О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

– Подожди, может, по дороге, вон дорога-то…

– Не, – помотал головой Дигги, – дорога там петляет. Да что ты волнуешься, я все время тут хожу, и ничего. Так гораздо короче.

Он помчался по полю, смешно подпрыгивая, как гигантский клюкл, и уже добежал почти до середины, как из-под ног его в небо взметнулся фонтан огня и земли и раздался оглушительный грохот.

Камбр закричал, потом сел на землю и заплакал. Тихо, совсем беззвучно. Только вздрагивали плечи, да слезы горько-солеными ручейками безостановочно текли по алебастрово-белым от пыли щекам, оставляя грязные дорожки.

Солнце спряталось за гору, быстро стемнело. Уже в кромешной тьме Камбр поднялся и поплелся по дороге, слабо соображая, куда, просто шел, чтобы идти. Он шел всю ночь, и всю ночь его обгоняли колонны кар-басов и банок. На рассвете его обогнали еще три кар-баса битком набитые военными. Камбра посадили в последний и привезли в штаб. Там он узнал, что война внезапно кончилась, и всех отпускают домой. Он отправился на вокзал и, толкаясь в очередях, случайно наткнулся на… Си.

– Си! – воскликнул он в изумлении. – Ты что тут делаешь?

– Тебя жду, – невозмутимо ответила Си.

– Но, но…

– Пора тебе возвращаться, Камбр. Вот билет. Вот твои вещи. Поторопись, трейка сейчас отходит, – и Си, махнув Камбру на прощанье рукой, растворилась в вечерних сумерках.

Камбр, подхватив мешок, бросился к трейке и едва успел занять место, как раздался свисток, и трейка плавно отошла от перрона. Камбр сидел у окна, и мимо, как когда-то давно, тысячу лет назад, проплывали горы, леса, золотые лужицы озер, домишки. Он закрыл глаза, пытаясь уснуть, но вместо этого увидел Дигги, тот улыбался и протягивал руки. Камбру почудилось, что вот сейчас Дигги Сориц сядет рядом и скажет: «Привет, Камбр. А я поэму написал, вот послушай».

Камбр, вздрогнув, открыл глаза, Дигги не было. Была обычная трейечная суета: ходили туда-сюда проводники, и феи-топтушки разносили обед, и хлопали двери, и постукивали колеса, и покачивался под ногами пол. «Все возвращается, – подумал Камбр, – и даже Дигги, бедняга Дигги когда-нибудь вернется…»

Домо-ой, – гудела трейка, – домо-ой!..

Глава 19. Как Камбр и Шамбр остались одни

Зимний карнавал, пожалуй, самое приятное, что может произойти в Мукезе зимой. В самом деле, Новый год уже прошел. Морозы вовсю хозяйничают в Тамаизе. Мерка заледенела так, что даже на самой середине ее можно кататься на коньках, не рискуя провалиться в полынью. Да что там Мерка, Тамарка и та превратилась в сплошной гигантский каток. Феи частично подались в теплые края, частично впали в спячку. Да-да, не удивляйтесь, многие феи так делают. И, между прочим, очень удобно. Не надо ни есть, ни пить, ни шубу шить, лежишь себе в уютной норке, укрытый душистым одеялом из лепестков нечайной розы да палец посасываешь… Благодать. Но только для фей. Бедному дурканину приходится терпеть и ледяной колючий ветер, и сугробы, и надоевшие к середине зимы до тошноты кусты заморожечника. Воистину, что может быть скучнее зимы? Только зима.

Камбр возвращался с вокзала, кутаясь в продуваемую насквозь ляпистую шубу и пытаясь хоть как-то укрыть от ледяного ветра нос, уже однажды отмороженный, а потому болевший немилосердно. Все случилось быстро и суматошно. Вот только вчера врач прописывал Келлер Соне микстуру и бубнил, что если они хотят видеть здорового ребенка, то надо им менять климат, а сегодня уже Риза, подхватив обеих дочерей и чемоданы, мчится за границу, к теплому морю. Мыслимое ли дело! Уехала, бросила их с Шамбром на произвол судьбы… И что с того, что Шамбру уже семь лет?! Он же еще совсем несмышленыш. Да и Камбр как-то не очень умеет обращаться с детьми. Правда, Руфус обещал помогать, если что. Но надежды на него… особенно теперь, когда он в очередном приступе трудоголизма сутками торчит в муниципалитете… готовится он, видите ли, готовится… Камбр вошел в квартиру, прикрыл поплотнее дверь и прислушался. На кухне бормотало радио, в зале похрипывали да постанывали старинные, оставшиеся еще от прадедушки часы.

– Шамбр! – позвал он. Никто не отозвался.

Ах да, вспомнил Камбр, школа. Школу же никто не отменял. Каникулы только через неделю. Камбр огляделся и решил прибраться. Навести порядок то есть. Аккуратно собрал раскиданных в суматохе сборов Солли и Кел кукол, сложил в коробку Шамбровы кубики и, остановившись у стеллажа, принялся разбирать сваленные в кучу книги. Вот это было его любимое занятие, ну не считая, конечно, писания стихов, и действовало оно на Камбра весьма умиротворяюще. То был настоящий ритуал, который Риза в нормальном расположении духа, посмеиваясь, называла книгоманией, а когда злилась – шизарисом или маразмеей.

Впрочем, Камбр не обижался. Книги были его страстью. Он трепетно собирал свою немаленькую по мукезским меркам библиотеку и горько сокрушался, что книжные лавки Мукеза слишком бедны, а из Миски книг не навозишься, да и дороги они там.

Однако вернемся к ритуалу. Расставлять и переставлять книги на стеллажах Камбр мог часами. Каждую книгу следовало не просто поставить на место, а обязательно подержать пару минут в руках, понянчить, любовно оглаживая, сдуть с нее пыль, возможно, даже раскрыть и перелистать, а самые любимые немного почитать…

Камбр так увлекся, что забыл обо всем на свете. Звонок в дверь вырвал его из мягких лап книгомании, и он, вздрогнув, испуганно глянул на часы – Шамбр! Но нет, это был не Шамбр. Почтальон принес газеты и письма. Всего писем оказалось три. Одно из лавки безопасности – уведомление о начислении ему пенсии, как герою последней войны. Еще одно – счет из телефонной компании за переговоры с дальним родственником Трепла из Фиглюра, который собственно и устроил Ризе с дочерьми поездку за границу, да еще к теплому морю в разгар зимы. А третье… Камбр недоуменно повертел письмо. Вместо обратного адреса какая-то закорючка. Он взял ножницы и аккуратно вскрыл конверт. Оттуда выпал желтоватый бумажный лист, исписанный мелкими каракулями.

«Дорогой Камбр!» – прочитал он. Удивленно хмыкнул и слегка сдвинул брови, но продолжил: «Прослышал про твои приключения. Занимательно, скажу. Даже слишком, если, конечно, все это правда. А верно ли говорят, что тебе память отшибло и ничегошеньки ты не помнишь? Так, может, и меня позабыл? А как же велодрын? Он, скажу я тебе, объявился у нас года два назад. Весь ободранный, ржавый – в чем душа только держалась. Нес какую-то чушь. Чушь и околесицу, надо признать. Даже повторять неохота, да я, честно говоря, и не понял ничего. Мне-то казалось, вы с ним нашли общий язык… Ну да что за дела, я его отладил, покрасил, он теперь как новенький, даже лучше. И все уши мне прогудел – хочет к тебе вернуться. Но не по почте ж его присылать. А тут я как раз в Миску собрался. Звал один тут. Приятель. Да ты его, верно, знаешь, Брякл Фрискис. Он раньше в издательстве Мурра работал, а сейчас, похоже, разбогател слегка, стал главой концерна. «Сеть» называется. Может, слышал? Вообще-то Бряки меня давно в Миску звал. Но все как-то не с руки было, а тут я романчик написал. Дай, думаю, пошлю. И послал. Так Бряки словно с цепи сорвался: «Давай приезжай, мы твой сборник издавать будем». Достал, право слово, достал. Так я подумал-подумал: что-то в Клюквине скучно стало – и приехал. И велодрын твой захватил. Ну в Миске-то мы все дела свои завершили. Так я, вроде, помню, приглашал ты меня? Да и хочется на Мукез взглянуть. Интересно. Надеюсь, не погонишь? А вообще-то жди. Мы скоро. Всегда твой Балюня Сбырки».

Камбр в недоумении перечитал письмо, потом еще раз. Балюня, Балюня… кто такой Балюня? И велодрын еще… Ох, что-то вертится такое… Что-то вертится… Он потер шею.

Дверь распахнулась, и в комнату с потоком холодного воздуха ворвался Шамбр.

– Пап, привет! Ну что, проводил?

В свои семь лет Шамбр был весьма крепким мальцом. Его большие, как у отца,

темно-серые глаза упрямо смотрели на мир, а густая в мелкую кудряшку с легким малиновым оттенком шевелюра была предметом зависти всех девчонок в классе.

– Проводил. Раздевайся. Как дела в школе? Есть будешь? – Камбр невольно залюбовался сыном, такой он был весь кудлатый, розовощекий и на пай-мальчика совсем не похож. Камбр терпеть не мог пай-мальчиков.

– Угу, – Шамбр сбросил шубку в прихожей и, на ходу скидывая сапожки, шапку и варежки, пробежал в свою комнату, – нормально. Фалкор опять у меня сдувал, а Лушка-плюшка стукнула портфелем по голове, шишка, наверное, теперь будет…

– Что еще за Лушка, – нахмурился Камбр, подбирая за сыном вещи и вешая их в прихожей на крючок. – Ты как о девочках отзываешься.

– Ну пап, она все равно вредина…

– Так как ее зовут?

– Лусина.

– Ага, Лусина, значит. И она стукнула тебя портфелем. А за что, прости?

– Да ни за что, вредина она, вот и все! – Шамбр засопел, надулся и сделал вид, что ужасно занят расстегиванием несуществующей верхней пуговицы на рубашке. Но отделаться от Камбра было не так-то легко. Он подошел к сыну взял его за подбородок и, повернув к себе, глянул прямо в серые, чуть раскосые, как у матери, глаза.

– Ага, а если подумать?

– Ну пап…

– Давай-давай.

– Подумаешь, я в нее свистящим горошком запустил.

– Угу. И после этого она тебя стукнула.

– Э-э… не совсем, я у нее это… рисунок отнял и засунул куклу в… Ты представляешь, она до сих пор куклы носит, глупинда.

– Кукол, – автоматически поправил Камбр и тут же спохватился. – Ну да, она, значит, глупинда – кукол носит, а ты у нас умняк и в карушки не играешь. А то, что тут по всей комнате разбросано – это так – мусор, который нужно собрать и выкинуть в ведро.

– Не-ет! Папа, нет!

– Тогда вот что. Завтра же извинись перед Лусиной. И пригласи ее к нам чай пить. Я потрясен, Шамбр, как ты к девочкам относишься? Может быть, ты и сестер обижаешь?

– Нет. Честное слово, нет! – Шамбр так разволновался, что у него даже слезы на глазах выступили.

– Ладно. Ты меня понял. Завтра приведешь Лусину домой, а пока переодевайся, сейчас есть будем. Мама там нам оставила кое-что.

Камбр вышел на кухню. А Шамбр начал переодеваться, но занятие это было скучное, и он попутно играл в карушки, заодно перебирая значки и ленточки, награды в школе и летнем скаутском лагере. Все это были занятия привычные, а потому быстро надоевшие. И тут внимание его привлекло письмо, забытое Камбром на столе. Шамбр, который в свои семь лет читал уже весьма прилично, тут же сунул в него любопытный свой нос.

– Готов, Шамбр?

– Ага, почти – Шамбр бросил недочитанное письмо и начал лихорадочно искать домашнюю курточку. По квартире пополз упоительный запах тефтелек, какие умела готовить только Риза.

– Иди кушать!

– Мчусь!

В мгновение ока Шамбр уже был на кухне, сидел за столом, облизывал ложку и с вожделением поглядывал на большую кастрюлю с тефтельками. Камбр, подвязавшись Ризиным передником, нарезал хлеб, разложил на блюдца каждому зелень и только после этого взялся за кастрюлю. Шамбр к тому времени совсем извелся.

– Не вертись, обожжешься, – проворчал отец, накладывая тефтельки большим половником. Шамбр, конечно, тут же повернулся, поддал головой половник, взвизгнул, а тефтельки весело запрыгали по столу.

– Ну что ты делаешь, я же сказал, не вертись, – Камбр с видом удрученной заботами хозяйки, принялся вытирать большим кухонным полотенцем Шамбровы кудряшки и заляпанный стол. – Еще раз так сделаешь, останешься без обеда. Я тебе не мама, церемониться не буду.

Шамбр замер, втянув голову в плечи, и сидел тихо-тихо как губошлепик под метлой. Наконец все было готово, Камбр торжественно снял передник, и они принялись за еду.

– Приятного аппетита.

– Угу, и тебе… М-м-м.

– Не чавкай. Хлеб возьми.

– Не хочу хлеба…

– Пожалуйста, без не хочу.

– Пап, а мы тут готовились к карнавалу.

– Угу, и что?

– Завтра же карнавал…

– Я помню.

– Ну я хочу быть драконом.

– Что? Каким драконом?

– Золотым.

– Э, но…

– А кто такой Сбырки?

– Что?

– Ну там у тебя в письме…

– Шамбр!..

– Ой, прости, так случайно получилось. Оно там просто так лежало… Он когда приедет? Он у нас жить будет? Он, что, твой друг?

– Ты поел?

– Ага.

– Тогда почему бы тебе не погулять? На улице не так уж и холодно. Слепишь из снега Дворника с метлой, я тебе мортошку дам.

– А еще ведро нужно и уголь.

– Уголь возьмешь у Взметла в сторожке. А ведро посмотри в сарае. Или погоди, позвони глюкам и попроси дядю Хамфри найти тебе что-нибудь эдакое…

Шамбр оделся не в пример быстрее, чем раздевался, схватил санки и помчался во двор. Увы, там, как назло, не оказалось никого из приятелей. Вообще никого, если не считать дремлющего на лавочке в обнимку с большой деревянной лопатой сторожа Взметла. Шамбр покосился на него и громко свистнул, вызывая Сонни Гемерса – своего лучшего друга. Тот, уныло помаячил в окне, разводя руками, не пускают, мол, и исчез в глубине комнаты. Взметл же проснулся, погрозил Шамбру кулаком и, ворча на юных недорослей, которым делать нечего, то ли дело в его время… пошел в сарай, прихватив лопату.

Шамбр вздохнул, прокатился пару раз на санках с горки (никакого удовольствия, не то что на пару с Сонни или целой ватагой ребят), объехал на санках двор, гудя, словно это и не он на самом деле, а большой скинтер (но это тоже показалось скучным), попробовал слепить Дворника, но снег не желал лепиться, мороз все же стоял изрядный. Промаявшись так некоторое время, Шамбр уже было решил пойти домой, но тут заметил у дома напротив, как раз там, где жил его давний недруг Матьевор Брюллиц, здоровенного балинного кота. Кот был необыкновенных размеров, едва ли не с детеныша крокозябла, ярко-рыжий, что балинным кошкам как-то не свойственно, с черными полосами на спине и белыми кисточками на ушах. И что бы вы думали?! Этот кот не обращал на Шамбра ну ровно никакого внимания, нагло умывался и лишь изредка поднимал голову и смотрел, немного щуря изумрудные глаза, куда-то сквозь мальчика, словно того и не было вовсе.

Этого Шамбр стерпеть не мог. Покосившись на свои окна, не видит ли отец, он направил санки прямо на кота, хорошенько разогнался и… Что будет потом, парень еще не решил, но кто позволил совершенно чужому коту так наглеть?! Кот не стал дожидаться, когда Шамбр врежется в него, выгнул спину, мявкнул басом и понесся по тропинке вдоль домов в сторону парка. Шамбр не на шутку разозлился и принялся понукать санки.

– Но, но! – кричал он. – Давай, вперед, тихоходная команда!

Санки укоризненно заскрипели, но поехали изо всех сил. Чудом вынырнув буквально из-под колес некстати подвернувшегося кар-баса, санки, можно сказать, без приключений пересекли шоссе и заскользили по центральной парковой аллее. Кот мчался впереди, и догнать его, похоже, не было никакой возможности. Шамбр уже подумывал, а не скомандовать ли санкам поворачивать домой, как вдруг прямо перед ним возник огромный листотряс. Шамбр изо всех сил крутанул руль, санки занесло, и на полном ходу они врезались в сугроб. От удара саночный руль согнулся в дугу, и они перевернулись. «Этого еще не хватало, – думал Шамбр, – вылезая из сугроба и отряхиваясь. – Вот ведь невезуха, санки поломал. Ох, отец задаст, ох, задаст…» Шмыгнув носом и вытерев слезы, Шамбр извлек из того же сугроба виновато поскрипывающие санки и попробовал выпрямить руль. С таким же успехом он мог попытаться сдвинуть Мурашкин холм. Мало того, санки вообще отказывались двигаться и только поскуливали в ответ на понукания. Шамбр огляделся. Место показалось ему совсем незнакомым. Здоровенный листотряс – причина аварии – укоризненно застыл, а банановый дуб рядом сочувственно покачивал длинными тонкими плетями. Кусты заморожечника загадочно перешептывались с темнеющим рядом корчужником, и даже сциллы своими хриплыми криками не нарушали покоя этого места. Сумерки неслышно прокрались в парк, длинными тенями разлеглись на сугробах, окружили кусты, темно-синими кляксами заползли под деревья. Тонкие пальцы холода проникли под шубку мальчика и осторожно пробежались по спине. Шамбр судорожно вздохнул.

– Что это ты тут делаешь, малыш, совсем один и так далеко от дома? – услышал он за спиной мелодичный немного насмешливый голос и резко обернулся. Перед ним стояла высокая дама в длинной, почти до пят темно-фиолетовой шубе и странной остроконечной фиолетовой шляпе опушенной бледно-фиолетовым мехом, отливающим серебром.

– А какой это мех? – спросил Шамбр, моментально забыв обо всех своих горестях, он никогда не видел такого странного меха.

– Это очень редкий зверь, джинджилла. Здесь не водится. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Ну, я погнался за балинным котом и немного заблудился. Да вот еще санки…

– Как тебя зовут?

– Шамбр.

– Шамбр Стро-фан-зен… – с явным удовольствием нараспев произнесла дама. От удивления малыш даже рот открыл.

– Да, а откуда вы знаете?

– Неприлично таращить глаза и открывать рот, разговаривая с дамами, особенно с незнакомыми, разве отец тебя не учил? – заметила незнакомка и улыбнулась. – А вообще-то я много чего знаю. Дай-ка руку, мы с тобой прогуляемся кое-куда, там ты тоже мно-о-ого чего узнаешь, а потом я отведу тебя домой.

– А санки?

– Ах, санки, – дама небрежно махнула рукой, и безнадежно погнутый руль сам собой выпрямился, а санки заблестели, как новенькие, и даже длинная царапина на сиденье, которую в прошлом году сделал вредина Коппи Ступид большим ржавым гвоздем, даже эта

царапина куда-то исчезла.

– Отправляйтесь-ка домой, – сказала дама нежно прикасаясь к рулю, – и передайте Камбру, чтобы не волновался. – Санки рванули прочь. – А мы с тобой пройдемся, – и таинственная незнакомка взяла мальчика за руку. – Ты не возражаешь, милый?

Шамбр кивнул, и они пошли в глубь совсем уже темного парка.

Отправив сына гулять, Камбр принялся мыть посуду, затем решил заодно помыть и полы на кухне, а помыв, пришел к выводу, что и вообще генеральная уборка в доме не помешала бы. Но только он зашел в ванную за тряпками и порошком, как в дверь позвонили. Он открыл дверь и…

– Камбр, друг дорогой, – возопило существо в ляпистой шубе чуть не до пят, такой же шапке и с совершенно сизым носом. Существо явно принадлежало к мужскому полу, было увешано тюками и чемоданами, под мышкой держало весело загудевший при виде Камбра велодрын, и разило от этого существа хряполкой пополам с табаком, чицей и отфиррским сыром.

– Э-э, – Камбр отступил в глубину комнаты, – Балюня?

– Балюня, Балюня! – радостно взревел гость, сваливая на пол поклажу и отпуская велодрын, который тут же начал подпрыгивать от нетерпения и даже взбрыкивать задними колесами. – Бальмон Сбырки собственной персоной. А ты, брат, нисколько не изменился, знаешь ли. Что меня радует чрезвычайно! Боюсь, правда, не очень-то ты нас помнишь. Ну да это не беда, если что, мы и в гостинице прекрасно устроимся.

– Нет-нет, – встрепенулся Камбр, – раздевайся, проходи, пожалуйста, я очень рад, знаешь ли. Мы с Шамбром сейчас одни, жена уехала лечить дочерей, а мы вот… Ты, кстати, не видел во дворе мальчика?

– Да как-то не обратил внимания, – пробасил Балюня, снимая шапку и выскальзывая из необъятной шубы.

– Надо бы его позвать, – озабоченно проговорил Камбр, оттаскивая в комнату чемоданы, – пора бы ему уже и за уроки… Я сейчас позвоню Руфусу и глюку Хамфри, чтобы они пришли с тобой… И Шамбра нужно позвать… Ты устраивайся, я сейчас.

Камбр накинул шубу и выскочил во двор. Шамбра нигде не было, во дворе вообще никого не было, даже Взметла. Камбр остановился в растерянности посреди двора, недоумевая, куда же мог отправиться Шамбр, потом кругом обошел дом, и уже хотел направиться в парк, как оттуда вылетела серебристая снежная комета, с легким жужжанием пронеслась над дорогой и остановилась у самых Камбровых ног. Он нагнулся и увидел, что это не комета, а Шамбровы санки, покрытые инеем. Руль их был виновато опущен, а рядом со звонком болталась свернутая в трубку записка. Камбр осторожно снял ее и развернул. «Беспокоиться не надо, – прочел он, – Искать тоже не надо, это бесполезно. Дождись карнавала и все поймешь».

Записка заискрилась и рассыпалась снежинками. Феи! Камбр поднес пальцы к лицу и уловил едва заметный запах нечайной розы. Точно феи. Скорее всего, с малышом действительно все в порядке, но что это значит, зачем им Шамбр? Камбр медленно, нога за ногу поплелся домой, волоча санки и размышляя, что же ему делать. Ничего так и не придумав, он решил все-таки позвонить в мукезскую полицию знакомому лейтенанту Ахаву Твистеру, а заодно и Руфусу. Уже переодевшийся в спортивный костюм встревоженный Балюня Сбырки встретил его в дверях.

– Ну что?

Камбр только плечами пожал. Что он мог сказать? Что мальчика похитили и, скорее всего, похитители – феи? Да если бы ему такое сказали, он первым бы в драку полез, потому что этого не может быть. А вдруг это не феи? Вдруг морок напал на малыша, или лешачина мохнатая выползла из тигрового леса на охоту, и теперь малышу грозит беда, а он… Камбр решительно направился к телефону.

– Руфус? Это Камбр. Ты можешь сейчас прийти? Да-да, немедленно. Да, случилось. Вот придешь, я все тебе объясню. Пока.

Затем он позвонил в полицию. Но Ахав, как назло, был на задании, а дежурный, записав, что пропал мальчик семи лет, зовут Шамбр, рост средний, волосы кудрявые, темные с малиновым оттенком, глаза серые, особых примет не имеет, сказал, что ориентировку передаст, но лучше бы родители не сидели сложа руки, а сами опросили всех знакомых и родственников, может, пацан соскучился и поехал к любимой бабушке. Где бабушка-то живет, в Анатриске? Вот-вот в Анатриску и поехал. Дети нынче самостоятельные. Камбр крякнул и положил трубку.

– Бесполезно все это, – сказал он Балюне. – Да ты садись, садись. Чаю хочешь? Я сейчас чай поставлю.

– Почему бесполезно? – удивился Бальмон. – Все говорят, чем раньше заявишь в полицию, тем больше шансов…

Камбр только рукой махнул и, не выдержав, рассказал про записку и запах нечайной розы.

– Выходит, тут замешаны феи, – закончил он, – но кто ж мне поверит? И от записки ни следа не осталось.

– Феи-феи, – заворчал Балюня. – И в прошлый раз без них не обошлось, ты вспомни…

Тут в дом вихрем ворвался разъяренный Руфус.

– Ну, какого чвакла болотного ты меня сорвал?! Что стряслось?

– А, Руфус! Познакомься, это Бальмон Сбырки из Клюквина. Балюня – это мой лучший друг Руфус.

– Очень приятно, – церемонно кивнул Руфус.

– Можно просто, Балюня, – пробасил тот и так хлопнул Руфуса по плечу, что он аж присел.

– Ага, Балюня, – криво улыбнулся Руфус, потирая плечо. – Так вот зачем ты меня позвал, Камбр? Познакомить хотел?

– Нет, Руфи, у нас беда, Шамбр пропал…

– То есть как пропал!

Камбр вздохнул и пересказал историю с запиской.

– Что?! Феи? Не верю! – Руфус взъерошил и без того всклокоченную шевелюру и в крайнем волнении дернул себя за нос. – Чтобы феи?! Да у тебя жар, Камбр! Лучше бы ты в полицию позвонил, чем бредни мне тут рассказывать.

– Это у тебя жар, – буркнул Камбр, – а в полицию я уже звонил, они меня к бабушке послали.

И он пересказал свой разговор с дежурным. Пока Руфус, мрачнея, слушал Камбров рассказ, Балюня распаковал один из тюков и извлек на свет большую бутыль розового клюквинского вина, банку знаменитого клюквинского варенья из лепестков нечайной розы и зеленых игристых орехов, пакет сушеных марукатиц и настоящего громадного песчаного краба, какие водятся только у моря Румусов, с зажатым в клешне изумрудом чистейшей воды. Камбр, хоть и был ужасно расстроен, невольно залюбовался изумрудом, да и краб ему чрезвычайно понравился. Балюня же разлил вино по чашкам, которые притащил из кухни вместе с чайником и кастрюлей Ризиных тефтелек, все еще источавших божественный аромат.

– Ну вот что, – сказал он, указывая на стол, – мало ли что случается, а голодным оставаться не след. От нас пока ничего не зависит. Как было сказано в записке? Дождись карнавала? А карнавал начинается завтра. Значит, нужно подождать до завтра. Посему садитесь-ка ребята, выпьем за знакомство, да закусим, да обсудим ситуацию со всех сторон…

Карнавал начался с парада масок. На площади Конформистов, главной площади Дурмунурзада, собралось несметное количество народа. Толпа шумела, галдела, свистела. Стайки мальчишек шныряли туда-сюда, обстреливая друг друга свистящим горошком и скользкими липучками. Четыре самых знаменитых мукезских оркестра наяривали марши. Вдруг все стихло. Грянули фанфары, и на возвышение перед Дворцом разногласий поднялся новый мэр Дурмунурзада Сурим Пекер. Он простер руку и начал приветственную речь.

– Дорогие мои дурмунурзадники и дурмунурзадницы! Я, ваш любимый мэр, рад приветствовать вас на этом поистине всенародном празднике – зимнем карнавале…

Тут в динамике что-то щелкнуло и в дальнейшем ничего кроме бу-бу-бу, ррр, воу-воу разобрать было невозможно. Снова грянули фанфары, возвещая о начале парада, и… под марши полковых оркестров на площадь, кривляясь, кувыркаясь и прыгая, вышли клоуны. За ними ровным строем, четко печатая шаг, шли Балинные Коты в Башмачках и Кошечки-хаврошечки, Куколки-мяукалки, Барбариски, Заразочки всех мастей, целое стадо Мордоворотов с тяжелыми торбами, в каждой из которых непременно сидела маленькая Девочка в Синей Шляпочке, обязательно что-то жующая и время от времени выглядывающая наружу с невыразимым воплем. Вслед за ними тянулись не столь стройные и впечатляющие, но совершенно бесконечные ряды Дворников, вперемешку с Дырками от Бубликов и Фигами в Карманах, Одинокие Гитаристы, Ходики и Чайники со Свистками всевозможных модификаций. А так же Цветные Шары, Кубы и Призмы, символизирующие счастье, достаток и дружбу между народами. Веселье шло своим чередом. Уже отзвучали приветственные речи не только мэра Пекера и генерала Флоссера, но и директора театра Лажериза, издателя Корка Букинга, почетного учителя Мухобоя Флайтера и почетного графомана Каброна Мекуса, уже наорались до хрипоты мальчишки, навизжались всласть девчонки. Толпы горожан, подогретых легким сфаронцским (хотя некоторые, конечно, подогревали себя не какой-то там шипучкой для дошколят, а хряполкой и «Шизнутым кроликом» более на их взгляд соответствующими моменту), вовсю отплясывали зажигательную дрыгу под бравурные мелодии военных оркестров и с удовольствием раскупали у фей-топтушек булочки, крендели, пирожки и конфеты, а у фей-хлопушек – трещетки, свистки и глиняные игрушки с секретом.