Сказка о сказке

Он держался в корзине почти недвижно, только ловким хвостом брал по очереди конфеты, пирожные, крендельки и внимательно их рассматривал, словно много лет не ел ничего такого. Много лет не ел, не видел, а может, вообще никогда конфет и пирожных не пробовал, не знал, какие они на вкус. Он поднимал сладости ближе к глазам, рассматривал со всех сторон. А потом опять опускал на скатерть, как бы нехотя, и вдруг – в один миг их подбрасывал и неслышно втягивал воздух. И пирожные с конфетами исчезали, будто и не было их никогда.

А Лю́си и Эли сначала набросились на еду, хватая всё подряд без разбору, как голодные звери – словно дико голодные тигры в них проснулись. Но тигры быстро насытились и пошли спать, наверное. Тогда девчонки спокойно отвалились на одеяла и смотрели, как Удав играет с оставшимися конфетами. И сами что-то лениво жевали.

Сумерки сменились непроглядной мглой, от озера подуло холодком. Подруги завернулись в тёплые одеяла и тихонько выглядывали из них, как из коконов. Смотрели на огонь, на который люди и звери могут смотреть бесконечно, бесконечно разглядывая его узор, что никогда не повторяется и никогда не теряет красоту. Каждый звук превращался в ночной звук, такой же волшебный, как лёгкое пламя костра. Никому не хотелось говорить, новые друзья редко отводили взгляд от пламени, встречались глазами. И казалось, нет на свете ничего важного, чтобы прервать тишину.

А потом костёр перестал гореть ярко, и в сильно сгустившейся темноте только алели и потрескивали горячие угли, иногда вспыхивая, освещая лица. Девчонки ещё уютнее завернулись в одеяла и время от времени устало прикрывали глаза. Эли уже совсем собиралась заснуть, но вдруг вспомнила, что давно хотела спросить:

– Скажи, Удав! А почему тебя зовут Удав Вэ, а не просто – Удав?

После долгого молчания её слова – «Скажи, Удав!» – прозвучали как-то странно, даже торжественно, но Удав почему-то не стал насмешничать.

– Почему так? – его голос стал рассеянным, девчонки такого раньше не слышали. Или не рассеянным, но посторонним, словно Удав был не здесь, а где-то далеко-далеко. Словно что-то воспоминал, какую-то историю, и пока не знал – рассказать её девчонкам или не рассказывать?

– Почему так? – Удав повторил те же слова. – Когда-то у меня было имя. Давно, в прошлой жизни. Те времена прошли, обратно не вернутся. И я оставил от имени только одну букву – «эл». Сначала мои друзья, что живут здесь, так и звали меня – Удав Эл. А потом стали проговаривать имя быстро, в одно слово – «удавэл». А потом стали проглатывать последнюю букву и получилось «Удав Вэ». Смешные у меня друзья, такие невнимательные порой, вечно всё путают. Но я не стал их поправлять, мне уж было всё равно.

Удав затих. Девчонки послушали тишину, что повисла в воздухе после его слов. Ничего особенного они не услышали, только маленькие волны шелестели у берега. Ничего не услышали, но зато почувствовали, как их дрёма уходит, спать вдруг расхотелось.

– Ничего себе! – выпалила Лю́си. – Ничего себе! И ты всё время молчал, ничего нам не рассказывал? А что это за прошлая жизнь? Это когда тебя звали на «эл»? А как тебя звали? И что тогда было? Всё было не так, да? А кто твои друзья здесь? А если есть здесь, значит, были и там? А там – это где?

Удав посмотрел на Лю́си с нежностью, и в его глазах опять блеснули лукавые искры.

– Вовремя ты проснулась, дарагая. Всем уже спать пора, а ты меня на ночь вопросами закидала. Нет, подруги, – Удав погасил искорки в глазах и зевнул, вежливо прикрыв рот кончиком хвоста, – сейчас будет бай-бай. А все вопросы – на завтра.

Он положил голову на корзину и сомкнул свои буковки «V».

А Лю́си, напротив, высунула голову из своей корзины, с очень недовольным лицом.

– Уда-ав! – она потянула звуки настойчиво и почти громко. – Уда-ав! – Лю́си наполовину вылезла из своего кокона и потянула руку к спящему удаву. Может он не успел заснуть, только глаза закрыл?

Эли сделала подруге страшные глаза – мол, невежливо будить человека, когда он спать собрался. То есть удава не надо будить – невежливо это. Но Лю́си её страшных глаз не видела. Она так хотела получить хотя бы один ответ на свои сто вопросов, что вообще ничего не видела. Только до Удава хотела дотянуться.

И дотянулась, конечно.

– Уда-ав!

– Ну что ты не спишь? – недовольно отозвался Удав.

– А ты раньше был удавом? Ну тогда, когда тебя звали на «эл»?

– Раньше я был медведем. Всё, давай спи!

Лю́си снова уселась в свой кокон и задумалась. Думала она долго – целую минуту. А потом снова потянулась к Удаву.

– Уда-ав! А ты каким медведем раньше был? Бурым или черным?

– Серо-буро-малиновым, – Удав бормотал, не просыпаясь.

Лю́си не поняла, шутит он или не шутит? Но решила ещё чуть-чуть подумать. Никаких серо-буро-малиновых медведей не бывает. Это она точно знала. Правда, она и чёрных медведей никогда не видела, в зоопарке Птибудошта были только бурые – одна семья, которую все звали «Три Медведя», как в сказке. Но чёрных она видела в книжках на картинках. И белых тоже видела. И сразу вспомнила много медвежьих картинок из «Жизни животных», красивой большой книжки, которую девчонкам подарили на их десятилетие. Сам мэр Птибудошта им «Жизнь животных» подарил. Мэр тогда был очень нарядный: он надел тёмно-фиолетовый фрак с блёстками, а на голову – тёмно-фиолетовый цилиндр. Цилиндр тоже был с блёстками, из-под него смешно выбивались редкие седые кудряшки на голове мэра. И галстук-бабочка у него был тёмно-фиолетовый, а манишка – почти белая, с фиолетовым отливом. На площади тогда собралась большая толпа, все хотели поздравить своих любимых девочек, ведь Эли и Лю́си были родными для всех в городе. И духовой оркестр играл весёлые польки и вальсы: «Раз-два-раз-два! Раз-два-три!» И капельмейстер Гаусс красиво жонглировал длинной палкой, перевитой тесьмою. Эли ей говорила, как эта палка называется. То ли турумбурум, то ли турумбарумба. Эли, она такая умная, она, наверное, тысячу книжек прочитала. Тулумбарум… Как она называется? Как же…

– Это не палка. Это тамбуршток. Или просто бу-ла-ва.

Удав это тихо пробормотал, сквозь сон. И Лю́си сначала не поняла, что он там бормочет. А когда поняла, её словно током ударило. Она так и подскочила, выпрыгнула из своего одеяла. И секунду-другую стояла, как током ударенная, не знала, что делать. А потом очень решительно потянула Удава за хвост.

– Ну что тебе, что? – Удав недовольно щурил глаза-буковки, Лю́си его разбудила.

– Ну знаешь, это уже слишком!

– Что это слишком?

– Мысли мои подслушивать, вот что слишком!

– Ничего я не подслушивал, я спал. И тебе пора спать.

Удав снова закрыл глаза, а Лю́си замолкла, снова стала думать. Может, она не заметила, как вслух заговорила? Тогда, действительно, Удав не подслушивал, а просто слышал. Сейчас она и вспомнить точно не могла, говорила вслух или нет?

Лю́си посмотрела на спящего Удава, на Эли, которая тоже успела уснуть и во сне смешно шевелила губами, словно кому-то что-то рассказывала. Ну как она может спать, когда они ещё ничего не узнали? А Удав – тоже хорош! Ничего не сказал, только дурацкую шуточку сочинил про серо-буро-малинового медведя. Не бывает таких медведей, не было таких в книжке «Жизнь животных», а там про всех зверей написано!

– Не про всех!

– Ты что, опять подслушиваешь?

– Нет, не подслушиваю. Это ты всем спать не даешь! Сама себя не слышишь.

Удав не просыпался, бормотал во сне. А Лю́си теперь не чувствовала, будто её током ударили. Она точно слышала: Удав во сне говорил или бормотал. Она была точно уверена: сейчас она вслух ничего не сказала, только думала. И будь у неё сил побольше, если б ей так не хотелось спать! Она бы снова этого удава за хвост, за хвост! Но сейчас, ей сейчас безумно хотелось спать. У неё уже не было сил дергать Удава и выяснять, подслушивал он её мысли или просто слова слышал? Не было сил, но так хотелось хоть что-то узнать. Лю́си сделала движение, словно собиралась дотянуться до Удава. Но движение её закончилось, не успев начаться. Лю́си тоже провалилась в сон.

IV

Она провалилась в сон, но всё продолжала думать – обо всём, что сегодня случилось. Но думала недолго, её мысли превратились в сновидение, а голова совсем опустилась на край одеяла. И уже через минуту Лю́си ровно сопела, с интересом рассматривала, как они с Эли бестолково ходили по своему кофику, не зная, что делать, как спасать несчастную пленницу? А потом они спускались по бесконечной лестнице, боролись со скользкой трубой, шагали за кудлатым клубком и ругались с дурацким Эхом. Иногда Лю́си дёргалась, когда видела что-то неожиданное или страшное. Но потом она досмотрела первый сон и стала смотреть второй, спокойный, ничем не пугающий. Эли к тому времени уже смотрела третий или четвёртый, наверно, тоже спокойный, она даже улыбалась во сне. Лю́си тоже улыбалась, и дыхание маленьких подруг стало ровным и одинаковым.

Ночь неспешно мерцала далёкими звёздочками, прошел час, или два. Теперь Эли иногда вздрагивала и даже вскрикивала во сне, а Лю́си дышала ровно и продолжала улыбаться. Ей снилось, будто она научилась плавать и, прямо как русалочка, плескалась в самой середине красивого озера, надолго скрывалась под водой, заглядывала в глаза солнечным зайчикам, что решились нырнуть вслед за ней, в шутку ловила ладошками маленьких рыбок, трогала огромные камни на дне и пропускала мелкий песок сквозь пальцы.

Наплававшись вволю, она ещё поиграла с волнами у берега и вышла из воды. Провела рукой по чистым каплям на коже и растянулась на тёплом золотом песочке. Лю́си зажмурилась от удовольствия и яркого солнышка и сквозь густые ресницы смотрела высоко-высоко в небо. Всё вокруг было тихо и спокойно, но вдруг также тихо и спокойно из-за дерева у края леса выглянула какая-то странная лошадь. Она посмотрела на Лю́си огромными лучистыми глазами и странной походкой направилась к ней. Почему странной? Ну сами посудите: со стороны казалось, что эта лошадь тихонько напевает или сочиняет что-то про себя, шевеля губами. Иногда она останавливалась и смотрела своими огромными глазами высоко в небо, может, рассматривала облака или просто о чём-то высоком мечтала. А потом так и шла вперёд с задранной головой, пока не натыкалась на какой-нибудь кустик или кочку. Но шла она всё-таки к Лю́си.

– Ого, что это она так ко мне так… приближается? – подумала Лю́си, но тут же успокоилась. – Ничего! Ничего страшного, лошади не кусаются.

Но лошадь, видно, так не думала. И потому подошла поближе и мягко укусила Лю́си за правую коленку. От неожиданности Лю́си ойкнула, замахала руками и… проснулась.

В густых сумерках почти ничего не было видно, только спящие фигуры Эли и Удава можно было разглядеть. Где-то совсем далеко крикнула ночная птица. Эли тихо сопела, красивое озеро чуть дышало, а никаких других звуков не было, как Лю́си ни прислушивалась. Она чуть не рассмеялась своему глупому сну, но побоялась разбудить друзей и снова заснула. И снова погрузилась в прохладу красивого озера. Так приятно было плыть в сверкающей прозрачной воде, так приятно было выйти на берег, провести рукой по новой короткой стрижке и растянуться на золотом песочке. Только правую коленку Лю́си прикрыла полотенцем, на всякий случай, чтобы не сильно беспокоиться, что её снова укусят. Лю́си улыбнулась солнышку, что ласково и мягко светило в глаза, чуть откинула голову – и! – опять увидела странную лошадь, что ласково и мягко к ней подкрадывалась.

– Это ведь сон! – подумала Лю́си. – Ничего она мне не сделает. Буду лежать, как лежится. Неподвижно. Ничего страшного. И коленка у меня завернута в полотенце.

Но лошадь вовсе не собиралась кусать Лю́си за правую коленку. Она подошла поближе и легонько укусила за левую. Лю́си так возмутилась – возмутилась лошадиной, ну просто, наглости! – что опять проснулась.

Теперь сумерки не были такими густыми. Рядом в коконе сопела Эли, а чуть дальше на корзине из колец покоилась голова Удава. Всё было тихо и спокойно, но Лю́си вдруг почувствовала, что её одеяло-кокон как-то странно шуршит. Она наклонила голову и опять чуть не вскрикнула – какой-то маленький зверь в черной бархатной шубе теребил её одеяло. Теребил так, будто был недоволен, что именно здесь Лю́си устроилась на ночлег.

– Ты чего ойкаешь? – непонятный зверь на секунду оторвался от одеяла и повёл мордочкой к Люсиному лицу. Лю́си стразу поняла, что его глазки ничего не видят: он не смотрел ей прямо в глаза, он всё время водил мордочкой, принюхивался.

– Ты кто? – Лю́си, хоть и удивилась сильно, но не испугалась.

– Это ты кто? – непонятный зверь перебил вопрос, он был чем-то недоволен.

– Я… Лю́си, – ответила Лю́си, чуть подумав.

– А! Понятно, – зверь почему-то успокоился, будто давно был с Лю́си знаком.

– А ты кто? – Лю́си не боялась маленького зверя, а её любопытство росло.

– Крот Эр, – коротко ответил зверь.

– Какой такой кротер?

– Сама ты кротер. Не кротер, а Крот… Эр! – в голосе маленького зверя звучало большое недовольство. И маленькая гордость тоже звучала – что он не какой-то простой крот.

– То есть ты крот?

– Сама ты крот. Говорю тебе, Крот Эр.

– Вы здесь какие-то странные, – Лю́си пожала плечами. – Удав Вэ. Крот Эр. Обязательно так называться?

– Так короче. И вообще. Сама ты странная. Посереди ночи ойкаешь. Всех будишь.

– Кого это всех? – удивилась Лю́си.

– Ну кого-кого? Всех! Ты что, сама себя не слышишь?

Тут Лю́си рассердилась. То Удав во сне бормотал, что она себя не слышит, то этот маленький кротер то же самое говорит.

– Как это я сама себя должна слышать? – Лю́си чуть обиделась и чуть громче заговорила.

– Тсс. Всех перебудишь. Глухая тетеря. Спи давай, не дергайся, – крот просто зашипел на Люсю, а она не любила, когда на неё шипят.

– Да вы замучили! Сами себя не слышите, а ещё хотите, чтобы я себя слышала. – Лю́си ещё злилась, но говорить стала тихо.

Крот немного помолчал, подумал.

– А тебе что, Удав ничего не рассказывал?

– Не. Не рассказывал. Ну, почти ничего.

– Ладно. Спи давай.

И не успела Лю́си вымолвить новое словечко, как непонятный кротер заработал лапами, перевернулся через голову и нырнул под землю. Лю́си только успела разглядеть, что у его чёрной шубки была белая опушка – у каждой лапки: верней, нижней, правой и левой. А там, куда зверь нырнул, только осталась влажная тёмная земля.

Вокруг стало немного светлее, где-то за серыми скалами собиралось подняться солнышко. Рядом всё также тихо посапывала Эли, а Удав Вэ неслышно шевелил своими кольцами. Лю́си еще раз вспомнила сон, провела рукой по новой короткой стрижке и подумала, что воду из маленькой косички теперь нескоро придется выжимать. Потом еще раз удивилась приставучей лошади. Надо же! Нашла себе занятие. За коленки кусаться! Лю́си ещё раз рассердилась.

– Глупость, чушь лошадиная. И кротер этот дурацкий! – проворчала она, плотнее завернулась в одеяло и закрыла глаза.

V

Она закрыла глаза, но её сон не сразу стал крепким, а когда стал – Лю́си заснула вообще без снов. И проснулась нескоро – оттого, что кто-то щекотал ей ресницы и брови. Это были солнечный зайцы и зайчики, они долго прятались за серыми скалами, что виднелись за лесом далеко от берега, и устали ждать, пока тянулась ночь. А с первыми лучами выскочили из-за скал, побежали по лесу и запрыгали по берегу. Сначала они вели себя тихо-скромно, но потом осмелели и стали щекотать подругам брови и ресницы. А самые нескромные – даже пятки и уши щекотали.

Девчонки сладко потянулись и ещё во сне улыбнулись веселой заячьей игре. Глаза открывать не хотелось, видно, тишина у красивого озера была особенная, не такая, как утром в Птибудоште. Вот подруги и не стали как обычно выпрыгивать из сна и сразу приниматься за работу, а позволили себе чуть понежиться в утренней дрёме.

Удав Вэ тоже потянулся, отчего все его кольца стали овалами, а потом снова превратились в круглые кольца и сложились в удобную корзину. Он неслышно втягивал воздух красивого озера и почти без движения смотрел на маленькие волны, что набегали одна на другую и шевелили крупинки песка у края воды. Эли и Лю́си только на секундочку открыли глаза и не смогли оторвать их от недвижного Удава. Он смотрел на красивое озеро так, будто видел его впервые. Или, наоборот, будто видел его в последний раз и прощался с ним. Удав почувствовал удивление маленьких подруг и обернулся.

– Славное утро! – его голос звучал хрипло, но как-то очень мягко.

– И доброе притом! – весело подхватили девчонки и опять зажмурили глаза, чтобы ещё чуть-чуть понежиться.

– Ой, дар! – Эли чуть не выскочила из своего кокона-одеяла. – Ты знаешь, что мне ночью приснилось? Во-первых, я так здорово научилась плавать! И ещё нырять! А потом – потом вышла на берег, и меня укусила какая-то странная лошадь!

Лю́си оторопела и промолчала. И нахмурилась, как Эли обычно хмурилась, – всё раздумывала, как это её лошадь, из её сна, могла укусить ещё кого-нибудь?

– И ты знаешь, как она меня…

– Знаю, – перебила Лю́си, – сначала за правую, потом за левую коленку.

Теперь уже Эли удивленно уставила на подругу свои зелёные глаза.

– Что это, нам приснился один и тот же сон? – она привычно и задумчиво наморщила брови.

– Никакой это не сон, – вместо Лю́си ответил Удав, – Просто Лошадь ночью бродила около вас.

– Какая ещё лошадь? – девчонки возмутились и чуть не закричали в ответ.

– Я же сказал, Просто Лошадь. Или Лошадь Пэ, так короче, – и Удав хвостом показал на три дерева с низкой густой листвой, что росли у края леса, где кончался берег.

Эли и Лю́си посмотрели на три дерева, но сперва ничего не увидели. Потом провели глазами по густому кустарнику, что рос вокруг деревьев. И опять ничего не увидели. И только с третьего взгляда заметили в густой листве добродушную лошадиную мордашку с короткой чёлкой, длинной гривой и огромными лучистыми глазами.

– Слушай, Лошадь! Как тебя? Пэ! Ты зачем нас кусала?!

Девчонки старались говорить очень строгими голосами. Но Лошадь, казалось, с интересом смотрела куда-то в сторону, не обращая внимания на их строгость. Потом сказала «хммм» и спряталась в листве.

– Она ничего не делает зачем-то, – хрипло прошипел Удав, – она всё делает просто.

– Вот большая радость! Просто! А зачем она нас кусала просто? – ещё раз строго заговорили подруги, хотя поняли, что на лошадь с такими лучистыми глазами очень сложно сердиться.

– Видно, ей так захотелось. Она любит кусать за коленки. Просто, не больно.

– Ну, здорово! Давайте все кусаться просто и не больно. Что же она тебя просто так не укусила? Не больно!

– Но у меня же нет коленок, – Удав ответил весело и немного грустно и, словно плечами, пожал верхними кольцами.

Лю́си легонько подергала себя за ухо и издала неопределенный звук. Она хотела рассердиться на Лошадь Пэ, понимала, что это правильно – сердиться на Лошадь. Но не могла, не получалось. И дело было не только в лучистых глаза и симпатичной чёлке (Лошадь была не то что красива, но чертовки мила). Лю́си почему-то радовалась, что снова увидела эту лошадь, сама не зная, почему снова. Как будто давно-давно уже видела её. Лю́си пыталась понять и вспомнить – что-то было в этой лошади такое знакомое-знакомое, будто Лю́си была ещё маленькой, и ей говорили. Что же ей говорили? «Он с Кокошей и Тотошей…» Нет, не так, не то! Ещё ей говорили: «Придет серенький волчок…» Нет, и это тоже не то…

– А-а! Я вспомнила! Это нечестно! Мы же хорошо себя вели! – Лю́си опять возмутилась.

Она вспомнила! Когда они с Эли были совсем маленькие, и весь Птибудошт их растил, кормил и воспитывал, им рассказывали старинную птибудошскую сказку про лошадь, которая приходит и кусает за коленки непослушных детей. Поэтому надо быть очень послушными девочками, и тогда никакая лошадь, даже самая кусачая, не придёт и не укусит за коленку. Они с Эли это много раз слышал, когда были совсем маленькими.

– Ты думаешь, Лошадь Пэ кусает за коленки непослушных детей? – Удав так лукаво смотрел на Лю́си, будто слышал всё, о чём она думала.

– Ну да, мне так говорили. В детстве. Давно.

– Хм! Ты уже не совсем дитя, – Удав чуть нахмурился. – На самом деле, Лошадь Пэ просто кусает и всё! Она такая, причудливая. Но вреда от неё – никакого.

Удав снова улыбнулся и теперь с интересом смотрел на Эли, которая, казалось, вообще ничего не понимает. Она удивлённо приоткрыла рот и разглядывала Лю́си, будто с подругой случилось что-то очень странное, будто Лю́си на голове прыгала или маленькое чудовище держала в руках. Словом, делала что-то совсем невероятное.

– Что с тобой? – Лю́си вслед за Удавом повернулась к Эли.

– Н-ничего, – та попробовала улыбнуться. – Мне, кажется. Показалось. Что ты только что превратилась в крохотную девочку. Ну, года полтора-два, не больше.

От этих слов в воздухе повисла тишина, она всегда повисает от странных слов.

– Померещилось! – Удав коротким словом прогнал тишину и опять наполовину сомкнул лукавые глаза. И понять – шутит он или нет? – было совершенно невозможно.

– Ладно, – вздохнула и согласилась Эли, но на всякий случай ещё раз внимательно посмотрела на подругу.

Глаза Удава от этого прямо засмеялись. Казалось, всё, что девчонки говорили и делали, веселило его какой-то особой радостью. На кого-нибудь другого они давно бы обиделись, но на Удава – почему-то нет. Как-то на него не обижалось, будто все обиды растворялись – растворялись прежде, чем до него долетят.

– Да не высматривай ты Лошадь там, за деревом, – Удав ещё раз улыбнулся, и улыбка длинной волной пробежала по всему его телу. – Её там давно нет, она где-то бродит. Как обычно – просто. А когда понадобится, сама придет.

– А когда понадобится? – Эли спросила и ещё раз пристально посмотрела на Лю́си, проверила, не превратилась ли она в кого-нибудь?

Удав вдруг перестал быть весёлым, развернул половину своей корзины, стал большим, длинным и серьёзным, наклонился к самому уху Эли и тихо прошептал:

– Когда мы начнем завтракать.

VI

Удав прошептал это тихо, но тут вовсе не из леса, а из-за большой дюны у берега галопом примчалась Лошадь и очень согласно закивала головой. Девочки на неё смотрели, и сами чуть не кивали в ответ – так заразительно Лошадь мотала головой и шеей. Но она вдруг остановилась, развернулась и поплелась к лесу, скрылась в листве. И пока подруги смотрели ей вслед, Удав как-то незаметно и быстро повернулся к озеру и соскользнул вниз, в глубину.

Эли и Лю́си подождали немного – ждали, когда он вынырнет. Потом даже отбросили одеяла и подбежали к берегу, пытаясь разглядеть Удава в воде. Но ничего не увидели и махнули – Лю́си левой, а Эли правой рукой – ну и пускай плавает, если хочет. Потом они умылись и стали раскладывать на скатерти бутерброды, оставшуюся половинку торта нарезали небольшими ломтиками. И как только закончили эти нехитрые дела, из воды вынырнул Удав и опустил на скатерть какие-то чудные водоросли, они так и засверкали на солнце тонкими гроздьями с тоненькими листиками: с виду были похожи на ветку кораллов и в то же время на серо-зелёный укроп, только необычно большой. А из леса вынырнула Лошадь Пэ с длинной веткой в зубах, на которой висели разные фрукты, и как-то не совсем просто – задумчиво и торжественно – положила её рядом с водорослями. Посмотрела, как она лежит на скатерти, наклонила голову в одну сторону, в другую, и чуть передвинула ветку.

Тут девчонкам снова пришлось удивиться. Они захлопали ресницами и беспомощно посмотрели на Удава, на Лошадь, на странную ветку, не понимая, как это… рядом могут расти… яблоки, лимоны, манго и киви, и ещё какие-то плоды, каких они никогда не видели.

– Удав, – Лю́си всё не могла оторваться от чудесной ветки, – что это такое?

– Фрукты! – Удав свернулся в корзину и ответил так, словно не понимал, чему Лю́си удивляется.

Подруги недоверчиво опустили краешки губ, но потом решили, что в этих краях есть такое дерево, на котором растет всё что угодно. Может, не только фрукты растут, но и овощи. Может, не только овощи, но и ягоды. Может, не только ягоды, но и дыни, арбузы. Хотя один учёный-ботаник в их кофике в Птибудоште всем рассказывал, что арбузы и дыни – это настоящие ягоды, только очень крупные. Но ему почему-то никто не верил.

Больше девчонки не стали фантазировать. У себя в городе они долго могли выдумывать всякую всячину – может, потому что всё вокруг было обычное, городское. А здесь, у красивого озера, чудеса сами являлись каждую минуту, будто кто-то большой и невидимый фантазировал и фокусы показывал. И потому девчонки просто расстелили одеяла у скатерти и уселись удобно, по-турецки.

Лошадь Пэ тоже неторопливо подошла и уселась, как плюшевая игрушка, – не сгибая передние ноги и прямо на хвост. Впрочем, надолго её не хватило, она мягкими губами подобрала со скатерти кусочек торта и стала неторопливо расшагивать между краем озера и краем леса. Ходила Лошадь Пэ так же странно, как и утром. Даже ещё страннее: то плелась, низко опустив голову, то поднимала вверх свои большущие глаза и застывала. И со стороны всё так же казалось, что она бормочет про себя стихи или что-то напевает. Девчонки её разглядывали, пока не раздался легкий хруст, это Удав отломил веточку своих водорослей.