100 грамм предательства

От неожиданности замираю на пороге. Куда ни глянь, повсюду жёлтые цветы. Они свисают с потолка длинными гроздьями, напоминая виноград, а покосившиеся от времени стены укутаны ими, словно плотным покрывалом.

Сама терраса – это деревянная площадка в виде солнца, в её центре – круглый стол, от которого лучами расходятся прямоугольные. В каждом таком лучике по три-четыре стола, и почти все они сейчас заняты людьми.

Конечно, стоит нам появиться, как все взгляды устремляются на нас. На меня. Безразличные, любопытные, снисходительные, радушные… Чувствую себя зверюшкой в зоопарке – нас туда водили на экскурсию из Питомника.

Запрокинув ногу на ногу за ближайшим столиком сидит Тина. В отличие от остальных, она на меня не смотрит – её больше интересуют наши с Дином руки, которые мы так и не расцепили…

Под её тяжёлым взглядом я аккуратно высвобождаю свою ладонь из его пальцев.

Магнус занимает центральный столик. Рядом с ним восседает Илва. Её спина такая прямая, будто слилась с высокой спинкой стула.

– Кара! – Магнус дарит мне улыбку. – А мы тебя уже, признаться, заждались! Давай же, проходи, садись! – он кивает на стул рядом с собой. – Вижу, ты успела познакомиться с моим сыном?

– Мы столкнулись у дверей.

Дин выдвигает ещё один стул и садится рядом со мной. Теперь я сижу между отцом и сыном, а прямо напротив меня – Илва. Стараюсь смотреть куда угодно, только не на неё, потому что взгляд неизменно падает на татуировки – лихо закрученные узоры орехового цвета, которыми сплошь покрыт её череп.

– Что, нравится? – проследив за моим взглядом, спрашивает Илва. – Хочешь, и тебе такие сделаем?

– Э-э… Боюсь, мне не пойдёт… – мямлю я.

– Ну что ты смущаешь бедную девочку? – Магнус ободряюще треплет меня по плечу. – Не слушай её, она шутит! Давай-ка лучше поешь! – он пододвигает мне тарелку с лепёшками, свёрнутыми трубочкой. – Вот, налетай… Это рулеты с паштетом. А вот… – дальше его руки уже порхают над столом, разливая какой-то дымящийся напиток. – Вчера ты пробовала желудёвые лепёшки, а сегодня отведаешь желудёвый кофе… Бери, бери! Не стесняйся!

Под ободряющим взглядом Дина я принимаюсь за еду, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды. В конце концов, люди на то они и люди, чтобы проявлять любопытство. А я для них человек новый.

Отламываю кусочек лепёшки и кладу в рот. На вкус паштет замечательный – чуть солоноватый и с остринкой, а по текстуре походит на нежный крем.

– Вкусно…

– Итак, Кара… – ко мне обращается Магнус. – Сегодня ты увидишь наш остров. Ну и раз ты уже знакома с Дином… – он в задумчивости смотрит на сына, – пусть он и проведёт маленькую экскурсию. Дин?

– Да я с удовольствием, отец!

– Вот и славно! Но сначала надо бы официально поздравить Кару с её освобождением! – Магнус выуживает из кармана мантии какой-то белый предмет на шнурке. – Пусть он хранит тебя от бед и оберегает от опасности!

– Что это?..

– Оберег. Помнишь, Рагну? Её рук дело. Рагна считает, что ей дано увидеть сущность человека. Про тебя она сказала так: ты тверда духом, как этот камень, а твоя душа чиста как его цвет.

Он надевает мне на шею шнурок и камень касается кожи на шее. Горячо…

– У каждого из нас свой оберег. – Магнус достаёт из-за ворота своей мантии треугольный мешочек из чёрной кожи, прошитый толстыми нитками по краям. – У меня здесь коготь орла – символ борьбы за свободу. А у Дина, например, это старая пуля.

– Спасибо!

Я касаюсь пальцами камня – он греет не только кожу, но и душу.

– Ну теперь ты действительно одна из нас! – торжественно произносит Магнус. – И… Добро пожаловать домой, Кара!

В глазах Магнуса столько тепла, что я теряюсь. Снова смотрю на распахнутые настежь двери Дома и понимаю, что мне действительно здесь рады. Это невероятно. Никогда не чувствовала себя частью чего-то большого. И никогда не ощущала себя такой счастливой.

Глаза обжигают слёзы. Неужели я действительно теперь принадлежу острову, неужели теперь я одна из них?

– Не представляете, что это значит для меня… – шепчу осипшим от волнения голосом. – Я как будто в Рай попала…

Магнус довольно кивает. Многие присутствующие подходят с поздравлениями и пожеланиями. В их объятиях столько искренности, сколько особенным и не снилось.

Последним подходит Фолк – в его глазах пасмурного неба замечаю недовольство. И всё-таки он тоже обнимает меня и желает послужить Либерти верой и правдой.

Затем наклоняется ниже.

От него пахнет хвоей и мятой – ароматом Либерти. Совсем тихо, так, чтобы услышала только я, он шепчет мне прямо в ухо:

– Не забывай, что в Раю водились и змеи…

В заточении. Рай исчез

Вздрогнув, открываю глаза, но как всегда – ничего не вижу. Вокруг лишь проклятая темнота, и я увязаю в ней, точно угодившее в смолу насекомое.

В Раю водились и змеи…

Слова прожигают насквозь. Жалость к себе наполняет всё моё существо и рвётся наружу жалкими рыданиями. Крепко жмурюсь, не позволяя слезам пролиться. Я должна быть сильной ради… ради кого? У меня никого нет.

У меня даже меня нет.

Ёжусь от холода и на сей раз укутываю в рубашку ноги. Так уж повелось, что я грею части тела по очереди. Зелёная рубашка в клетку, ворох обид да груда предательства – вот, пожалуй, и всё, что осталось мне на память от Либерти и от него.

Провожу ладонью по волглой стене. Шершавая поверхность царапает и без того грубую кожу. Что ж, это малая толика боли, большая её часть скрывается внутри и сжигает меня так же, как пламя костра сжигало чучело на фестивале Свободы.

Скоро не останется ничего.

13 глава. Мужчина с орлиным носом и девушка с печальными глазами

К концу завтра народ уже расходится. Как объяснил Дин, работы всегда много. Так что некие братья Хольм ускакали за водой, которую добывают в глубине острова – где-то там, в густых зарослях, есть подземный источник. Кто-то занят уборкой, кто-то на поливе, другие ушли в лес добывать травы и ягоды.

Мы шагаем по садовой дорожке к Королевству Ви-Ви – так в шутку Дин называет кухню. Название более чем подходящее – у поварихи и вправду целое государство: одни моют посуду, другие нарезают овощи, третьи чистят кастрюли.

Сама королева Кухни орудует скалкой так, что я боюсь за тесто – как бы она его не убила.

– А, птенчики! – похоже, Ви-Ви всех так называет. – Решили помочь?

– Не совсем. Мы только посуду занести, – Дин ставит тарелки на небольшой столик у окна. – Я ещё должен показать Каре наши владения.

Из дальнего конца кухни до нас долетает чей-то смешок, сопровождаемый звоном посуды.

В том углу только Бубба с Фолком – как раз драят кастрюли. И если первый стоит спиной, то второй в упор смотрит на нас. В глазах вызов, ладони сжаты в кулаки. В одной руке губка, с которой капает на пол мыльная вода – так сильно её сжал Фолк.

Не понимаю, что случилось с этим парнем? В него как будто бес вселился.

– Я сказал что-то смешное, Фолк?

– Да ты всё время болтаешь что ни попадя, – демонстрируя выщерблину на зубе, широко улыбается Фолк.

– А ты всё время нарываешься. Лучше бы побрился… Не с дикарями живёшь всё-таки.

– А ты бы лучше заткнулся… Не бессмертный всё-таки… – вворачивает Фолк, злобно глядя на Дина.

Воздух на кухне сгущается, словно сливки и это отнюдь не из-за включённой плиты.

– Ты чего несёшь?..

– А ты иди, пожалуйся папочке!

Дин бросается вперёд, но я удерживаю его рядом с собой.

– А ну прекратите сейчас же! – Ви-Ви, размахивая полотенцем, переводит взгляд с одного на другого. – Я не потерплю подобных сцен у себя на кухне!

– Прости. Ты права! – Дин дарит ей тёплую улыбку. – Пойдём, Кара. Не будем тратить время. Мне нужно ещё столько тебе показать…

Мы возвращаемся к Дому, но идём уже не к террасе, а к главному входу.

– Почему он такой? – спрашиваю я.

– Кто, Фолк? Ну… Наверно дикарь всегда останется дикарём. Мой отец подобрал Фолка и его мать в Диких землях. Мне тогда было пять. Ему семь… Он сразу невзлюбил меня и моего отца. Конечно, это было ещё до Либерти, и свободные жили далеко не так хорошо, как сейчас. Но всё-таки мы всегда были больше чем дикари, мы были семьёй… У Фолка этого не было.

– Да, твой отец говорил… Получается, он спас Фолка? – уточняю на всякий случай.

– Получается, что так… Просто не все хотят, чтобы их спасали… Думаю, смерть его матери тоже сыграла свою роль. Она умерла спустя три года после их появления… Наверное, Фолк считает, что если бы они остались в Диких землях, всё сложилось бы иначе.

– Как это случилось?

– Кажется, у неё была болезнь лёгких… Тогда нашим Домом был заброшенная больница, которая не отапливалась как следует… Последние несколько месяцев его мать почти не выходила из своей комнаты, а однажды утром отец сообщил всем, что её не стало. В тот год мы обнаружили Либерти.

Пытаюсь осмыслить услышанное.

– И всё-таки Магнус доверяет Фолку? Раз отправляет его с Буббой в город? – поясняю торопливо.

– В этом весь отец. Всегда разглядит, на что человек способен и позволит себя проявить… Это и есть свобода…

– Но неужели он не боится, что Фолк может в отместку предать?

– Нет, Фолк не пойдёт на такое, – подумав с минутку, отвечает Дин. – У него здесь всё-таки появились друзья…

– А что у него за оберег? – невзначай спрашиваю я. – Просто интересно, каким его душу видит Рагна, – уточняю, заметив удивлённый взгляд Дина.

– Ну… здесь история мутная. Никто не знает. Фолк, наверное, единственный житель острова, который это скрывает. В детстве мы его как только не дразнили, чтобы выведать эту тайну. А ещё придумывали целые списки от сушёного таракана до лосиной какашки и это, поверь мне, были самые безобидные. Но давай поговорим о другом. Расскажи мне, какой он…

– Кто?

– Город.

– Неужели ты никогда не бывал в Эйдолоне? – изумляюсь я.

– Ни разу. Отец не позволяет. Говорит, время ещё не пришло, и моё место пока здесь.

Дин разочарованно вздыхает. А я в который раз поражаюсь тому, как виртуозно жизнь с нами играет. Я покинула город, даже не оглянувшись, а Дин мечтает там побывать.

– Поверь мне, в сравнении с Эйдолоном, на Либерти настоящий Рай!

– Но ведь чтобы по достоинству оценить Рай, нужно побывать и в Аду… – возражает Дин, принимаясь за яблоко, которое успел стащить с кухни, а второе уже протягивает мне.

– Ты прав… Ещё совсем недавно я влачила жалкое существование дефектной, и вот теперь оказалась здесь. И я действительно ценю перемены.

На память снова приходит Алиса из страны чудес. Чудеса и правда случаются и одно было даровано мне. Мой мир перевернулся, но жить вверх ногами мне нравится куда больше.

– Итак, какой город для тебя?

– Ну… Яма – серая и унылая, будто чёрно-белая фотография. А Олимп… Знаешь, он одновременно красив и уродлив. Это сейчас я понимаю… Потому что вся его красота искусственная и холодная. Тебе бы там не понравилось.

– Отец обещает, что я увижу город, когда он станет свободным…

– Значит, так оно и будет, – подбадриваю я. – Наверное, у него есть причины, чтобы ты оставался здесь?

– Конечно. Я ведь его единственный наследник, вот он и опекает меня. Не позволяет рисковать…

– Он любит тебя и пытается защитить.

– Ну да… – соглашается Дин, но как-то нехотя. – Спасибо тебе. Ты у нас совсем недавно, а ощущение, что знаешь нас лучше нас самих.

– Да нет. На самом деле я совершенно не привыкла общаться с людьми вот так запросто и на равных. В городе каждый предоставлен сам себе.

– Ничего… – Дин робко улыбается, глядя из-под пушистых ресниц. – Скоро привыкнешь. А теперь, с твоего позволения, я хочу познакомить тебя с нашим островом.

По лестнице, которую без карты и не отыщешь, мы спускаемся вниз, в подвальное помещение. Здесь пахнет порошками и чистотой.

– Тут у нас прачечная. Раньше вещи стирали вручную, но после того как Шпанс починил наногенератор, мы пользуемся вот этой малышкой.

Он указывает на молчаливо стоящую машину с раскрытой пастью.

– Эта единственная, которая оказалась рабочей. Но мы верим, что Шпанс сможет починить и остальные три – они в другом зале. Дежурство в прачечной как выходной – сидишь себе, книжку читаешь, да белье закидываешь и вынимаешь. Потом прогоняешь через сушилку и прибор для глажки. Почти всё за тебя делают машины. Здесь, кстати, любят дежурить влюблённые парочки! – подмигивая, сообщает Дин. – Они ценят уединение, знаешь ли… Такие, как Аниса с Тьером, например. Но ты сама всё поймёшь, когда познакомишься с ними.

При упоминании о влюблённых парочках мои щёки начинают пылать. В Эйдолоне о любви давно не толкуют – браков нет, а за плотскими утехами – добро пожаловать в Бухту Темноты.

– Угу… – только и выдавливаю я.

– О, сейчас как раз и навестим нашу Анису!

Теперь мы с Дином поднимаемся на второй этаж. Здесь располагается Школа. Нас встречает просторный коридор со множеством дверей.

Стены сплошь увешаны детскими рисунками и поделками. Кое-где угадывается рука Илвы, хотя я могу и ошибаться.

Большинство дверей распахнуты, и я с любопытством заглядываю в каждую.

В одной из комнат в глаза бросается стеллаж, доверху наполненный игрушками: здесь тебе и мячи, и куклы, и машинки…

В другой комнате я успеваю заметить подробную карту на стене.

В третьей – таблицу с цифрами.

Наконец, мы останавливаемся у последней двери, которая оказывается запертой. Мой провожатый аккуратно стучится и через пару секунд дверь немного приоткрывается. И первое, что я вижу – испуганные глаза.

– Привет, Аниса! – здоровается Дин. – Я провожу Каре экскурсию. Можно мы войдём?

Не дожидаясь ответа, он сам тянет дверь на себя. Теперь я могу как следует рассмотреть свою новую знакомую: такая маленькая и худенькая, что в первый момент я даже принимаю её за подростка, а из-за коротких светлых волос с косым пробором она и вовсе походит на мальчишку.

Только огромные печальные глаза с густыми ресницами сразу выдают в ней представительницу слабого пола. Она ниже меня на целую голову и выглядит очень хрупкой, словно фарфоровая куколка – чуть тронешь, и появится трещина.

– Н-да… Конечно, – чуть помедлив, Аниса всё-таки пропускает нас в комнату и поспешно одёргивает коротенькое платье, из-под которого торчат острые коленки.

Голос её под стать внешности – тоненький и такой же хрупкий.

– А-а, Тьер! Ну привет!

Не сразу замечаю застывшего в дальнем углу у стола мужчину.

На его узком и продолговатом лице, напоминающем ромб, сильно выделяется нос, торчащий точно клюв хищной птицы. Впалые щёки покрывает редкая щетина, что выглядит довольно жалко, а куцая бородка и тонкие усики только усиливают впечатление. Из-за лохматых чёрных бровей на меня глядят тёмные, смолянистые глаза.

Похоже, мы явились не вовремя. Я совсем не разбираюсь в подобных делах, но зуб даю, что этих двоих связывает отнюдь не любовь к знаниям.

Откашлявшись, Тьер рваным движением откидывает чёрные волосы со лба, а потом вдруг берётся двумя пальцами за свой впечатляющий нос и смешно двигает им вправо-влево.

– Добрый день… – голос его гнусавый, будто простуженный. – Простите, вечная аллергия… Всю жизнь мучаюсь, и даже здесь от неё нет спасения! – он снова дёргает себя за нос. – Я Тьер Паси.

Отлипнув от стола, он шагает к нам и встаёт рядом с Анисой.

– Здравствуйте… Меня зовут Кара.

Аниса рассеяно кивает, но смотрит в сторону. Честно сказать, мне хочется извиниться и уйти – ненавижу ставить людей в неудобное положение.

Однажды в Храме две прихожанки спорили о том, что делают с испорченными, а я стояла позади них. Ох и испуганные же у них были лица, когда они поняли, что я всё слышала.

– Что, опять отлыниваешь от работы? – Дин явно забавляется происходящим.

– Нет, просто проводил Анису… – но оправдание звучит неубедительно даже для меня. – Я уже ухожу.

– Давай-давай, мы всё равно скоро навестим тебя, Кара ещё нигде не была толком.

– Не думаю, что Ферма покажется ей интересной, но приходите…

Он улыбается, хотя улыбка выглядит вымученной, а оттого не вполне искренней, но дело здесь скорее в том, что мы застали эту парочку врасплох.

Прежде чем уйти, Тьер чуть приобнимает Анису за плечи, прижимая к себе и, словно говоря – я никому не позволю её обижать, целует в макушку. Она рядом с ним выглядит ещё меньше, ещё тоньше, ещё слабее. Отсюда, наверное, рьяное желание Тьера опекать и защищать.

Мне кажется, дай ему волю, он поставит Анису на полочку и никому не позволит приближаться – только любоваться издалека. В хрупкости Анисы заключена колдовская сила.

Кивнув нам на прощание, Тьер выходит из комнаты, не забыв притворить за собой дверь.

– Прости, что помешали! – извиняется Дин, подмигивая. – Рад, что у вас всё хорошо!

Девушка смущённо улыбается, а потом на её светлом личике алыми розами расцветает румянец.

– Всё нормально, вы совсем не помешали… Итак… Кара… – она поворачивается ко мне. – Добро пожаловать!

В её выразительных глазах отражается радушие. И я, улыбнувшись в ответ, благодарю за тёплый приём. Слегка пожимаю её хрупкую ладошку – почти детскую, с тонкими длинными пальчиками – наверное, если сжать сильнее, они сломаются.

Неудивительно, что Тьер так опекает девушку.

– Как тебе наш Дом? – Аниса начинает перебирать стопку бумаг на столе.

– Честно говоря… я до сих пор не верю, что это не сон… Всё щипаю себя и боюсь проснуться.

– Я тебя понимаю, я была такой же… – смеётся Аниса и смех её походит на хрусталь – такой же хрупкий и нежный, как и она сама. – Но поверь, к хорошему привыкаешь быстро. Ой, простите, но мне нужно бежать к детям…

Подхватив стопку бумаг, девушка, больше напоминая изящную бабочку, покидает кабинет.

– Какая красивая… – произношу ей вслед.

– Да, и трудолюбивая, чего не скажешь о её избраннике… – качает головой Дин. – Но сердцу, как говорится, не прикажешь. Да и пережить им пришлось немало.

– Они тоже сбежали из города?

– Угу. Только сами, без нашей помощи. Вот и скитались по Диким землям, умирая от жажды и голода. Но примечательна их история совсем не этим…

– А чем же?

– Дело в том, что Тьер… ну… он из особенных.

– Из особенных? – повторяю недоверчиво, воскрешая в памяти худую сутулую фигуру и осунувшееся лицо-ромб. – Но как же это?

– Любовь странная штука… – пожимает плечами Дин, уводя меня вниз. – Благодаря ей меняешься. Так вышло с Тьером. Ради Анисы он отказался от всего, что имел… И ты только представь, каково оказаться на Либерти человеку, который тяжелее ручки в руках ничего не держал… Конечно, ему здесь приходится несладко. Но и филонить у нас тоже не получится. Пойдём, я отведу тебя на Ферму, где он сейчас трудится, и ты сама всё увидишь.

В заточении. Луч надежды

Сегодня случилось маленькое событие. Спуская еду в камеру, один из охранников кое-что уронил.

С гулким стуком нечто шлёпнулось о каменный пол. Я даже замерла, боясь, что он мог услышать. Но нет, вроде пронесло.

Как только окошко над головой закрылось, я упала на колени и принялась рыскать по полу, в поисках предмета, уговаривая себя не возлагать больших надежд. Но сущность человека такова, что пока он дышит, он продолжает верить.

В чудо, в эйдоса, в судьбу.

На самом деле, не так уж важно, во что верить – вера понятие абстрактное, но именно она придаёт сил в тяжёлые дни.

Коленки уже невыносимо горели от холода и боли – шершавый камень расцарапал кожу, но я не сдавалась. Пойманной птицей в голове билась навязчивая мысль: а вдруг это… что? Ключ от камеры?

Как же, держи карман шире!

И всё-таки меня не отпускала надежда найти что-то полезное. И мои труды были вознаграждены – наконец-то в углу под скамейкой пальцы наткнулись на какой-то предмет цилиндрической формы. Гладкий. Холодный на ощупь.

Шариковая ручка?

Покрутив его в руках, я нащупала сверху прорезиненную кнопку. Щёлк. Словно нож, темноту разрезал узкий лучик света, аж глаза заслезились.

Да это же фонарик!

Маленький карманный фонарик, но для меня он был подобен солнцу. С тех пор стало гораздо легче переносить тяготы своего заточения, потому что, когда становится совсем невмоготу, я могу включить огонёк надежды.

И пусть это всего лишь малюсенькая лампочка, но от её света всё равно становится немножко теплее.

14 глава. Ферма, Теплица и щепотка веры

На сей раз мы огибаем Дом слева и спустя всего несколько минут оказываемся прямо в лесу.

Вокруг стройными рядами деревья, под ногами сухие иголки шуршат. Вот где-то ухнула птица, а другая ей вторит. На небе – ни облачка, но сквозь густые кроны деревьев солнце едва пробивается к нам, отчего создаётся впечатление, что уже наступил вечер.

– А вот и Ферма…

Впереди вырастают несколько одноэтажных зданий и пара небольших загонов. Здесь пахнет скошенной травой, молоком и непрошеными воспоминаниями.

В Питомнике у нас тоже был старый хлев – всего пара коров, да с десяток кур. Мы сами ухаживали за животными, а в награду получали раз в неделю варёные яйца да стакан молока. Покинув Питомник, я ни разу не пила такого сладкого молока – из фудбокса оно непременно оказывалось каким-то безвкусным.

Из ближайшего здания выходит мужчина с лопатой, в котором я узнаю Тьера. Лицо кривое, губы плотно сжаты.

– Добро пожаловать на ферму, – гнусавит он, снова дёргая нос пальцами – сначала влево, потом вправо. – Ну и запашок, да? Даже моя аллергия не спасает…

– Не так все ужасно, Тьер! – замечает Дин. – Покажешь нам всё?

– Конечно! Мои владения к вашим услугам!

Он в шутливой манере расшаркивается, но выходит совсем не смешно.

– Итак… Начнём отсюда… – Тьер пропускает нас в первую постройку, откуда всего минуту назад вышел сам. – Это апартаменты птиц. Их у нас всего ничего, но гадят они так, точно их целый табун.

– Хватит ныть! – Дин, кажется, уже раздражён. – Ты работаешь на Ферме всего второй день, а причитаешь так, будто целый год. У нас есть одно правило, – он поворачивается ко мне, – все жители меняются время от времени работой, чтобы не скучали. Ну и чтобы не было обидно. Тьер попал сюда прямиком из Кухни.

– И сколько дней тебе здесь осталось? – спрашиваю, забавляясь.

– Ещё три. Целая вечность… – вздыхает Тьер. – Я бы с удовольствием вернулся на Кухню.

– А на Кухне он ныл, что натёр мозоли, пока дробил жёлуди. Надеюсь, Кара, ты окажешься не такой неженкой? – Дин подмигивает. – Ты ведь не из особенных, которые привыкли, что им всё принесут да подадут…

Тьер вспыхивает – сквозь куцую щетину я вижу, что кожа его пошла красными пятнами.

– Давайте сюда…

Он заводит нас в следующую постройку. По всему видно, что мечтает поскорее избавиться от гостей. Тут сеном пахнет ещё сильнее – вон оно, навалено горой в углу. Посередине стоит дряхлое корыто, которое сейчас пустует.

– Здесь у нас апартаменты лосих, но сейчас никого нет…

– Лосих? – не верю я. – Как же такое возможно? Они же дикие животные…

В конце концов, одно дело приручить птиц и совсем другое – диких лосей.

– На самом деле всё просто. Мы их подкармливаем зимой – когда в лесу особо не разгуляешься! – отвечает Дин. – Они привыкают к теплу и заботе, поэтому весной приходят рожать сюда… Вот тут важно успеть сразу унести лосёнка и вымазаться в околоплодных водах. Да-да, иначе лосиха не примет тебя за своего детёныша и не подпустит к себе. После этого её можно доить. Часть молока идёт настоящему лосёнку, а часть мы забираем себе. Лосиное молоко очень питательное, жаль, что доить их можно только до конца сентября.

– А почему сейчас здесь пусто?

– Лосихи возвратились в лес и приходят только дважды в день на дойку да полакомиться. Лосят держат в другом загоне, но и они уже достаточно большие – их кормят молоком всего один раз в день, остальное время они проводят на воле.

– С ума сойти…

– Да, а приручили мы лосей совершенно случайно. Мне тогда было лет четырнадцать-пятнадцать…

– Расскажи, пожалуйста! – прошу я.

– Ладно. Только по дорогое в Теплицу, договорились? Не будем отвлекать Тьера от работы.

Тьер, отставивший было лопату к стене, снова берёт её в руки и обречённо вздыхает.

– К тому времени, – начинает рассказ Дин, – мы жили на острове уже лет пять-шесть. Так… Нам сюда… – он огибает постройки. – Была зима и я бродил по лесу, пока не услышал протяжный стон. Сначала испугался и дал дёру, но любопытство победило и, вооружившись палкой, я отправился на разведку. Когда я увидел Альфу… Её передняя нога застряла между двумя стволами поваленных сосен, и она не могла выбраться, а вокруг бродили голодные волки.

Моё сердце уходит в пятки.