За воротами дымил большой завод

Увы! От Нины я узнала, что наш студенческий хор распадается, Вадим Борисович уезжает в Новосибирск. Нина устроилась работать в Оперном театре, параллельно учится в консерватории. Я постеснялась спросить её, поёт ли Анисимов на сцене. Она ничего не знала о моём амурном увлечении.

После концерта ехала домой и грустно думала: «Всё лучшее осталось в прошлом. Какая тоска!»

К Новому году мы получили от Ии письмо из Златоуста:

«26 декабря 1962 г.

Здравствуйте, Люси, Алёна! И все остальные тагильчане!

Ну, что ж, дети, поздравляю вас с наступающим 1963 Новым годом! Господи, чего вам только я ни желаю: и счастья, и любви, и детей, и денег, и всего-всего! Простите меня, дуру старую, что по такому случаю я не одариваю вас красочными открытками.

Невольно я, конечно, вспомнила прошлый Новый год и 29-ю комнату. Выпейте, девчонки, в Новый год за меня.

Ну, а как Коростелёвочку-то можно поздравлять? Лариска, мы все трое тебя поздравляем и кучу всякого добра желаем!

Женщины, могли бы вы хоть описать что ли своих любимых. Ведь интересно же!

Люси, ну как ты своё 23-летие отметила? Опиши.

От Нины Попковой мы ничего не имеем. Она, вероятно, лежит в больнице. Болеет часто. Навестить её надо бы. Магнитка вроде недалеко от нас, но добраться до неё сложно.

Неплохо бы мне и с вами свидеться. Из Златоуста мы выезжаем 30 декабря вечером, а вновь на работу мне 4 января.

Не так уж много, 2 дня я беру без содержания. Правда, мне ещё начальник ЦЗЛ заявление не подписал.

Я живу сейчас в 4-местной комнате вместе с Альбиной. У нас холодно в общаге, скучно, часто гаснет свет, а вчера так горели пробки и провода, хоть бы всё к чёрту сгорело! Работа мне не нра…, т.к. в ней мало химии.

Ну всё, пишите! Бегу на лекцию, которую читаю моим студентам. До свидания! Целую. Ваша Ийка».

Пришла открытка из Свердловска от Люси Таракановой:

«С Новым Годом! Поздравляю тебя, дорогая Люсенька, и желаю большого счастья в жизни, здоровья и успехов во всём. Желаю тебе в 1963 году выйти замуж.

Папа и мама шлют свои приветы и поздравления. Передай, пожалуйста, мои сердечные поздравления Аллочке и Лариске. Желаю им счастья в их новой жизни. Целую Люся. 31.12.1962 г.»

Вот так не очень весело для меня завершался 1962 год.

«Мой самый главный человек»

Незадолго до Нового года мы с девчонками делились планами, как встретим Новый год. В нашей комнате остаёмся мы вдвоём с Алёной. Она спросила меня:

– Ты где будешь? У вас в ЦЗЛ?

– У нас одни женщины, да и то семейные, мужчин мало. И начальница Роза Сауловна, ярая противница всяких выпивонов. Такой вот анекдот про неё есть: «Вопрос: почему у Розы Сауловны ноги кривые? Ответ: Потому что она 40 лет сидит в кабинете, а под столом своими ногами зажала 50-литровую бутыль со спиртом, чтобы кто-нибудь бутыль не спёр».

Этиловый спирт для работы в лаборатории нам действительно со склада выдавали, и его надо было хранить в сейфе от выпивох, но и бывали случаи хищения.

Роза Сауловна – наша начальница, пожилая тётенька с большим стажем работы. Вечно придиралась к чему-нибудь по мелочам. За глаза мы её величали то Роза Сексауловна, то Роза Саксауловна и относились к ней без всякого почтения.

– Люси! – говорит Алёна, – Наша ЛНП 30 декабря устраивает вечер в столовой на улице Мира, гони 10 рублей, пойдёшь к нам. Многих девчонок ты знаешь. Из мужчин Дёмкин будет. Мишка Зайденберг будет – ты их знаешь. Ну чего тебе сидеть в нашем крысином общежитии?

Я отдала Алёне деньги. На новогодие наше общежитие опустеет, все разъедутся кто куда по домам.

А за неделю до Нового года в Тагил неожиданно нагрянул Борис Краснов, объявил, что забирает Алёну в Москву. Вот это да! Значит, у них с Алёной дело идёт к свадьбе-женитьбе и Новый год они проведут в Москве?

– А как же я, Алёна, без тебя пойду на вечер ЛНП? – заволновалась я. – Мне ведь потом ночью одной надо будет в общагу возвращаться.

– Да проводят тебя! Дёмкин или Мишка. Можно поехать после вечера переночевать в Сухоложский посёлок, где наши девчонки живут. Договоришься!

Числа 29-го декабря получаю письмо и телеграмму от мамы. Сообщает, что приедет ко мне утром 30-го.

Встретила маму на вокзале, привезла в опустевшее общежитие. Никого! Одна я. Мама охала:

– Господи! Как ты тут живёшь? Ни одного жилого дома. Да и страшно, поди. Любой бандит зайдёт к вам сюда и передушит всех.

– Ну, мам! Какие бандиты? Рядом проходная завода с охраной. Люди работают круглосуточно даже в праздничные дни. Производство у нас такое, и останавливать его нельзя.

Потом я рассказала, что собиралась пойти сегодня на новогодний вечер в городе, деньги заплатила, но теперь уж не поеду. Не могу же я её оставить одну в пустом общежитии.

– И что? Деньги твои, которые ты отдала на вечер, пропадут?

– Ну, конечно. Вечер устраивается вскладчину. Мои деньги уже ушли в общий котёл.

– Жалко, деньги попадут. Давай сделаем так: мы с тобой отсюда поедем в город вместе, я останусь на вокзале и там буду тебя ждать. А ты иди на свой вечер. После вечера придёшь на вокзал, и мы уедем ночной электричкой в Свердловск. Оттуда утром поедем в автобусе к Павлу и Новый год встретим у него. Он так обрадуется! Тебя видел девчонкой на Ленинске, а ты вон какая стала!

– Ой, мам! Как же ты на вокзале будешь сидеть и ждать меня, пока я буду веселиться? Мне жалко тебя!

– Да ну! Чего жалко-то? Ждать тебя тут в пустом общежитии страшнее – никого нет, а на вокзале среди людей буду. Только ты не загуляй на вечере. Электричка в три часа ночи пойдёт. Как раз утром и приедем в Свердловск.

Так и решили. Мама выложила гостинцы, разные вещи для меня. Я похвасталась сшитой в ателье обновкой, которую собираюсь надеть сегодня. Платье-костюм из голубого крепа, на шею надену белые фарфоровые бусы. Туфли, тоже белые, есть.

Мама не очень одобрила мой наряд: зима, холод, а рукава у моего платья короткие. Платье-то летнее, а сейчас зима. Да и туфли-то как наденешь?

– Я же в валенках поеду и в шерстяном свитере, а на вечере в раздевалке переобуюсь и свитер сниму.

Вечером мы вышли на трамвайную остановку. Стоим вдвоём и мёрзнем. Темень. Метель. Снегом в лицо швыряет. Ресницы инеем покрываются.

Долго ждали трамвай. Сели в пустой замороженный вагон. Кондукторша, укутанная в платки и шали, ворчит:

– И чего дома не сидится?! В такую погоду едете.

– А мы с мамой на вокзал едем! К поезду, – почти вру тётке.

На вокзале обе вышли. Я проводила маму в зал ожидания. Дальше мне надо идти в столовую на улице Мира. Идти недалеко, но, понадеявшись на Алёну, не спросила адрес столовой. Ругаю себя: на кой мне сдался этот вечер? Лучше бы уехали с мамой в Свердловск.

Почти бегу по безлюдным улицам, потому что сильно запаздываю. Уже десять часов вечера. Ни одной души кругом. А снег всё идёт и идёт. Как в песне из недавнего кинофильма «Карьера Димы Горина».

И совсем я не думала – не гадала, что вечер этот станет судьбоносным, и не думала, что на этом вечере познакомлюсь с человеком, который станет главным в моей дальнейшей жизни:

А снег идёт, а снег идёт,

И всё вокруг чего-то ждёт,

Под этот снег, под тихий снег

Хочу сказать при всех:

«Мой самый главный человек,

Взгляни со мной на этот снег –

Он чист, как то, о чём молчу,

О чём сказать хочу.

Ко мне любовь мою принёс

Наверно, добрый дед Мороз,

Когда в окно с тобой смотрю,

Я снег благодарю».

А снег идёт, а снег идёт

И всё мерцает и плывёт,

За то, что ты в моей судьбе

Спасибо, снег, тебе.

Эта песня прозвучит во мне потом, а пока бежала, недовольная своим решением провести этот новогодний вечер в компании незнакомых мне людей.

Свернула на улицу Мира. Вот одна столовая, но окна тёмные. Значит, надо бежать дальше. Вот вторая столовая. В тамбуре стоят незнакомые парни, курят.

Подхожу и спрашиваю:

– Я правильно пришла? Здесь вечер ЛНП?

Парни смеются, без слов хватают меня и затаскивают в столовую. Осматриваюсь у раздевалки. Ёлы-палы! Ни одного знакомого лица! И женщины какие-то незнакомые мне. Не вижу сухоложских девчонок, скорее всего, у себя в общежитии празднуют и не приехали из-за плохой погоды. После вечера да ещё ночью им ведь надо как-то вернуться в общежитие. Но вот мелькнуло в помещении лицо Дёмкина, и я успокоилась. Разделась, переобулась. Вечер уже в разгаре. Шумно, яркий свет, гремит музыка. В зале тесно – много людей. Столы составлены вместе буквой П. Стульев не хватает на всех, дополнительно сколоченные из досок скамьи, и я с незнакомыми уже весёленькими девчонками и женщинами из ЛНП сижу на скамье. Притулилась с краешку, ближе к выходу. Надоест – уйду пораньше. Меня мама на вокзале ждёт. Чувствую, что замерзаю в моём платье-костюме, от входной двери сильно сквозит, поэтому попросила одну из женщин налить мне в бокал водки.

Во главе стола, довольно далеко от нашего краешка, сидит начальство. У выхода из столовой пьяные парни затеяли громкий спор из-за чего-то, того и гляди подерутся. Фу! Зачем я пришла?

Но вот от начальнического стола отделяется высокая фигура с бокалом шампанского в руке и, шагая прямо через составленные скамьи, направляется к нашему краю. Садится напротив меня и говорит:

– Что-то тут одни девушки сидят. А вы, – обращается ко мне, – почему пьёте воду? Некому шампанского вам налить? Давайте я за вами поухаживаю.

– У меня не вода, а водка, – говорю я. – Шампанское не люблю, а вина на нашем столе нет.

– Не может быть, что вы пьёте водку!

Берёт мой бокал, пробует и говорит:

– Действительно, водка!

Вот так мы познакомились с Петром Сергеевичем Ивановым, начальником ЛНП.

Он вскоре вернулся за свой начальнический стол, а я танцевала то с Дёмкиным, то с Михаилом Зайденбергом, с которым уже месяц была знакома и знала, что он, как говорили мне девчонки, «бабник». Женился, развёлся, опять того и гляди женится, и ещё у него была куча девиц полулёгкого поведения из числа продавщиц магазинов и официанток. По годам он почти ровесник мне, 1938 года рождения. Окончил УПИ, приехал сюда работать и как-то быстро продвинулся в карьере. Кажется, главным технологом завода работает. И живёт в однокомнатной квартире на Вязовского, которую ему выделил завод. Он не мог быть «героем моего романа» и не подходил ни с какой стороны. «Бабников» я не жалую. Смотрю: Дёмкин сильно уже поднабрался, в провожатые не годится. Волнуюсь: как я буду после полуночи добираться до вокзала? Прошу Михаила проводить меня.

– Не переживай! Конечно, проводим тебя!

Вечер закончился. Меня провожать идут двое: Михаил и начальник ЛНП Пётр Сергеевич. Оба высокие, почти одного роста, но Мишка толстоватый и кажется ниже. Я иду посередине и чувствую себя какой-то случайно затесавшейся между ними шмакодявкой. Они же перебрасываются шутками, дурачатся. Когда приходим к вокзалу, они подхватывают меня с двух сторон под руки и сажают в наметённый сугроб.

– Ну, Снегурочка! Где же твоя мама?

Я прошу их не заходить со мной в зал ожидания, чтобы мама моя не испугалась, увидев таких высоких и солидных дяденек.

Узнав, что мне ещё долго сидеть с мамой в ожидании ночной электрички, Михаил начинает спорить со мной, что есть поезда, которые идут в Свердловск раньше. Я не соглашаюсь и говорю, что билеты покупала днём и выбирала поезд по расписанию пригородных поездов. Ближайший поезд только в три часа ночи.

– Давай поспорим на бутылку шампанского, – говорит Мишка.

– Давай! – не подумав, говорю я.

Мишка подводит меня к расписанию поездов дальнего следования и тычет пальцем в проходящие через Тагил поезда с остановкой в Тагиле.

– Вот, вот и вот!

У зала ожидания шумно простились. Зашла в зал и увидела мою маму на скамье почти у входных дверей.

Вот и всё. Сначала мы с мамой болтали о всяком разном. Ждать нашего поезда пришлось долго, мы задремали. Мама услышала, как по радио объявили посадку. Мы спохватились, побежали на перрон и буквально в последний момент перед отправлением поезда запрыгнули в вагон.

Я уже не думала о вечере. Всегда любила ездить в новые для меня места, где я никогда не бывала. Дядя Павел с семьёй приехал в Малышево из Сибири недавно. Устроился работать в карьере на бульдозере, получал хорошие деньги. Им предоставили большую квартиру в новом доме. Жена Мария работала бухгалтером. В семье подрастали три девчонки: старшей Тане было девять лет, средней Ольге восемь и младшей Наташке три года. Видела их только на фотокарточке.

Предупреждённый телеграммой, дядя Павел ждал нас на автобусной остановке. Привёл нас к дому, где живёт. А дом на окраине посёлка, среди высоких ёлок, как в лесу. Мария к нашему приезду настряпала пельменей, водка уже стояла на накрытом столе. Мы, дескать, по-сибирски вас будем угощать.

Так, в семье дяди Павла я встретила мой «судьбоносный 1963-й Новый год». Мама моя от водки отказалась, а я под пельмени чокалась с дядей Павлом и Марией охотно и без стеснения.

Утром следующего дня, отоспавшись, мы с мамой и дядей Павлом пошли гулять. Погода стояла тихая. Дядя Павел рассказывал о посёлке, который вместе с городом Асбестом известен с демидовских времён, но у каждого своя история.

– Асбест – это такой минерал, что не горит, и из него делают ткани. Другое его название «горный лён».

– Знаю, знаю, дядя Павел, – прервала я его рассказ. – Мы, химики, используем асбестовые одеяла, когда тушим местные возгорания пролитых горючих жидкостей. Их же нельзя тушить водой.

– Точно, – соглашается дядя Павел. – Есть легенда, что Никита Демидов, владелец Невьянского завода, подарил царю скатерть из асбеста. Скатерть белоснежная. Во время застолья Демидов нарочно пролил вино на скатерть, взял её и бросил в топившуюся печь. Царь рассердился, но увидел, что вино выгорело, а скатерть стала как новая. Только сейчас из асбеста скатерти не делают, потому что рак кожи или лёгких можно схлопотать. Горняки, которые добывают асбест, многие болеют, потому что мелкие волокна попадают в лёгкие. Я вот сюда в Малышево определился работать. У нас тут изумруды с демидовских времён добывают, самые крупные и чистые в стране.

– И что? Ты их видел или сам находил?!

– Не так-то просто их найти. Сотни тонн породы надо выворотить, да и работаю я на бульдозере. И потом ведь найденный в горной породе изумруд не выглядит, как драгоценный. Его нужно очистить, обработать, отшлифовать.

Погуляли, вернулись домой. Мне не нравилось, что тётя Маша всё время пилит за что-то дядю Павла. Не нравилось это и моей маме. Я играла в шашки со старшей девочкой в соседней комнате, а до моих ушей доносился скандал. Мы могли бы побыть в семье дяди Павла ещё один день – на работу мне выходить третьего, но с мамой мы решили уехать пораньше.

Вечером дядя Павел проводил нас на остановку, мы простились. Из Свердловска мама уехала домой в Миасс, я вернулась в Тагил.

Третьего января я уже трудилась в моей лаборатории. Звонок по телефону.

Слышу голос Зайденберга:

– Привет! Ну так я тебя жду сегодня вечером на Театральной площади у памятника Черепановым с бутылкой шампанского!

– С какой стати?

– А проспорила!

– А почему именно сегодня?

– А у меня дома «гудим»! Девчонок с Сухоложского можешь позвать.

Я никогда не была у Михаила дома, идти не хотелось. Но проспорила! Алёна из Москвы ещё не вернулась, она оформила себе недельный отпуск без содержания. Траянова тоже укатила в свой Солигалич и тоже что-то не возвращается. В столовой встретила Люсю Ватутину и Нелю Малышеву с Сухоложского и уговорила их приехать к семи часам вечера на Театральную площадь. Купила в городе шампанское, пришла к памятнику Черепановым, увидела Мишку вместе с начальником ЛНП, а девчонки с Сухоложского не приехали. Они позвонили Мишке и сказали, дескать, ночь, а они со второй смены на заводе, устали и настроения гулять нет.

Когда я оказалась в квартире Зайденберга, увидела, что я единственная девчонка в довольно большой мужской весёлой компании. Услышала новую для меня песню с названием «Гимн химиков». Поётся она на мотив французской «Марсельезы»:

Мы весь мир обольём меркаптаном,

Будут трупами ямы полны!

Смрадный дух долетит к марсианам,

К обитателям хладной луны.

Города обольём толуолом,

Подожжём мы их с разных концов.

Всех людей мы потравим фенолом,

Хлором выжжем мы зелень садов.

А потом в прорезиненных масках,

С алкоголем в дрожащих руках

Мы закружимся в мерзостной пляске

На руинах, на трупах, гробах, гробах, гробах!

Досидели до конца застолья, все мужчины основательно подзарядились спиртным, один Пётр Сергеевич был, что называется, ни в одном глазу. Он и пошёл провожать меня. Надо было найти у вокзала такси в сторону завода пластмасс. Помню, когда шли, какой-то бухой повстречавшийся парень крикнул нечто оскорбительное в мой адрес. Я же плохо слышала и не обратила внимания на этот крик. Но Пётр Сергеевич сказал: «Постойте тут» и двинулся к этому парню. Я испугалась, что начнётся драка, но и увидела, что Пётр Сергеевич встряхнул парня пару раз за шиворот, и тот отстал. А я поняла, что нахожусь под надёжной защитой. И с этого дня мы стали встречаться с Петром Сергеевичем в городе, ходили в кино, в один из дней съездили на Вагонку на концерт во Дворец культуры. Один раз кто-то из заводчан увидел нас в городе в продуктовом магазине. Я покупала хлеб-сахар в общагу к нашему девичьему столу, а Пётр Сергеевич купил продукты для себя. Только и всего, но по заводу поползли слухи: «Ага! Вон оно что! Зелёная пигалица из Свердловска, а сразу нашего начальника охомутала! Продукты вместе покупают, ну и спят уже вместе!» Мне эти сплетни ранили душу, о чём я и поведала Петру Сергеевичу.

– Не обращай внимания на сплетни, – сказал он. – Давай-ка завтра пойдём вместе обедать в нашу столовую! Сплетничать перестанут.

Когда мы действительно в обеденный перерыв пришли вместе в заводскую столовую и встали в очередь на раздачу, я почти физически ощущала, как все взгляды прилипли к нам.

С Петром Сергеевичем мы перешли уже на «ты», но я долго не могла называть его только по имени Пётр, или вовсе Петя, поэтому обращалась к нему по имени-отчеству.

На следующей нашей встрече услышала от него:

– Я поговорил с Анатолием Абрамовичем, что имею виды на тебя.

– Зачем сказал! – закричала я. – Что он обо мне будет думать?

– Да ничего не будет он думать. Сказал, что ты – хорошая девушка и он рад за меня. Мы давно с ним друг друга знаем. Вместе в Менделеевке учились в Москве. Он отличник был, а мы с Гариком Цейтлиным часто прогуливали лекции – бегали играть в волейбол, и я брал конспекты Анатолия Абрамовича, когда готовился к экзаменам.

– Но ведь Анатолий Абрамович намного старше тебя, как же вы вместе учились?

– Он поступал в Менделеевский институт уже «стариком», поработав после войны, а я после 10-го класса.

– И всё равно: зачем ему сказал?

– Так ведь слухи дошли не только до Анатолия Абрамовича, но и в дирекции все знают, а чтобы не думали, что мы с тобой закрутили роман просто так, без серьёзных намерений, нам и не надо ничего скрывать.

Я и вовсе обалдела. Значит, Пётр имеет серьёзные намерения относительно меня, я-то думала как раз наоборот, что мы только закрутили обычный роман. Он же ни разу не сказал, что я ему нравлюсь. А при встречах мы говорили больше о его работе. Он был увлечён своим непрерывным процессом получения смол по новой технологии и его воплощением на производстве. Мне было интересно его слушать, и мне нравилась его увлечённость.

Спустя многие годы, когда несколько «тагильчан» жили уже в Москве и мы устраивали на Старый Новый год наши «тагильские посиделки», я распевала собственного сочинения песенку на мотив русской песни «Помню, я ещё молодушкой была». Начиналась моя песенка так:

Помню, я ещё молодушкой была,

И в Тагил меня дорога привела,

Вечерело, я стояла у ворот,

За воротами дымил большой завод.

Вдруг «подъехал» ко мне парень молодой,

Говорит: «Пойдём-ка, девица, со мной.

Будем смолы из фенола получать,

Новый способ технологии внедрять».

В этих куплетах всё правда, кроме слов «подъехал» парень молодой». Пётр был старше меня на девять лет, кроме того, развёлся после шестилетней семейной жизни, и у него подрастал сын Серёжа.

В моей группе пластификаторов молоденькие сотрудницы Надя и Люба осудили мой роман:

– Ну зачем тебе нужен этот Иванов? Он уже старик, у него виски седеют.

А я и сама не знала, зачем он мне нужен. Мне с ним было интересно проводить время и, главное, от него исходила на меня аура надёжности и защищённости, чего не было раньше в моей студенческой жизни и в моих предыдущих романах, с моим «кружением сердца» с неустроенными ещё в жизни парнями.

В конце января Пётр Сергеевич огорошил меня таким предложением:

– В марте будет проходить техническая выставка в Лейпциге. Меня включили в делегацию, ну и ты поедешь со мной. Подавать заявление в профком и оформлять бумаги нужно уже сейчас. Едем не за бесплатно. Надо внести каждому 220 рублей, как за туристическую поездку. Наша поездка всё равно обойдётся нам намного дешевле, профком что-то добавляет в качестве поощрения за хорошую работу.

Я буквально остолбенела. У меня отпуск ещё нескоро, только осенью – всего полгода, как я зачислена работать на завод, а для отпуска надо проработать год. И Пётр заслуженный изобретатель, награждённый золотой медалью ВДНХ. А я-то кто?!

Смеётся:

– А ты – лучший комсомольский работник завода. Лектор-пропагандист. Слышал, как ты в нашем конференц-зале ловко языком чешешь о научно-

техническом прогрессе в области химии. Характеристику тебе состряпаем, Олег Бобков, как комсорг завода, подпишет её. И не тяни. Подавай в профком заявление, заполняй анкету для загрантуристов. Протянешь, кто-то ещё вклинится, и места в делегации для тебя не останется.

Боже мой! Я и в Москве ещё никогда не была, и вообще дальше Перми на запад не выезжала, а тут сразу поеду в Германию! Когда узнала, что в программу поездки включено посещение Берлина, Потсдама, Эрфурта, Веймара, Лейпцига, Дрездена, голова моя закружилась. Эмоции захлёстывали меня. Потом задумалась: а 220 рублей на поездку где возьму? Зарплата у меня 115, и я не копила деньги. Ещё и что-то надо сшить перед поездкой в Европу, чтобы не казаться старомодной. Занять в Тагиле не у кого. Просить деньги у Петра стеснялась. Решила написать домой в Миасс и попросить прислать мне хотя бы сто рублей; родители в три узла завяжутся, а деньги для меня достанут, а после поездки я буду посылать им частями из моей зарплаты.

Отправила в Миасс осторожное письмо, ещё не веря в возможность моей поездки в Германию. Два месяца до поездки, и многое может перемениться, но попросила папку срочно выслать для меня его анкету и автобиографию, которые мне могут понадобиться для оформления моих официальных бумаг для выезда заграницу. Написала, что, помимо курсов английского языка, хожу на курсы философии, так как собираюсь поступать в аспирантуру, правда, не знаю пока, в каком институте. Описала свой быт в общежитии ИТР и что мы с девчонками живём «коммуной»: отстёгиваем от зарплат деньги на питание и на вещи общего пользования.

Вскоре получила такой ответ от папки:

«Здравствуй, Людмилушка!

Только что в субботу послал тебе письмо, а от тебя получил в воскресение после обеда. Сегодня понедельник, писал свой анкетный лист и свою автобиографию. То, что там есть, не всё, конечно, может тебе пригодиться. Деньги 100 рублей пошлём 25 февраля. Как получишь, сразу же напиши. У чужих людей не занимай, да и своим попутчикам-друзьям не надоедай просьбами. Будь самостоятельной и исходи из своих возможностей и ресурсов.

За вами же четверыми я внимательно и ревностно слежу, и каждый ваш неверный шаг чирьем на сердце садится. Однако я вас стараюсь не неволить и полагаюсь на ваш разум и совесть, как бы промежду прочим незаметно подсказываю, слегка подталкиваю на нужный путь, чтобы вы меньше имели ошибок, чтобы у вас получалось, как надо.

Я никогда не отбирал вашего. И не подменял своим Я, даже в детстве не позволял насилия над вами. И тем более допустить физического наказания.

Однако, оберегая ваши чистые души от всего плохого внешнего, я воспитывал в вас доверие к людям, воспитывал веру в людскую доброту, воспитывал честность и чистосердечность.

Ты, наверное, правильно поймёшь меня, так как у тебя в характере и способностях очень много моего, о чём ты и по сей день не знаешь.

С парткомом связь держи, философией тоже заниматься неплохо. Но есть одно НО. Когда видят, что кто-то активничает в тех или иных общественных мероприятиях, то некоторые люди могут эту твою активность истолковать по-своему. Одни будут «ездить на тебе», перекладывая свои обязанности на твои плечи. Другие перестанут с тобой поддерживать отношения.