Сочинения. Том 5

Послушаем же, что он пишет дальше. А пишет он примерно следующее: «Я приведу еще один сильнейший аргумент: увидев это, следует обрести благоразумие и не действовать под влиянием черной желчи. Когда кажется, что в основе болезни лежит желчь, а мы даем средство, выводящее флегму, выводится желчь, а флегма не выводится; или если мы, предполагая избыток флегмы, даем средство, выводящее флегму, то флегма не выводится, а желчь выводится в обоих случаях. Дадим средство, выводящее воду, – и тут то, что выводится, окажется не водой, что неожиданнее всего, так как у страдающих водянкой причиной болезни очевидным образом является вода, и было бы естественно, чтобы под действием выводящего желчь средства выделялась желчь, а под действием выводящего флегму средства выделялась флегма». Таково его рассуждение. В нем с самого начала заслуживает удивления заявление о том, что не надо действовать под влиянием черной желчи. То есть это нас, последователей Гиппократа, он называет страдающими от избытка черной желчи. Однако эту шутку, скорее, следовало бы отнести к другим – к тем, кто учит, будто меланхолия вызвана избытком черной желчи. Юлиан же весьма похож на осла из басни Эзопа, который, увидев, что один из милетских щенков возлежит вместе с хозяином, когда тот завтракает, скачет вокруг него, играет и виляет хвостом, издавая при этом некий приятный звук, и что это радует и веселит всех присутствующих за столом, не стал медлить, но тут же запрыгнул на стол, заревел и стал скакать по столу, размахивая хвостом. Вот на него похож Юлиан, когда пытается шутить по поводу нашей меланхолии, притом что сам производит меланхолию от черной желчи. Оставь уже нас и займись своей черной желчью – ты, который не превзошел даже тех, которые являются детьми в искусстве медицины, а уже нападаешь на Гиппократа! Возможно ли большее переполнение черной желчью»? Возможно ли более очевидное невежество? Возможна ли большая дерзость? Ты бросаешь нам, Юлиан, эти насмешки и добавляешь к ним невежественные слова, нелепость которых ясна даже ребенку. Гиппократ сказал, что невозможно найти ни возраст, ни время года, ни какой бы то ни было момент, когда в нашем теле отсутствовала бы какая-либо из жидкостей, которые, по его словам, присутствуют всегда, – кровь, флегма и обе желчи (ведь он говорит, что все эти жидкости присутствуют постоянно, но количество той или иной из них может увеличиваться в зависимости от темперамента, природы тела, возраста, времени года, местности и заболевания). Ты же думаешь, что это учение опровергнуто, если человеку, страдающему от избытка желчи, дали средство, выводящее флегму, но вызвали этим выделение не флегмы, а желчи. *** Пускай; однако и мы знаем, что так бывает: лекарство не всегда выводит соответствующую ему жидкость. Разве это доказывает, что учение Гиппократа ложно? Ведь если все способы очищения одинаково выводят все жидкости, их можно объединить в один вид, и нет никакой разницы между кровопусканием и очищением. Однако так ли это, проще всего определить на опыте: возьмем двух людей похожего сложения и близкого возраста, имеющих брюшную водянку одного и того же размера, и дадим одному средство, выводящее воду, а другому сделаем кровопускание, и посмотрим, кто из них получит пользу, а кому будет причинен вред. И справедливо было бы, чтобы обоим удалили одинаковое количество жидкости, то есть излили бы столько же котил крови у одного, сколько котил воды удалили у другого посредством очистительного лекарства. Однако уступим им в этом: удалим у одного посредством очищения, если получится, 15 котил воды, а другому посредством кровопускания – всего два котила крови и посмотрим, кто из них будет зарезан (потому что как еще назвать кровопускание при водянке?), а кто получит величайшую пользу. Но что мы говорим, Юлиан? Разве только что описанный опыт не одинаков с тем, который ты предпринял немного раньше, или не похож на него? Он говорит: дадим средство, выводящее желчь, какому-нибудь больному водянкой. Оно, чтоб ты знал, и в этом случае выведет желчь, но в небольшом количестве и без всякой пользы. Дадим средство, выводящее водянистую жидкость, больному, страдающему избытком желчи, – оно выведет водянистую жидкость, но ее будет мало, и это причинит вред. Теперь, наоборот, дадим средство, выводящее воду, больному, страдающему асцитом, а средство, выводящее желчь, – страдающему желтухой. В обоих случаях будет выведено много жидкости, и это принесет больному большую пользу. Если Юлиан никогда не читал об этом ни у одного из врачей – что ж, я поражаюсь трудолюбию этого человека. Если же он читал об этом, но имел дерзость написать то, что он написал, – заслуживает восхищения его разум. Я думаю, у тех, кто слушал то, о чем было сказано, уже болят от этого уши. Юлиан же в своих писаниях об этом заявляет, что мы страдаем избытком черной желчи. Итак, ответим ему, вспомнив философов, которых он хвалит, и спросим, у кого из них выучился он тому методу доказательства, который он демонстрирует. Он говорит: «Если бы средство, выводящее желчь, по природе своей выводило ее, а не порождало, оно не выводило бы желчь у человека, страдающего избытком флегмы». Поразительное представление о логической последовательности! О мудрец и великий знаток диалектики! Что столь же мудрое сказали Хрисипп, или Аристотель, или Платон? Они как раз, если бы можно было предложить им рассмотреть эту тему, сказали бы, что из того, что в теле совершенно не содержится желчи, следует, что средство, выводящее желчь, не выведет никакой желчи, из того, что содержится мало желчи, следует, что выведенной желчи будет мало, точно так же как если бы желчи было много, то и выведено ее было бы большое количество. Однако Юлиан – мудрец, сумевший изобрести новую диалектику, – считает, что за принятием желчегонного не последует никакого выведения желчи в том случае, если в организме живого существа имеется мало желчи. И он еще заявляет, что это мы страдаем от избытка черной желчи, когда даем средство, выводящее воду, больным водянкой, а он находится в здравом уме, хотя из его учения следует, что им надо делать кровопускание.

Мало чем отличается от этих его рассуждений и то, что он пишет далее, в следующем пассаже: «Здоровье бывает неопределенным при частом чередовании приступов и отступлений болезни; мы считаем, что это можно сравнить с тем, что во всей непрерывности появляется редко». В этих словах Юлиан отвергает мнение о том, что источники болезней всегда бывают телесными, и об этом свидетельствует то, что он пишет о приступах и отступлениях болезней, считая, что в этом следует учению методистов, он противоречит учению древнего врача. Однако на деле ты обнаружишь совершенно противоположное. Ведь болезненные состояния твердых частей тела живого существа бывают устойчивыми и задерживаются надолго, жидкости же, естественно, перетекают в другие части тела живого существа, распространяются, становясь менее плотными, и выделяются через различимые чувствами поры, а иногда, переваренные природой, управляющей живым существом, становятся лучше, иногда же, подвергшись изменению под действием лихорадочного жара, становятся хуже, некоторые же под действием дыхания †[158] лихорадочного жара, и поэтому становятся лучше, смешиваясь с хорошей пищей, а другие подвергаются порче под влиянием притекающих или немедленно выводимых вовне дурных или плохо переваренных в желудке *** И нет ничего удивительного в том, что при гниении жидкостей возникают лихорадки, и в том, что, когда такие соки собираются в какой-то полости, гниют там, а затем покидают ее, лихорадка сначала возникает, а потом угасает. Но в такой ситуации лихорадку нужно просто перенести.

Перейду к тому, что написано у Юлиана дальше и что присутствует не у всех, но исключительно у него. Мне кажется, лучше всего привести это рассуждение полностью, хоть оно и достаточно длинно. Выглядит же оно так: «В целом при избытке жидкости или порче невозможно определить † источник болезни, ведь как можно достаточно точно распознать его, если болезнь распространилась по всему телу? Необходимо признать, что при этом имеется избыток всего в любой большой и малой части тела. Ведь необходимо, чтобы непосредственная причина распространялась вместе со своим следствием. А по всему телу распространяются такие болезни, как лихорадка, и тысячи других болезней, при которых по необходимости и избыток жидкости будет во всем теле, причем этот избыток будет настолько больше, насколько больше будет болезнь. ***[159]». Итак, Юлиан не хочет признавать, что непосредственная причина болезней, распространяющихся по всему телу, может находиться в одном месте. Однако это рассуждение будет опровергнуто, стоит только признать, что истечение из бубона может являться непосредственной причиной лихорадки. Если бубон рассосется, то и истечение не сможет ни сохраниться, ни увеличиться, а так как если оно сохранится, то и лихорадка не прекратится, а если она прекратится, то придется признать, что непосредственной причиной ее является бубон, то это опровергает рассуждение сего славнейшего защитника, утверждающего, что причина болезни всего тела не может сосредотачиваться в одном месте. И нельзя назвать другого значения понятия «непосредственная причина», помимо того, что следствие возникает из-за нее и прекращается, как только она исчезает, – если только и здесь он внезапно не заявит, что является стоиком, как уже делал в других сочинениях. Однако если он сделает это, ему придется назвать причину не только болезни, но и здоровья и признать, что болезни бывают горячие, холодные, сухие и влажные, чего он делать не хочет. Так пусть же он не говорит глупостей и не ведет себя как безумец, поминутно меняя свои представления, то хваля стоиков, то отрицая их учение.

Комментарий

Сочинение Галена «Опровержение возражений, выдвинутых Юлианом против Афоризмов Гиппократа»[160] дополняет уже имеющийся в нашем распоряжении корпус источников, в которых представлена полемика Галена с врачами-методистами. В данном случае оппонент Галена – Юлиан, известный представитель методистской школы, не относящийся, впрочем, к числу столпов, сформулировавших ее основные положения. Юлиан – это, безусловно, не Эрасистрат, не Асклепиад и не Фессал, но наряду с Сораном он, по-видимому, один из наиболее известных врачей-методистов имперской эпохи, по времени близкий к Галену. В отличие от Сорана Эфесского Юлиан не внес значительного вклада в развитие медицины. Однако в свое время он как талантливый писатель и пропагандист идей школы врачей-методистов был очень известен и влиятелен. Он писал обширные сочинения, направленные против представителей других врачебных школ, в первую очередь против рационалистов-гиппократиков. Например, считается, что только один его трактат, опровергающий афоризмы Гиппократа, состоял из 48 книг. Произведениям Юлиана школа методистов обязана своим существованием: В. Наттон указывает, что в западной части империи методисты комфортно существовали до V в. На Востоке, напротив, триумф системы Галена был сокрушительным – статус господствующего учения она обретает уже к концу III в.[161] Работы Юлиана, по преимуществу компиляторного и разъяснительного характера, сыграли роль некоего «моста во времени» между отцами-основателями школы врачей-методистов и ее позднейшими представителями.

В начале своего сочинения Гален критикует методологию врачей-методистов, считавших основой обучения профессии освоение опыта учителя. Речь, конечно, идет не о том, что учитель не нужен, – Гален имеет в виду необходимость наряду с практическим опытом наставника усваивать объективные законы природы. Для врачей-методистов, картина мира которых определялась атомистической натурфилософией, идея существования в природе законосообразного порядка протекания физических процессов была неприемлема. Отрицая телеологический принцип устройства человека, они видели процессы его жизнедеятельности как результат хаотического движения атомов. Тогда «благоприятное стечение обстоятельств» Эрасистрата становилось столь же универсальным, сколь и бессмысленным объяснением успешного излечения больного. Гален обращает внимание на пользу этой теории: «Неужели ученики Фессала должны подражать своему учителю, если он с помощью очистительной клизмы вылечивает больному желудок, а если очищение произошло произвольно, то его воспроизводить не следует? Или предположим, что у женщины случилась задержка месячных, а потом кровавая рвота. Неужели ученикам Фессала нужно повторять действия учителя, который, вызвав истечение или отворив жилу, излечил эту болезнь, а если месячные прорвались сами по себе и принесли облегчение, то природе им в этом подражать не следует? Ведь нет разницы, повитуха или Фессал вызвали месячные, или больная получила облегчение без их участия, от самопроизвольного истечения, – польза происходит от опустошения, а не от того, что его вызвало» (1, 250–251 К).

Гален обращает внимание на увлеченность Юлиана и его сторонников абстрактными натурфилософскими идеями, которые мешают им правильно понимать вопросы врачебной практики, тем более что и в философии Юлиан делает грубые ошибки: «Если врач методической школы, сам того не заметив, станет выступать как натурфилософ и скажет без хвастовства и чванства, не делая вид, что выносит на всеобщее обозрение некие основы сокровенного учения, что болезненные процессы, происходящие с телом, бывают двух видов и для того, что составлено сообразно природе, возможно два вида перемен, или изменений, противоположных друг другу, – избыточное собирание и насильственное излияние, – то слова его покажутся разумными – не натурфилософам, конечно же, рассуждающим о материи вселенной, а врачам физической школы» (3, 255–256 К).

Дальнейшие рассуждения Галена о плохом знании Юлианом той самой философии, на которую тот пытается опираться, напоминают читателю о неоднородности взглядов представителей методистской школы на протяжении всей ее истории. В этом нет ничего удивительного – и гиппократики разных поколений спорили между собой (пример – споры между Ликом и Галеном). Кроме того, категориальный аппарат натурфилософии атомизма сам по себе значительно обеднял возможности объяснений процессов жизнедеятельности живых существ. Необходимость давать правдоподобные теоретические интерпретации вопросам практического свойства приводила к возникновению разногласий.

Я уже указывал на то, что часть врачей-методистов, современников Галена, вслед за Эрасистратом полностью отрицали значение венотомии, часть приписывала Эрасистрату взгляды, которые он никогда не высказывал. Асклепиад, в целом следуя натурфилософии Эпикура, отрицал наличие в природе физического свойства притяжения, Фессал спорил с Асклепиадом и Темисоном. Юлиан, в свою очередь, пытается скорректировать теорию школы, очевидно, приспособляя ее к изменившимся реалиям: «…Удаляясь от начал, определенных Асклепиадом, Темисоном и Фессалом, он опирается на этих философов, которые полностью устраняют пустоту из нашего мира» (3, 256 К). Вместе с тем мы видим, что основные доктрины атомизма продолжают определять ход мыслей Юлиана: «В другой же [книге. – Д.Б.], в которой он ведет речь о различных заболеваниях души и тела, он пишет: “Состояние, соразмерное с точки зрения скопления и истечения, мы по человеческому суждению назовем здоровьем. Если же болезни вызывают отклонение от этого состояния, то тела неизбежно страдают, либо собираясь и делаясь тверже и суше, либо растекаясь и становясь мягче и влажнее, чем следует”» (3, 257 К). Обратим внимание на очень интересную оговорку Галена: он вскользь упоминает книгу Юлиана «О методе», указав, что она была посвящена некоему Филону. Не идет ли речь о знаменитом иудейском философе из Александрии? Или это другой Филон, из числа известных врачей, живших в I–II вв.? К сожалению, на основе имеющихся в нашем распоряжении источников ответить на этот вопрос невозможно, однако, учитывая интерес Юлиана к философии, это упоминание нельзя и проигнорировать.

Гален уличает Юлиана в неверном понимании Платона и Аристотеля, в том, что тот не знаком с трудами (или сознательно их игнорирует) Хрисиппа, Зенона и других видных философов-стоиков, в недооценке разъяснений доктрины о тепле и сухости, данных Теофрастом, и т. д. Перечислять замечания великого римского врача в адрес своего оппонента можно долго – важно то, что текст Галена свидетельствует о значительном внимании, которое Юлиан уделял общефилософским аргументам при обосновании своих воззрений: «После этого Юлиан приводит еще много обвинений, доказывая, что его оппонентам неизвестна сущность природы: например, он обвиняет Гиппократа в том, что в афоризме, который нам предстоит разобрать далее, он упомянул имя природы, а не написал, что нечто происходит само по себе. Но откуда здесь появилось имя природы? Откуда же еще, как не из пустой болтливости Юлиана, которая порождает длинные речи, – если же кто-то возьмется разобраться в них, он явно изобличит его глупость. Все врачи говорят, что одни очищения происходят благодаря природе, а другие – благодаря случаю, имея в виду, что их причина иногда находится в самом теле больного, а иногда – вне тела. Он же взял это в качестве отправной точки для своего пустословия о слове “природа”» (5, 265 К). Иными словами, разногласия между представителями медицинских школ носят непримиримый мировоззренческий характер. Иначе и быть не может, если учитывать натурфилософскую основу их учений[162].

Гален указывает на преемственность взглядов Юлиана и Фессала, оговариваясь при этом, что «никто из учеников Фес-сала, не имеющих метода, не следовал им во всем» (5, 271 К). Эта реплика Галена поясняет мои соображения о неоднородности взглядов приверженцев школы методистов как в отношении преемственности учения, так и (непосредственно во времена Галена) в плане трактовки отдельных вопросов врачебной практики.

Фессал утверждал, что «избыток жидкостей есть общая причина болезней». Однако важно не то, сколько в организме находится жидкости вообще, надо понимать, какая именно жидкость, в каких частях тела и в каком количестве.

Асклепиад считал, что избыток жидкостей – это плохо, но «он ни в коей мере не является общей причиной» болезней: «… Асклепиад говорит, что если избыток жидкости действительно является общей причиной болезней, то обильные выделения, которые иногда бывают в начале болезни, немедленно избавляли бы больного от всего, что его отягощает. В то же время на деле мы подчас наблюдаем, что болезнь только усугубляется от того, что тело избавляется от избытка жидкости. Это рассуждение кажется достаточно убедительным, и поэтому требует специального опровержения, но оно не имеет никакого отношения к тому, о чем сказано в афоризме Гиппократа. Ведь это рассуждение берет доказательства не из учения, но из общего для всех людей здравого смысла, которым, как я уже говорил, пользуются и эмпирики. Мы опровергнем эти рассуждения Асклепиада не потому, что они имеют отношение к афоризму Гиппократа, а потому, что мы считаем лучшим, после того, как мы до сих пор терпели глупости Юлиана, поупражняться в более близком диалектике занятии, сразившись с настоящим софистом. Так вот, когда Асклепиад говорит «избыток жидкости», надо его спросить, что он под этим понимает: имеет ли он в виду избыток в отношении функции или избыток в отношении заполнения пространства и сосудов, который обычно называют «избытком от излияния жидкостей», и имеет ли он в виду избыток во всем теле или в какой-то его части? Сказать, что он имеет в виду избыток в отношении функции, он не может, так как отрицает почти все функции, которыми управляется живое существо. Но и избыток в отношении объема сосудов может быть двух видов: либо превосходящий природную меру, либо простой, когда жидкость просто не может сдерживаться в полости. Избыток в обоих смыслах может быть как во всем теле животного, так и в отдельной его части. В сочинении “О причинах симптомов”, а также в сочинении “О неестественных опухолях” нами показано, что причина и спазма, и дрожи, и лихорадки всего тела, и рожи, и того, что новейшие врачи называют опухолью, и, кроме того, некоторых других заболеваний – избыток жидкости, и, если устранить этот избыток, больная часть тела немедленно вернется в естественное состояние» (6, 277–279 К). Это является еще одним подтверждением высказанной мной гипотезы о характере внутренних разногласий среди классиков школы врачей-методистов. Кроме того, это очень ценные свидетельства: Гален либо цитирует своих оппонентов, либо близко к тексту пересказывает их высказывания, что очень важно, так как никакие работы Асклепиада и Фессала не сохранились. Подобные фрагменты из сочинений Галена позволяют реконструировать взгляды этих незаурядных представителей античной медицины.

Гален приводит еще одно суждение Юлиана, важное для понимания взглядов врачей-методистов на общую физиологию и патологию человека: «Смысл его, как уже было сказано, состоит в следующем: “Если бы причина болезни заключалась в жидкостях, мы могли бы не позволять ни одной болезни затягиваться, быстро выводя их. Однако на деле многие болезни затягиваются, даже если в начале болезни произведено достаточно сильное опорожнение. Значит, причина заключается не в жидкостях”. Но это рассуждение будет истинным только в том случае, если речь в нем идет об избытке жидкости в отношении объема, имеющемся во всем теле (ведь в таком случае, если мы пожелаем в начале болезни опорожнить излишек, мы выводим все, что приводит к состоянию переполнения). Если же страдает какая-то одна часть тела, в которой имеется избыток жидкости, то это рассуждение оказывается неверным» (7, 282 К). В точности Галена можно быть уверенным: его краткий пересказ суждения Юлиана следует за весьма обширной цитатой из сочинения самого врача-методиста. Этот фрагмент подтверждает мою гипотезу относительно взглядов врачей-методистов на переполнение. Для них важен избыток вещества в принципе, без дифференциации по различным видам жидкостей, вырабатывающихся как в норме, так и при патологии. Сам Гален употребляет здесь сравнение человеческого тела врачами-методистами с сосудом: важно, чтобы в целом выходило столько же, сколько и входит, ведь все питательные вещества, равно как и составляющие человеческого тела, в конечном счете представляют собой лишь совокупность атомов. С точки зрения врача-гиппократика, к переполнению следует подходить дифференцированно – учитывать локализацию (в какой части тела) и виды конкретных жидкостей и сущностей.

Гален приводит примеры излечения при разных видах переполнения: с помощью кровопускания при переполнении кровью, изгнания излишков воды – при водянке и т. д.

Великий римский врач упоминает о «знаменитом тезисе» Асклепиада, который будто бы полагал, что очищающие средства, рекомендуемые врачами-гиппократиками, не избавляют от соответствующих жидкостей, а, наоборот, оказывают противоположное воздействие: «Теперь давайте рассмотрим, каким образом Юлиан пользуется рассуждениями Асклепиада, а именно его знаменитым тезисом о том, что каждое из очищающих лекарств не выводит соответствующую жидкость, но производит ее» (8, 287 К) Утверждение, которое с позиций современной медицины выглядит абсурдно, судя по всему, разделяли целые поколения врачей-методистов. Это указывает на системное значение данного тезиса для методистской доктрины. Гален приводит названия трех своих трактатов, на страницах которых он аргументированно опровергает эту точку зрения. Более того, Гален обращает внимание читателя на то, что этого мнения придерживался и Фессал, и приводит его слова: «Итак, возьмем хорошо сложенного атлета, которого выберут они сами, плоть тела которого пребывает в естественном состоянии, то есть здорово и нетронуто болезнями, дадим ему очистительное средство и покажем, что выделения будут сильно испорченными. Затем сделаем вывод – и никто не сможет возразить на него и сказать что-либо против, – что эти чрезвычайно жесткие и испорченные выделения – это не то, что было в атлете до принятия очистительного лекарства, потому что он был вполне здоров. Так что нам ничего не остается, как признать, что из-за лекарства произошли две вещи: во-первых, материя изменилась и испортилась, а во-вторых, она выделилась, со рвотой или через желудок» (8, 288–289 К).

Иными словами, спортсмен имеет здоровые выделения (он здоров), и если ему, например, дают желчегонное, то выделяется желчь. По мнению Фессала, дело в том, что лекарство, изгоняющее желчь (так учат гиппократики, и для этого они его дают), попав в организм здорового человека, превращается именно в желчь. В нормальном состоянии в теле здорового спортсмена желчи нет, поскольку она не выделяется. Если вдруг она стала выделяться, значит, появилась (раньше не было). Раз появилась после приема желчегонного, то это произошло вследствие приема препарата, а значит, образовалась из него, ведь к веществу тела, которое было здорово, ничего иного не добавлялось. Так мыслит Фессал, и если верить Галену, то в этом Фессал повторяет «знаменитый тезис» Асклепиада. Логика рассуждений лидера школы врачей-методистов может показаться абсурдной, но, на мой взгляд, есть повод задуматься о том, что рассуждения Гиппократа или Галена, как правило, представляются разумными и понятными. Это самая лучшая, реализуемая на уровне здравого смысла, иллюстрация соизмеримости протонаучной системы Галена (а не учений врачей-эмпириков и врачей-методистов) с современными взглядами на медицину.