Сказка о сказке

– Да. – Эли села на свой рюкзак. Сейчас отдохнем немного, дар. И обратно пойдем. Да не плачь ты. Бог с ней, с этой трубой вреднючей. У нас ещё две дороги остались.

– Кто плачет? Я плачу!? – Лю́си вдруг рассердилась, так рассердилась, что даже обижаться не стала. – Ну, я ей сейчас покажу!!!

Она крепко стиснула зубы, зажала губы, сбросила рюкзак с плеч, громко сказала: «Ух!» – и бросилась бежать вверх по трубе. Бросилась, будто собралась взлететь. И взлетела! То есть почти. Она добежала до той самой невидимой чёрточки, где силы кончались, где уже двадцать раз стало понятно, что не сладят они с трубой. Лю́си добежала до этой черты и почувствовала, что на этот раз она победила! Ура-ааааа-урааа-ууууу!

В этот миг она поскользнулась, плюхнулась на живот и, смешно хватая руками скользкую вредину, поехала обратно, врезалась ногами в свой зелёный рюкзак, налетела на Эли, сбила её, как кеглю. И в одну секунду всё повернулось, перевернулось, запуталось, закувыркалось большим клубком, из которого только руки и ноги торчали и дёргались. Руки и ноги.

– Всё, дар! Всё! Хватит пытаться, эту дорогу мы точно проверили.

Эли барахталась где-то между Лю́си и двумя рюкзаками, никак не могла высвободиться, но почему-то развеселилась, а потом стала хохотать и всхлипывать одновременно.

– Не знаю, чего ты смешного нашла.

Лю́си наконец выбралась из комка и поползла от него, сердито отпихивая ногой рюкзак, но он цепко поймал её ногу зелёными лямками. Лю́си ещё раз мрачно оглянулась – на рюкзак, на Эли, что уже не могла смеяться, сил не было, только охала и утирала слёзы. Это было не очень смешно, но Лю́си почему-то тоже начала прыскать смехом. Всегда так было: если одна подруга смеялась, другая не могла удержаться. Видно, по-настоящему злиться и сердиться они не умели, а смехом себя так заводили, что остановиться не могли. Хохотали, пока, казалось, вот-вот – и губы, и щёки отвалятся. И живот тоже отвалится.

И сейчас они нахохотались вволю и утешились. Потом отдышались, пожевали на дорожку конфет, выпили пару глотков ещё тёплого кофе из термоса. И уже без всякой задумчивости отправились обратно, на распутье.

XI

Эли и Лю́си отправились обратно – туда, где странная лестница тремя ветками разошлась. Они знали, что ждёт их на обратном пути: сначала надо будет забраться на маленькую горку, а потом пройти по не очень длинной, но жутко скользкой трубе. Когда девчонки шли по ней в первый раз, она им такой показалась – жутко скользкой. Но сейчас они на гладкую горку взобрались без особого труда, и по трубе пошли почти как по ровной дороге – как будто труба перестала вредничать, будто поняла, что подруги уже не будут с ней бороться.

– Ну что, теперь направо попробуем? – девчонки легко добрались до развилки, и настроение у Лю́си заметно улучшилось.

– Давай направо, – согласилась Эли, – всё равно придется туда пойти, если прямо не получится.

Эли говорила, чуть улыбалась – не было повода волноваться. Но почему-то на душе у неё было не очень спокойно, словно что-то тяжёлое на душу положили, а что-то непонятное скребло изнутри, будто спрашивало чуть слышным голосом: «Что, дарагая? Думаешь, на правой дороге будет всё хорошо, да?» Эли не знала, что можно ответить этому голосу, но пугаться сильно не стала. Секунду подумала и решила, что не стоит доверять всяким голосам. Может, они верно подсказывают, а может так – попусту пугают. Никто этого не знает! И потому Эли отбросила лишние мысли и отправилась вслед за Лю́си, которая больше любила делать, чем раздумывать, и уже ловко шагала по ступенькам, что вели направо.

Девчонки быстро проскочили ровный кусочек лестницы, забрались наверх. А дальше и догадываться особенно не пришлось – ступеньки кончились и перешли в подземный ход с гладкими стенками, правда не такой скользкий. Эли и Лю́си думали, что впереди их ждёт маленькая горка, но как подземный ход расширился, глаза у девчонок тоже расширились и в разные стороны разошлись.

Подруги снова оказались в небольшой пещере, совершенно круглой, с гладким полом. И в ней, как четыре огромные норы, темнели четыре подземных хода. Из одного подруги вышли, это был знакомый ход. А остальные три были совсем незнакомые. И какой из них выбрать? По какой дороге дальше пойти? Это было совсем непонятно.

– Ох, да-ар!

Девчонки еле слышно выдохнули «Ох, да-ар!» одинаковым шёпотом. Они так расстроились, что сразу лишились сил, и на гладкий пол опустились, не заметили как. Если раньше, в противной трубе было тяжело карабкаться, но хоть понятно куда. То теперь куда? Что, опять? Все пути по очереди пробовать? Мысли у подруг заметались, зашептались, но одна из них громче других шептала: «Не найдете вы здесь верной дороги. Поворачивать надо, поворачивать, пока не поздно. Иначе худо будет. Поворачивать надо…»

А потом эта мысль уже не тихо – громко заверещала. И от этого девчонкам захотелось обратно побежать. Да не просто побежать, не просто обратно, а совсем обратно: по длинной-долгой лестнице наверх, наверх, в родной спокойный кофик, в родной чудесный Птибудошт, где никогда ничего плохого не было, не случалось, и только однажды появился дурацкий грубиян-великан и всё испортил…

В эту секунду девчонки вспомнили про великана, как он разломал, как он разбил, нагрубил, наругался. Как он красавицу тащил своей огромной лапой. Девчонки всё вспомнили и сразу встрепенулись. И вскочили на ноги, все подземные страхи забыли, будто и не было никаких страхов.

– Нет уж, фигушки ему!

– С маслом!

– Рано ему радоваться!

– Будто нас запугать!

– Это сам он пускай!

– Нас боится!

– Подумаешь, тоже мне чудо-юдо великанское!

– Будто мы дорогу не найдем!

Тут Эли замолчала и подняла вверх палец, а сама нахмурилась. Видно было, как она вспоминает что-то, вспоминает…

– Да! Вспомнила, дар. Путешественники, когда попадают в лабиринт, они мелом отмечают проход, откуда пришли. Тогда заблудиться невозможно!

Эли даже улыбнулась, видно, ей приятно было – не зря она столько книг прочитала. Правда, у неё не было мела, но зато был красный фломастер. И чёрный, и синий, и зелёный – четыре толстых фломастера в одной упаковке. Эли достала два и, вздёрнув голову, пометила проход двумя красными крестиками, тот проход, из которого они вышли. Только на гладкой стенке, будто сделанной из мутного стекла, фломастеры плохо рисовали. Стенка здесь была не только гладкая, но и чуть влажная. И фломастеры оставляли еле видные следы, но всё равно красные крестики можно было разглядеть. Эли ещё немного подумала и нарисовала вокруг крестиков круг – зелёный – чтобы их лучше было видно. Потом посветила фонариком справа, слева, убедилась, что крестики заметны и, довольная, направилась к другой стене, где подземный ход казался побольше остальных.

– Дар, мы по средней дороге пойдем, ладно? Может, так быстрее куда-нибудь доберемся. А нет – тогда другие попробуем.

Лю́си кивнула и, пока Эли ставила перед входом один зелёный крестик, первая юркнула в средний ход и весело по нему зашагала. В этой подземной трубе по гладкому полу было идти совсем несложно, даже когда она чуть задиралась вверх или вниз опускалась. Совсем несложно… но тут!

Гладкий пол вывел подружек в ещё одну пещеру. И в ней снова оказалось три новых хода. Но теперь девчонки не стали расстраиваться, огорчаться. И медлить тоже на стали – просто отметили двойным красным крестиком ход, откуда пришли, и опять выбрали среднюю дорогу, и поставили у входа новый зелёный крестик.

И снова зашагали, фонариками весело разгоняли подземную темноту. Весело-весело! Весело… хотя следующая комната их снова озадачила. В ней появились уже не три новых хода, а целых пять. Подруги задумались, но опять ненадолго – снова выбрали среднюю дорогу. Но следующая комната открыла им сразу шесть новых ходов. Это было не по правилам, потому что среднюю дорогу из шести выбрать никак не получалось. Но Эли и Лю́си так славно шагали, что и сейчас постояли секунду и пошли в тот ход, что просто казался побольше других. Ничего страшного, что ходов много: если помечать их крестами, тогда не заблудишься! На душе у них снова стало хорошо. Если понятно, что делать и как делать, всё кажется не таким и сложным. Главное – идти, не печалиться, а дорога уж точно куда-нибудь приведёт.

Так подруги шли вперёд, и шли, и шли, и шли. И откуда только взялась смелость? И куда девалась осторожность? Почему дорога казалась им правильной? Дорога в бесконечных проходах, которым счёт давно потерялся. Ну и что, что потерялся? Главное правильно ставить крестики. А потом можно храбро шагать, ничего не бояться. И шагать будет легко… но тут…

– Стой, дар! – Эли и Лю́си разом остановились и одним движением друг друга одёрнули.

Одёрнули, потому что фонарики у них заморгали, и вместо острых лучиков от них какой-то тусклый свет пошёл. Теперь это даже не фонарики были, а круглые окошки, где чуть теплились маленькие лампочки. Девчонки ойкнули и от испуга прислонились к круглой стене.

– Стой, дар, стой.

Эли это каким-то чужим голосом прошептала. Правда, она хотела показать, что ей не очень страшно, но получилось у неё так себе, не очень – голос был негромкий, и слышно было, как он дрожит, явно не от радости. Эли обвела языком сухие губы, помолчала и таким же чужим голосом добавила: «Дар, ты пока выключи пока свой фонарик, да? Он, наверное, скоро сил наберётся и ещё посветит, да?»

Лю́си хотела что-то ответить бесстрашным голосом, но только пискнула, а ответить не смогла. Фонарик выключила и губу закусила. Теперь ей всё не обидным казалось, а таким – страшным. Наконец, она заговорила, тоже не своим голосом.

– Вот, дар. Этот путь мы тоже, да? Проверили, да? Теперь бы выбраться отсюда. Да?

Эли кивнула и выключила свой фонарик. Полная темнота окружила девчонок, а Эли вдруг поняла, что с такими тусклыми фонариками они каждый крестик два часа будут искать. И ещё хорошо, если увидят, что это зелёный крестик, а не красный. Они и так были еле заметные, эти крестики, даже когда фонарики ярко светили. А если они вообще перестанут светить?

Тут Эли ещё раз поняла, насколько всё нехорошо. И Лю́си это поняла. И девчонкам стало так страшно, что они ещё раз прижались к круглой стенке и медленно по ней съехали – на пол, будто ноги их не держали. Подруги сползли по стенке и сидели в полной темноте, долго сидели, долго-долго. Может, ждали, что фонарики сил наберутся или ещё что-то хорошее случится?

Но ничего не случилось, подземная темнота светлее не стала. И тогда девчонки перевернулись и на четвереньках поползли назад, очень осторожно, к последней пещере – страшно было в полной темноте двигаться. Сколько времени прошло, пока они добрались до круглой пещеры, сложно сказать. Может, полчаса, может, целый час. Но они добрались до круглой пещеры и там увидели…

Ничего они там не увидели! Темно там было! И только память рисовала, что со всех сторон на них смотрят совершенно одинаковые подземные трубы. Кажется, в последний раз их девять было или десять. Господи, как много! И где крестики искать? Ой, беда!

Эли щёлкнула своим фонариком и Лю́си щёлкнула своим. Но фонарики никакой силы не накопили, только заморгали жалобно, вот-вот погаснут. И девчонки тоже заморгали, они не просто испугались, им сейчас всё казалось таким ужасным, что даже руки-ноги похолодели, может, даже инеем покрылись. Эли посмотрела, как фонарик дрожит в её руке… и выключила. И Лю́си свой выключила. И полная темнота, которой и раньше было много, теперь совсем подружек обволокла, густой-густой стала, казалось, её потрогать можно.

– Дар, и чего ж нам теперь делать? – голос у Лю́си был такой, будто она умерла. И не один раз, а два раза.

Люсин голос вдруг повторился. Только зазвучал он ещё жалобнее, чем только что. Девчонки по привычке посмотрели друг на друга, но ничего не увидели, темнота вокруг была – хоть глаз выколи.

Тот же голос вкрадчиво повторил слова, но на этот раз он меньше походил на Люсин.

– Это ты? – замирающими губами прошептали девчонки.

– Это я! – весело ответил голос и добавил. – Ну что, дошли, куда хотели? А ведь кто-то предупреждал, что худо придется. Только кто-то на эти слова вот такой язык высунул.

Лю́си и Эли ничего не смогли ответить, как воды в рот набрали. Да и что тут ответишь? И молчание помолчало, и превратилось в такую тишину, что в ней только и слышно было, как сердечки у девчонок стучат – как два больших будильника, что вот-вот зазвенят, последние секундочки отсчитывают. Подруги слушали свои сердечки, а заговорить не решились – страшно было, что Эхо подразнит и совсем уйдет.

– Ну что, так и будем сидеть в темноте? Смотрите, мне-то спешить некуда, я тута уж тыщу лет живу.

– Это ты, Эхо? – Эли даже не поняла, зачем она это говорит. Или не говорит, а беззвучно губами шепчет.

– Да я это, я! Кто ещё с вами возиться будет? – Эхо всё время дразнилось, видно, у него такая привычка тыщу лет была.

– Ну ты, того, извини нас, пожалуйста.

Эхо помолчало, будто ему всё равно. Но всё-таки чувствовалось – приятно ему, что девчонки извиняются.

– Очень надо на вас обижаться, тоже мне…

Да, теперь слышно было, что Эхо довольно, в его голосе меньше стало маленьких дразнилок.

– Да ты всё равно прости.

Сейчас девчонки и не думали веселиться, но их слова хором зазвучали.

– Да простило уже, простило. Хватит нюни разводись, – голос у Эха стал обычным. – Так что-о вы теперь делать будете?

– Да не знаем мы.

– Может, подсказать? Или сами выберетесь?

Лю́си и Эли опять ничего вымолвить не смогли.

– Ну, ладно, как хотите. Я тогда по своим делам пойду.

Девчонки послушали тишину, и вдруг заорали вслед уходящему Эху:

– Стой, Эхо! Не уходи! Как нам отсюда выбраться??!!!

Их крик отозвался тихим эхом, совсем другим, а старое Эхо словно остановилось и обернулось:

– Ну чего вы орете так? Чего? У меня аж уши заложило!

В его голосе снова послышались знакомые дразнилки.

А подруги обрадовались, ужасно обрадовались, что Эхо их не бросило. Лю́си даже забыла про недавние страхи и заворчала:

– Ну ты чего, опять дразниться будешь?

Тут Эли пихнула подругу локтем в бок, сильно пихнула, а Эхо крякнуло и обиженно засопело.

– Эх! Ну, не будь я такое доброе, так и бросило б вас здесь. Вот бы покуковали! Ох, да ладно, от доброты от своей никуда не денешься. Не хочу, а придётся. Подскажу, а то ещё разревётеся со страху.

Лю́си надула щеки, чтобы ответить, но Эли снова её в бок пихнула, так сильно, что Лю́си закашлялась.

– Эхо, ты это, ты не сердись на нас. Скажи просто, как нам отсюда выбраться. Или выведи нас отсюда, – пока Лю́си кашляла, Эли всё это быстро проговорила.

– Вот ещё, выводить я вас буду. Сами выберетесь.

– Как же мы выберемся? – Эли больше не стала пихаться, а сильно сжала Люсину руку.

– Как пришли, так и выберетесь.

Эхо помолчало немного, послушало, как девчонки испуганно сопят, и добавило:

– Тута в двух шагах ваш старый знакомый лежит, он-то и выведет.

Слова эти прозвучали и затихли. Подруги прислушались, ждали, что Эхо ещё что-нибудь добавит, но ничего не дождались. Видно, Эхо сказало слова и совсем ушло. А молчание и тишина с темнотой снова сгустились. Наконец подруги перестали ждать и кое-как начали шевелиться. Эли щёлкнула фонариком, он засветился, слабо засветился, но темноту чуть разогнал. Девчонки повертели головами и увидели…

XII

Девчонки увидели, что рядом с ними, прямо в одном шаге, спокойно-преспокойно лежит их старый знакомый – кудлатый моток из толстой шерстяной пряжи. Клубок! Лю́си ещё наверху его ногой пихнула, в подвале. А он покрутился и в чёрную дырку полетел. Что с ним дальше было, подруги ясно увидели, как в кино. Клубок падал и прыгал, прыгал по ступенькам, потом попал в первую пещеру, покатился по ней, покатился до стенки, в которую можно было войти, но нельзя было выйти. Потом он дальше полетел и запрыгал, промчался по второй пещере, где Эхо дразнилось, быстро добежал до края, где снова начинались ступеньки, поскакал по ним, а на распутье сразу повернул направо, до гладкого хода. И дальше катился, катился по тем дорожкам, что Эли и Лю́си так упрямо выбирали, пока их фонарики не начали гаснуть, не испугали их до смерти.

Фу-ух! От этих видений у девчонок по коже мурашки побежали. Но зря побежали, на них никто внимания не обратил, и без них тревоги хватало. Девчонки смотрели на фонарик Эли и видели, что он посветит ещё чуть-чуть – и всё! А потом что? Фонарик Лю́си чуть посветит? А потом в вечной темноте сидеть? Б-рррр.

– Как же нам его обратно повернуть?

Лю́си потрогала клубок, осторожно, и от легкого касания он чуть в сторону повернулся, застыл на мгновение. Лю́си хотела снова до него дотронуться, но он в другую сторону повернулся и покатился тихонько.

Теперь раздумывать было некогда – клубок катился, не останавливался и стал исчезать, растворяться в темноте. И тогда Лю́си и Эли быстро-быстро, ещё на четвереньках поправляя рюкзаки, поползли его догонять, чтобы не потерять, не потеряться. А кудлатый моток их не ждал, набирал скорость, девчонки еле за ним поспевали.

– Дар, слушай. А, может, это Эхо нас, того – обмануло? Вдруг этот кудлатый нас так заведет, что мы вообще никогда отсюда не выберемся?

И не успела Лю́си это сказать, как Эхо, которое и не думало никуда уходить, обиженно заворчало:

– Вот ещё глупости, тоже мне, надо мне вас обманывать! Вы и так уже сто раз заблудились.

Лю́си вспыхнула и чуть не выпустила в ответ что-то колючее, ядовитое. Но вовремя спохватилась – всё-таки Эхо пришло на помощь, когда совсем стало плохо. Она хотела по-другому сказать, но поняла, что лучше молчать, мирный разговор у них никак не получался.

– Эхо, ты не сердись на нас. – Эли вовремя вставила словечко. – Мы просто испугались сильно-сильно, вот и лезут в голову разные глупости.

Эхо фыркнуло в ответ, совсем как Лю́си, видно, от неё и научилось так фыркать. А кудлатый моток всё катился и катился по бесконечным переходам. И девчонки уже спокойно шли за ним, даже не спешили. Только удивлялись, как обратный путь не похож на прямой. Моток не выбирал средний ход или тот, что казался побольше других, он просто катился и то правую дорогую выбирал, то среднюю, то левую. И невозможно было понять, почему он их выбирает. Никаких знаков девчонки разглядеть не могли: слишком темно было, фонарик еле светил, еле показывал, как клубок катится. Но кудлатый так уверенно выбирал путь, будто знал дорогу, будто уже сто раз по этой дороге прокатился. Будто на его пути невидимая ниточка была натянута, а он за неё держался. Эли даже нагнулась и рукой провела, проверила – есть там ниточка или нет? Но никакой нитки там не было.

Ну и ладно, не было и не было. Главное, чтобы клубок не заблудился. И ещё фонарик девчонок всё больше беспокоил, он всё тревожнее своим огоньком моргал, будто задыхался.

– Дар, давай теперь я свой фонарь включу, а ты свой выключишь. Теперь я буду светить, пока твой сил наберётся.

Эли кивнула Лю́си, и они в одну секунду перещёлкнули фонариками. И в этот самый миг клубок их вывел обратно, туда, в большую пещеру, где лестница пустила три ветки. И поскакал вниз по ступенькам. Вниз, вниз, вниз, вниз и… провалился под лестницу.

Девчонки за ним следили, следили, как он прыгает. Даже головами кивали всё ниже и ниже, пока он прыгал. И в тот миг, как он провалился, их головы застыли, замерли с широко раскрытыми глазами. Подруги, конечно, ждали, что что-то произойдет, что-то должно произойти. Но что кудлатый моток под ступеньки провалится – этого они угадать не могли. Но моток обратно не выскочил, так что девчонкам пришлось очнуться, осмелеть и даже улыбнуться.

– Всё понятно, дар! Теперь только одна дорога осталась. Средняя.

Лю́си так уверенно это сказала, что Эхо опять фыркнуло и тихонько засмеялось.

– Ничего смешного! – Лю́си сердито посмотрела в ту сторону, где Эхо смеялось.

– Очень смешно! – отозвалось Эхо, чуть не заливаясь смехом.

– Ты что хочешь сказать?

– Я? Вообще ничего не хочу! – Эхо голосом изобразило, что ему совершенно всё равно. – Ну а вы, ежели решили здесь до конца жизни бродить, так скатертью дорожка и попутного ветра.

Лю́си насупилась. Очень ей хотелось сказать что-то обидное, такое обидное, чтобы Эхо заткнулось. Но она так и не решилась, только ещё раз сердито посмотрела в сторону Эха. А Эли тем временем привычно морщила брови, у неё всегда так получалось, когда она что-то разгадывала.

– Эхо! – тихонько позвала она. – Разве тут есть ещё какая-то дорога?

– Тут есть… ещё… какая-то… дорога.

Эхо не просто ответило, а таким певучим голосом отозвалось, будто песенку пропело. И совершенно было непонятно, то ли подсказывает оно, то ли снова дразнится. А потом Эхо вдруг засопело и добавило:

– А вообще, я и так целый час с вами провозилось, будто делать мне нечего. Знаете, дальше уж сами выбирайтесь. Только, дарагие мои, пробуйте чуть мозгами пошевелить, а то вы всё ногами шевелите и шевелите. Да всё без толку.

Это Эхо вредничало. Само раньше говорило, что тысячу лет здесь живет, а теперь – смотрите, какое! – вдруг некогда ему стало, будто и впрямь дел невпроворот, будто сто человек его в очереди дожидаются. Лю́си от этого снова рассердилсь, но Эли успела её одернуть.

– Эхо, ты еще здесь?

– Эхо, ты еще здесь? – голос Эли в точности повторился.

– Наверное, ушло Эхо.

– Наверное, ушло Эхо, – голос Эли опять точно-точно повторился.

– Ну и ладно, и хорошо, и без него справимся, – Лю́си решила больше не молчать, но её голос почему-то не повторился.

Но Лю́си уже как бы забыла про Эхо, что-то придумала. Она слабым светом подсветила себе дорогу и по ступеням добралась до того места, где кудлатый моток провалился под лестницу, стала на коленки и попробовала рассмотреть, что там под ступеньками – есть что или нет ничего? Но с тусклым фонариком у неё ничего не получилось, и тогда Лю́си просто вытянула руку и попробовала нащупать – что же там под ступеньками?

– Знаешь, дар, а здесь, похоже, ещё одна подземная труба, такая же, как справа и слева.

– И куда она тянется?

– Не знаю. Кажется, прямо она тянется.

Эли ещё секундочку поморщила брови, а потом осторожно добралась до подруги и тоже стала водить рукой по трубе под лестницей.

– Да, такая же, очень похожа. Знаешь, дар, – наконец решила она, – раз моток туда провалился, нам надо за ним идти.

– Это понятно, – Лю́си так ответила, будто ей всегда было понятно, что выбираться из подземелья надо через ход, спрятанный под средней лестницей.

Девчонки осторожно пролезли под ступеньки и ногами нашарили твёрдый пол. Новая труба была не такая скользкая, как прежние, даже совсем не скользкая, и, действительно, прямо тянулась. И тут подруги почему-то почувствовали, что эта дорога их точно выведет на свет; может, потому что от подземной тьмы они жутко устали. Они стащили рюкзаки вниз, попробовали их на спины надеть. Но не тут-то было – под лестницей и выпрямиться толком не получалось, и без рюкзаков пришлось скрючиться. А с рюкзаками – ну, никак не удавалось закинуть их на спину. Девчонки пытались их надеть на корточках, на четвереньках, даже лёжа. Но в тесной трубе у них ничего не получалось, они только извивались, как червячки, пытались встать и падали.

– Вот ещё… забота!

Лю́си радовалась, что новый путь нашёлся, но её фонарик снова начал тревожно мигать, будто шептал, что у него совсем мало сил осталось. И от этого радость быстро прошла. Впрочем, настроение у Лю́си часто менялось. Она провела слабым лучиком по стенам, потрогала их ладошками и вдруг сама так и засветилась счастливой улыбкой.

– Слушай, дар! А что, если нам ролики надеть?

Эли от удивления наморщила лоб. И глаза свои зелёные сжала – прямо узкие щёлочки остались вместо глаз. Ролики надеть? Хм. Это как-то странно звучало – как не смешная шутка. Но Эли точно знала, что Лю́си сейчас не будет шутить. В этой пещере, с фонариком, что вот-вот погаснет, какие ещё шутки?

– Смотри, всё просто! – голос у Лю́си повеселел. – Труба хоть и не скользкая, но ровная и гладкая, словно её специально для катания сделали. Ничего страшного не будет – мы наденем ролики и покатимся осторожно, за ступеньки будем держаться. Или за стенки. Руками. А потом – посмотрим.

– На что посмотрим? – Эли всё не верила, что ролики им помогут.

– На всё посмотрим, что из этого получится! Вот!

Лю́си прямо заново родилась: недавно дрожала от страха, тряслась и пищала, как цыпленок, а теперь стала говорить быстро, как обычно, от всех осторожных вопросов – отмахиваться. Она уселась на гладкий пол и преспокойно вытащила ролики. Эли ещё хмурила брови, но мигающий фонарик её поторопил. Девчонки быстро нацепили коньки на ноги, кроссовки спрятали в рюкзаки, фонарики снова прикрепили к кармашкам, а сами рюкзаки ещё раз попробовали забросить на плечи. Но не забросили, а снова чебурахнулись. И без роликов не получалось забросить, а на роликах они сразу падали – то на спину, то на бок.