Сочинения. Том 5

Гален признает, что «все органы, связанные с питанием, выделяют какой-то излишек, но невозможно допустить и нет тому основания, чтобы почки, совсем маленькие органы, одни удерживали порой целых четыре хои жидкости, а иной раз и того больше, ведь тогда необходимо, чтобы выделения каждого из больших органов были еще внушительнее» (I, 17, 71 К). Тем не менее с Ликом он не согласен, и следует признать, что его аргументы неубедительны и носят весьма приблизительный и количественный характер: «Ведь, если почки человека, пьющего вино, производят иной раз три-четыре хои излишков, выделения каждого из прочих внутренних органов будут куда больше, и понадобится огромный пифос, чтобы собрать все излишки. Впрочем, часто бывает так, что мочи выделяется почти столько же, сколько жидкости человек выпил, – выходит, что вся выпитая жидкость проходит к почкам» (I, 17, 72 К).

В конце первой книги трактата «О естественных функциях» Гален констатирует, что невозможно использовать принцип заполнения пустого пространства («природа не терпит пустоты») в качестве универсального объяснения физиологических процессов. Вместе с тем он отмечает, что «даже, согласно самому Эрасистрату, необходимо, чтобы все это совершалось единообразно» (I, 17, 73 К).

КНИГА ВТОРАЯ

В начале второй книги трактата «О естественных функциях» Гален формулирует свое понимание назначения выделительной функции: внутренние органы имеют естественную способность «притягивать» к себе соответствующую жидкость из кровеносного русла и формировать из него выделяемую субстанцию. Таким образом, желчь через печень попадает в желчный пузырь, а моча – через почки в мочевой пузырь.

Судя по всему, Эрасистрат строил свои рассуждения относительно мочевыделения, руководствуясь общей идеей заполнения пустоты: «Эрасистрат, по всей видимости, полагает истинным, что если что-то вытечет из вен, то произойдет одно из двух: либо останется совершенно пустое место, либо постоянно будет прибывать новое содержимое, заполняя пустоту». Гален сообщает, что Асклепиад не разделял эту точку зрения: «Асклепиад, однако, утверждает, что следует говорить не об одном из двух, а об одном из трех возможных следствий: либо место останется совершенно пустым, либо постоянно будет прибывать новое содержимое, либо сосуд сожмется» (II, 1, 75 К).

Здесь же Гален дополняет критику взглядов Эрасистрата уже известным нам соображением о невозможности с помощью любимой его оппонентом идеи физиологической механики понять функции пищеварения и кровообращения. Одним давлением мышц желудка невозможно объяснить не только измельчение пищи в самом желудке, но и всасывание ее в вены.

По мнению Галена, не существует иной основы для правильного понимания процесса мочевыделения, кроме принципа «притяжения» (II, 2). Ведь его отрицание приводит к необходимости постулировать довольно странные альтернативные гипотезы: «Но мы неминуемо прослывем безумцами, твердя, что моча попадает в почки в виде пара, либо выставим себя на посмешище, ссылаясь на закон заполнения пустоты: гипотеза эта является вздорной и в вопросе о крови, а в отношении мочи она совершенно неосновательная и слабая. <…> Ведь как можно допустить, что природа в предусмотрительной заботе о живом существе разослала вместе с кровью по всему организму столь негодную жидкость?» (II, 2, 78 К).

Гален также обращается к очевидному аргументу, понятному любому врачу: и моча, и желчь являются более плотными и менее текучими жидкостями, чем кровь, поэтому вряд ли можно предположить их свободную, наряду с кровью и сывороткой, циркуляцию по всему телу.

Гален говорит о своем понимании телеологического принципа устройства организма человека: «…Если не признавать, что природа изначально наделила каждый орган определенной функцией, получится, что живым существам не дано прожить хотя бы столько дней, сколько им было отпущено лет» (II, 3, 80 К).

Идея существования свойства естественного притяжения частями тел соответствующих их функциям жидкостей является для Галена альтернативой учению врачей-методистов о каналах (или порах), по которым внутри организма хаотически перемещаются атомы: «…Никакое живое существо не сможет не только жить, но даже незначительное время существовать, если, заключая в себе множество столь разнообразных органов, оно не воспользуется функцией притяжения свойственного, функцией отторжения чужеродного и функцией изменения того, что предназначено ему в пищу. Если же есть у нас такие функции, то в вопросе о выделении мочи и желчи нам совершенно ни к чему выдумывать “каналы”: ни малые, ни большие – всего лишь допущение, которое еще надо доказать. Ни к чему также и идея “благоприятного стечения обстоятельств” – единственная концепция, где Эрасистрат обыкновенно проявляет здравый смысл, полагая, что части тела прекрасно расположены и сформированы природой» (II, 3, 81 К).

Далее Гален углубляется в пространные рассуждения о красоте и целесообразности устройства созданного природой человеческого тела и проводит аналогию с искусством великих скульпторов Праксителя и Фидия. Он подчеркивает, что скульптура создается в рамках целостного замысла художника, который подбирает соответствующие материалы для решения каждой конкретной задачи.

Гален рассуждает о необходимости смешения семени с кровью в соответствующих пропорциях. При этом семя, играющее ключевую роль в размножении, должно обладать способностью естественного притяжения, необходимой для осуществления его функции при взаимодействии с жидкостью (в данном случае кровь): «Так вот, не пристало, чтобы воск сам себе определял меру, ведь это задача Фидия. Мастер всякий раз получит для себя столько крови, сколько ему требуется. Но в этом месте нам следует быть внимательными и осмотрительными, чтобы ненароком не ошибиться, приписывая семени способность к рассуждению и разумное начало. Ведь тогда нам придется признать семя не одним из проявлений природы, а прямо-таки живым существом. Если же мы будем одновременно учитывать два обстоятельства – притяжение семенем соразмерного количества крови и его непричастность к разумной деятельности, – придется признать, что у него есть свойство притягивать кровь, подобно тому, как магниту свойственно притягивать железо. Стало быть, и здесь, как это не раз случалось делать прежде, мы вынуждены согласиться с тем, что у семени есть свойственная ему функция притяжения» (II, 3, 84–85 К).

Гален затрагивает крайне интересный вопрос о философских взглядах Эрасистрата, которого обычно относят к сторонникам философии перипатетиков. Однако Диоген Лаэртский лишь замечает, что Эрасистрат «мог слушать» Теофраста. Элементы корпускулярной теории, присутствующие у Эрасистрата, Г. Дильс связал с идеями перипатетика Стратона из Лампсака. Однако это лишь предположение, в целом не подкрепленное свидетельствами источников. На противоречие во взглядах Эрасистрата обращает внимание и Гален: «До того момента, как он [Эрасистрат. – Д.Б.] воспевает природу как искусного творца, и я узнаю в его речах перипатетическое учение, а во всем остальном не вижу ничего схожего» (II, 4, 88 К).

Гален подчеркивает, что перипатетическая традиция может рассматриваться только в непосредственной связи с идеями Гиппократа: «Ведь всякий, кто обратится к сочинениям Аристотеля и Феофраста, вероятно, заметит, что они составлены как комментарии к “Физиологии” Гиппократа. Согласно Гиппократу, такие элементы, как горячее и холодное, сухое и влажное, оказывают действие друг на друга или испытывают его, причем наиболее активным является горячее, а вторым по силе воздействия – холодное. Все это первым сформулировал Гиппократ, а уже за ним – Аристотель. Гиппократ и Аристотель также согласны в том, что процесс питания происходит посредством всех этих элементов, как и процессы смешения и изменения. Они же учили, что пищеварение – это род изменения, а то, что идет в пищу, приобретает качество, родственное тому, что эту пищу принимает; и кроветворение, и питание – это тоже род изменения, а увеличение происходит за счет растяжения во всех направлениях и питания. Изменение же возможно благодаря лишь врожденной теплоте, благодаря которой возможно и пищеварение, и питание, и образование всех жидкостей организма, и качества того, что подлежит выделению, также порождает врожденная теплота» (II, 4, 88–89 К).

Гален задает вопрос: «…Если все это действительно признается перипатетиками (а они все это признают), а Эрасистрат ни одно из этих положений не принимает, каким образом его приверженцы приписывают основателю своей школы знакомство с учением перипатетиков?» (II, 4, 90 К).

Эрасистрат отрицает многие положения учения Гиппократа, которые находят подтверждение в теории Аристотеля: это и доктрина внутреннего тепла, и учение о горячем, холодном, сухом и влажном, и многое другое. Представления Эрасистрата о приоритетности сугубо механического фактора в превращении пищи в желудке являются фундаментальным противоречием аристотелевскому учению об изменениях. Иными словами, «простое перечисление догматов… указывает на то, что Эрасистрат не имеет никакого отношения к учению Аристотеля о природе» (II, 4, 92 К).

Далее Гален обращает внимание на взгляды своих современников, врачей-методистов, которых называет «нынешними последователями Эрасистрата» (II, 5). Эрасистрат, по его мнению, неверно описывал анатомию магистральных сосудов, исходящих из печени и желчевыводящих путей, – в этом основа ошибочного понимания Эрасистратом функции печени. Современники Галена, последователи Эрасистрата, не интересовались анатомическими исследованиями и не только повторяли ошибку знаменитого александрийского врача, но и усугубляли ее. Представление о том, что под воздействием механического давления мышц желудка пищевые массы, превратившиеся в насыщенный сок, всасываются в опустевшие сосуды, в корне неверно. Ведь это не объясняет, почему в венах содержится кровь, а в желчных протоках – желчь. По мнению Галена, правильно объяснить эти процессы можно лишь с помощью его теории «притягивания». Вообще, в этом и других сочинениях Галена довольно много указаний на совершенно конкретные ошибочные суждения Эрасистрата по вопросам анатомии. Конечно, нет оснований ставить под сомнение широко распространенное в историографии мнение о том, что Эрасистрат производил анатомические вскрытия. Ведь такие его открытия, как описание клапанов сердца и магистральных сосудов, невозможно сделать иначе как с помощью непосредственных наблюдений за устройством тела. Однако создается впечатление, что интерес Эрасистрата к анатомии был не очень последовательным и какими-то вопросами он не интересовался совсем. Иначе нельзя объяснить тот факт, что устройство одних органов он описывал верно, а об анатомии других он имеет весьма отдаленное представление.

У Галена есть интересное рассуждение о философских взглядах Эрасистрата. Говоря о своей теории «притягивания», Гален ставит вопрос о содержимом нервов и их питании. Напомню, что нервы в его представлении – это небольшие полые трубки, внутри которых циркулирует психическая пневма, передающая частям тела команды к произвольным движениям, исходящие из головного мозга. Указывая на устройство нерва, Гален задает следующий вопрос: «Здесь мне снова хотелось бы обратиться к Эрасистрату и спросить его об этом элементарном малом нерве: действительно ли он является единым и сплошным, или он состоит из множества мельчайших тел, как это предполагали Эпикур, Левкипп и Демокрит?» (II, 6, 97 К). Это вновь ставит под сомнение мнение об Эрасистрате как последовательном перипатетике: «Ведь в результате будет уже не нечто единое, а множественное, разделенное пустотами. Если же они составлены из множества мельчайших тел, то мы, как говорится, черным ходом попали прямо к Асклепиаду, коль скоро мы полагаем, что существуют такого рода несопряженные частицы. Тогда, опять-таки, нам придется отказать природе в творческом начале, ведь это неизбежно вытекает из предположения, что такие частицы существуют» (II, 6, 98 К).

Современные Галену врачи, последователи Эрасистрата, будучи атомистами, шли еще дальше и фактически отказывались от тезиса своего именитого предшественника о «простых и первичных» сосудах и нервах. Галену кажется очевидным, что «это мнение идет вразрез с воззрениями Эрасистрата, ведь оно объявляет сложным то, что он называет простым и первичным, и отказывает природе в творческой силе». Он продолжает: «Ведь если мы не допустим в этих простых образованиях определенного единства сущности, но дойдем до неупорядоченных и неделимых частиц, мы начисто откажем природе в ее творческой силе, как все врачи и философы, которые берут эту гипотезу за отправную точку» (II, 6, 100 К). Далее Гален справедливо отмечает, что конечной точкой подобных рассуждений является тезис о «вторичности природы». Эту мысль надо понимать как следствие доктрины о хаотическом движении атомов, не предполагающей наличия целесообразных процессов. По мнению Галена, природа невидимым образом реализует творческие функции. В соответствии с учением Аристотеля, эти функции таковы, что «ни один из названных процессов не обходится без преобразования, изменения и полного взаимопроникновения» (II, 6, 101 К).

Заслуживает внимания значительный по объему фрагмент рассуждений Галена о «простом», «едином», или «элементарном» нерве. В рамках атомистической доктрины все анатомические образования понимаются как «составные», причем сформированные в результате случайных процессов. Между тем это противоречит стройной галеновской иерархии частей тела – только в ее рамках возможно более или менее системное осмысление физиологических процессов.

Гален прямо указывает на то, что Эрасистрат не разделяет гуморальную теорию Гиппократа, считает это противоречием учению перипатетиков: «И об этом Эрасистрату следовало бы знать, если только ему действительно доводилось сталкиваться с перипатетиками хотя бы во сне, подобно тому, как следовало бы ему разбираться в зарождении жидкостей в организме, о которых ему нечего сказать даже умеренно правдоподобного. Поэтому он думает ввести нас в заблуждение, ссылаясь на то, что исследование этих жидкостей не приносит никакой пользы» (II, 8, 107 К).

Только отрицая значение жидкостей вообще, Эрасистрат мог проигнорировать объяснение важного, по мнению Галена, вопроса: почему желчь и кровь содержатся в разных сосудах и не смешиваются? Гален время от времени называет желчные протоки «сосудами» в полемических целях, как бы принимая позицию Эрасистрата и его сторонников: пусть все виды полых образований называются «сосуды». Тогда четкое разделение жидкостей и то, что они не смешиваются, можно объяснить только избирательным «притяжением», которое носит целесообразный характер, соответствующий естественной функции того или иного органа.

Гален подмечает особенность полемики, которую ведет Эрасистрат: он выбирает наиболее абсурдные идеи своих оппонентов, попытка же сформулировать целостную позитивную теорию представляет для знаменитого александрийца серьезную проблему: «На самом деле в научных прениях Эрасистрат – человек совершенно ограниченный и крайне недалекий. В своем сочинении “О пищеварении” он ревностно спорит с теми, кто считает пищеварение процессом гниения пищи, в трактате “Об усвоении” – с теми, кто считает, что кровь передается по венам только благодаря близкому расположению артерий, а в труде “О дыхании” – с теми, кто утверждает, что воздух в легких со всех сторон подвергается стеснению. Он также, не дрогнув, стал возражать тем, кто считает, что моча поступает в мочевой пузырь в виде пара, и тем, кто думает, что питье устремляется в легкие. Таким образом, он охотно выбирает среди всех самые уязвимые учения и в основном занимается опровержениями. Что же до теории зарождения крови, которая ничуть не менее значительна, чем теория разжижения пищи в желудке, то он не снизошел до полемики с кем-либо из древних, а сам не осмелился предложить какую-нибудь новую мысль, хотя в начале своего сочинения “Общие положения” он и пообещал рассказать, как и посредством каких органов совершаются все природные действия в организме живых существ» (II, 8, 111–112 К).

Судя по всему, Эрасистрат двояко оценивал происхождение желчи: иногда он утверждал, что она поступает в организм с пищей, а порой соглашался с идеей ее эндогенного происхождения. Для врача, отрицавшего значение баланса жидкостей в норме и патологии, этот вопрос действительно мог показаться маловажным. Однако для такого последовательного гиппократика, как Гален, этот вопрос был принципиальным: не случайно он уделяет внимание анализу своих противоречий со сторонниками Эрасистрата по этому вопросу. Он напоминает о том, что Эрасистрат отрицал доктрину о внутреннем тепле как о важнейшем физиологическом факторе.

При этом Гален вновь обращает внимание на то, что Эрасистрат отвергает некоторые важнейшие положения натурфилософии Аристотеля, еще раз подвергает сомнению возможность относить Эрасистрата к перипатетикам: «Дойдя до этого места, я бы с удовольствием спросил тех, кто утверждает, что Эрасистрат тесно связан с перипатетиками, знают ли они, что о наших телах, приводя доказательства, сказал Аристотель. А он сказал, что наши тела – это результат смешения горячего, холодного, сухого и влажного, что горячее является наиболее активным, что те животные, у которых тепла больше, имеют крови в избытке, а у тех, у кого преобладает холодное, крови недостаточно; поэтому зимой они лежат, свернувшись в норах, лениво и неподвижно, точно мертвые. Что касается цвета крови, то о нем говорил не только Аристотель, но и Платон» (II, 8, 116 К).

Дополнительным фактором, который, по мнению Эрасистрата, способствовал пищеварению, было попадание пневмы из артерий в полость пищеварительного тракта[108]. Гален использует это суждение александрийского врача, чтобы поставить под сомнение основополагающие принципы взгляда своего оппонента на физиологию человека в целом.

Гален приводит клинический пример: у пациента после травмы появился бубон, однако функция пищеварения не нарушается до того, как «больного начнет лихорадить» (II, 8, 119 К). Действительно, местные повреждения никак не отражаются на жизнедеятельности организма, до того как вследствие присоединения инфекции не разовьется септицемия. У больного начинается интоксикация, жар, и его общее состояние влияет на совокупность функций, в том числе и пищеварение. Причина ухудшения конкретной функции в этом случае, как считает Гален, состоит в накоплении избыточного количества тепла. Циркуляция пневмы усиливается, движение артерий и сердца очевидным образом меняется. Однако, если следовать логике Эрасистрата, более интенсивное поступление пневмы должно способствовать улучшению функции пищеварения. На практике из-за избыточного жара наступает несварение желудка.

Общий принцип патологии Гален в данном случае формулирует следующим образом: «…Невозможно, чтобы несоразмерное увеличение жара принадлежало к числу первичных болезней, а причина нормальной природной деятельности в то же время не заключалась бы в соразмерном смешении элементов. Поэтому невозможно, чтобы неправильное смешение элементов вызывало первичные болезни из-за чего-то иного, кроме расстройств соразмерного смешения. Ведь если организм нормально функционирует, пока все элементы в нем находятся в равновесии, то при нарушении этого равновесия происходят первичные сбои естественной деятельности» (II, 8, 121 К).

Соответственно, нельзя недооценивать значение внутреннего тепла: «Полагаю, что те, кто способен делать логические выводы, получили достаточно доказательств, что, согласно самому Эрасистрату, соразмерная доля тепла при смешении элементов – причина нормальной деятельности организма. Однако если это так, ничто не мешает нам говорить, что при каждом виде естественной деятельности правильное его смешение приводит к хорошему состоянию, а неправильное – к плохому. А если это так, следует полагать, что пропорциональная доля тепла в организме способствует образованию крови, а непропорциональное – желчи. Так, мы предсказуемо находим, что желчь в большом количестве образуется в горячие периоды жизни, в теплом климате, в теплое время года, при горячих состояниях организма, горячих темпераментах человека, занятиях и образе жизни, а также при горячих болезнях» (II, 8, 121–122 К).

Аналогичным образом следует рассматривать вопрос о сладком, горьком и соленом. Гален приводит свой излюбленный пример с медом, горячим по природе, который при дополнительной варке меняет свой естественный сладкий вкус на горький. По мнению великого римского врача, это происходит из-за нарушения баланса внутреннего тепла: когда его слишком много, вкус меда меняется на противоположный. Это, по мнению Галена, опровергает идею Эрасистрата о возможном экзогенном происхождении желчи: «Но ведь, действительно, невозможно, чтобы одна и та же пища у одних порождала желчь, а у других – кровь, если и желчь, и кровь производятся не в самом организме. Допустим, каждый вид пищи на самом деле изначально содержал бы в себе желчь, а не производил ее в результате переработки в телах живых существ. Тогда один и тот же вид пищи во всех телах производил бы ее в равном количестве. Тогда у тех, кто отведал горького, горькая пища, думаю, производила бы желчь, а у тех, кто попробовал что-то хорошее и сладкое, даже капли желчи от этого не появилось бы. И не только мед, но любая другая сладкая пища в упомянутых телах, горячих по той или иной причине, с легкостью превращается в желчь» (II, 8, 124–125 К).

Гален заканчивает рассуждения напоминанием о своем видении философской традиции, полезной для развития медицины. По его мнению, важно всегда помнить о высказываниях Аристотеля и Праксагора, не забывая и о том, что они лишь верно изложили взгляды Гиппократа и Платона.

Девятая глава второй книги трактата «О естественных функциях» как раз и начинается с напоминания о верной научной методологии, которой руководствовались упомянутые великие ученые: «…В научных доказательствах следует исходить из тех основ, о которых мы уже говорили прежде: взаимодействие активных и пассивных начал в телах становится возможным благодаря горячему, холодному, сухому и влажному. И всякий, кому придется исследовать деятельность вен, печени, артерий, сердца, пищеварительного канала или какого-либо другого органа, будет вынужден признать, что эта деятельность зависит от того, как смешаны эти четыре элемента» (II, 9, 126 К).

Если врач уклонится от этой руководящей идеи, то неминуемо потеряет основы, на которых строится познание человеческого организма. Тогда он станет скептиком «вроде последователей Пиррона» и ему «придется укрыться за учением эмпириков». Далее Гален весьма эмоционально отстаивает фундаментальный принцип медицины Гиппократа – лечение противоположного противоположным. При этом великий римский врач постоянно напоминает о том, что этот принцип не является результатом простого эмпирического воспроизводства удачного клинического опыта, а представляет собой правильно осмысленную концепцию воздействия на причину болезни, имеющую глубокие философские основания: «Ведь каким еще способом преуспеете вы в лечении, если не разберетесь в причине каждой болезни? Так отчего бы вам с самого начала не назвать себя эмпириками? Что же вы путаете нас, заявляя во всеуслышание, что изучаете естественную деятельность организма ради того, чтобы лечить? Ведь если желудок больного не в состоянии обволакивать и перетирать пищу, как вернуть его в норму, не разобравшись в причине болезни? А я вам скажу, что, если в желудке избыток жара, нам нужно его охладить, если избыток холода – добавить тепла; в случае излишней сухости необходима дополнительная влага, в случае излишней влажности – сухость. А если случится, что желудок одновременно будет горячее и суше, чем следует, первая задача врача – вместе и охладить, и увлажнить его; если же он слишком холодный и влажный – добавить тепла и сухости; так же и при прочих комбинациях. А что, скажите на милость, будут делать последователи Эрасистрата, если они признаются, что вовсе не собираются искать причины естественного функционирования организма? Ведь плод исследования деятельности органов в том, чтобы, зная причины нарушения равновесия элементов, привести их к гармоничному состоянию. Но для того, чтобы лечить, недостаточно просто знать, какая естественная деятельность с каким органом связана» (II, 9, 127–128 К).

Далее Гален дает краткое описание состояний, связанных с патологическим преобладанием одной из жидкостей. Это классика гиппократовского наследия: черная желчь – жидкость, изобилующая в организме, находящемся в состоянии увядания (речь идет не только о старости, но и о тяжелой, смертельной болезни, например раке), эффект от преобладания желтой желчи напоминает последствия употребления чрезмерного количества соли (Гален сравнивает его с консервирующим воздействием рассола и морской воды на мясо) и т. д.

Этот экскурс в теорию жидкостей Гален сопровождает эмоциональными критическими выпадами в адрес Эрасистрата: «Мне кажется, что Эрасистрат не осознавал, что болезнь – это такое состояние организма, которое расстраивает его природную деятельность, не под влиянием случайных факторов, но само по себе» (II, 9, 128 К); «…благородный Эрасистрат, напустив на себя презрение ко всем вокруг, не только не стал им возражать, но вообще не упомянул их точку зрения» (II, 9, 132 К).