Кровь и Судьба. Anamnesis morbi

Насмотревшись на солидных клиентов, которые приходили к нему с охраной и чемоданчиком мобильного телефона, Бланк купил себе мобильный телефон «Моторола». Он, как ребенок, звонил из разных районов Москвы или страны, куда его заносили работа и встречи с нужными людьми, и проверял качество связи. Через месяц он сменил «Московскую сотовую» на «Билайн».

Более экономные врачи пока ограничились пейджерами, на обслуживание которых пейджинговые компании вытягивали доллары.

Еще до переезда Жора привел к Бланку Марка Бардина. На должность заместителя по лечебной работе.

Бланк, который разрывался тогда между отделением, малым предприятием, ореховым министром и домашними проблемами, признал эту мысль единственно верной. Как и то, что на эту работу нужен был человек со стороны, чтобы внутри коллектива не возникало раздрая и слухов, будто у Бланка есть любимчики.

Обиженный на своего главного врача Марк после знакомства с Бланком перевелся к нему мгновенно.

Георгий понимал, что обиделся Марк на главнюка совсем не из-за Гарина, которому отказали в ставке кардиолога.

Дело в том, что Бардин, как истинный врач-фанатик, мечтал создать в кардиологии операционную по ангиопластике больным, поступающим в приступе стенокардии. Он договорился с рентгенологами, о передаче ему списанного ЭОПа [23] ARCA. Нашел умельца-электронщика, который ему отремонтировал приемную трубку. В НИИ при заводе ЗИЛ нашел спецов, которые взялись заменить металлическую поверхность стола с небольшим окошком для снимков на сплошную рентген-проницаемую плиту. На всё это Марк потратил деньги из своих запасов. Мира Израилевна ему не мешала. Зам главного по терапии благословил на эксперимент, оправдываясь, что победителей не судят, а однажды созданное ломать – себе дороже.

Но мир не без «добрых» людей. Бардин затеял ремонт в холле, примыкающем к БИТу, чтобы отгородить в нем пространство для рентген-операционной. Конечно, с нарушением некоторых санитарных норм. Где бы он взял свинцовые пластины для отделки стен, пола и потолка?

Марк хотел начать и доказать необходимость развития в новом направлении. А потом уже заручиться поддержкой главного кардиолога Москвы Юренева, выбить деньги на создание нового отделения ангиокардиологии. И там уже сделать всё по правилам. Ведь сейчас передвижные ЭОПы и рентен-аппараты «Арман» применяют в отделениях и палатах без всякой защиты! Марк предполагал, что ARCA будет использоваться не чаще раза неделю, а это ерунда.

Главный врач устроил тотальный обход своих владений, увидал недоделанную установку, пахнувшие краской стены будущей операционной и категорически запретил всё это.

Как он узнал? А вместо Гарина в БИТ пришла работать какая-то дальняя родственница главного из Махачкалы. Нужна ей была не столько кардиология, сколько московская прописка и квартира, которую она как врач рассчитывала получить через год и переехать из общежития. Она-то и докладывала вечерами в интимной обстановке главному о бурной деятельности Бардина.

Гарин об этой драматичной истории крушения надежд Марка не знал. Он, видя муки Антона Семеновича, просто сел в «Победу» и посреди рабочего дня навестил учителя и друга.

Тот как раз закончил утренний обход и собирался писать дневники в истории больных. Жора поздоровался с двумя студентами и предложил Марку поговорить тет-а-тет.

Бардин повелел студентам записать дневники осмотров на отдельных листочках:

– Я приду, проверю, – и удалился с Гариным на улицу.

Жора рассказал о МП «КиЛ», о Бланке, о том, что идет ремонт в выделенном здании, и о том, что это шанс. Только нужно познакомиться с Бланком лично. Если Марк готов, то Жора его прямо сейчас отвезет на беседу и вернет на место после нее.

Марк, в сердце которого горела обида на главнюка, молча вернулся в ординаторскую, повесил фонендоскоп на крючок и сказал студентам:

– Я отъеду на пару часов. Дневники покажете доценту Вылковисскому, он подпишет. Назначения все без изменений. Если новый больной поступать будет, зовите доцента.

Гарин обалдел:

– Ты не боишься, вот так, посреди дежурства? Я ведь в шутку предложил прямо сейчас, – решил он исправить ситуацию. – Могу завтра тебя отвезти.

– Нет, – решительно ответил Марк, – едем сейчас. Меня уже достал наш «Навуходоносор».

Гарин помнил, что кличка эта давно ходила за главнюком.

– А кто в роли Амана? – блеснул «знанием» истории еврейского народа Жора.

– Да есть одна, некая Мадина Исмаиловна… – с раздражением сказал Марк, усаживаясь в «Победу». – Только Аман был не у Навуходоносора, а у Артаксеркса в Персии.

В машину Гарина Марк сел впервые. Он оглядел диваны, салон и произнес не без зависти:

– Классная тачка! Всё родное?

– Нет, – ответил Гарин, – родной только кузов, а мотор от «мерина», трансмиссия и подвеска – от «Ситроена ДС». Дедово наследство.

– Это сильно. Раритет! Поехали!

Бланк знал, что Гарин должен привезти ему кандидата в заместители. Разговор с Марком прошел примерно так же, как и с Гариным несколько месяцев назад.

Антон Семенович выкатил глаз, «фотографируя» Бардина. Жора оставил их наедине. Через пятнадцать минут Бланк вывел Марка и показал ему отделение и помещения, арендованные малым предприятием, а после экскурсии вызвал Гарина:

– Забирай своего друга. Отличный спец. Жду вас, – пожал он руку Марку.

– Когда к нам перейдешь? – спросил в машине Жора.

– Заявление я написал, и Антон Семенович его визировал. Запланировали, что с понедельника, но, боюсь, главнюк потребует две недели отработать. Я предупредил. Бланк согласился подождать.

Главнюк не потребовал. Так Марк через три дня официально занял должность врача-ординатора в отделении Бланка и главного врача в его же малом предприятии. Он легко принял на себя все заботы Антона Семеновича по лечебной работе, и тот погрузился в организационные проблемы, ежедневно совершая очень важные визиты.

А потом состоялся уже описанный переезд. Марк теперь был занят еще и ремонтом отделений, закупкой коек, белья, организацией аптечного склада и отдела аналитики лекарств, оформлял договоры с милицией по охране сейфа с наркотиками и сильнодействующими веществами.

Жора его не беспокоил.

Бланк выделил Марку кабинет чуть поменьше своего.

В медцентре в первые дни начавшегося ремонта появился зам по хозяйству Эдуард Аркадьевич Гешефтер, который исполнял эту же должность в здании во времена НИИ. Он пришел к Бланку, выложил поэтажный план здания с вентиляцией, электрикой и сантехникой и просто сказал:

– Я ваш зам по хозяйственной части, потому что лучше меня хозяйство этого дома не знает никто. Берите, не пожалеете.

Бланк тут же взял его на работу.

[22] ССиНМП – станция скорой и неотложной медицинской помощи.

[23] ЭОП – электронно-оптический преобразователь.

Глава 5. Финансовый монтаж

В конце девяносто второго как-то вечером, заканчивая запланированную на день работу, Гарин услышал, как Бланк общается по громкой связи с Рудыго. Обычно это случалось, когда Антон Семенович собирался ехать домой и бегал по кабинету, не имея возможности держать трубку около уха.

Рудыго, как обычно, грохотал своим министерским басом:

– Антон, я тут познакомился с одним деятелем из Швейцарии, тебе надо с ним тоже познакомиться.

– И что мне с него? – подбежал к селектору Бланк, застегивая рубашку и повязывая галстук.

– Что и всем нам, деньги. Я не могу тебе тут всё объяснить, лучше он сам это сделает. Прими его, и полюбезнее.

– Когда? – Жора услышал, как Бланк листает ежедневник.

– Завтра в шесть вечера он будет у тебя. Запиши…

– Пишу!

– Доминик Феврие.

– Швейцарец?

– Бельгиец, но из Швейцарии. Это не важно. Ты ведь по-английски гутаришь? Вот и пообщаетесь. Он тебе всё объяснит, а ты потом мне. Хорошо? У нас не было возможности нормально поговорить, но я понял, что он знает, как из денег сделать деньги.

– Хорошо, – Бланк отключился.

Гарин затаил дыхание, а когда Антон Семенович вышел, выдохнул. В позвоночнике что-то жужжало, отдавая в копчик.

«Вот что значит выражение “ж…й чуять”, – подумал Жора. – А что я чую? Знать бы. Бланк забыл, что я тут? Или не придал значения разговору? Завтра в шесть придет этот швейцарский бельгиец. И что?»

Жора не знал, что. Но очень хотел быть в своей комнатке завтра в шесть, и чтобы Бланк не подумал, будто в ней кто-то есть.

– Что за шпионские страсти? – вслух сказал Гарин. – Куда я лезу?

«Ладно, – решил он, – если я буду на месте, значит, буду, если Бланк попросит уйти – уйду».

С этой мыслью он выключил компьютер и пошел на выход.

В его комнату вели две двери. Одна из зала, кабинета Бланка, а вторая из общего коридора. Дверью в кабинет Бланка Гарин никогда не пользовался, она была заперта со стороны помещения Антона Семеновича.

Видимо, тому не было дела, слышит ли Гарин разговоры, что ведутся в кабинете хозяина медцентра ЭСХИЛЛ. До сих пор у Бланка от Жоры не было секретов. А теперь?

Жора приехал из типографии, где заказал буклеты о центре, занес Бланку в папку «На подпись» счет на оплату и положил на стол секретарши, а так как ее уже не было на месте, отошел перекусить в недавно организованное кафе в отремонтированном сегменте здания.

Вернуться он постарался без шума. Очевидно, Бланк отпустил секретаршу, потому что документы, положенные Гариным на стол, так и лежали.

Георгий вывел компьютер из спящего режима. Полюбовавшись на бегущую строку: «Кардиология в ЭСХИЛЛе – наша цель!», он двинул мышкой, и заставку сменил рабочий стол Windows 3.11.

Гарин запустил «Ворд» и «Альдус Пейдж-Мейкер», в которых писал и монтировал макеты. Предстояло заготовить шаблон нового буклета, с учетом открытия новых отделений. А это теперь, по ходу ремонта, происходило чуть ли не каждые месяц-два. Вот закончили ремонт на четвертом этаже, где по плану открывались реанимация и детское отделение.

Пока деньги на всё выделяло ореховое министерство, при этом поставляя на лечение сотрудников – мужиков с мозолистыми руками и широкими плечами. Шишкобойцев. Ежемесячно бухгалтеры закрывали акты выполненных работ, погашающие вложенные Минорехпромом целевые средства.

Налоговая полиция, к ужасу Бланка, «поселилась» в здании ЭСХИЛЛа и отслеживала каждую входящую копейку государтвенных ореховых денег.

Когда Гарин вернулся из кафе, Феврие уже был в кабинете Бланка. Разговор шел на английском. Жора тихо зашел, снял белый халат, в котором ходил по центру, и стал слушать.

Когда тема пошла по второму кругу – а Жора догадался об этом, когда Бланк начал повторяться в вопросах, стараясь понять эмиссара из финансовых кругов Европы – Гарин всё понял и, чтобы голоса ему не мешали, осторожно вышел и отправился снова в кафе, выпить чего-нибудь безалкогольного и обдумать услышанное.

Как и положено для любого докладчика, Феврие в основном блоке уложился за двадцать минут.

В лифте Гарин вспомнил популярный анекдот.

К новому русскому приходит черт и предлагает за его бессмертную душу исполнить любое желание. Новый русский начинает допытываться:

– За любое-любое?

– Да.

– Тебе мою душу?

– Да, всего лишь твою душу.

– За любое желание?

– За любое.

– Душу?

– Да, больше ничего.

– Заманчиво. Только я одного не пойму.

– Чего же? – удивляется черт.

– А наколка-то в чем? Не догоняю.

Что же предлагал Феврие?

Гарин достал блокнот, в котором делал пометки во время встреч, и, пока ждал заказ, ставил карандашом только жирные точки.

Феврие предложил брать кредиты в одном крупном лондонском банке, но не просто так. То есть брать их будет не Бланк и не центр ЭСХИЛЛ, а дочерняя организация, создателями и поручителями для которой выступят Минорехпром и медцентр ЭСХИЛЛ. Компанию эту создадут юридические и физические лица из России. Как известно, Рудыго ведет большую внешнеторговую деятельность, продает одни орехи, покупает другие, которых не бывает в России. Часть этих денег нужно проводить через лондонский банк, который представляет Феврие. При этом Рудыго, то есть его министерство, через своих финансистов часть вырученных от орехового бизнеса денег оставит в банке в качестве гарантийного залога для новой фирмы, как поручитель. Этот неприкосновенный фонд может быть возвращен в любой момент по первому требованию Минорехпрома. А вот проценты от этого депозита будут распределены между министерством Рудыго и центром господина Бланка, при этом будут учтены личные интересы господ Рудыго и Бланка.

О себе Феврие скромно умолчал.

Главное – добиться для созданной фирмочки высокого кредита доверия на финансовом рынке, чтобы у банков-кредиторов не возникало сомнений в ее порядочности. Используя разные законы в разных странах, под различные благотворительные программы фирма и ее дочки будут тоже брать кредиты и перегонять деньги из банка в банк, позволяя набирать доходы: комиссионные от операций.

Кредит доверия – это те же деньги. Фирму с высоким финансовым кредитным рейтингом потом можно будет продать за хорошие деньги и всю схему повторить. Главное, чтобы всё это время в качестве гаранта ее порядочности в банке лежал залог от Минорехпрома.

Дочернюю организацию нужно зарегистрировать на Кипре или в Гибралтаре. Она свой кредит вернет практически сразу обратно в банк, и потому на ней никаких долгов не будет. Ее главная задача, как понял Гарин, не крутить все эти кредиты – это для отвода глаз, имитация бурной деятельности, – а выманить у Минорехпрома залоговые деньги.

От суммы у Гарина перехватило дыхание. Не меньше ста миллиардов фунтов стерлингов!

Впрочем, залоговый капитал должен ему соответствовать и конвертируется в золото или алмазы, которые и лягут в депозитном хранилище лондонского банка. Раз в год банк по поручению вкладчиков будет снимать разницу курса и откладывать на третьи счета – личные счета господ Рудыго и Бланка.

При годовом экспорт-импортном обороте Минорехпрома в триллион фунтов сумма залога вполне подъемная. Причем изъять ее нужно всего один раз, формально она останется на счету министерства, а если эта схема будет клонирована, то…

Личный интерес Бланка и Рудыго составит всего лишь одну сотую процента от этой суммы в год на двоих.

Гарин мгновенно сосчитал и понял, что ежегодный доход Бланка будет выражаться суммой в пять миллионов фунтов, или почти десять миллионов долларов. Не считая того, что на Минорехпром и центр ЭСХИЛ придется по пятьсот миллионов на каждого в виде процентов от депозита, если господа вкладчики гарантируют, что не меньше пяти лет залок будет хранится в Лондоне. Так что через пять лет, комиссионные отчисления лично Рудывго и Бланку могут быть увеличены до одной десятой процента. А через десять лет…

Ключевой аргумент Феврие состоял в том, что раз деньги находятся за пределами России, у местных налоговых органов недолжно появиться к ним никаких претензий и вопросов. А так как проценты Рудыго и Бланка не превысят пяти от общей сделки, то и у мировых налоговых организаций тоже вопросов не возникнет. Всё будет абсолютно законно и прозрачно.

Гарин поставил жирную точку, означавшую миллиард долларов дохода в год из ничего. Из воздуха.

Зачем приезжал Феврие? Вытащить из Рудыго деньги. От кого этот эмиссар? От неких международных финансовых кругов, которые, видимо, не могли не обратить внимания на закупку Минорехпромом для медцентра ЭСХИЛЛ разного оборудования на два десятка миллионов долларов. И поняли, что Рудыго и Бланка связывает нечто большее, чем просто дружба. А значит, на этом можно сыграть. Учитывая же обстановку в России на рубеже девяносто второго – девяносто третьего годов, если ореховый министр не дурак, он, пока властен над денежным потоком, захочет создать финансовую перину себе, а заодно и Бланку, без которого вся эта операция выглядела бы слишком подозрительно.

Какова выгода пославшим Феврие финансистам? А видимо, все то же, только зады теперь были Бланка и Рудыго, а палец, как рыболовный крючок, запустили неведомые боссы. И теперь, чем дольше продлиться схема финансового монтажа, тем крепче будут сидеть на этом кукане ореховый министр и скромный проктолог Бланк.

И зачем после этого Бланку медцентр в Москве? ЭСХИЛЛ превращался в игрушку для взрослого ребенка – Антона Семеновича.

Палец его становился действительно пальцем царя Мидаса, при одном условии: если он и Рудыго согласятся на предложение Доминика Феврие.

Гарин пил кофе и вспомнил финальные сцены из фильма «Бриллиантовая рука»: «Как говорил один мой знакомый, покойный: я слишком много знал!»

Понятно, почему Рудыго перенаправил Феврие к Бланку. Это не благотворительность. Плевал он на Бланка и его центр. Министерство нашпиговано жучками и стукачами, а тут чисто. Пока…

Рудыго наверняка приедет, и очень скоро. Он должен поговорить с Бланком, а так как ореховое министерство – официальный спонсор медцентра, этот визит никому не будет подозрителен.

Георгия передернуло от омерзения. Он вдруг вспомнил, что если Рудыго примет решение о сделке, то вести ее Бланк вероятнее всего поручит отцу Гарина, как доверенному юристу и совладельцу медцентра. А значит, отец и себе обязательно пустит денежный ручеек от этого потока – в качестве гонорара.

Интересно, когда он решит посвятить сына в свой секрет? А что сказал бы дед, узнав об этом?

Уйти от Бланка и забыть обо всем? Поскандалить с отцом, мол, я всё знаю?..

А как же кардиология? А как же все надежды, которыми Гарин прожил этот год? Ну и, что немаловажно, весьма приличная зарплата, которую он тут получает: ни одна государственная больница столько платить не сможет.

Жора вспомнил рассказ Бланка [24] о его молодости: как еще в советские времена тот поехал в отпуск в Болгарию и круиз по Дунаю.

– Круиз тот, Жора, проходил через капстрану, Австрию, а у нас денег не то что кот наплакал – вообще не было, меняли сущие копейки и вся валюта уходила на оплату туалетов. А со мной в каюте плыл директор обувной фабрики.Он в Вене идет к трапу, помахивая пачечкой долларов, и говорит мне в ухо: «Понимаешь, Антошка, у кого денежки – у того и праздничек!» Вот так подразнил и пошел своим маршрутом.

Гарин припомнил разговор с дедом: как быть, если вдруг попал в такую вот непростую ситуацию? Кто может решить это? И надо ли вмешиваться? В конце концов, по действующим в новой России законам вся эта сделка вполне легальна. Как-то Жора во время очередной поездки увидел, как рабочие-железнодорожники нанялись пошабашить на местное начальство частным порядком. На порыв тринадцатилетнего внука вскрыть подноготную, обличить и заклеймить дед Руди ответил:

– Жора, я всё понимаю, не надо стараться быть святее папы Римского. Это списанные детали и провода, я разрешил взять. Ребята соберут колхозникам систему громкой связи. Моим парням нужно хорошо питаться, фрукты, витамины… денег я им дать не могу, кончились наличные. Пусть подзаработают.

Феврие привез мечту новых русских, которые каким-то боком оказались причастны к потокам государственных денег, и было очевидно, что они не остановятся перед возможностью отвести ручейки в свои карманы. Небольшие: воровать по-крупному тогда еще стыдились.

Гарин решил не быть святее папы Римского и заниматься порученным делом, тем более что основной целью финансового монтажа, как он свято верил, был не личный карман Бланка, а финансовая поддержка и развитие медцентра.

Можно ли было допустить, что Рудыго строил такие далекие планы, когда еще при живом СССР стал поддерживать Бланка в создании своего медцентра? Вряд ли, но дальновидность – необходимая черта любого руководителя, как умение ощущать пульс времени. Судя по нему, у России была аритмия в тяжелой форме.

Бланк тоже дальновиден?

Вот тут Гарин сомневался. Что-то провидческое в Антоне Семеновиче было, но всей его дальновидности хватало на умение заводить друзей, и не абы каких, а непременно полезных. Как и умение своевременно избавляться от балласта – людей, с которых нечего было поиметь.

«А я-то ему зачем? – задумался Гарин. – Поклон в сторону полезного друга – моего отца? Поэтому он откровенно меня унизил при встрече и поставил заниматься рекламой?»

Всё это было непонятно и как-то противно.

Рабочий день окончен. Надо ехать домой. Гарин вернулся к своему кабинету. Через дверь кабинета Бланка доносился грохочущий голос Рудыго.

«Приехал. Ну и черт с ними. Я войду, услышат, хорошо. Так я расставлю точки над i».

Гарин с шумом отодвинул стул, принялся собираться.

– Понимаешь, Антон, – убеждал Рудыго, – у нас не будет другого шанса. Этот перец предложил, откажемся – окажемся в дураках. Тебе надо центр поднимать? Вот и поднимай. Ты можешь тут открыть любое отделение, а в каждой области —по филиалу!

– У кого денежки, у того и праздничек, – припомнил Бланк любимый эпизод из своей жизни.

– Что?

– Так, вспомнил мудрое изречение.

Гарин переобулся, накинул куртку. Хлопнул дверцей шкафа.

– Кто там у тебя? – понизил голос Рудыго.

Бланк отворил общую дверь. Судя по тому, что замок не был заперт, Бланк уже проверял эту комнатку.

– Уходишь?

– Всё, Антон Семенович, скоро восемь.

– Ты давно тут?

– Нет, сейчас вернулся, ходил кофе пить. До завтра.

– До завтра, – пожал руку Гарина Бланк.

Ладонь у него была сухая и теплая.

Гарин ушел.

«Уровень адреналина у Бланка в норме. Вот это выдержка! Или недопонимание?»

Приложив к щеке свою ладонь, Гарин понял, зачем Бланк пожал ему руку. Его ладонь тоже была сухой и теплой. Адреналин Жоры уже перегорел. Он успокоился.

Бланк не знал, что Гарин слышал его разговор с Феврие. Отлично.

Больше всего Гарину хотелось забыть об услышанном. Забыть, забыть…

Надо выспаться и переключиться на текущие дела.

[24] История описана в книге: Бронштейн А. С. Путешествие врача по перекресткам памяти. М.: ПринтМастер, 2019. 151 с.

Глава 6. Бардин решает и выигрывает

Гарин погрузился в рекламные дела, при этом всё сильнее испытывая желание поскорее вернуться в медицину.

Он принес на работу халат и колпак, и когда в операционных, судя по докладам врачей на утренней конференции, затевалась какая-нибудь интересная операция, присутствовал на ней как наблюдатель.

Благо, все операции выполнялись с помощью особого телевизионного оборудования, и Жора видел, что происходит внутри человека, стоя за спинами хирургов.

А те его не гнали, наоборот, с удовольствием комментировали свои действия. Чаще всего они делали операции по удалению желчных пузырей с камнями. Случались и неожиданные. Так, пришел гражданский летчик и потребовал камень из пузыря убрать, а сам пузырь непременно оставить. Объяснял он это тем, что если при ежегодном обследовании пузыря не окажется на месте, от полетов отстранят. Ребята посмеялись, конечно: «без пузыря самолет не взлетит?», но просьбу выполнили, пузырь сохранили.

Через две недели Бланк улетел в Лондон вместе с Рудыго и Гариным-отцом.

Жора ничем не выдавал своей осведомленности о происходящем. Захочет отец – сам расскажет, а нет, так нет.

Клиникой в отсутствие Бланка руководил Марк. Рабочие готовились сдать еще один этаж, где должны были появиться еще два отделения.

Гарин работал над рекламной статьей об открытии в ЭСХИЛЛе детского дневного хирургического отделения. Бардин возник в дверном проеме, дождался, пока Жора оторвется от текста и обратит на него внимание, и махнул рукой:

– Пойдем ко мне, есть серьезный разговор.

– Пойдем, – согласился Гарин, разминая затекшую спину.

Втайне надеясь, что Бардин наконец сообщит ему об открытии в центре отделения кардиологии, Гарин закрыл общую тетрадь с заготовками рекламных статей и на цыпочках, чтобы не помешать секретарше складывать пасьянс, выбежал за Марком, предвкушая что-то приятное. К «приятному» он относил назначение себя дежурным врачом по центру пару раз в месяц или в особые дни, если в отделениях оставался кто-то из тяжелых больных. В центре уже появилось отделение реанимации с тремя анестезиологами. Гарина в этот штат приглашенный заведующий брать не стал. А Бардин нехотя сообщил, что Бланк не разрешил, без объяснения причин.

Они все-таки схитрили и обошли запрет Бланка. Чтобы хоть как-то сохранять профессиональные навыки, Гарин оставался на дежурства всякий раз, когда Марк просил его об этом, вот так же, как и в этот раз, приглашая за собой:

– Пойдем, есть важный разговор.

Гарин не спешил сесть. Обычно Бардин прикрывал дверь и спрашивал: «Подежуришь сегодня?» (или завтра… или третьего дня…), иногда объясняя причину этих просьб, иногда нет.

На этот раз Бардин прошел за свой стол и пригласил:

– Садись.

По тону, каким это было произнесено, Гарин понял: разговор будет не о дежурстве. Каких-либо косяков он за собой не знал, значит, распекать его Марку не за что.