к виску, закрыл глаза и, не колеблясь более ни секунды, нажал на курок.

Вбежавший на звук выстрела адъютант нашел полковника бездыханным. Голова Мундака покоилась на столе, и темная кровь заливала бумагу из Миски, на которой все еще можно было прочесть только: «3500».

Что означали эти цифры, они ли стали причиной самоубийства, полковник уже никогда никому не расскажет, и нам с вами остается лишь гадать… Но поскольку гадание – дело неблагодарное, последуем-ка мы лучше с вами за Камбром.

Война превратила Эдри-хо – некогда цветущий курортный, а ныне прифронтовой городок в настоящую крепость. Он и раньше-то не поражал обилием народа, а сейчас, когда мирных жителей почти не осталось, казался совсем пустым. По узким кривым улочкам, пугая одичавших балинных кошек и позабытых хозяевами собак, с ревом проносились кар-басы и сотки, поднимая тучи пыли. Грохотали, едва протискиваясь между домами и разбивая вдрызг булыжные и брусчатые мостовый, многотонные кар-мудрики, перевозившие тяжелые пушки и минометы. Брошенные дома молча и как-то отстраненно смотрели на это безобразие черными провалами окон (стекла во многих уже давно были выбиты). А по ночам по всему городу слышалось тихое шуршание, волнами накатывавшее на темные окраины. Что странно, оно никогда не достигало ярко освещенного и хорошо охраняемого центра, словно полчища кровожадных рэтров оккупировали город и теперь грызли, грызли корни домов в диком желании превратить городок вместе с поселившимися в нем военными в серую каменную пыль.

Эшелон с Камбром и прочими прибыл в Эдри-Хо на рассвете. Выгрузка не заняла много времени. Однако долго пришлось дожидаться кар-баса, и солдаты разбрелись по привокзальной площади, устраиваясь под кошачьими пальмами и кустами валеандра.

Поздняя осень в Эдри-Хо в отличие от Тамаизы была теплой и сухой. Правда, кокосовые елки здесь не росли и потому не могли радовать буйным цветом, но зато в изобилии цвел валеандр, и ярко-алые лепестки его цветов густо усеяли землю под кустами, немного напоминая лужицы крови.

Камбр, поглядывая то на горы, высившиеся серо-синей громадой, то на маленькие разноцветные домишки, прилепившиеся к скалам (пока городок был маленьким, он вполне умещался весь на берегах горного озера, но понаехали курортники, места стало не хватать и домишки полезли на скалы), то на пыльную привокзальную площадь, насвистывал какой-то прилипчивый популярный мотивчик из репертуара Тарики Зой и думал: как это несправедливо – маленький городок, тихий, уютный, теплый, и война, смерть, запустение, грохот орудий, стоны, кровь… Зачем все это? Неужели нельзя иначе?..

Дигги Сориц ткнул его в бок, грубо прервав философские размышления, сунул в руку невесть откуда раздобытую меднокаменную грушу невероятных размеров, готовую лопнуть от сока, и, мотнув головой, мол, ешь давай, глубокомысленно заметил:

– Кажись, чегой-то мы тут застряли, а?

Камбр молча кивнул, впиваясь в сочную мякоть. Но Дигги не унимался.

– Везли-везли, чего спрашивается? Чтоб мы тут на вокзале штаны протирали? Ребята недовольные, и жрать хочется. Уж скорей бы война, – Камбр аж поперхнулся.

– Будет тебе война, успеешь еще, – проворчал он, откашлявшись. – Ты где грушу-то взял?

– Грушу? – расплылся в довольной улыбке Дигги. – А вон там, за забором. – И он ткнул пальцем в сторону привокзальных домишек. – Там сад шикарный, ну мы с ребятами его немного обтрясли. А че? Не убудет же, да и, кажись, хозяин-то тю-тю…

Дигги подождал, пока Камбр доест грушу и, запустив отгрызок подальше в самую гущу колючего мальвинника, достанет платок и тщательно вытрет липкие от сока пальцы, затем откашлялся и начал:

– Между прочим, вот Камбр, я тут стишок вот накропал. Ну, пока ехали, делать нечего было. Ага, ну, – Дигги торопливо вытащил из кармана мятый листок и нежно разгладил его на коленке. – Я счас тебе почитаю, по-моему, ничего себе вышло. Вот послушай…

На площадь въехали сразу четыре здоровенных кар-баса. Поднялась суета. Сопровождающие эшелон сержанты загудели в рожки, собирая разбредшихся солдат.

Дигги с сожалением сунул листок обратно в карман, а Камбр, пытаясь состроить огорченную мину, но с явным облегчением развел руками – «что поделать, не получилось».

– Я потом, в кар-басе… – прокричал на ходу Дигги. Но не получилось и потом. Камбр и Дигги оказались в разных машинах.

Так и вышло, что до самого штаба Сорица Камбр не видел, да и потом увидел его разок, и то мельком…

Штаб находился по ту сторону озера в самом большом здании, сложенном из красного туфтяника, с островерхой красной же черепичной крышей и высоким шпилем, над которым гордо реял шарский трехцветный флаг. Здание поражало воображение своими размерами. Как минимум десятка два бронтокряклов свободно могли разместиться в его холле. До войны сей монстр силизендской архитекруры принадлежал мэрии, в нем размещались все службы городка, даже больница, которая весьма вольготно чувствовала себя, занимая первый этаж правого крыла.

Ах да, вы же не в курсе, здание своими очертаниями напоминало расправляющую крылья плюшку, правда, плюшку очень большую. Когда-то давно оно принадлежало баронам Труммам, правителями Замабра. Барон Эфкин Трумм-старший обожал плюшек, поэтому велел выстроить свою зимнюю резиденцию (летняя у него была в Перитрее, если вам это что-нибудь говорит) в виде любимой птички. Страсть к гигантизму его немного подвела, он вбухал в строительство столько колбасных обрезков, что чуть по миру не пошел… Впрочем, это было еще до присоединения Мабра и Замабра к Шаре. А о подробностях вы всегда можете прочесть все в той же Большой энциклопедии.

Пока мы проводили экскурс в историю, вновь прибывшие покинули кар-басы и растворились в необъятных недрах плюшечного штаба.

Камбр и еще с десяток сержантов попали в цепкие руки капитана Пофикуса Фатфута, который тут же, не откладывая дела в долгий ящик, занялся проверкой их документов и распределением в часть.

Что хорошо было в штабе, так это режим. Ровно в полдень прозвучал гонг, капитан Фатфут вышел из кабинета, закрыл дверь и всю толпу томившихся в ожидании оформления и назначения сержантов повел в столовую. Гигантская столовая была уже полна народа, но капитан, ловко лавируя в толпе, подвел своих подопечных к длинному никем не занятому столу. Как только все расселись, появились две феи-официантки, и в мгновение ока стол был уставлен тарелками плошками и чашками. Так что голодные сержанты вскоре смогли отдать должное замабрской кухне.