Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Ну, я вам скажу, и страшно там было! – Грохотал герцог, могучий, статный викинг, с рыжей бородой, светло-голубыми глазами и огромными руками, поросшими рыжей шерстью, – аж жопа съёживалась под доспехами, когда…

– Ваша светлость! – Укоряла герцогиня, но тот отмахивался:

– да ладно тебе, Эффи! Гарет – ничего, что я запросто к тебе? – Гарет, говорю я, сын Гарольда, а значит, парень с понятиями!

– Но здесь Софи и девушки!

– И что? – Смеялся герцог, и Гарет невольно смеялся с ним, хоть его и шокировали манеры старшего из Эльдебринков, – у всех есть жопа, и все про это знают!

– Но это слово…

– Слово! Подумаешь, слово! Что, так бывает, что ли: жопа есть, а слова нет?! – И София жизнерадостно рассмеялась, Гарет подмигнул ей, а герцог проревел:

– Молодец, Софи, молодец, моя девочка, ты настоящий сорванец, я тебя обожаю! Так вот… – Он осушил до дна здоровенный кубок, утёр рот салфеткой, предусмотрительно подсунутой герцогиней, – подошли мы с тысячей копий к Старому Торхвиллу… Город-то там давно разрушен был к тому времени, ещё Гэролдом Хлорингом, тем вашим предком, который кучу умных книжек потом написал, уехав в Ирландию… Прежде, чем книжки начать писать, он настоящим мужиком был и воякой доблестным, Север его ещё хорошо помнит. Так вот, этот самый Гай Гэролд разрушил Старый Торхвилл, одни развалины на берегу Виверриды остались, а этот дьявол Райдегурд их как-то ухитрился восстановить, не сами развалины, конечно, а замок на скале. Вот и представьте себе: дорога к замку идёт через разрушенный город, стены, обломки, старые камины обугленные, и из всех щелей вдруг полезло такое, что и рассказать-то не расскажешь! Какие только твари на нас там не кидались! Самые обыкновенные там были карги: помесь такая пакостная крысы, свиньи и собаки, размером со здоровенного секача, а зарубишь такую – и остаётся дохлая провонявшая крыса. Ох, и трудно было их рубить, шкура – как дублёная кожа, не всякий меч их брал… Ещё были такие летучие твари, вроде бабы, только с крыльями летучих мышей и зубами, как у щуки, их вообще было не убить, и если бы не эльфийские лучники, снимавшие их стрелами, задрали бы эти гарпии нас, как пить дать. Но самыми страшными упыри были какие-то, чёрные, с красными глазьями, как уголья, и такими же зубами щучьими, только длиньше, чем у щуки… Эй, музыканты! Чего заглохли?.. А ну, давай нам Найтвич! Ты, Брон с волынкой! Ну-ка, зажги нам!

– Ваша светлость…

– Молчи, Эффи! Не боись, меня и сквозь волынку слышно! Так вот… упыри, ага же. Ноги короткие, лапы длинные, и с вот такенными когтями, которыми они даже кольчуги рвали, твари… А самое страшное – убьёшь такого упыря, а на его месте, вот вам крест святой, мальчонка оказывается, и тоже – как будто не сейчас его убили, а неделю без малого назад… И так это жутко было, что если б не эльфы и не русы, которые как дьяволы в битве, бежали б мы оттуда… особенно, когда тьма настала дьявольская, и вой со всех сторон пошёл такой, что у некоторых из нас кровь пошла носом… Тогда твоя матушка, Гарет, тогда ещё даже не невеста Гарольда, выехала вперёд, руки подняла, скрестила их вот так, и заговорила эдак… даже жутко, и громко так, по-эльфийски, я, понимаешь, в их языке ни бельмеса. Заговорила, и как бабахнет! Как завизжит что-то, как полыхнёт! Она ведь луа эльфийская была, прекрасная герцогиня Лара… Ты, кстати, Гарет, похож на неё невероятно, правда, Эффи?..

– Да, – подтвердила несчастная герцогиня, которая очень боялась, что Гарет, прибывший из Европы, сын блистательного принца Элодисского, чей двор всегда был даже прогрессивнее королевского, сейчас в душе смеётся над их провинциальностью. Музыканты наяривали Найтвич, проглотив страшное разочарование – им тоже хотелось послушать. София постукивала ножкой в такт развесёлой мелодии, и Гарет – вдруг с облегчением заметила герцогиня, – тоже отбивал такт пальцами, с блестящими глазами и без тени насмешки слушая её мужа.

– И тогда мы ворвались в замок, потому, что ворота той эльфьей магией сорваны были с петель, и такая в нас, понимаешь, лютость образовалась, когда тех пареньков мы увидели и поняли, что Райдегурд – некромант паршивый и сначала их замучил, а потом в нежить превратил… Рубили мы слуг этих колдунских, как одержимые. Отец твой, скажу я тебе, бился так, как не всякий рус тогда бился. Многие считали, да и сейчас так думают, что он такой… изысканный, добрячок такой… Не так это, и не верь дуракам всяческим. Он боец знатный, от меча его ни одна тварь тогда не спаслась. Ворвались мы в замок, а в замке… Ох, дамы, что мы там увидели! – Герцог вновь приложился к кубку, и Гарет выпил на пару с ним. – Лужи крови на каменном полу, ручьи крови, вонь такая, что слёзы из глаз, и кругом мясо… человечье мясо, руки, ноги, головы, половинки голов, мозги, глаза… А самое ужасное – что всё это дети, – герцог хватанул кулаком по столу, – представляете?! Детишки, и порой и вовсе маленькие, только-только от мамки… Ох, и тошно нам там стало, ох, и муторно! Даже русы при виде эдакого ужаса плакали, а были и такие, кто поседел прям там, кого трясло, кто словно бы ума лишился… А биться там пришлось, я вам скажу! У Райдегурда не только нежить в слугах была, были и живые, то ли люди, то ли нет, и тоже колдуны: они в нас огненными шарами пулялись, камни обрушивали… Да, досталось нам тогда! Ежели б не эльфы, там и полегли бы мы все. В самое-то логово мы впятером прошли, я, луа Лара, её брат Тис, эльфийский князь, и тоже колдун, Гарольд Хлоринг и князь Изнорский. А Райдегурд… Вот как бы вам его описать?.. Пакость такая… лысый, как коленка бабья, тощий, весь какой-то жёлто-синюшный, с синяками под глазами, а воняло от него… Он, как эльфов увидел, так и затрясся весь, а они стали эдак, и Тис сказал ему что-то по-эльфийски. И тот на колени упал, весь дрожит, зубы ощерил свои, хрипит что-то о том, что, дескать, он вернётся, вернётся, убить его нельзя, якобы. Вокруг – тела детские, каким-то таким манером колдунским выложены, и личики у них такие, что сразу видно, смерть их лёгкой не была. Ну, мы и озверели малость… Фёдор Изнорский и говорит: «У нас, мол, обычай такой есть, на Руси. Ежели князь слишком уж лютует и подданных своих кровь проливает почём зря, значит, связывают его, подвешивают к потолку вниз головой в его собственном доме, и дом тот поджигают». Твой отец против был, говорил, что его судить и казнить надобно, но мы, и вправду, словно малость озверели. Но ведь и было, от чего! Связали мы этого гада, – заканчивал рассказ герцог в гробовой тишине, все смотрели на него, впечатлённые рассказом, София побледнела, – побили его тоже… немножко… и подвесили к потолку, как Фёдор говорил. Он извивается, визжит, а из тёмного угла вдруг кто-то как зашипит на нас! Я думал, крыса, посветил туда факелом, а там в железной клетке живой парнишка сидит, лет так шестнадцати, голый, в кулаке крысу держит, и, прошу прощения у дам, жрёт её. По подбородку кровь течёт, глаза бешеные. Рычит на нас, щерится… Мы и его хотели того… Но Гарольд прям крестом между нами кинулся: «Не надо, говорит, не убивайте его! Он, говорит, жертва этой твари, он, говорит, несчастное создание, я, говорит, его не дам убить, это не правильно, не по-божески!». Эльфы парнишку этого проверили, и Тис говорит: Он, мол, не колдун, у него и искры магии нет. Безобидный, то есть. Ага ж, безобидный! На нас рычал и щерился, а к Гарольду прижимался, как собака, и на Лару всё таращился, глаза, как у голодного кобеля… Ох, и противен он мне тогда был! Вот не жаль мне его было, верите, нет?.. Тварь он был, и плевать на причины, которые его таким сделали. Тварь и пакостная мразь. Надо было тогда оттолкнуть Гарольда, да и прирезать его…

– Кто это был, дядя? – Дрожа, спросила София.

– Теодор Драйвер, теперешний барон Найнпортский.

После праздничного, и при том такого домашнего ужина, как-то сами собой начались танцы. Вообще, Гарету здесь нравилось. Братья Эльдебринки, по словам герцога, в данный момент охотились в ущелье Кьёлль, но им уже сообщили, и они скоро должны были быть здесь, а тогда, по словам того же герцога, здесь и вовсе станет весело. Гарет не знал, куда уж веселее – местные рыцари и дамы не слишком обременяли себя условностями. София Эльдебринк серьёзно начала его увлекать: девушка была куда интереснее, чем его обычные пассии, живая, смелая, дерзкая, с нею хотелось спорить и общаться снова и снова. Когда в третий раз заиграл любимый герцогом Найтвич, Гарет вдруг спросил Софию:

– А хотите, леди София, я научу вас танцевать Хеллехавнен?

– Это же мужской танец? – Чуть пригнула голову София, глядя с таким лукавством, что казалась при этом привлекательнее всех красавиц мира.

– Это вас смущает?.. – Приподнял одну бровь Гарет. Она помедлила… и засмеялась:

– Я умею танцевать Хеллехавнен, милорд!

– Тогда – как говорит его светлость, – зажжём?.. – И София отважно протянула руку:

– Легко!

Рядом с высоченным Хлорингом высокая София сама перестала сутулиться – не смотря на свой рост, она была ниже Гарета на голову, – и держалась непринуждённо и оживлённо. Герцогиня смотрела на неё со смесью облегчения, грусти, ревности и лёгкого страха: а ну, как бедняжка Софи увлечётся этим красавцем слишком сильно?.. Когда они с Гаретом вдруг начали лихо отплясывать мужской танец, все остальные как-то немного растерялись, не зная, как реагировать, и герцогиня тоже, но герцог Анвалонский встал во весь свой рост и, захохотав и воскликнув:

– Э-хой, деточка!!! – Начал громко отбивать такт, хлопая в ладоши. За ним и весь его двор зааплодировал двум смельчакам. Этот танец, вообще-то, танцевали обычно рыцарь и его оруженосец; длинные юбки и шлейфы дам не позволяли выделывать такие прыжки и подскоки… Но София отлично вышла из положения, перекинув шлейф через руку, и давая всем присутствующим возможность полюбоваться её стройными щиколотками, а порой – и икрами. Они удивительно здорово смотрелись вместе: Гарет Хлоринг и София Эльдебринк. Уступая ему в совершенстве черт, София не уступала ему в привлекательности, яркой, юной дерзости. Она не жеманилась и не манерничала, как это было модно при европейских дворах, и поначалу этим Гарета озадачила и смутила, но потом – понравилась до того, что к ночи он уже думал, что едва ли не влюблён в неё.

Терзаясь и мечтая, Гор перестал уделять Приюту должное внимание, и результат не заставил себя ждать: Локи и Ашур убили Розу. От пинков в живот у неё открылось внутреннее кровотечение, и она умерла в ту же ночь. Хозяин не выносил, когда его имущество уничтожалось бесплатно, да ещё совсем новое и способное послужить ещё долго, а потому Приют был наказан: Гор получил тридцать плетей, к счастью, простых, без насадок, а Приюту было отказано в новой Чухе и запрещено ходить в Девичник. Теперь туда ходил только Гор, да стражники, так как Чух необходимо было учить каждый день. К плетям Гор привык, и не обращал внимания на слегка воспалившиеся рубцы на спине, добавившиеся к старым, а вот Приют без любимой забавы очень страдал. Гор, обычно очень активно действующий в таких случаях, в этот раз словно забыл о них – он все эти дни жил, словно в каком-то очарованном сне, погружённый в себя, с мыслями всё об одном и том же. Каждую ночь ему по-прежнему снилась Алиса, почти каждую ночь он ходил к её двери. Всё остальное стало таким неважным! Он раздражался из-за каждой ерунды, но Приют приписывал его состояние злости из-за произошедшего, и старался своего вожака не злить.

А потом случилось не иначе, чудо: Доктор позвал его и сказал, что уезжает вместе с Папой Хэ на две недели, не меньше, и Гор будет заменять его в Девичнике.

– Паскуда всё сумеет, – небрежно сказал он, – если заболеет кто, с ожогами, синяками и прочей хренью она справится. Всё остальное ты знаешь. Спать можешь в одной из комнат в том коридоре, ты знаешь.

– А эта… – Как можно небрежнее сказал Гор, – ну, которая для Хэ?

– Да с ней всё в порядке. Течки вроде нет, здорова, разве что куксится, тварь, но это без разницы. Можешь не париться о ней; еду ей Паскуда будет относить, главное, получай на неё отдельно, она гадина разборчивая, не жрёт ничего. И слышь… – Доктор украдкой потрогал его, – Длинную свою не затрахай!

– Ничего, от этого она не сдохнет. – Гор с трудом сдержался, чтобы не отстраниться – Доктором он брезговал, но и ссориться с ним не хотел. Две недели!.. Две недели, в течение которых он сможет общаться с Алисой!.. Гор и боялся, и хотел этого безумно. Прошло меньше месяца с тех пор, как он увидел эту девушку, а ему казалось – это длится уже много недель. Вся его жизнь разделилась на до и после. В случае с Алисой Гор даже не переживал, прав ли Хэ насчёт опасности и вредоносности женщин, нет ли – если прав, Гор счастлив был бы стать её добычей, пусть даже на время, плевать!..

Ожидая отъезда Доктора, Гор изнывал от нетерпения, но как только тот уехал, и Гор, оставив старшим в Приюте вместо себя Ареса, официально перебрался в Девичник, его охватил страх. И как он войдёт к Алисе, что скажет?.. Как она посмотрит на него – на того, кто помогал Хэ изнасиловать её?.. Слова Доктора о том, что Алиса воспитана, как принцесса, глубоко запали в душу Гору. Кто их знает, принцесс, какие они, что им нравится, что не нравится?.. Он инстинктивно чувствовал, что как-то надо оправдать свой визит, заявиться не просто так, а по делу, и заодно попытался принарядиться. К счастью, на его рост ничего достаточно нелепого не нашлось. Та жёлтая туника с лентами, которая показалась ему роскошным одеянием, просто на него не налезла, и Гор ограничился, скрепя сердце, новой серой рубашкой и такими же новыми штанами. Из гостевых покоев он спёр два пирожных и глиняную бутыль со сладким красным вином, и после обеда, встретив единственного гостя, посетившего Девичник, совсем было собрался идти, но решил ещё на раз помыться. Подобно всем полукровкам, Гор был очень чистоплотным созданием и мылся при каждой удобной возможности. Это оказалось очень удачной мыслью: в Девичник пожаловал Гестен, управляющий Хозяина, в его отсутствие присматривающий за Садами Мечты. Он, в отличие от Хозяина, любил и мальчиков, и девочек, да и вообще всё, что двигалось – Гор слышал от Доктора, что Гестен не побрезгует ни козой, ни овцой. Зная, как пахнут и те, и другие, Гор Гестеном брезговал, тот же его – ненавидел, и старался при каждой встрече оскорбить, обозвать, унизить всеми доступными средствами. Гор в ответ избрал тактику игнорирования. Абсолютного. Смотрел сквозь Гестена, рослого, длиннолицего, с жидкими каштановыми волосами, но крепкого, жилистого, с невероятно сильными руками и длинными ногами с огромными ступнями, со своей обычной ледяной невозмутимостью, и делал вид, что его здесь нет. Гестена это бесило страшно, но сделать он ничего не мог – Хозяин запретил третировать ценного полукровку.

– Выстави мне новеньких, – приказал он отрывисто, – сюда, передо мной! Хочу всех посмотреть.

Прошёлся перед смирно стоявшими на коленях девочками, сплюнул:

– Все?

– Нет. – Кратко ответил Гор. Гестен подождал, и почувствовал, что вновь начинает закипать: полукровка намеренно его бесил! Ведь знал же, что от него хотят, но из подлой вредности своей отвечал только на конкретный вопрос! Ладно… Хозяина-то нет, и будет не скоро.

– Шибко умный, чельфяк? – Подошёл к Гору вплотную Гестен, дохнув на него свежим чесноком – он только что пообедал. – Шибко умный, шибко смелый… Смотри ты, жопа драная, как осмелел, а?.. Забыл науку нашу?.. – С торжеством заметил, как напряглось лицо Гора, который науку их помнил. Чуть-чуть, но напряглось. Гестен ухмыльнулся. – А что ты скажешь, если я тебе сейчас велю её вспомнить?

– Что колодцы здесь глубокие. – Тихо сказал Гор, глядя ему в глаза. – Никто и никогда концов-то не найдёт.

– Чего?! – Ноздри Гестена раздулись. – Ты что… о»» ел совсем, чельфяк?

Гор бестрепетно смотрел ему прямо в глаза.

– Сделать что-то со мной ты сможешь только со связанным. – Произнёс так же тихо. – Но развязывать меня после этого не советую.

Гестен выхватил короткий меч.

– Ты и вправду о» ел, мясо. – Сказал жёстко. – Но я наглых люблю. Правда, люблю, я не то, что Хозяин твой. Докажешь сейчас, что ты не только наглый, но и не трус, я тебя пощажу. И даже не сдам Хозяину. Слово рыцаря. Не сможешь – обслужишь меня по полной. Пока мне не надоест. – Взмахнул мечом крест-накрест перед Гором, но тот даже не вздрогнул, глядя прямо в глаза Гестену. Тот бросил ему палку. – Сможешь выстоять передо мной – живи.

Гор никогда не сражался, никогда не держал в руках ни меча, ни даже ножа. Но в то же время ему казалось, что он… сражался во сне, что ли?.. Во всяком случае, он откуда-то знал, что нужно делать и как двигаться. Чувствуя, что палкой, как мечом, и даже как дубиной, орудовать не сможет, он схватил её за концы обеими руками и, не отводя глаз от глаз противника, ловко уходил от ударов и финтов, встречая меч палкой даже тогда, когда самому Гестену казалось нереально это сделать. Тот присвистнул с невольным восхищением, приостановившись:

– Где научился, чельфяк?

– С собаками сложнее драться. – Сплюнул Гор. – Они быстрее и злее.

– Злее, говоришь?.. – Гестен оскалился от злости. – Значит, злее… – Налетел со всей боевой силы – он был отличным рубакой, одним из лучших на Острове и уже совершенно точно лучшим на Юге. Каким бы Гор ни был ловким и быстрым, шансов против опытного мечника у него не было. Разрубив мощным ударом его палку, Гестен одной рукой схватил его за горло, другой направил меч в лицо, в опасной близости от глаз.

– Ну, что? Теперь страшно, щенок?..

– Думаешь, я смерти боюсь? – По-волчьи оскалился Гор и сам сделал движение навстречу острию меча. – Я десять лет её жду! Давай!

Гестен отступил, отталкивая его. Нахмурился, в лице уже не было того презрения, только настороженность, сомнения и опаска. Он вспомнил, что мальчишка и в самом деле пытался покончить с собой несчётное количество раз.

– Хорошо. Я дал слово, а рыцарь на ветер слов не бросает. Живи, чельфяк. Пока что. Так где, говоришь, ещё девки?..

– Одна. Гость забрал. Вот деньги. – Гор отдал Гестену пятьдесят золотых, и тот снова присвистнул:

– Однако? Что за девка такая, у неё что, манда золотая, что ли?

– Эльдар.

– Эльда-ар?.. Хорошо… Завтра наведаюсь, посмотрю, что за эльдар такая… А пока мне двух пацанчиков из нового Привоза, помоложе и посмазливее, на часок.

Часок растянулся на целую вечность – пока Гестен был тут, уйти Гор не мог. Но, в конце концов, тот ушёл, натешившись, и Гор, отведя пацанов обратно в Конюшню, наконец-то поднялся к заветной двери и остановился, смиряя волнение и прислушиваясь к бешеному стуку собственного сердца. Войдёт сейчас и скажет – небрежно так, – мне-то без разницы, но Хэ велел тебя кормить… нет, не так…это тебе прислал Хозяин… или нет… Гор осторожно отодвинул засов. И что он так боялся?! Ведь это Чуха, просто Чуха, это она должна бояться! Несколько раз вздохнув, Гор открыл дверь.

Алиса, всё в том же огромном полотняном шенсе, сидела на постели, натянув подол на ноги так, что виднелись только пальчики, и смотрела через стекло на море. Стекло было грязным, а море – серым и неспокойным. Лицо Алисы было печальным и нежным, измученным, под глазами лежали тени, губы сложились в усталую и печальную гримаску. И всё же она была такой красивой, что у Гора перехватило дух, отнялся язык и ослабли ноги. Он смотрел на неё вне себя от священного ужаса, не в силах поверить, что это обычное смертное существо, а не что-то волшебное и неземное… Она смотрела на море, хоть и поняла, что кто-то вошёл, а Гор стоял и смотрел на неё, не в силах ни заговорить с нею, ни уйти. Затянувшаяся пауза удивила Алису, и она повернула голову, увидела его, и лицо просияло от недоверчивой радости:

– Это вы! А я думала, что вы никогда не появитесь, что это запрещено… Я про вас часто думала!

– Я… – Гор забыл всё, что хотел сказать, чувствуя себя невыносимо глупо. – Я это… тебе вино принёс. И пирожные.

– Спасибо. – Она смотрела на него своими дивными большими глазами, и Гор не мог отвести взгляд. Ему хотелось встать на колени и сказать: погуби меня, выпей мою душу, возьми у меня всё, что тебе надо, только позволь мне на тебя смотреть! Пусть ты даже в сто раз хуже, чем говорит Хэ, мне всё равно! Если ты моей крови захочешь, я горло тебе подставлю! Только захоти от меня чего-нибудь, возьми меня, всё равно, зачем и как! Но он не мог ни сказать ничего, ни двинуться с места.

– Вы торопитесь? – Спросила она с надеждой.

– Нет. – Сказал Гор. Со стороны казалось, что он недоволен, и говорит хмуро и неохотно.

– Тогда, может быть, – робко сказала она, – вы поговорите со мной?.. Мы можем вместе выпить это вино. Если вы хотите.

– Да. – Сказал Гор, и наградой ему была радость в её глазах, сразу же заблестевших и просиявших так, что Гор зажмурился, не в силах вынести это сияние. Сел у стены напротив неё, не решаясь приблизиться.

– У меня одна кружка. – Смутилась Алиса.

– Да ничё. – Поторопился Гор. – Я с горла могу. То есть… Я не очень-то хочу. – На самом деле он умыкнул это вино из покоев для гостей, оно было хорошим, густым, тёмно-красным, и пахло изумительно, и конечно же, он его хотел. Осторожно положил перед Алисой пирожные, немного помявшиеся по дороге. Застыдился их помятого вида:

– Они это… немного помялись, но они вкусные. – Сказал чуть ли не заискивающе.

– Я съем, спасибо. – Сказала Алиса. Голос у неё был мелодичный и нежный, она говорила так красиво и правильно, что Гор, не умевший так, чувствовал её изысканность и особенность всем сердцем. – Если второе съедите вы, вместе со мной. И почему вы не садитесь на постель? На полу же холодно! – У неё была очаровательная манера некоторые слова словно бы подчёркивать интонацией, при этом слегка сжимая губки так, что в их уголках возникали просто волшебные ямочки, от которых невозможно было оторвать глаз.

– Не, нормально. – Быстро сказал он. – Я привык. – На самом деле он просто боялся сесть рядом с Алисой, стесняясь себя.

– Хорошо, что вы пришли. – Вдруг призналась Алиса. – Мне так плохо.

– Тебя бьют? – Тихо спросил Гор.

– Нет. Меня никто не трогает. – Девушка опустила глаза, теребя кончик рыжей косы тонкими пальчиками. – Меня никто не замечает… Словно я вещь. Я плачу, прошу, кричу… А меня никто не слышит. Осматривают, щупают грудь и живот, заставляют есть, купаться. Мне так страшно! Так плохо… Я хочу умереть, но и этого я не могу. – Она повернулась к окну, и Гор понял, не увидел, а именно понял, что она пытается справиться со слезами и отчаянием. Сердце сжалось.

– Доктор не трогает тебя?

– Трогает… – Смутилась Алиса, опуская голову. – Часто.

– Я не в этом смысле. Он тебя… не трахает?

– А как это? – Спросила Алиса. Гор смутился.

– Ну, я имею в виду… То же, что сделал Хозяин.

Алиса покраснела, ещё ниже нагнула голову. Прошептала:

– А разве это все… могут делать?..

– Вообще-то… да. Каждый мужик может.

– И вы?.. – Она не смела поднять глаз, руки чуть задрожали. – Вы для этого пришли?

– Не бойся. – Сказал Гор, ему вдруг отчего-то стало больно. – Я тебя не трону. Меня можешь не бояться.

– Я вас не боюсь. – Она решилась и посмотрела на него. – Я только вас одного здесь не боюсь. Я верила, что вы придёте и поможете мне! Хотя бы просто со мной поговорите… Я к вам часто обращалась, в душе, мне ведь больше не к кому… У меня никого нет на всём свете. Те женщины, которые меня воспитывали, они просто продали меня, как вещь – я сама видела, как они берут за меня деньги… Я думала, что у меня есть мой господин, для которого я росла и училась, но он… он оказался… – У неё запрыгали губы, она быстро повернулась к окну, и Гор увидел, как она напряглась, кусая губы и вновь пытаясь справиться со слезами. Прошептала:

– Простите… Я такая… Вам, наверное, не интересно со мной… Вы хотите уйти?.. – Голос её дрогнул от отчаяния и робкой надежды на то, что он возразит.

– Не, не парься. – Смущённо ответил Гор, отчаянно жалея её, и Алиса вновь почувствовала эту жалость, благодарно взглянула на него, утёрла слёзы.

– Скажите… Зачем он со мной это сделал? Я ведь и так готова была сделать всё, что он велит, меня этому учили, меня к этому готовили… Я так этого ждала! Я готова была быть послушной и благодарной, сделать все, что он хотел, повиноваться ему во всем… Зачем, зачем он это сделал?!

– Ему это… ребенок от тебя нужен. – Пояснил Гор. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, и Гор видел, что она его не понимает абсолютно. Вообще. Вздохнул. Сам он тоже имел представление о том, как получаются дети, самое туманное, только то, что ему говорил об этом Доктор. Но то, что и главное, КАК Доктор ему это говорил, Гор повторить Алисе не мог – она была такой нежной, такой деликатной, что Гор, столкнувшись с этим впервые, все-таки сумел почувствовать и понять главное: Алиса слишком нежна и чиста для Садов Мечты и царящей здесь грязи. Но и объяснить надо было – она до сих пор пребывала в каком-то кошмарном оцепенении, для нее случившееся было запредельным ужасом. И Гор, смущаясь – небывалое для него дело! – спотыкаясь на каждом слове, мучительно подбирая эти самые слова, но сумел кое-как объяснить Алисе, что у мужчины и женщины все так устроено, чтобы подходить одно к другому, и когда мужчина это делает, он оставляет в женщине семя, из которого и вырастают дети.