Кровь и Судьба. Anamnesis morbi

Юрист обозначил гонорар за консультацию и довольно быстро набросал варианты коммерциализации деятельности Бланка в условиях нарождающегося капитала и «нового мы́шления», которое активно проповедовало руководство страны, при этом толком так и не объяснив, а в чем же новизна. В словоблудии публикаций терялся здравый смысл.

С развалом СССР всё стало предельно ясно, когда в массы бросили всем понятные лозунги «Обогащайтесь!» и «Бери от жизни всё!». Выяснилось, что те, кто мог и умел, давно это делали, не афишируя, а кто не мог, кому не позволяла совесть, тем никакие лозунги не помогли, они погружались в трясину долгов и делались из бедных в лучшем случае нищими, а в худшем – мертвыми.

Бланку оставалось свершить главное: собрать команду молодых, энергичных, голодных и потому особенно не отягощенных коммунистической моралью врачей, ну и еще найти стартовый капитал.

Остальные юридические и экономические вопросы решались без труда, Гарин-старший частью их брал на себя, экономическую и внешнеторговую проблемы он тоже подсказал, как решить. Помимо обычного гонорара, за каждую решенную задачу А. С. Бланк всё равно остался обязанным Гарину-старшему. То есть так обязанным, что никакими гонорарами покрыть невозможно.

Именно в это время Гарин-младший с дипломом выпускника Калининского мединститута и интернатурой по анестезиологии метался по клиникам Москвы в поисках вакансии кардиолога, о которой мечтал с пятого курса. Но всем хотелось получить в штат анестезиолога, и никому не был нужен недоученный кардиолог. Чтобы не терять врачебного стажа, Жора дежурил на скорой— но, как он любил цитировать принца Флоризеля, работал, «но совершенно без удовольствия».

Бланк по-прежнему вставлял свой палец в каждый анус большого начальства, имеющего доступ к государственным деньгам, в поисках необходимого стартового капитала, и однажды сделал это настолько удачно, что, фигурально выражаясь, «извлек» вместе с пальцем различного оборудования для хирургии, урологии и гинекологии на несколько десятков миллионов долларов.

Самый подходящий для хранения импортного медицинского оборудования зад оказался у министра ореховой промышленности Михаила Наумовича Рудыго, который министром стал только после развала СССР. До этого момента он руководил управлением ореходобывающей отрасли, которое входило в состав ГУЛАГа, и имел звание генерал-майора ВВ [20].

Новый министр, кроме огромного штата работников, миллионов гектаров кедровой тайги и приличной суммы оборотных денег, не имел ничего. Связан он был не с пищевой промышленностью, как могут подумать неискушенные читатели, а с оборонкой. Ведь мало кто знает, что масло кедровых орехов обладает уникальными свойствами и используется в ракетостроении, а из ореховой скорлупы делают какие-то особые звуко- и теплоизолирующие прокладки для боевых самолетов. Но это относится к государственной и военной тайне.

Чищенные кедровые орехи продавались за валюту, на которую закупались редкие – кешью и бразильские, без которых тоже, как оказалось, ракеты так, как надо, лететь не могут. Вообще они летят, конечно, но как-то не так, как хотелось бы конструкторам.

В общем, новоявленный министр получил министерство и сотни тысяч работников-ореходобытчиков, бывших зэков и вольнонаемных, которых понадобилось как-то лечить от хронических профессиональных болезней.

Бланк предложил для этого свою «клинику» – кооператив «КиЛ». Конечно, в обмен на оборудование.

Рудыго, после того как Бланк своим золотым пальцем «лишил его невинности», согласился на такой бартер, создав заодно и фонд социальной поддержки ореходобытчиков «Орешек», и «Орех-банк» с единственным представительством – на Новом Арбате. Новые финансовые корзины должны были от имени Минорехпрома заключить необходимые договоры с клиникой Бланка и контролировать как переданные деньги, так и списание их по актам выполненных работ, для чего в клинике постоянно работал бухгалтер-аудитор фонда «Орешек».

Министерство Рудыго ввиду того, что отменили монополию государства на внешнюю торговлю, вынуждено было создать массу коммерческих структур, вроде: «Орехи России», «Орехимпэкс», «К-К-К», «Эко-КГБ» (что означало: «Кедрач, Кокос, Кешью», «Эко-Кокос, Грецкий орех и Бразильский орех» и никак не относилось к расовой сегрегации, зато, благодаря созвучию, непременно привлекало внимание к ореховому бизнесу). Через них из страны беспошлинно вывозились наши орехи, но ввозились импортные. Мировой оборот орехов нарастал, при этом Россия заметно наклоняла его в свою сторону, пока не встревожилась корпорация De-NUTS, управляемая семьей Оффеншпиллеров из Африки и Бразилии.

Семья африкано-бразильских магнатов стала искать выходы на Рудыго, так, чтобы при этом не привлекать внимания финансовых и специальных служб.

В Крыму Рудыго купил участок южного берега Черного моря, на котором собирался высадить плантацию кокосовых пальм. С пальмами как-то не задалось, зато как-то незаметно выросла четырехэтажная дача Рудыго, по внешнему виду, интерьеру и площади не уступающая Ливадийскому дворцу и больше подходящая в качестве санатория.

Впрочем, Рудыго ее использовал в качестве дома приемов, приглашая туда важных людей для переговоров. Бывал там и Антон Семенович Бланк.

Надо ли говорить, что разное начальство, включая всяких министров и их замов, еще сильнее зауважало Бланка и регулярно навещало его отделение, а затем и медцентр, чтобы подставить ему соответствующую часть тела для проверки, всё ли там, в этой «темной пещере», в порядке?

«Конструктор для сборки» под названием «эндоскопический специалист и лазерный дробильщик», то есть медицинские приборы в ящиках от разных зарубежных фирм, прибыл в отделение Бланка в год окончательного развала СССР и стал основой для самой первой частной клиники в обновленной России.

Сперва эти приборы использовались на благо рядовых граждан – жителей и гостей столицы, однако, с развитием капиталистического движения, они стали работать исключительно для добывания денег. Малое предприятие «КиЛ», как и последующий «Медицинский центр ЭСХИЛЛ», уже через пару лет стали негласно называть «клиникой Бланка», а самого Антона Семеновича журналисты возвели в звание профессора. Бланк с этим спорить не стал.

Получивший новое здание центр уже действительно превратился в двухсот-, а затем и трехсоткоечную больницу, аббревиатура названия которой не имела отношения ни к Древней Греции, ни к поэзии [21], а расшифровывалась как «Эндоскопическая хирургия и лазерное лечение».

Антону Семеновичу Бланку удалось в очередной раз своим волшебным пальцем на этот раз извлечь из могучего ануса мэра столицы целый особняк бывшего НИИ «ненужной промышленности» с характерной архитектурой времен застоя, то есть семиэтажный параллелепипед из стекла и бетона, куда кооператив «КиЛ» и переехал под конец своего существования, а умирая, приказал долго жить новорожденному «МПЦ ЭСХИЛЛ».

Площадь новой добычи Бланка доводила его до головокружения: больше тридцати тысяч квадратных метров. И Антон Семенович уверовал в магическую силу своего указательного пальца окончательно. Дело оставалось только за обнаружением нужной задницы, но увы – все подходящие зады теперь предпочитали лечиться за границей.

[20] ВВ – внутренние войска.

[21] Эсхил – древнегреческий драматург, поэт.

Глава 4. Маркетолог поневоле

Получив визитную карточку Бланка, Гарин задумался. Сам по себе этот звонок никого ни к чему не обязывал. Позвонить – не проблема. А что сказать?

«– Здрасьте, вам унитазы не нужны?

– Был нужен, да уже взяли…

– А может, и я на что сгожусь?

– Может, и сгодишься…»

– Если рот пошире открывать будешь, – вслух закончил Гарин воображаемый диалог.

Этот анекдот на тему эпизода из фильма «Неуловимые мстители» приходил на память всякий раз, когда Жора пытался представить грядущий разговор с Бланком.

А какой он кардиолог? Год интернатуры у Марка – это не специальность. Это так, всё равно как если просидеть год в кухне лучшего ресторана, наслаждаясь запахами и видя, как работают профессиональные кулинары: так поваром не станешь. Пассажиром не научиться водить машину, сколько ни следи за шофером. Читатель не станет писателем, если сам писать не начнет…

А что ему предложит проктолог Бланк? Черт возьми, какая вообще связь кардиологии с проктологией? Такая, как сказал бы дед: «Жора, чему ты удивляешься? Для России это же нормально – всё делать исключительно через задницу!»

Отец сказал, что Бланк создает частную клинику. И набирает салаг? Это невозможно. А может быть, не гадать, а взять да и позвонить?

На дворе происходит черт-те что… ГКЧП провалился. Ельцин слез с танка.

Гарин и не собирался ехать к Белому дому, но совсем не потому, что мама запретила, а потому, что всей душой был на стороне взбунтовавшихся коммунистов.

Мама Мария сидела целыми днями в обнимку с приемником «Сони» и слушала «Эхо Москвы», «Голос Америки» и «Радио Свобода», которые перестали глушить. Она была за демократического президента – Ельцина.

– Как хорошо, что дед не дожил до этого позора, – сказал отец, глядя, как на экране вице-президент СССР Янаев дрожащими руками вытирает нос. – Он всегда говорил: взял пистолет – стреляй. Или не бери…

– Саша, что ты говоришь? – ужаснулась мама.

– Что вижу, – мрачно ответил отец. – Ельцину Союз не нужен. Он его не удержит, даже вероятнее всего – развалит. Помяните мои слова, в следующем году СССР уже не будет.

– А что же будет? – удивился Жора.

– Не знаю, союзные республики отвалятся точно. Может быть, останется тройственный союз: Россия, Украина, Белоруссия.

– А Казахстан?

Отец помотал головой:

– Назарбаев с Ельциным не станет объединяться, они оба – удельные князья. Боюсь, что татары и Кавказ тоже отвалятся, затем Урал и Сибирь с Дальним востоком, распадется на Бурятию, Якутию и Туву…

– Но, зачем?

– Не зачем, а почему, – отец налил себе водки, – потому что в Конституции записано право наций на самоопределение. Эти козлы, – кивнул он на ГКЧП, вещавший с экрана, – власть не удержали, они дискредитировали партию. А это был единственный стержень, объединяющий народы. Когда исчезает интернационализм, расцветает нацизм. Они убили надежду, лишили общество цели.

Через пару дней после этого разговора отец принес большой оружейный ящик-сейф, а спустя еще месяц поставил в него два помповых ружья, карабин «Сайга» и несколько коробок с патронами с картечью на крупного зверя.

– Мой дом – моя крепость, – сказал Гарин-старший. – Нас обворовало государство, – продолжил он, имея в виду реформу Павлова, – но мы не можем позволить обворовывать нас и бандитам. Сын, я предлагаю продать дачу. Мы не спасем эту рухлядь. Впрочем, – задумался он, – мы не будем ее продавать. Лучше я ее застрахую.

– Где? – удивился Жора.

– У Ллойда, я им недавно помогал открывать московское представительство. Застрахую дачу на миллион долларов. Шучу, – добавил он, увидав круглые глаза сына, – тысяч на сто фунтов. В общем, я займусь этим делом.

– А где ты теперь работаешь?

– Создаю адвокатскую контору «Гарин и сын»! – рассмеялся отец.

– Опять шутишь?

– Отнюдь. Я серьезен, как никогда. У нас с тобой по тридцать пять процентов участия, остальные еще у двух моих коллег. Сейчас раздолье для юристов. Суды завалены делами. Ты позвонил Бланку?

– Нет еще, я ж сегодня с суток. Завтра позвоню.

– Давай.

Отец действительно занялся страховкой древнего особняка, вызвал экспертов-оценщиков… Гарину до этого не было дела. Он жалел библиотеку деда, однако вывозить ее было некуда.

Проснувшись утром следующего дня, он позавтракал, исполнил ежедневный тренировочный ритуал продолжительностью в час и взял со стола визитку Бланка.

Тот снял трубку сразу. Жора представился.

– А, помню, помню. Отец твой говорил. Давай приезжай. Познакомимся, – Бланк выпалил всё это за секунду. – Адрес на визитке есть. Жду к полудню. Раньше не надо, у меня обход.

Гарин сказал:

– Спасибо, я приеду, – и положил трубку. Даже по телефону он ощутил бешеную энергию Антона Семеновича.

Без десяти двенадцать Гарин запарковал «Победу» рядом с больницей, где работал завотделением Бланк.

В холле Жора натянул халат и прошел мимо вахтера, которому до врача или студента не было дела, он не пропускал к больным наглых посетителей.

На посту Жора спросил у медсестры, где кабинет заведующего, она показала:

– Там. На двери бронзовая табличка.

Она не шутила. На обитой дерматином двери была укреплена бронзовая с чернением табличка с каллиграфической гравировкой: «Бланк Антон Семенович, к. м. н.». Похожие можно было увидеть в начале XX века на дверях квартир в старой Москве и в Ленинграде.

Гарин почти неслышно постучал в дерматин, сообразил, что вата глушит, и стукнул в табличку.

– Входите! Открыто!

Кабинет был что надо, с персональным санузлом, кушеткой для осмотра, огромным двухтумбовым столом, на котором красовались три телефонных аппарата с гербами на дисках – правительственная связь. Гарин знал, что в таких аппаратах есть защита от прослушивания.

В шкафу за спиной хозяина кабинета стояли многочисленные цветные и черно-белые фотографии в рамках, а на стенах развешаны дипломы и грамоты. Над головой – портрет президента России, в углу в подставке – небольшой флаг-триколор. Среди грамот – вымпел, алый, с Лениным: «Ударник коммунистического труда».

Навстречу Гарину поднялся мужчина в ослепительно-белом накрахмаленном халате и в высоком колпаке, из-под которого выбивались седоватые вьющиеся волосы.

– Я Гарин, – представился Жора. – Вы мне назначили на двенадцать.

Разговор получился быстрый и странный, будто всё уже было заранее решено. Антон Семенович оглядел Гарина, будто сфотографировал.

– Отец твой сказал, ты знаешь английский и француский? – первым делом спросил он.

– Немного знаю, – не стал отрицать Жора.

– Betty Botta bought some butter;

“But,” said she, “this butter’s bitter!” —процитировал скороговорку Бланк. – Как там дальше?

– “If I put it in my batter

It will make my batter bitter.

But a bit o’ better butter

Will but make my batter better.”

Then she bought a bit o’ butter

Better than the bitter butter,

Made her bitter batter better.

So ’twas better Betty Botta

Bought a bit o’ better butter, – на автомате продолжил Жора, словно под гипнозом. Эту скороговорку они часто читали с дедом Руди, отрабатывая произношение.

– Значит, немного? – прищурился Антон Семенович. – Скромняга. Приходи ко мне работать. Француский тоже также – немного?

– Вы возьмете меня врачом?

– Нет, какой ты врач? У меня ты будешь заниматься рекламой. А медицинское образование поможет правильно ее ориентировать.

– Я врач, – напомнил Гарин. – И я хочу в кардиологии работать.

– Да какой ты врач? Сам посуди! Стажа, опыта нет, а скорая – это не врачи, – махнул рукой Бланк. – Мне нужен хороший рекламщик. Я тебя учиться пошлю. На месяц, при телецентре курсы открыли по рекламе. Я оплачу, и тебе зарплата будет две тысячи. Согласен? Мне сейчас дом дают, бывший НИИ, там будем медицинский центр создавать. Может, и кардиологию откроем, а пока нужна реклама до зарезу! Ну, что?

Это было словно наваждение. Гарин уже готов был согласиться, но вдруг защекотало в носу и он чихнул. С чихом в голове прояснилось, он снова стал самим собой и спросил:

– Я могу подумать?

Бланк посмотрел удивленно, будто впервые увидел.

– А тебе нужно подумать? – перепросил он с обидой в голосе. – Я полагал, тут всё ясно.

– Вообще-то, – упрямо повторил Гарин, – я ищу место кардиолога. Отец сказал, будто у вас оно может быть через какое-то время. А выходит, я напрасно съездил. Извините, я не планировал заниматься рекламой.

Бланк выскочил из-за стола. Видно было, что Жора ему понравился по всем статьям.

– Да погоди ты, чудак-человек! Мы же затеваем грандиозный проект, у нас будет огромная клинка, и там наверняка мы откроем кардиологию! Вот специально для тебя и откроем! Но не сейчас, понимаешь? Сейчас пока готовы только три направления: хирургия, урология и гинекология. Мы делаем уникальные операции, без разрезов! Понимаешь? Пока это наш предел, на этот год. Ну, еще мы откроем поликлиническое отделение и терапию для всякого-разного. Там тридцать тысяч квадратов! Мы всё что угодно сможем там открыть! Мне денег дают миллионы долларов… вот просто так. Понимаешь? Десятки миллионов долларов. Это правда! Мы договор с одним ведомством заключили. Им нужна медицина, клиника, а денег у них – куры не клюют, как леса в тайге. А с тобой мы горы свернем, не то что кардиологию открыть…       только помоги мне сейчас с рекламой!

Бланка явно несло, как Остапа Бендера.

И Гарин сломался. Как он себя потом ругал! А если бы тогда отказал? Жалел бы? Может быть. Этого теперь не узнать.

Через пару дней Жора принес Бланку трудовую книжку, в которой после записи: «ССиНМП г. Москвы. Линейный врач» [22] появилась запись: «МП “Консультации и лечение”. Заведующий отделом маркетинга и рекламы».

Бланк не обманул его: Гарин действительно поехал в Останкино и там его приняли на курсы маркетинга, где обучали, как надо продавать товар, как привлекать покупателя. В конце курса он сдал зачет наравне с другими курсантами. И на разных каналах появился его ролик на пятнадцать секунд:

«– Тук-тук!

– Кто там?

– Сюртук!»

Счастливая семья из четырех человек хором объявляла:

– Мы одеваемся в магазинах одежды для всей семьи «Сюртук»!

На фоне дебильной рекламы фирм, торгующих бытовой техникой, СЭЛДОМ или «Партия» его ролик действительно стимулировал желание зайти в магазины торговой фирмы «Сюртук».

Сюжет этот, написанный Гариным и реализованный каким-то режиссером, несколько лет вертели на ТВ. Георгий же не получил за него ни копейки. Потому что, по условиям договора на обучение, авторские права на креативные работы курсантов получала компания, устроившая курсы.

Гарин немного жалел лишь об одном: что ничем не мог подтвердить свое авторство этого ролика.

Бланк не врал. Он вообще никогда не обманывал – только, к сожалению, не всё, что он замышлял и представлял как реальность, ему удавалось.

Он действительно собрал команду из десятка молодых врачей с разных кафедр, проработал план совершенно новых методик лечения и операций, в основном эндоскопических и бескровных.

За особняк бывшего НИИ пришлось побороться с прежними владельцами. Бланк это дело поручил Гарину-старшему.

Тот договорился с охранной фирмой «Герат». Бывшие офицеры-«афганцы» оперативно перекрыли все входы, поставили на проходной вооруженных парней в камуфляже. Даже помогли прежним хозяевам вынести оборудование, подписав документы, что оставленная в здании рухлядь им не нужна. Здание требовало ремонта, потому что, съезжая, обиженные проектировщики унесли всё, что могли, свинтили розетки и выключатели, а кое-где даже попытались отодрать линолеум с пола.

Бланк не вмешивался в подготовку здания. Он съездил туда два раза и указал, где должна быть администрация, где отделения, а где нужно организовать стоянку автомобилей для сотрудников и посетителей.

Если бы не жадность человеческая и зависть, команде Бланка не пришлось бы переезжать в срочном порядке в недоделанные помещения.

Чтобы официально проводить получаемые за операции деньги, Гарин-старший разработал специальную систему договоров: трудовых – с сотрудниками больницы, где заведовал отделением Бланк, и аренды служебных помещений – палат, операционных и перевязочных. Кроме этих расходов, Бланк был вынужден принять на должность «консультанта» главного врача больницы, его замов и главбуха. И всем, естественно, платить. За что? За хорошее отношение. Которое, чем активнее и лучше шла работа малого предприятия Бланка, становилось, наоборот, всё хуже.

Команда главного врача, которую иначе как «паразитами» Бланк не называл, требовала увеличения добавки к зарплате. Зажатый обстоятельствами, Антон Семенович платил.

Когда же до «паразитов» дошли вести о готовящемся переезде, они потеряли все рамки приличия, или, как стали говорить новые бизнесмены на блатной манер, «рамцы попутали».

Бланк старался всё свести к мирным переговорам, накрыл стол в «Праге», куда позвал «банду» главного врача. Обещал покинуть денег, если ему дадут еще пару помещений. Но «пиявки» настаивали, что Бланк должен их поставить в своей нарождающейся клинике на ключевые должности, иначе отберут и то что раньше дали и вообще запретят платные услуги!

Сдерживая ярость, на следующий день Бланк дал команду:

– Мы немедленно переезжаем! Срок на сборы – неделя!

Главный врач попытался помешать вывозу оборудования, которое Бланк получил от Минорехпрома, но министр Рудыго прислал своих юристов с официальными документами, а те проконтролировали вывоз всего, что не стояло на балансе больницы и числилось в договорах аренды с МП «КиЛ».

Два длиннющих КамАЗа погрузились за полдня, и к вечеру, нанятые Гариным-отцом , уже выгружали специальные столы, электронно-оптические преобразователи и телевизионные стойки для «операций без разреза» в здании бывшего НИИ.

На организацию и отмывку палат, трех операционных и перевязочных ушло две недели. Жадное и недальновидное больничное начальство в один день лишилось полусотни сотрудников и целого отделения, а также денег, которые Бланк этому начальству платил.

В новом здании можно было заблудиться: семь этажей и длинные коридоры со светлыми комнатами и залами, где когда-то стояли станки опытного производства и располагались конструкторы с кульманами.

Новое правительство под руководством свиноподобного премьера росчерком пера уничтожало российское производство, объясняя свои решения просто: «Всё, что нам будет нужно, мы теперь купим за границей!»

При всём изобилии, помещений сразу пригодных для работы оказалось совсем немного. Бывшее малое предприятие, а ныне акционерное общество закрытого типа – АОЗТ, сперва заняло пару этажей, и то не полностью, отгородившись от разрушенных залов, перегородками из полиэтилена.

Месяц ушел на косметический ремонт и развертывание операционных и палат. Все это время врачи принимали пациентов, отправляли на сдачу анализов и составляли планы операций в трех подходящих кабинетах на первом этаже.

Гарин-старший подводил Бланка к пониманию необходимости взять кредиты на ремонт хотя бы половины здания и расширение спектра медицинских услуг.

Бланк сопротивлялся и пребывал в состоянии перманентного ужаса от осознания, в какую бездну он погрузил себя и свою команду.

Жора получил небольшую комнату позади нового кабинета Бланка с неизменной бронзовой табличкой, которую Антон Семенович собственноручно свинтил с двери в оставленном больничном отделении В новом кабинете он развесил фотографии нужных людей, дипломы и грамоты, среди которых повис всё тот же вымпел «Ударник коммунистического труда» с профилем В.И. Ленина.

Кабинет Бланк сделал из небольшого конструкторского зала, потому появилось место и для портрета Ройтмана, на котором задумчивый покойный учитель Антон Семеновича, зажав в пальцах дымящуюся трубку «а-ля И. В. Сталин», смотрел из-под седых косматых бровей в далекое будущее советской проктологии, на пути к которому оказался портрет первого президента Российской Федерации.

Гарин, закрывавший рекламный фронт в одиночку, поселился в небольшой комнатке позади кабинета Бланка. По сути, во времена НИИ это была кладовка с небольшим окном. Жора выпросил себе новейшую 486-ю ай-би-эмку с монитором 17 дюймов супер-VGA, лазерным принтером и сканером, на которой самостоятельно изготавливал оригинал-макеты рекламных объявлений для газет и журналов. Так как этот компьютер был самым мощным в центре ЭСХИЛЛ, маркетолога атаковали не занятые работой врачи-игроманы, обожавшие гонять «Де-трак» или «Копье судьбы». Гарин их гнал, но когда его не было в центре, рабочий компьютер превращался в игровой.

Смена замков в кабинете Гарина ничего не решала, по правилам противопожарной безопасности дубликат ключа висел у секретаря, которая не могла устоять перед обаянием и шоколадками коварных игроманов.

Гарин перед началом работы всякий раз с замиранием сердца обязательно прогонял последние версии программы Aidstest в поисках зловредных вирусов, которые в ответ на чистку могли отформатировать винчестер вместе со всеми документами и эскизами.

На утренних конференциях Гарин требовал оставить его компьютер в покое, потому что в нем кроме программ для рекламного дизайна хранятся важные договоры с различными СМИ, включая телевизионные каналы, и рекламными агентствами, которые вырастали и лопались, как грибы-дождевики.

Уговоры не работали до тех пор, пока Бланк, накопивший уже немного денег, не пообещал оснастить персональными компьютерами все отделения и всех врачей.