Очень короткие рассказы о главном

Его письма, стоило собрать их вместе, могли бы составить несколько томов. Собственно, его референт так и собирался сделать, и если бы не сотни текстов, обрушивающихся еженедельно со всех сторон, в том числе по интернету, то, возможно, появилось бы время и на это. Некоторые записки можно было печатать в сборнике научных трудов, другие – в книге рекомендаций домохозяйке. Кое-что лежало в сфере глубоко интимных отношений, но и здесь Марк находил удивительные в своей правоте решения, позволявшие увидеть ситуацию в истинном свете и разрешить любые противоречия.

Одна молодая женщина написала, что у них с супругом есть друзья, такая же пара, и все в этой компании симпатичны друг другу. Муж предложил ей на один вечер поменяться партнёрами, сказал, что всё организует, – и что же ей теперь делать?

«Будет масса новых впечатлений, – ответил ей Марк, – но после того, как вы побываете в посторонних руках, ваш муж постепенно перестанет к вам притрагиваться, а потом и вовсе разведётся. Так и слышу ваш вопрос: почему? Ведь он сам всё это предлагает? Отвечаю: потому что нет такого мужчины, который потом не стал бы безумно ревновать к произошедшему. И нет такой пары, которая внутренне не развалилась бы после подобного размена. Он станет вами брезговать, потому что удовольствие, которое вы получаете именно с ним, мужем, в его глазах не может сравниться больше ни с чем. Но получится, что вы, чуть ли не на соседней кровати, возьмёте то же самое от другого самца: значит, то особенное, что связывает вас с любимым мужчиной, на поверку окажется самой банальной процедурой, которая может связать вас с любым посторонним мачо. Каждый мужчина высоко себя ценит, так что подобного внутреннего унижения не потерпит. Даже если он сам инициирует ваш обмен парами и после сделает вид, будто всё получилось хорошо, перспективы ваш брак после этого не имеет.

Вот почему сейчас с негодованием отвергните его просьбу, а если уж вас безостановочно тянет к тому, другому – постарайтесь сделать всё так, чтобы никто о вашей связи не узнал. Потом сами разберётесь в своих ощущениях и решите, что делать дальше. По крайней мере, у вас останется шанс вернуться, ничего не сломав.

А если сумеете – постарайтесь без этого обойтись».

Подобные письма и ответы не были редкостью, как и другие – гораздо более глубокого философского плана.

«Чем измеряется человеческая значимость? – спрашивали у него. – Почему одних людей считают великими, хотя они сотворили много зла, а других – ничтожными за одно лишь то, что жизнь их складывалась по общечеловеческим правилам?»

В ответ следовало подробное и грамотное изложение Марком своей доктрины, где всё определялось масштабом задач, стоящих перед самим человеком. Маленьким людям приходилось жить ради выживания, большим – определять для себя дальние горизонты, с учётом собственного предназначения. «Те, кто лучше понимает, чего хочет Бог от человечества, и познал на этом пути себя, – они-то и являются воистину великими, – ответил Марк. – Масштаб человеческой личности определяется той целью, к которой этот человек реально стремится. Не просто декларирует её, а всеми силами добивается.

В свою очередь, цель эта должна отвечать двум критериям: развитию способностей, заложенных в самом человеке, и максимальному количеству людей, которые выиграют благодаря достижению этой цели.

Если кто-то захотел построить дом и от этого стало лучше его семье – прекрасно.

Если кто-то стал учёным и открыл законы, которые в чём-то помогут человечеству, – прекрасно вдвойне.

Это не значит, что кто-то становится «лучше других» оттого лишь, что ставит перед собой более высокие задачи. Но это безусловно значит, что тот, чья жизнь посвящена высоким целям, для человечества представляет более существенную ценность по сравнению с тем, кто живёт лишь для себя».

Из этого развёрнутого ответа следовало, что если люди хотят жить лучше, то они должны помогать тем, кто ставит перед собой высокие задачи. Проще некуда.

За такой простотой стояло многое. Мир в перспективе виделся Марку зрительным залом, где взрослые, то есть бывшие дети, играли для своих маленьких зрителей добрые сказки. Зла в этом мире не существовало, каждый приносил пользу другим: кто-то бóльшую, кто-то меньшую.

– В царствии Божием, – смеялся Марк во время какого-нибудь застолья, – нету тьмы. Есть только свет – яркий или слегка приглушённый, если светильник, скажем так, устал. Но, повторю, никакой тьмы не существует!

Рядом с ним и вправду было светло.

…Я любила его всю жизнь, как люблю и сейчас – пронзительно, до слёз, и всегда готова была выполнить любую его прихоть. Лет двадцать назад – то есть в ту пору, когда мы ещё были молоды, – я могла вечером залезть на подоконник в собственной комнате, зажечь свет, раздеться до трико и танцевать, как бешеная, под громкую музыку – зная, что он стоит на тёмной улице и наблюдает изгибы моего тела в ритме рок-н-ролла. Белыми ночами в Ленинграде, где жил Марк, мы гуляли по набережным, наполненным такими же влюблёнными парочками, а если были в Москве, где я тогда училась, то могли завалиться, например, в джаз-клуб и просидеть там до утра.

Я была худой и тонкой как спичка, родители даже отдавали меня в детстве в балетную школу, а Марк уже тогда отличался упругой полнотой и неуёмной энергией. Наши сияющие лица выдавали всё, что нас связывало, и мы целовались там, где нас, как тогда казалось, никто не мог заметить. То есть везде.

Теперь, чтобы напомнить себе те ощущения, Марк иногда достаёт из верхнего ящика стола фотографию в рамке, на которой мы стоим рядом, обнявшись, с глупыми от счастья лицами. Потом он убирает фото обратно и вновь погружается в бесконечную череду спектаклей и поездок по миру.

Я вижу его таким, каким он был, и знаю, каким он стал сейчас. Я люблю его всяким, и чувство это свободно от других эмоций, потому что, будучи уже беременной, я погибла в той аварии, где он потерял ноги, и попросила Бога, чтобы он дал мне возможность побыть ещё немного в небесах над тем миром, где, в его физическом воплощении, существует мой Марк. Я с небес отводила от любимого неприятности, о которых он даже не предполагал, и, как прежде, потворствовала любым его прихотям, в том числе с этими девицами и женщинами, без которых он, наверное, не мог обходиться, но к которым не испытывал и сотой доли тех чувств, что составляли суть наших с ним отношений.

Я знаю, что, по земным меркам скоро, мы снова встретимся – здесь, на небесах, где я терпеливо жду его, исполненная, как и все прочие сущности, только любви, которой Марк учит детей на своих спектаклях там, на Земле.

Он учит их так, как делал это в своё время со мной, когда ставил свои первые спектакли-сказки. Тогда он сажал меня в театральном зале с мальчишками и девчонками, и я вместе с ними замирала от восторга или страха, а потом смеялась и хлопала в ладоши, переполняемая тем светлым чувством, которое испытываю к Марку и теперь.

Мы остаёмся вместе и по-прежнему любим друг друга.

Иногда я обращаюсь к нему, и кажется, будто он меня слышит.

До встречи, Марк. Храни тебя Господь.

Цикл «Доказательства от противного»

Кастинг

С виду мужчина был плотным, лет сорока двух, невысокого роста, с округлым лицом. На груди он носил золотую цепь с крестом, и летом, когда все ходили в открытых рубашках, это было вполне заметно. Родом мужчина был из Новосибирска, у него водились деньги, и однажды он решил исполнить давнюю мечту: прокатиться на быстроходной двухпалубной яхте по Средиземному морю. Конечно же, не один.

Жена его и двое детей остались в Сибири, а сам он прикатил в Москву, зашёл в агентство, фрахтующее катера и яхты, и заказал маршрут с обязательным заходом в Неаполь. Стартовать нужно было из Барселоны через неделю.

Тогда он и появился в нашем модельном агентстве. Я девочками не торгую, но кое-что предложить ему могла. Этому оказались нужны не просто секс-услуги, а чтобы в голове у девиц что-то было тоже: не полные чтоб дурочки. Он попросил, а точнее предложил, чтобы все потенциальные претендентки ответили на три вопроса, по одной фразе. А также, дополнительно, на четвёртый, вроде бонуса. Достав из кармана бумажку, он мне эти вопросы показал.

Вот они:

1. Что такое счастье?

2. Сколько вам требуется денег, чтобы не нуждаться?

3. Каким, по-вашему, должен быть мужчина?

«Бонус» звучал так: согласны ли вы поехать в двухнедельное путешествие с мужчиной, если с ним поедут также и другие девушки?

Не знаю, сам ли он это всё придумал или подсказали. За мою двадцатилетнюю практику в модельном бизнесе такого ещё не было.

Я устроила ему кастинг: на подиум выходили девочки, одетые и не очень. Он сидел в зале и смотрел, потом попросил раздать вопросники тем шестерым, которые ему понравились. Я не объясняла девочкам задачу, но знала, что с теми, кто пройдёт отбор, он собирался пойти поужинать в хороший ресторан, чтобы там познакомиться.

И мне, и девочкам за выход хорошо заплатили. Мужик был щедрым, но по-купечески купюрами не швырялся, что мне в нём сразу же понравилось. Деловые люди умеют считать деньги, поэтому неадекватного поведения можно от них не ждать. А то бывает… впрочем, не стоит портить настроение такими воспоминаниями.

Девочки старательно заполнили бумажки, и я вместе с фотографиями моих красавиц отдала их дяде для осмысления – перед этим, естественно, прочитав.

Практически все девочки считали для себя счастьем любовь и семью.

Никто не называл запредельные цифры, когда речь шла о потребностях: было бы на что жить, одеваться и ездить на курорты. Одна, правда, высказала претензии на престижный автомобиль типа «Лексус», шубу из горностая и «чтобы жить в Париже», но это было скорее аномалией.

Своего мужчину все представляли благородным, умным, способным на любовь и, главное, на понимание. Видимо, по жизни им всем доставалось от тех козлов, которые видели в них только ноги от ушей.

Но самым главным были ответы на «бонусный» вопрос.

Все как одна отказывались от поездки в случае, если там могла оказаться другая девица или тем более несколько. Признаться, я думала о своих курочках хуже, полагая, что они своего хотя бы маленького шанса не упустят. Какая разница, продаваться оптом или в розницу? Но никто из моих моделек не написал даже что-то вроде «Почему бы и нет?». Отказ был окончательным и обжалованию не подлежал.

Дядечка сводил троих из них, по очереди, в ресторан, переговорил, познакомился и на одной остановился. Только и здесь ему тоже вышел облом: девушка посмотрела на его золотую цепь, послушала разговоры – и ехать в круиз отказалась начисто. Потом она мне всё это пересказывала, а я только головой качала. Потому что до этого я думала, будто за деньги они, девочки, готовы… ну, не на всё, конечно, но на многое. Вышел у меня с такими представлениями полный облом.

Похоже, мужик отказался от маршрута по Средиземке и уехал к себе обратно в Сибирь. А мы продолжили работу, демонстрируя коллекции довольно известных дизайнеров, и спустя полгода весь наш коллектив официально пригласили на показы в Испанию.

Вот так!

Невозможное – рядом

В Санкт-Петербурге стояло лето.

Среди дня, в самую жару, когда от духоты в центре раскалённого города некуда было скрыться, вдруг, собравшись за секунду, ударил ливень. Стена падающей воды обрушилась на улицы и проспекты, мгновенно разогнав гуляющую публику под первые попавшиеся крыши. Кто успел – занял столики в кафе; остальные, отряхиваясь на ходу, влетали внутрь уже мокрыми: иные – слегка, иные – насквозь.

– Извините!..

Светловолосый парень, прижав к груди видеокамеру, ввинтился к девушке под зонт и, улыбаясь, пошёл рядом, слегка пригнувшись. Через два шага он уже держал её под локоть, а ещё через два, увидев дверь кафе, предложил:

– Зайдём?

Она оторопело глянула серыми глазами на нахала, но он сказал:

– Угощаю чем хотите. – И буквально в одно движение завёл её внутрь. Девушка сложила зонт у входа, обернулась – для неё уже взяли на стойке чайничек с ароматным, отдающим мятой напитком и понесли его в сторону отдельного столика возле окна.

– Женя, – отрекомендовался парень. Вблизи он оказался светло-русым, коротко, почти под ноль, стриженным, так что мог показаться и блондином. Одет парень был в светлую рубашку и светлые, в тон к ней, джинсы. Видеокамеру он положил на стол.

– Катя, – в той же манере представилась девушка. – Вы всегда такой… быстрый?

– Нет, – сказал он, разливая чай по чашечкам. – Только когда съёмками не занят… На съёмках не тороплюсь.

Он кивнул на камеру, лежащую на столе.

Девушка красивым жестом поправила тёмные волосы.

Всё было в порядке: она знала, что выглядит симпатичной. Впрочем, незаметно было, чтобы парня это хоть немного тронуло.

– А что вы снимаете? – спросила она.

Парень глянул испытующе: в какой степени интерес серьёзен.

– Город, – ответил он. – Особый питерский дух. Здесь всё пропитано ностальгией по тем временам, которых я не видел. Вот и хочу понять, в чём тут фишка.

– И в чём же? – спросила девушка. – Например, что вы сегодня снимали?

Он отхлебнул чай, раздумывая, как всё объяснить.

– Мосты, – ответил он. – Ночью я снимал, когда их разводили. Попросился, и меня пустили в зал с механизмами, а потом под сами пролёты, там, где огромные шестерни и противовесы. А вчера днём забрался на крышу Академии культуры и оттуда брал панорамные виды. Сверху всё смотрится по-другому… У меня в плане сегодня прокатиться на речных трамвайчиках и заснять всё с воды. Поедете со мной?

Девушка чуть повернула голову к окну. На улице всё так же бушевал ливень, но небо постепенно становилось ясным, и минут через двадцать всё должно было закончиться. Она чуть поправила лёгкое платье и с сожалением сказала:

– Я спешу. Может быть, в другой раз…

– А может, наоборот: отложить… куда вы так спешите, Катя? – возразил парень. – Я ведь не всё вам рассказал. Я снимал Новую Голландию, казематы Петропавловки, меня пропустили даже в запасники Эрмитажа и в подсобки Кунсткамеры. Я снимал репетиции балета Эйфмана и мужского балета Михайловского… Я был на выпуске спектаклей Льва Додина – в знаменитом Театре Европы, если знаете. Допустим, всё это удастся сложить в один фильм, минут на тридцать, и добавить туда библиотеки, кинозалы для специальных показов, арт-галереи… Дать слово тем, кто всё это бережёт и содержит… Может, тогда и получится что-то такое, о душе Петербурга!

Парень говорил, всё больше увлекаясь. Иногда он даже взмахивал рукой, что-то показывая. Девушка внимательно слушала.

– Вы, наверное, на режиссёра учитесь? – спросила она. Тот кивнул. – Думаю, для этого фильма нужны большие финансы… Но посмотреть будет интересно.

– Я пока снимаю на любительскую камеру, – с сожалением и с улыбкой одновременно вздохнул парень. – Ничего, смонтирую и в таком виде, без спецэффектов и микширования. Прямая склейка, но для курсовой сойдёт. А потом стану предлагать материал студиям – может, кому-то идея понравится. Сделаем хороший фильм… Деньги найдутся, это не вопрос, тут суть важна: душа Петербурга.

Дождь почти перестал, чайничек был пуст.

– Ну как насчёт поплыть со мной по Неве? – спросил парень. – Могу подождать до завтра, если согласитесь.

– Правда, не получится, – с сожалением повторила девушка. – Я, вообще-то, не из Питера, сегодня уезжаю. Знаете, что мне кажется? Вы большой фантазёр. Фильм, может быть, когда-нибудь вы и создадите, но смотреть его будет некому. Народ сейчас стал равнодушным, искусство его мало интересует, все только о куске хлеба думают.

– А вы?

Девушка взяла свой зонт, стоявший возле кресла.

– И я тоже, – сообщила она, – ничего не попишешь: приходится! Я бы, может, и хотела бы по-другому, да мечтами сыт не будешь: невозможного не бывает… До свидания, Женя. Приятно было познакомиться.

– До свидания, Катя.

Они распрощались. Девушка вышла из кафе и, раскрыв зонт под последними каплями дождя, пошла по высыхающим лужам к ближайшей остановке троллейбуса. Парень даже не посмотрел ей вслед. Он поднял со стола свою камеру, откинул крышку экрана и прогнал отснятые недавно кадры: мосты с высоты птичьего полёта над синей с золотом Невой.

Зазвонил мобильный телефон, он вытащил его из нагрудного кармана. Звонил отец:

– Сынок, ты где?

– Да в Питере, папа, где мне ещё быть, – ответил парень.

– Давай срочно ко мне в Москву, – по-деловому распорядилась трубка. – Забыл, что завтра утром бумаги подписываем? Ты же в нашей фирме теперь числишься директором… Нужно для серьезных людей наши деньги в офшор перегнать.

– И много? – поинтересовался парень.

– Восемь миллионов долларов.

Парень покачал головой:

– И ради этой мелочи ты меня сдёргиваешь со съёмок?! Тут белые ночи скоро закончатся!

– Надо, сынок, – сказала трубка, – подпишешь, и сразу назад. Обещаю.

– Ладно, – согласился парень, – сегодня же буду… Машину в аэропорт присылай.

– Уже выслал, – засмеялся отец. – И билет электронный в VIP-зале получишь на пятичасовой борт. Хватай такси и гони там в Пулково. Жду.

Раздались короткие гудки. Парень ткнул пальцем кнопку возле экрана – изображение исчезло.

Он поднялся, взял камеру и поглядел на то место, где раньше сидела девушка. С её зонта накапала лужа и теперь растеклась по полу.

– Невозможного не бывает, – с иронией передразнил парень интонации, с которыми девушка произнесла эту фразу. Он даже засмеялся, до чего похоже у него получилось, вышел из кафе, поднял руку и, прыгнув в кабину подъехавшего такси, рванул в аэропорт.

Моя семья

Это – мужчина. Я люблю смотреть, как он ест: с таким увлечением уплетает приготовленное мною, что хочется кормить его и кормить, только чтобы наблюдать за ним! Так едят проголодавшиеся дети, да мой муж всегда и был большим ребёнком, поэтому никаких сложностей с ним не возникает. Я всегда знаю, чего он хочет. Несмотря на то, что он занимается очень серьёзным делом, он требует постоянного ухода и присмотра.

Когда он приходит после работы домой, я люблю встречать его у дверей, иногда расшнуровываю ему ботинки и, сняв их, несу в ванную, чтобы смыть там с них грязь.

Я глажу ему костюмы и рубашки.

Я стелю нам постель, стараясь часто менять простыни, чтобы сохранить запах свежести.

Наши дети, уже почти подростки, – в меру умные и жизнерадостные. Когда мы выбираемся вместе с ними на природу, муж разводит костёр, а я нанизываю на шампуры кусочки мяса. Мне доставляет удовольствие приготовление шашлыков и нравится резать огурчики, помидоры, хлеб, которые нам понадобятся, когда мясо покроется поджаристой корочкой. Обычно мы всей семьёй выезжаем на велосипедах в излюбленное место неподалёку, и пока едем под неяркими лучами солнца среди зелёного леса, я с улыбкой слушаю детский смех и кручу педали, понимая, как я люблю этот мир!

…Всё это, конечно же, не больше чем грёзы перед сном. Никакого мужчины у меня нет, зато есть пятилетний сынишка от человека, который нас оставил, и профессия врача, дающая мне кусок хлеба. Собственно, это и всё.

Иногда к горлу подступает тоска, но я с этим быстро справляюсь и продолжаю ждать. Весь мой жизненный опыт сводится к тому, что если о чём-то сильно мечтается, то мечта сбудется непременно, раньше или позже.

Очень хотелось бы – поскорее. Прямо сейчас.

Маникюр

Я, вообще-то, боюсь начальства и всегда стараюсь сделать что-нибудь такое, чтобы меня похвалили. Может, тогда за старание оклад прибавят или повышение какое-нибудь заслужу.

Из резюме, если интересуетесь: двадцать лет, образование среднее, окончила курсы маникюра, педикюра. Личные качества: покладистая, исполнительная, трудолюбивая, обязательная. Не замужем.

Второй день работаю в этом салоне и очень хочу понравиться хозяйке. Место моё – за ширмочкой в углу, это удобно, никто не отвлекает. Лето.

И вот: приходит солидный клиент, в классном костюме, очень торопится, хороший аромат, дорогие часы. Говорит: сделайте маникюр за полчаса, я уже деньги для скорости заплатил… постарайтесь!

Я ему пилочкой ногти подравняла, кутикулу сняла, одну его руку в ванночку, другую начала обрабатывать. Сделала и говорю: давайте вторую.

А он – умер.

Откинулся в кресле и умер.

Я его руку держу, а клиент неживой! Но деньги-то уплачены. Не возвращать же… такому? Думаю: если хозяйка салона узнает, что я работу не выполнила, ругаться станет точно. Она женщина деловая и очень строгая.

Сижу и делаю покойнику маникюр. Не так, конечно, тщательно, как могла бы, однако же качественно. Ладонью чувствую: рука у него постепенно холодеет но, думаю, всё успею, как и договорились, за полчаса.

Закончила, выхожу из-за ширмочки и объявляю: девочки, вызывайте скорую, я свою работу сделала! Кругом переполох, паника, потом врачи приехали, дядечку этого увезли…

Позже, когда всё улеглось, хозяйка меня спрашивает:

– Ты почему скорую сразу же не вызвала?

Я отвечаю:

– Сначала деньги, потом работа, а потом уже всё остальное.

Хозяйке мой ответ, похоже, понравился. Она посмотрела на меня внимательно, вроде как на свою, что-то прикинула и говорит:

– С завтрашнего дня ты у меня менеджером по персоналу работать станешь.

Я знала, что когда-нибудь за старание меня наградят. А тут – буквально сразу повезло. Здóрово!

Претендент

Я понимаю так: у женщины должен быть один муж на всю жизнь. Своего я пока не дождалась. Сватался тут один к моей матушке, не старой ещё, а я никак не могла решить, что же такого мне в нём не нравится. Вроде и одет прилично, и говорит вежливо, и ко мне с уважением относится. Ну, конечно, он сильно в возрасте, однако же выглядит аккуратно, да и по характеру спокойный…

А потом поглядела я на него, когда мы обедали, и поняла: зубы у него верхние некрасиво вперёд торчат. Не то чтобы как у кролика, а так, выдаются немного под углом. Посмотрела я на него и представила, что вот как раз с такими зубами он скоро будет лежать в гробу. Вскочила и убежала.

Знаю, что не права, а сделать с собой ничего не могу. С тех пор как два года назад схоронили отца, которого я очень любила, даже мысли не допускаю, что мама моя с кем-то другим не то что под одним одеялом – под одной крышей окажется…

Особенно с этим, у которого такие зубы!

Тушканчик

Наш туристический лайнер стоял на рейде израильского порта Хайфа. Пассажирам предстояло сойти на берег, и они толпились на нижней палубе, чтобы пройти так называемый фейс-контроль. Если ваше лицо не нравилось, вас могли без объяснения причин оставить на борту.

Я стоял возле поручней, глядя на голубую воду и ярко-синее небо над ней. Рядом один из членов команды таскал вместе с напарником ящики. На короткую минуту он приостановился и окликнул меня с выраженным украинским акцентом:

– Привет, земляк!

– Привет, – ответил я без особого энтузиазма.

– Откуда здесь?

– Из Питера.

– А-а… – протянул матрос. Он был загорелым, примерно сорока лет, а тёмные его глаза так и бегали по сторонам. – Был я там однажды. Речка-вонючка, главная улица с церковью в конце, там ещё кладбище при ней маленькое, столбы с кораблями прилепленными, ну и эти… ворота нам показывали. Ничего интересного: я проехал по городу, больше не хочу.

В переводе на человеческий язык эта тирада звучала так. В Северной столице России оказалось обиженное Богом мелкое животное, похожее на тушканчика, которое сейчас находилось рядом со мной и которому из окна автобуса показали реку Мойку, куда привезли умирать раненого Пушкина. Потом животное довезли до Александро-Невской лавры – таких соборов в России существует всего четыре, – а после дали посмотреть на захоронение великих мира сего. На Стрелке Васильевского острова тушканчику позволили взглянуть на Ростральные колонны, где статуя Нептуна величественно восседает, глядя на публику, движущуюся у ног, а ночью разводят мосты. Ворота арки Главного штаба, недавно отданного Эрмитажу под новые залы, считаются одним из красивейших элементов зодчества Европы, но на тушканчика они впечатления не произвели.

– Знаешь, – сказал я ему, – ты, действительно, к нам больше не приезжай.

– Почему это? – уставился он на меня.

– Потому что фейс-контроль не пройдёшь, – ответил я и двинулся к сходням.

Он оторопело глядел мне вслед:

– А что, у вас тоже ввели?

Я обернулся и, прежде чем присоединиться к группе, сказал:

– Давно! После того, как ты съездил, сразу же и ввели. Теперь туда таких не пускают, и правильно делают.

Я уже спустился по трапу, а он всё ещё стоял там, возле борта, и, видимо, не мог сообразить, что же у него не так с лицом, если его могут не пустить в Северную столицу России.

Без вариантов