Хроники Нордланда. Грязные ангелы

Алиса склонилась над ним, заглядывая в лицо:

– Я хочу вас трогать. Можно?.. Вы такой хороший… Такой… сладкий! Можно?..

– Трогай. – Гор расслабился, чуть усмехнувшись. Ему было чертовски приятно, хоть как-то и неловко. Нет, всё-таки, Алиса была такой необыкновенной, такой странной и чужой! И такой близкой, такой… родной. Девушка потянула с него рубашку, и он приподнялся, помогая ей. Алиса оседлала его, готовая изучать, но увидела его грудь, и переменилась в лице.

– А это… – Спросила неуверенно, и Гор открыл глаза, удивлённый её тоном, – это… у всех мужчин так?.. Это так… надо?

– Это?.. – Гор с некоторым удивлением глянул на свою грудь. – А, это… не. Не у всех. Это вообще мне Аякс, скотина, сжёг.

– СЖЁГ?! – Алиса побледнела, глаза расширились. – Огнём?!

– Железом. Раскалённым. – Гор чуть нахмурился в лёгком недоумении. У Алисы увлажнились глаза, задрожали губы:

– Но вам же было… больно?!

Гор её совершенно искренне не понимал. Больно в Садах Мечты было всем и всегда; те, кто не умел терпеть, погибали тут же, подобно бедняжке Розе. Шрамы и ожоги были не у него одного – у всех. В его мире это было нормально, и никто друг друга не жалел. Иногда кто-нибудь смазывал приятелю испоротую спину да приносил воды в ответ на настойчивую просьбу. А следы жестокости на теле были привычными до того, что их никто здесь даже не видел. Девочки и мальчики сюда уже попадали со следами многочисленных порок, на это никто и не смотрел. Да, Гор в этом смысле переплюнул всех – столько, сколько у него, шрамов ни у кого больше не было. Но что в этом было такого?..

Он пожал плечами:

– Ну, да, ожоги страшно болят. Аж орёшь от боли. Но это когда было-то?

– А за что он вас? – Спросила Алиса, еле выговорив это сквозь слёзы дрожащими губами. Гор совсем растерялся. За что?.. «За что» их пороли и ставили коленями на толчёное стекло, а рубцы посыпали солью. А это так… развлечение. Как это объяснишь?

– Развлекался так. – Подумав, сказал Гор. – Да ты что? Зажило же уже всё.

– Я… я… – Алиса разрыдалась и упала ему на грудь. – Простите меня! – Взмолилась сквозь слёзы. – Вы так страдали… так страдали! Ну, почему, почему?! – Она порывисто села, утирая слёзы. – Что это за место, почему вы здесь?! Как этот человек вас принуждает… почему?! Вы настолько его лучше… настолько сильнее и добрее… Я не понимаю, не понимаю!!!

Гор взглянул на неё – и не ответил. Он сам вдруг осознал, что не понимает этого. Хозяин постоянно говорил, что он – никто, никому не нужное отребье, брошенное его шлюхой-мамашей. Что их содержание стоит дорого, их нужно кормить и одевать, содержать их в тепле и уюте. И что деньги, которые платят за них гости, он тратит на них же. Гор не очень понимал, что такое деньги, но сумел сообразить, что они нужны, чтобы обменивать их на еду и одежду. С детства он привык к мысли, что Хозяин имеет некое право держать его здесь и ограничивать его свободу; собственное стремление вырваться отсюда Гор считал преступным и как бы то ни было, а преступником себя сознавал.

– Не правда! – Воскликнула Алиса, когда он рассказал ей про то, что они так отрабатывают своё содержание. – Я в это не верю! Эта еда, которую нам здесь дают, и эта одежда – она очень дешёвая, она и одного дуката не стоит! Я не очень знаю жизнь, я жила так уединённо, меня не выпускали из дома, но я смотрела в окно, на улицу и рынок, я видела много всего, мне даже порт было видно! И я читала книги, и нигде, нигде такого не было! Люди, которые делали такие вещи, которые мучили других людей, были злом, и их наказывали! И были девушки, которых рыцари спасали от… от чего, я не понимала, теперь – поняла. – Алиса покраснела. – И эти рыцари были героями, а тот, кто поступал с девушками так бесчестно, был злом, и рыцарь его убивал! Это бесчестно, Гор, подло, бесчестно и гадко, и этот человек – гадкий, и… ничтожный, вот слово для него: ничтожный! Он мог сказать мне, что делает и зачем, и я не испугалась бы так, не была бы такой… и зачем, зачем он так унизил меня?!! – Вырвалось у неё от всего сердца. – Выставил голой перед вами, говорил такое, и так поступил – у вас на глазах!!! – Она была так ранена, так оскорблена и унижена, что не могла не говорить всё об одном и том же, пытаясь хотя бы выговорить свою боль, свой гнев и свою обиду. Все эти дни она говорила и говорила про себя всё одно и то же, обращаясь к человеку, так поступившему с ней, упрекала, даже угрожала, проклинала… И снова упрекала. И только Гор знал, что всё это было бессмысленно – Хозяин просто не считал её хоть сколько-нибудь достойной того, чтобы выслушать её упрёки. Зато с ним самим произошла удивительная вещь. Он вдруг задумался: а имел ли, в самом деле, Хэ права на него?.. По праву ли он держит здесь его и других?..

– Ты помнишь, как попала сюда? – Спросил он, вдруг перебив Алису. Та расширила глаза… И ответила:

– Да. Мне дали какой-то напиток, от которого я стала сама не своя и не могла пошевелиться. Но я всё видела! Меня несли по каким-то длинным лестницам и коридорам, тёмным, очень тёмным, и по каким-то пещерам, а потом один из тех, кто нёс меня, постучал в стену, вот так: – Алиса выдала по подоконнику замысловатую дробь, – и стена открылась перед нами. Словно дверь, хотя казалось, что никакой двери там нет. А потом я потеряла сознание. – Призналась смущённо. – И очнулась только тогда, когда рядом уже были вы.

Гору аж жарко стало. Он знал этот тупик, куда не было хода никому из рабов Садов Мечты, только ночью, когда стражники покидали их. На эту лестницу уходили гости и Хозяин, туда уходил порой и Доктор, но Гор, проследив их до лестницы, так и не смог увидеть, куда они выходят потом, а когда добирался туда ночью и шарил по стене руками, не находил никакого зазора, никакой щели, даже самой неприметной! Значит, теперь он знает, что нужно постучать… Только днём до этой двери не доберёшься, а ночью она вряд ли откроется – ночью к ней не может подойти ни стражник, ни гость.

– Что с вами? – Вновь поинтересовалась Алиса, заметив, что Гор где-то не с нею. Он перевёл на неё напряжённый взгляд.

– Задумался. – Признался смущённо. – Как удрать отсюда. До сих пор я думал, что это вообще никак… Что мы на острове каком-то. Из окон, – он кивнул на окошко, за которым давно наступила ночь, – только море и скалы видно.

Алиса помотала головой:

– Нет-нет! Это не остров! Мы не плыли на лодке, мы въехали в ворота какого-то большого дома…

– Мы тоже. – Оживился Гор, даже привстал, опершись локтём о постель. – Приехали ночью, в закрытой повозке. В доме нам дали вино и печенье, и всё, больше не помню ничего, очнулся уже здесь. – Помрачнел, вспомнив своё пробуждение. Алиса заметила тень на его лице, погладила по щеке, вынуждая посмотреть на себя:

– Вы обязательно покинете это место, Гор, я в это верю! Вы слишком хороший для него!

– А ты? – Спросил Гор, напрягшись. – Ты… пойдёшь со мной?

Алиса вся просияла, даже прослезилась, бросилась ему на шею:

– Я боялась, вы этого не скажете!!! Да, Гор, да, сто раз да: я пойду с вами, обязательно пойду, хоть куда, и я не буду вам обузой, нет-нет! Я столько всего умею, столько знаю! Я читать умею, и прочту всё, чего мы не знаем, я умею шить и плести кружева, и смогу зарабатывать нам на еду, смогу вести ваш дом, вам будет там уютно, Гор!

– Дом! – Хмыкнул Гор, обнимая её в ответ. – Откуда у такого, как я, дом?.. У меня одежды-то нормальной нет. Я даже не знаю, куда пойду… Да и не важно, главное, подальше отсюда!

– Я читала в книгах, – отстранилась от него Алиса, – про отшельников. Это такие люди, которые уходят далеко в лес, и живут там одни, уединённо, понимаете?..

– В лес?.. – Гор, который вырос на плоскогорье, и кроме небольших рощиц ничего не видел, слегка озадачился. И Алиса увлечённо рассказала ему, что такое лес – она не видела настоящего леса, но в гостиной дома, где она росла, висел гобелен с лесной поляной, небольшим озером и оленями, пришедшими на водопой. Гор слушал, затаив дыхание. Ему было так интересно, что он на какое-то время выпал из реальности, мыслями витая Бог знает, где. Домик, в лесу, вдали от людей, которые так их ненавидят… Пара лошадок, обязательно, Гор обожал лошадей и мечтал о них всю жизнь. Козочка для Алисы, куры… Он будет работать, охотиться – Алиса рассказала, что в лесу живут охотники, которые охотятся на оленей и птиц, – а Алиса – ждать его дома, готовить ему еду, шить ему одежду… А ночью они будут ложиться в одну постель, и…

– А если ты ребёнка родишь, – сказал Гор, неумело, но нежно гладя её волосы, – мы его будем любить. И пускай он от Хэ. Плевать. Он же не виноват. Главное, чтобы ему не пришлось, как я, сюда попасть…

– Я не рожу от него ребёнка. – Вновь убеждённо произнесла Алиса. – Я рожу ребёнка вам… если вы захотите. Но не сейчас. Я пока не готова. И не смейтесь, и не спрашивайте, почему я так уверена, я не знаю.

Наряду с Лионесом и Гранствиллом Блэкбург считали красивейшим городом Нордланда. Столичный Элиот и скучный Клойстергем уступали ему по всем статьям, а прекрасные эльфийские города были закрыты для большинства людей. Лично сам Гарет пальму первенства отдавал блистающему Лиссу, но находил Блэкбург весьма приятным городком. В отличие от мягких меловых холмов Элодиса, Анвалон был сложен из другой породы: мрамора, базальта, гранита. Скалы здесь были огромными, суровыми и дикими, подпирающими небеса и почти постоянно закрытыми облаками; здесь добывались железо, олово, медь, серебро, ртуть, малахит, множество иных минералов и металлов; поэтому Анвалон был, не смотря на маленькие размеры и скудость земли, богатым герцогством, почти не уступающим Элодису, а его кузнецы и бронники славились далеко за пределами Острова. Всё здесь было основательным, гигантским, поражающим воображение и подавляющим дух… День выдался солнечный, с оттепелью, и Гарет решил проехаться по окрестностям, осмотреться, подумать. Следовало подумать не только о том, с чего начать поиски брата, но и о том, что делать. Сюда он ехал, уверенный, что его зовут для того, чтобы обсудить брак Габи и Седрика; за те три дня, что провёл здесь, Гарет понял, что у герцога и герцогини Анвалонских план немного другой: насчёт него и Софии. Потому и братьев спешно отправили на охоту в далёкое ущелье, и София, обожавшая охоту, осталась здесь. И Гарету следовало хорошенько подумать, прежде чем принимать решение. Девочка ему нравилась, несомненно. Анвалонцы, союз с ними были ох, как нужны! Такой был соблазн, довериться могучему Анвалонцу и сложить на него все свои проблемы! Аскольд Эльдебринк казался таким суровым, простым, надёжным. Был другом отца, лучшим другом, а значит, зла не желает. И любил приёмную дочь, прямо-таки обожал, как и герцогиня, сестра, между прочим, кардинала Стотенберга, которого тоже отнюдь не лишним будет иметь в союзниках… И всё же Гарету потребовалось подумать. Он и Марчелло не взял с собой потому, что знал, что начнёт спрашивать у него совета, и отлично знал, что итальянец посоветует. Да и что тут советовать, что думать – всё очевидно!.. Анвалонцы возьмут всё в свои руки, им придётся кое-что уступить, скажем, ту же спорную Эдессу, зато остальные проблемы…

И независимость. Гарет вздохнул. Анвалонец, которого за глаза в Нордланде называли Бешеный Зубр, – мужик властный, мощный не только телом. Он все подомнет под себя, и Гарета, и Элодис – тоже. Отец… отец больше ему не опора. Он сам должен теперь стать опорой отцу. Только сможет ли?.. В Европе казалось, что сможет. Что он такой умный и решительный, просто куда деваться?.. А здесь всё так… И все же, все же Гарет не мог вот так взять, и отказаться от независимости. От намерений самому править своим герцогством, от свободы самому быть хозяином в своем доме. Да, у него нет здесь ни друзей, ни союзников… Пока – нет. Но будут ли?.. Он полукровка, а полукровок не любят. Даже в Гранствилле, он успел это почувствовать, на него посматривали если не с неприязнью, то с прохладцей и недоверием – точно.

Ну, а если совсем серьёзно, то что он имеет против Софии?.. Ничего. Ему так и так придётся жениться не для себя и сердца, а для герцогства. И если жена вдобавок будет ему интересна, приятна и мила, так это же просто дар Божий? Здесь, в Нордланде, ему супруги лучше и полезнее не найти. Не к Анастасии Кенка же свататься! Гарет никогда не видел эту девушку, которой сейчас, кажется, должно было быть семнадцать лет, но и не горел желанием увидеть. Между Далвеганцами и Элодисцами ещё со времён Генриха Великого существовала вяло текущая вражда, и они даже не пытались прекратить её с помощью брака, к примеру, между своими детьми. Далвеган с каждым десятилетием становился всё более проблемным и гиблым местом. После того, как люди частью уничтожили, а частью изгнали озёрных фей, озёра и их окрестности превращались в болота, населённые всяческими кошмариками, избавиться от которых оказалось невозможно. Феи прежде держали озёрную нечисть под своим контролем, без них же всё покатилось под откос. Люди нищали и бежали из герцогства, либо промышляли разбоем и контрабандой, королевские дороги заглохли, и все коммуникации теперь совершались через Элодис. Этим пользовались бандиты и прочие деклассированные элементы, и теперь Далвеган был местом опасным, неуютным и небогатым. Герцог Далвеганский Титус и его брат, граф Феликс Кенка, как большинство людей во всём мире, вместо того, чтобы как-то исправить положение дома, жадно смотрели через Фьяллар, на богатый и процветающий Элодис, на Междуречье и Эльфийское побережье. Чувствуя слабость Хлорингов, они торопились воспользоваться своим золотым случаем. Далвеганец, по словам Тиберия, уже дважды сватался к Габи и не сдержал угрозы, получив решительный отказ. Про него ходили неприятные слухи, что он то ли содомит, то ли ещё какой извращенец, и ему упорно, вот уже больше двадцати лет, отказывали все, к дочерям кого он пытался свататься, и в сорок с лишним лет Титус Далвеганский был ещё холостяком. Жениться на его племяннице?.. Нет, ни за что, даже если у неё сиськи из чистого золота!

Значит, остаётся София…Проезжая под скалой, на которой стоял замок, Гарет, откинув на время все нелёгкие мысли, любовался гладью фиорда, по которому плыл корабль, отсюда казавшийся булавочной головкой. Скалы поросли елями и берёзами, меж которыми ещё лежал снег – а дома, на юге, уже расцветали крокусы. И всё же Гарету здесь нравилось.

Ястреб закричал в небе, и Гарет задрал голову, пытаясь рассмотреть его. Не то, чтобы он верил в древнюю легенду – он давно уже в ней разочаровался, – просто по привычке. Ястреб, которого глаза полукровки отлично рассмотрели в вышине, был обыкновенный, пёстрый, маленький… Гарет усмехнулся своей наивности и детской привычке, и продолжил путь. Добравшись до Моста Горного Короля, Гарет придержал коня, любуясь им. Давнее восхищение никогда не покидало его: мост был настоящим чудом. Его построили цверги и эльфы Фанна для Карла Великого, предка Гарета, в благодарность за помощь в войне с драконами. Человеку такое явно было бы не по силам: невероятно высокий, мост мог пропустить под собой самые большие морские корабли, но в то же время был лёгким, изящным и ажурным; построенный из местного мрамора, цвета слоновой кости и бордового, с белыми прожилками, он и в цвете был шедевром, верхом совершенства. Гарет, чья эльфийская кровь делала его крайне восприимчивым к красоте, просто не мог не полюбоваться этим мостом.

– Не проезжай мимо, добрый человек. – Услышал он чей-то тихий голос, когда конь ступил на мост. Гарет обернулся. Сказано было тихо и как-то безнадёжно; это так не походило на обычное назойливое причитание нищих, что граф невольно заинтересовался. Человек сидел на земле, сильно ссутулившись и опустив голову, но Гарету показалось, что он молод.

– Я не подаю на улице. – Холодно сказал Гарет.

– Я знаю. – Был ответ. Роскошный вороной жеребец дёрнулся, прядая ушами, и Гарет успокоил его.

– Тогда что тебе нужно?

– Милосердия. – Человек откинул покрывало с ног, и Гарет увидел, что ног, как таковых, нет.

– Что я могу? – Резко спросил Гарет. – Разве что прирезать тебя из жалости!

– Хотя бы это.

Гарет прикусил губу. Конь закрутился под ним, и он вновь сдержал его.

– Где ноги потерял?

– Я пренебрёг правом господина. И тот наказал меня…

– Понятно. – Оборвал его Гарет. – Умеешь что-то делать руками?

– Я лучник.

– Вот тебе три талера; поешь, приведи себя в порядок и найди в Блэкбурге Марчелло Месси, моего друга. Если ты готов работать, он пристроит тебя в какую-нибудь мастерскую; хорошему лучнику ноги не нужны.

– Благодарю. – Ещё ниже опустил голову нищий. – Позволь и мне помочь тебе.

– Что ты можешь! – Презрительно фыркнул Гарет, и конь его, нагнув голову и скосив огненный глаз, забил копытом.

– Только подсказать тебе, как искать то, что ты жаждешь найти. – Сказал бродяга, и Гарет, вздрогнув, аж нагнулся к нему весь:

– Что ты знаешь о моих поисках, говори!!!

– Поезжай в Гленнан. Это твой шанс, используй его!

– Что за Гленнан, что это?! Куда мне ехать?!

– Поезжай вперёд, и узнаешь.

– Чего?! – Поразился Гарет, но больше ничего не услышал. Что-то его смутило, но что, он сам не мог понять. Послав коня вперёд, он всё-таки обернулся через пару минут, и никакого калеки не увидел. Хмыкнул:

– Надо же, какой шустрый! Нагнал туману… – И выбросил его из головы.

Мост объединял Старый Город и пригороды на правом берегу фиорда. Здесь, в пригородах, жили рудокопы и рабочие с рудников и шахт. Богатства Анвалона стояли на крови и увечьях; в пригородах, в невзрачных домах и лачугах, не стихал надсадный кашель, много было калек и слепых. И много было неприязни и нескрываемой ненависти во взглядах, когда Гарет проезжал, красивый, богатый, на великолепном коне, по этим убогим улицам. Он даже слышал, проезжая мимо какой-то харчевни:

– Людям жрать нечего, а тут животные по улицам катаются, нарядные, как майское дерево! – Но не повернул головы. Полукровок здесь не терпели совершенно. После печально знаменитого церковного эдикта, приравнявшего эльфов, дриад и прочих существ к животным, а полукровок – к противоестественным порождениям животных и людей, и потому особенно ненавистным, полукровкам было отказано в человеческих правах. Гарет родился за несколько лет до эдикта, и его мать, Лара Ол Таэр, эльфийка королевского рода, была обвенчана с принцем Элодисским, приняла крещение и причастие. Поэтому, скрепя сердце, церковные иерархи были вынуждены признать, что в особых случаях может быть исключение. Но препятствий было столько, что не всякий мог и хотел бороться с ними. После эдикта достаточно взрослые для этого полукровки бежали в горы и стали сбиваться в банды. Сами эльфы признавали, что те получались сильнее эльфов и умнее людей; это были существа сильные, ловкие, очень умные и опасные; и банды их, как уже было сказано, терроризировали север, как хотели – ведь именно в северных горах они могли чувствовать себя комфортно и безопасно. Если на юге, по крайней мере, в Элодисе, полукровки не сталкивались с ненавистью и смертельной опасностью – просто неприязнь, предубеждение, досадное и раздражающее, но и только, – то здесь, на севере, картина была иная. Озлобленные и отчаявшиеся люди с готовностью ополчались против общего врага. Здесь в домах не было даже слуг – полукровок; только в борделях попадались девушки-полукровки, которые ценились на вес золота потому, что были очень красивы, у них не гнили зубы, они не болели срамными болезнями и от них всегда хорошо пахло. Вот только держать их было опасно: они были строптивыми, сообразительными и ловкими, и часто убегали, нередко покалечив, а то и прикончив хозяина. В Нордланде вообще, по большей части благодаря усилиям тех же священников, цвёл миф о том, что полукровки развратны, нечисты на руку, жестоки и безжалостны. А о том, что творится в их притонах, и подумать-то было страшно, не то, что обсуждать это! Поэтому ничего удивительного не было, что на севере их ненавидели страшно. Если полукровку ловили где-нибудь, его ожидала мучительная казнь без всякого разбирательства и уточнения вины. Вина была уже в том, кто он есть. И полукровки отвечали ответной ненавистью; случалось, они вырезали целые замки и посёлки, где казнили одного из них. В общем, обстановка была та ещё, и Марчелло, друг, любимый слуга и врач, и постоянный спутник герцога, не даром так боялся отпускать его в эту самоубийственную поездку. Но Гарета не пугали и не волновали злобные взгляды и нелестные замечания, он просто их игнорировал. Галопом миновал узкие грязные улицы, где помои выплёскивали прямо под ноги прохожим, и в них ковырялись свиньи и дети, и где надсадный кашель и детский плач сопровождали Гарета по всему его пути; выехал на рудничную дорогу в виду гавани, свернул к посёлку, где жили добывающие мрамор и мраморную крошку рабочие, и совсем уже решил свернуть на дорогу, ведущую вдоль фьорда обратно, как вдруг ему почудилось, что кто-то произнёс слово «Гленнан». Гарет вздрогнул и внезапно почувствовал, как мурашки неторопливой волной прошли по телу и приподняли все волоски на коже. Придержал коня, прислушался, и вновь совершенно отчётливо услышал:

– …в Гленнан?

– Да прямо по дороге, и в ущелье, а там уже не спутаешь, тропа там одна!

Гарет зажмурился, тряхнул головой… и пустил коня лёгким галопом по дороге в сторону ущелья. Всё он понимал: и что это глупо, и безрассудно, даже опасно, и что это наверняка просто совпадение… Или ловушка?..

Место, нельзя было не признать, было выбрано идеально. Стремительно обернувшись, Гарет увидел за доли секунды всё, что требовалось: двое с крючьями для всадника и обученного биться коня, трое с пиками, и два арбалетчика. И рыцарь с незнакомым гербом на вамсе. Синие глаза Гарета заморгали, и он зачастил:

– Господа, господа, только без насилия! Я сам вам всё отдам… – Изумление напавших сменилось глубоким презрением. – Вот, я спешиваюсь, смотрите, конь какой хороший! – а это… – Гарет свистнул коню, и тот, повинуясь сигналу, прянул прочь, – кинжалы! – Он метнул их в арбалетчиков, мгновенно преобразившись. Блестящие эльфийские глаза почернели и заполыхали красным огнём, белые крупные зубы оскалились в волчьей ухмылке. Он обнажил меч, тяжёлый и длинный, выкованный в Лиссе, эльфами, на заказ, под стать его росту и силе, и такой же тяжёлый кинжал с шипами и мечеломом, поиграл ими, приняв боевую стойку.

– Шут ублюдочный! – Скривился рыцарь, тоже выхватывая меч.

– Да что с ним церемониться! – Воскликнул один из копейщиков, и они, все трое, разом напали на Гарета. И были неприятно удивлены его гибкостью и скоростью, которой совершенно не ожидали, видя его рост и тяжесть его меча. Гарет был быстрым и ловким, как огромный кот; два метра стальных и невероятно гибких мышц, скорость и реакция, превосходящие человеческие в несколько раз – вот, почему полукровок так боялись и ненавидели! Всё произошло в несколько секунд: Гарет пинком направил пику одного в живот второго, мечеломом вырвал пику третьего, ломая ему руку, проткнул мечом первого, стремительно крутанулся и разрубил почти пополам солдата с крюком. Против него остались рыцарь и второй солдат, и Гарет оскалился на них, с забрызганным кровью лицом, с окровавленным оружием.

– Тварь! – Крикнул, как плюнул, рыцарь. – Нелюдь вонючая!

– Кто тебя послал? – Сверкнул глазами Гарет.

– Весь Анвалон! – Голосом фанатика, решившего постоять за святое, воскликнул рыцарь. – Вы, животные, одним своим присутствием воздух портите…

– От тебя потом и псиной разит за милю! – Скривился Гарет. – И чесноком за две! Чья бы корова мычала…

– Сдохни, нелюдь!!! – Завопил рыцарь, бросаясь на него с тяжёлым двуручным мечом. Это было серьёзное оружие, и не будь Гарет так силён, поединок мог бы затянуться. Но Гарет был в разы сильнее рыцаря, и на голову выше, потому не стал с ним церемониться. Поймав и блокировав своим мечом меч противника, Гарет развернулся и перерезал противнику горло кинжалом, ногой оттолкнув затем содрогающееся тело. Солдат от греха бросился наутёк, и Гарет отвернулся, стирая кровь с лица рукавом. Пробормотал:

– Сам сдохни… Людь. – И мир вдруг обрушился на него и погрузил во тьму.

Очнулся он от того, что его зачем-то протирали мокрой тряпкой. Вяло отстранился и открыл глаза.

– У тебя всё лицо и шея в крови. – Сказал женский голос. Гарет сел и сморщился: голова кружилась и болела. Чья-то рука мягко уложила его обратно, и сопротивляться он не мог.

– А ты красивый, герцогёнок. – Заметила женщина. – Дай, кровь хоть с глаз уберу, а то ведь не видишь ничего!

– Кто меня ударил? – Гарету пришлось смириться. – Ты?

– Что ты! – Она засмеялась. – Солдат, которого ты не добил.

– Вот с-с-су… – Гарет вовремя вспомнил, что здесь дама, сдержался. – А я – лось!

– Лось – умный зверь, благородный и красивый. – Заметила женщина. Прополоскала тряпку и ещё раз, тщательнее, протёрла Гарету лицо. – Не чета человеку.