Воин. Правитель. Чужак

Однако Титу была известна и другая сторона медали, о которой он и сам предпочитал умалчивать. Деревенская девочка и фокус с монетой.

– Отряд, ра-а-азвернись!

Он убрал шторку, разделявшую его палатку от утреннего зноя. Построение сбило его с мысли. Фокус и деревенская девочка… Он в тот день слонялся по соседней комнате. Услышав голос старшины, начинающий мечник вышел к нему, прошёл метр коридора и заступил в детскую. Двое лиц, на одном – волнение, а на другом – неслышимая мольба.

– Ша-а-агом марш!

Да, лица он помнил отчётливо. Хорошо, думал Тит, что он не помнил своего. Этой историей Висм не делился ни с кем. Конкретно эта история так и осталась храниться среди пресловутых скелетов в шкафу, но почему-то будущему Адмиралу казалось, что о ней им обоим ещё предстоит вспомнить. А пока… крошечный и давно не мытый умывальник, а также мечты, чтобы вода на Прометии оказалась не слишком паршивой.

«Интересно, сколько я пропустил?», – захлестнув влаги в лицо, Тит задался понятным вопросом. По правое плечо заканчивалось полуденное построение, а обсуждения стратегических планов в это время только набирали обороты. Значит, рассудил капитан, он мог успеть как раз к их середине.

Вытершись полотенцем, Тит выбрался на истоптанный гравий и побрёл по главной дороге, что разделяла основной военный лагерь Кровавого ордена на две половины. По пути он заметил вот что – парни Висма были одеты совершенно не так, как его парни – ни тяжёлых кирас, ни наголенников, ни замысловатых наплечников. Только камуфляжные штаны, футболки и краска, нанесённая на кожу и имитирующая здешнюю местность.

Похоже, вновь рассудил Тит, бывшему наставнику пришлось худо, раз он осмелился намалевать бойцов этой ядовитой дрянью. Конечно, она не убивала мгновенно (и даже не за пару дней или недель). Опасность она несла только при активном использовании и во время боя. Однако пятнадцать минут такой маскировки – и ты теряешь пятнадцать дней жизни. Полезно, но малоэффективно. При этом изумляло другое – у бойцов Висма между кожей и краской отсутствовал тонкий манжетный слой. А этот слой в прежнюю пору как раз защищал плоть носителя от гноящейся сыпи.

«Кто-то из его полевых учёных всё-таки сумел укротить своенравие схрона и сумел приспособить его к химсоставу боевой раскраски», – решил капитан и тут же вообразил – ну раз так, тогда Орден во время полевых операций полностью скроется с глаз. Республика не найдёт их, не определит, с какой стороны произошло нападение – даже при всём желании.

«Главное, чтобы рецепт не прорвался на серый рынок», – и, оглядев свой потрёпанных ржавый наплечник, где надёжно хранился антрацитовый меч, Тит провозгласил для себя – возможно, слегка своевременно, – что первенство зачарованных орденских мечей, по воле хозяина отлипающих от щитов и доспехов, бесповоротно подходит к концу.

Возможно, смертоносным отрядам Висма посчастливилось встать у истоков, у подножия махины, называемой в простонародье «переменами», и никто из них в полной мере, скорее всего, и не осознавал, как круто столь маленький прорыв (если это изобретение окажется не пустышкой), может поменять расстановку сил в этой нескончаемой выматывающей войне.

Задёрнув шторку, Тит вторгся в чужие владения. Зной вновь остался позади – его отделила от него палатка со стратегической картой. Он, как и задумывал, благополучно пришёл к середине обсуждения.

– У их юго-восточной базы сейчас находятся два разведчика. Они передают, что в составе сепаратистов около полусотни людей, – офицер, кинув на стол игральные кости, подождал, когда над ними разгорится изображение, и указал на проекцию разведданных. – Но с каждым днём это число уменьшается. Пока не точно, но, если опираться на наблюдения, то они перемещают основной состав на другую базу.

– На более крупную, – бросил догадку Висм.

– Да, ублюдки уходят в направление юга. Там мы чаще всего теряем связь с фринами.

– Как и на юго-востоке, как и на севере, как и на северо-западе. Они сбивают их, куда бы мы ни сунулись, Шестёрка.

– Верно, командир, но шире кольцо из сбитых лазутчиков как раз на юге. Значит, их основная база там.

– Без сомнений, самая крупная, но основная ли? – Висм, подняв голову, завидел, как ладони Тита опускаются на стратегический стол. – Два дня назад двоих сепов вообще засекли у старой пещеры, рядом с ионной пушкой, – он представительно вскинул руку. – Если не веришь, можешь лично расспросить этого щенка.

Шестёрка, встрепенувшись, поднял свой прямоугольный нос и провёл по воздуху диагональ, успев таким образом как следует оценить новоприбывшего командира. Они ранее не встречались. Будучи первым личным гвардейцем Висма, у него оставалось мало времени на знакомство с другой «кровавой элитой».

– Щенок? Вот так значит? А часто тебе «щенки» три дивизии на подмогу везут?

– Не знал бы тебя, сказал, что эти три дивизии сойдут за одну, – Висм издевательски поднял большой палец. – Ряхи отожранные, ноги косятся, дыхалка сбита. Честно признайся, спят они столько же, сколько и жрут? По верхним ярусам они хотя бы иногда пробегают? Я даже не говорю о нижних…

– Капитан, о боеготовности моих парней можешь не беспокоиться, – отрапортовал Тит, – скажи им завтра выступать – они выступят. Приказам они следуют чётко.

– Выступить-то они выступят, но не увижу ли я их за спинами моих парней? Звал я один раз на подмогу шакала Кюра. И что думаешь? Пока мои парни отхватывали по шесть пуль, его хлюпики – всего по одной. Единственная радость, после той операции кровь с ним хорошенько расквиталась. Пулемётная очередь, шестьсот отверстий. Тот поганец наёмник даже не видел в конце, что стреляет в труху.

– Сам сказал, что это мои парни. За каждого ручаюсь и готов отвечать лично.

– Перед кем?

– Перед тобой.

– А если меня положат?

– Перед пролитой кровью, перед самим Третьим.

– Тогда поклянись Третьему, чтобы, когда мы выступим, мне не пришлось брать за шкирняк твоих бойцов и бросать вперёд. Увижу хоть одного за собой, поверь, я брошу.

– Они не боятся.

– Звучит, как бравада.

– Думай как хочешь, но это правда.

– А знаешь такую правду? Сталь доспехов под огнём плавится столь же легко, как и шёлк.

– Вот и посмотрим, – Тит ударил кулаком по столу.

Игральные кости подпрыгнули, отчего брови Шестёрки заметно скучились. Это был его личный бедокур – перевоплощённый талисман, который он во время одной из битв вырвал с шеи врага. Имея форму игральных костей, бедокур будил своего хозяина, предупреждал об опасности, разведывал, убивал и даже порой развлекал. Ортодоксальные орденцы держались от таких штуковин подальше, и вполне разумно. Ведь от них и правда веяло чертовщиной.

Бедокуры опережали смерть, когда не следовало, и обрывали жизнь тогда, когда полноправно её должен обрывать лишь честный хрестоматийный удар.

– Ладно, Шулер, ты выиграл, держится он и впрямь хорошо. Куда там закинуть магну?

– Две магны, командир.

Из тени палатки вышел второй личный гвардеец Висма. О нём и его прозвище Тит был наслышан. Шулер оставил мизинец и большой палец в кабинете пирата, которого как раз таки в своей истории и прихлопнул Висм. И в назидание гвардеец в конце той битвы вырвал с шеи мерзавца жетон. Как им распорядиться, он понял сразу – бедокур в форме игральной карты. Точнее, двух карт. По одной на каждый потерянный палец. Что забавно, потеря сделала Шулера более мастеровитым. Довольно почёсывая подбородок целой рукой, он покалеченной мог показать фокус, в конце которого ты обязательно терял голову. Терял голову в буквальном смысле. Но из-за своей природной снисходительности Шулер мог сжалиться и отрезать картами лишь её четверть.

– Две магны – так две магны. Держи, – Висм вытащил из кармана две круглые бляшки и кинул на край стола.

Монеты не пробыли на нём и секунды – три пальца загнали их в карты и скрыли в безвестности. Обычно безвестностью у картёжников считаются их запястья, но Тит подозревал, что по отношению к Шулеру этим словом можно было обозначить что-то менее очевидное. Второй гвардеец знал обывательские приёмы, умел их показывать, но, судя по слухам, те остались далеко в прошлом – в том самом кабинете пирата.

– Благодарю, командир. Обеспечили меня лучшей девочкой на Полонии, – поскаблив опрятную щетину, Шулер с довольным видом прислонился к стене и вернул себя в тень.

Игральные кости вновь вздрогнули. Рядом с ними опрокинулась чёрно-белая костяшка домино.

– Командир, забыли рассказать капитану, для чего нам вообще понадобилась подмога. Позволите объяснить?

– Валяй, Шутник. Спокойно я про планы этих ублюдков рассказывать всё равно не умею.

– Для этого и вызвался. Тем более, от моих разведчиков поступили довольно противоречивые сведения, – Шутник аккуратно приложил два пальца к своему бедокуру. Костяшка домино – трофей, полученный в руки от боевого товарища, когда тот лежал при смерти.

– Что ты имеешь в виду? Что они говорят? – Висм поддался вперёд, заинтересованно подняв бровь.

– Они возят к себе в штабы архивные записи, книги, дневники, рулоны карт. Приводят местных, переговариваются с ними, после чего отпускают. В одном из грузовиков, который мои ребята успели перехватить, нашлась целая куча записей про месторождения пиата.

– Галлюциногена?

– Да! Но вслед за этим в куче лежали планы зданий, фото местных пещер, рисунки созвездий, а потом заново записи про месторождения. Такое чувство, будто они пудрят нам мозги.

– Не исключай этот факт, Шутник, мы больно долго их раскалываем. Может статься, что они просто тянут время, дабы отвлечь наше внимание от другой базы, на другой планете.

Шутник насупился. Его пальцы, положенные на домино, нарисовали предполагаемый маршрут перехваченного грузовика. Тут в разговор вступил Тит:

– А что их конвои возили до этого?

– Бойцов и оружие. Иногда метийцев, – Шутник оборвал пересчёт, – ничего особенного.

– Это было при первых вылазках разведчиков?

– Да, верно.

– А потом местных всё больше начали замещать бумаги, да? – Тит заговорил в убыстренном темпе.

– В точку, капитан. А что…?

– Не догадываешься? Они готовятся к отлёту.

– Никак нет. Не прошло и трёх месяцев, как они прибыли на планету.

– А сколько, по-твоему, нужно чуме, чтобы поразить город?

Шутник от неожиданности осёкся:

– Неделя. Может, дни.

– А что нужно крысе, поразившей город чумой?

Ответа Тит и не требовал, он просто продолжил излагать свои домыслы:

– Вначале сепы просто распределяли состав, переговаривались с аборигенами. А те, в свою очередь, подсказывали им, где лучше расположиться и развести лагеря. И пока вы благополучно просиживали штаны, они удачно раскидали людей и начали искать те данные, за которыми прилетели. И они закончили поиски, если верить отчётам твоих разведчиков, Шутник, – Тит навострил на него взгляд. – Чтобы перевезти собранное в одну основную базу на юге, если верить уже отчётам твоим, Шестёрка. – Взгляд перешёл к первому висмутианскому гвардейцу.

Тот на свету показался ниже, в мускулатуре он как будто подбавил. Вот только не убавилось злости, с которой Шестёрка осматривал навострённое лицо командира. «Ты»кать в него имел право только один командир.

– Тит, а, Тит. Думал, ты разучился. Но нет, тявкаешь так же настырно, – подбадривающе похлопав по плечу первого гвардейца, тем самым успокоив его, Висм подошёл к своему ровеснику – по званию.

– Ты позвал Нимфею в надежде увеличить охват разведки, разузнать побольше, чем они промышляют и к чему готовятся, – титанец, выставив ладонь, не сбавлял темп речи.

– И как не позвать, если ублюдки намерились найти оружие против Республики? Узнаем, что их планы пустышка, сразу же отпустим тебя. Узнаем, что они добились прогресса, предложим будущему Адмиралу первым взять в руки это оружие.

– Ты ждёшь аккуратной атаки, но напасть аккуратно уже не получится. Времени, подозреваю, у нас не осталось. Как они спешат, говорит о том, что они добились прогресса. Так что атакуем в течение недели, пока они не успели прогреть двигатели.

Доклад над игральными кубиками погас. Он больше не требовался. Бедокур, словно магнит, через мгновение притянулся к ладони. Шестёрка недовольно фыркнул, но потом увидел, как его соратник, прячась в тени, нарисовал картой невидимую линию от уха до уха на затылке командира. Ухмылка появилась на лицах обоих. А в конце, когда Висм повернул Тита к выходу, Шутник присоединился к ним. Он щёлкнул по домино, подкинув его на дружественные лагеря на стратегической карте. Костяшка неожиданно упала ребром. Неожиданно, но привычно гвардейцам до боли. Тихонько Шутник поддел костяшку, и та опрокинулась на нужную половину лагеря. Пять точек на одной стороне и три на другой. Все точки выстроились в перекрестье. Выстроились в значимый символ, обозначающий, что скоро воля гвардейцев преисполнится волей одного из командующих.

– Рассказывай, что посоветовал тебе Стронц напоследок, – прихватив титанца за плечи, висмутианин хорошенько встряхнул его, по-бойцовски, как он умел.

– Не скатить Орден до цепной суки.

– Чьей? Республиканской?

– Не только.

– Боялся, что мы погрязнем в наёмнической беготне?

– Да, сильнее всего. Даже когда потерял рассудок.

– Значит, он и правда трясся за своё наследие, – Висм закончил фразу в задумчивости.

– Настолько трясся, что кричал о нём, лёжа в своих испражнениях. Но я его не виню.

– Никто не винит, просто старику порой следовало бы повнимательней относиться к себе.

– Жена не позволила. Обхаживала со всех сторон, да так настойчиво, что в последние дни за него отдавала приказы.

– От половины из них ты наверняка плевался.

– Ещё бы. Хорошо, что работа вполсилы её тоже устраивала. Верить в свои указанья она почти не собиралась.

Висм задумчиво вздёрнул нос и немного замедлился:

– Уже ощутил что-нибудь? Тяжесть в желудке? Страх? Эйфорию?

– Ты о… назначении? – Тит, заметив промедление капитана, слегка обернулся и сократил шаг. – Всё, что я пока успел ощутить, – раздражение.

– А-ха, в заду, наверное, уже и места для языков не осталось. Смотри, не давай им спуска, а то ещё подумают, что ты и не слишком-то против.

– Честно, мне хочется кому-нибудь вмазать. Просто подойти и демонстративно начистить рожу. На их удачу, достаётся пока только стенам в каюте. Но, если эти дармоеды продолжат в таком же ключе, думаю, у меня не останется выбора. Кто-нибудь из них сменит прописку. Каюта у меня большая, а мальчика для битья как раз не хватает.

– Теперь, наверное, любой остолоп, привыкший драить полы, случайно пересекается с тобой на дню по семь раз и всячески намекает, что он способен на большее. Угадал?

– И каждый из них оправдывает это тем, что якобы раньше, при прошлом командире, им попросту не давали шанса.

– М-да, теперь я понимаю, о чём думал сын-поводырь, когда узнал правду о своих родителях.

– Что, и на такой случай у тебя байка припасена?

– Этой байке тысячу лет.

– Ну, сам знаешь, я столько не жил. И от мамы в детстве не слышал. Уберегла, почему-то.

– Ну представь: одинокая удалённая пещера. Ты дал клятву перед своими родителями, что не бросишь их. Они слепы – и отец, и мать – и их единственной надеждой является их зрячий сын. Зрячий ты растёшь с родителями всю жизнь: поддерживаешь костёр, охотишься, кормишь, помогаешь выбраться на прогулку и ищешь растения, избавляющие от любых недугов. Каждый день, каждый рассвет слепые родители будят тебя и просят описать им, как наутро пробуждаются холмы, как лучи солнца пробегают по верхушкам и кронам деревьев и как быстро они касаются подножья ваших тихих покоев. Мать заставляет тебя пересказывать каждую мелочь, каждый миг, до момента, пока солнце не заглядывает вглубь пещеры и не прикасается к отцовским белёсым глазам. Когда-то, обещают они оба, судьба смилуется, и солнце вылечит их. Сквозь лучи оно подарит им зрение, и тогда ты, наконец, станешь свободен, чтобы успеть пожить своей жизнью. Но ты так и продолжаешь жить в пещере. Ты прожил полвека, а родители так и молят, чтобы ты рассказывал им о полноправном приходе солнца. Ты заботишься о слепцах до самой их смерти, и в последний миг замечаешь, как их глаза двигаются с той же живостью, с которой они двигаются у тебя. Ты задаёшь им вопрос: «Когда же их успело излечить солнце?». А они отвечают, что с того же самого дня, как ты родился.

Как только твои родители сумели поднести судьбе дар, в виде тебя, судьба тут же простила их за все прегрешения, в которых она их винила.

Родители держали тебя, сына-поводыря, при себе из-за страха. И из-за банальной привычки жить без каких-либо тягот или забот, что обязательно последуют после твоего ухода.

И так ты, сын-поводырь, покинул родительское гнездо. Провёл все дальнейшие годы в ненависти и отчаянии, в слезах и обидах, а всё по той же причине, какую знаем мы все, вне зависимости от нашего положения и обязательств перед судьбой, – обещания всегда стоят на обмане. И полный кретин тот, кто не умеет различать обман в чьих-то глазах. Особенно в глазах слепцов.

Висм обратил последние слова к собеседнику. Тот замер, через секунду опустил голову и, резко повернув её влево, послал Висму в ответ свою сдержанную улыбку:

– Спасибо. Услужил как никто.

– Можешь не… хотя нет, благодари. Поаплодируй. Разрешаю, ради приличия.

– Да пошёл ты, – Тит махнул на капитана рукой и продолжил шаг.

– Ха-ха, не смог переварить? Совсем тугодум, да? – Висм, схватив бывшего ученика, приобнял его за плечо и встряхнул так, как только он и умел.

– Зря распинался. Мне легче не стало.

– Щенок, э-эй, давай без нытья. Теперь легко и не будет, – Висм, не убирая задора в голосе, отпустил Тита, взялся за воротник своей куртки, и, наконец-то, ускорился. – Забудь эту дурость. Раздави. Размажь. Выкинь. Простые правила теперь не работают. Особенно для того, кто выбрался. Легче теперь будет только в могиле. Ну или, раз хочешь проще, суйся в пещеру обратно.

«Вот по чему я соскучился, – подумал про себя Тит, – по этой скрытой истеричной обиде».

– Знаешь, раздумывая о смерти Стронца, я только одного всё не могу понять, – Висм отнял руку от воротника, – как это было?

– Что именно?

– Задолго до смерти, либо за день? При скольких свидетелях? Вместе с женой или без?

– Да что?

– Идиота-то не играй. Ты знаешь, о чём я, – Висм добавил в задорный тон малозаметную злобу.

Тит, замедлившись, пристально посмотрел на «своего старшину».

– А как Стронц, по-твоему, сам получил звание Адмирала? Нота.

– Не называй это нотой.

– Нота, записка, завещание… детали не так важны.

– Важны. Для меня.

– Красный каин, как и Третьего, сводил Рена с ума, – продолжал Тит, – и предшественник Стронца позаботился о завещании.

– В этот раз не было завещания, записки тоже не было, – Висм собрал кулаки за спиной и чуть обернулся, – так мне, по крайней мере, доложили. Старина Стронц нашептал свое решение тебе на ухо. А уж только потом появилась записка.

– Мерзкий, лживый слух.

– О котором все говорят и в который многие верят.

– Покажи мне пальцем, кто в него верит!

Висм, не помедлив ни на секунду, разжал правый кулак и указал на бойцов, вылезающих из своих палаток. Ни наплечников, ни кирас, ни щитов. Только лёгкие армейские куртки и камуфляжная краска, в том числе и на лицах. Тит вычислил, что оказался в половине лагеря, полностью подконтрольной Висму. «Логово его стаи, – прикинул Тит, – здесь они все за него». Указательный палец командира из Висмута явно привлёк из внимание. Точно по указке, каждый боец сосредоточенно оглядел будущего Адмирала, ставшего на миг для них чужаком.

– Зная тебя, Висм, не удивлюсь, если это очередная проверка.

– На что же? – теперь у второго капитана разжался левый кулак.

– На то, как я держусь. Небось, спор с Шулером подразумевал и это. Или может, с кем-то из этих парней решили меня на слабо взять?

– Сомневаюсь, Тит, сомневаюсь. К этому слуху, поверь мне, мало кто относится несерьёзно.

Пальцами «старшина» высчитал двадцатку бойцов. Позади образовался живой коридор, причём постоянно сужающийся. Впереди, заканчивая разминку, с трусцы переходили на медленный, выжидательный шаг.

– В Коллегии уже готовятся к моему прилёту. И сколько бы ты там ни сомневался, в них сомневаться права у тебя нет. Ты знаешь, эти суки дотошны. Дотошны. Причем непогрешимо.

– Они только и делают, что бумажки марают. Откуда к ним столько доверия? А? Потрахался что ли с кем-то? С одной из этих крыс канцелярских?

– Нет.

– Али чернильницы лобызаешь? А? По ночам, пока никто не видит?

Тит прикусил язык. Он понимал, что ссылаясь на бюрократов, он внёс по поводу своей фигуры лишь больше сомнений. Ум военного настроен на доводы от военного. А если военный прячется за доводом штатского, значит, он не чист на руку. Настоящие доблесть и честь говорят прямо, без кучи арбитров и адвокатов, а Тит снял и возложил ответственность за свои слова именно на их плечи.

Но, несмотря ни на что, он пошёл дальше, задумав небольшую уловку:

– О той девочке должно ходить не меньше слухов. Вот только ими ты решил не делиться.

– Только посмей, – Висм, уняв задор, уткнулся пальцем в грудь Тита.

– Помнишь её, так и знал. Деревенька, кучка «Скитальцев», миссия по зачистке.

– Ещё хоть слово…! – ладони Висма вновь собрались в кулаки.

– Эй-эй, не я затеял этот дешёвый спектакль, – Тит выставил руки, капитан собирался убрать их. – Прекратишь нести чепуху, прекращу и я. Действуй по уму, капитан, в их глазах ты свойский парень, набор интересных историй. Неужели дашь им подумать, что у тебя есть секреты?

И уловка сработала. Палец с груди, во всяком случае, Тит сумел снять.

Они оба вспомнили, почти одновременно, что случилось у них на глазах. Что случилось с ними в тот злополучный день. Волнение на лице Висма, а на лице девочки – неслышимая мольба. Неодолимый испуг! Вот! Вот что выражало третье лицо, лицо Тита. Он вспомнил. Ещё он припомнил своё шоковое состояние, когда вошёл в детскую и вдруг осознал, что поневоле стал соучастником циничного преступления. «Придётся заметать следы», – первая мысль, которая его посетила за порогом прихожей. Впоследствии он постыдился своей же мысли. А Висм в тот день, сменяя волнение, с дрожью в губах принимал гримасу отчаянья. Отчаянья, перетекающего затем в эйфорию. Его трюк удался. Удался, после стольких лет! Годы подготовки, бессонные ночи в попытке воспроизвести фокус. Дурацкий заклинательный фокус. Мольбой девочки он и окрасился. Девочка, нечаянная ассистентка, в тот день с ужасом хваталась за горло, задыхаясь от боли. «Но ничего…, – мысленно успокаивал себя Тит, – воспоминания слегка затёрлись. Ныне её маленькие глаза краснели и раздувались не так уж и жутко».

Висм отвернулся. Отойдя от Тита на метр, он разжал кулаки и незримо отдал парням приказ расходиться. Бойцы, стараясь держать близкую дистанцию, послушно попятились обратно к палаткам. Выжидать было нечего, а потому впереди с напряжённого шага переходили вновь на заурядную лёгкую трусцу.

– Скажи, что ты просто проверял меня. Соври, если нужно. Мне нужен хотя бы крохотный шанс не трогать твою дурную голову.

В ответ Висм, как будто ничего и не было, лишь задорно, как и всегда, произнёс, перед этим важно вскинув над собой палец:

– Ты же не всех увидел! – он расправил руки, как будто готовил их к крепким объятиям. – Увидел не всех, кто верит в тот мерзкий и лживый слух, – вскинутый палец указал на небо, затем он опустился к верхушкам палаток, пока, в конце концов, не достиг края берета. Тот сидел на висмутианской дурной голове. Висм едва-едва не указал на себя, как тут его прервал крик с дозорной стены:

– Юго-восток! Парни, юго-восток!

Лагерь замер.

– Разведчики, двое! Возвращаются!

Капитан, совсем позабыв, что хотел сделать, резко перебросил взгляд за плечо. Шторки палаток, развеваемые влажным ветром, вдруг начали срываться от потока любопытных рук.

– Два «Степняка»! Точно наши! Наши!

Тит последовал за потоком. Оба они вместе с Висмом вскоре последовали туда, куда направился и весь остальной лагерь. Разногласия могли подождать, и до внезапной цели оба капитана прошагали в полном молчании.

Дозорные стены разделял десяток метров. Разведчики ехали, однако разглядеть их нормально не получалось. Марево как следует затмило их, покрыло разгорячённой пеленой и слепило в один силуэт. Титу повезло лишь увидеть, как гравилёты песочного цвета начали переливаться листьями пальмы. Искусственный синий огонь поторапливал разведчиков, обрисовывал тонкие выемки на дороге и закапывал полутвёрдую, полурыхлую землю ошмётками болотной грязи с ботинок. Изнурительно долгая миссия. «Парням, верно, пришлось не сладко», – рассудил Тит. То, как они держались в седле, выдавало усталость, бесконечную тягу ко сну и к жёстким перинам. И было легко обмануться, что их преследовали. Однако развеять эту догадку, парни, к сожалению, не торопились.