За воротами дымил большой завод

Люся Тараканова, Нина Попкова, Нинель Семерикова – это всё наши сокурсницы-подруги. Кичигина – родственница Ии из Сысерти.

«Мы сейчас без денег, у нас уже долги, особенно у Алки, у Нины тоже в связи с днём рождения. Она там у себя в общежитии склеила 5 мужчин, самый симпатичный был Петенька с 1944 года рождения. Он упал на меня, что делать? С ним всё было порядочно, хорошо, приятно. Вина было слишком много, так что после попадания всего количества его в наши внутренности, вы можете себе представить дальнейший ход событий. Закусон мы сами готовили. Музыка была приличная. Кажется, нас даже кто-то фотографировал. Вид будет!»

Примечание: Ия несколько преувеличивает все наши похождения и пьянки. Девушки мы были все серьёзные, но подстраивались под обстоятельства нашей жизни в заводских общежитиях.

«Что было ужасным, так это то, что нам нужно было в 4-45 утра явиться на поезд и в 8 часов утра быть в данном виде на работе. Мы в понедельник с Алкой имели очень бледный вид, Алка ещё в техникуме читала как раз лекции студентам, а я в цехе засыпала на ходу.

Люси, ты до сих пор, вернее, снова хочешь встретить Валю?»

Примечание: Моё «кружение сердца» из-за несостоявшегося романа со студентом Свердловской консерватории Валей Анисимовым, начинающим талантливым оперным певцом с замечательным баритоном, завершилось. Я понимала, что мы с ним в разных ипостасях, будущего у нашего романа нет. Уехав в Тагил, я навсегда исключила его из своего сердца.

«У вас хоть там по телевизору свердловские передачи, а у нас в общежитии и телевизора нет, т.к. мы с одной стороны на горе, а с другой под горой. Говорят, что гора мешает, а может, просто не хотят телевизор для общежитских купить.

Сейчас в коридоре галдёж, кто-то потерял платок, так неприятно, т.к. украли его, видимо.

Уже 5-й час, а я сижу, т.к. с 5 часов я читаю химикам здесь рядом в ЛКИ. Это, девчонки, им я читаю и спрашиваю их, ставлю оценки, утром и вечером по 3 часа. С ними легче мне, с мужчинами-заочниками трудней, т.к. одна группа на базе 7-го класса, они хуже понимают, да и дают только 1,5 часа на них (тоже утром и вечером), но отношения у меня с ними хорошие.

К нам первого сентября приехала Тамара Ваганова, она работает вместе с Алкой. Ей пришло письмо из Орска от Люси Ванаевой. Что вы от них имеете, пишут ли они вам?

Я обитаю в холодной комнате, замерзаю прямо, а родители прислали 20 рублей на одеяло, но они ушли на жратву.

Девчонки, я думаю, к 7-му ноября мы будем в Свердловске, и Нина тоже. Встретимся, да? Попьём, попоём, так хочу ещё в театр, вообще всех хочу увидеть, обнять, поцеловать и прочее. Наши рожицы на прощальной студенческой фотке производят на всех впечатление: букет! Как вы сейчас-то выглядите, а? Люси, какое ты шьёшь себе платье?

А мы тоже прошли медосмотр и все годны работать химиками-

лаборантами.

Ну всё! До свидания! Целую вас, привет от Аллы с Тамарой, от Нины.

Пишите, жду. Ваша Ия.

P.S. Алка уже полежала в больнице в дизентерийном отделении, но быстро вылетела оттуда».

Примечание: Мы работали с химическими веществами, бывало, травились, что вызывало кишечные расстройства. Так и Алла Шувалова, видимо, траванулась и попала в больницу.

По распределению уехали работать в Орск несколько наших однокурсниц, и мы через Люсю Ванаеву хотели бы узнать, как они там устроились.

А Ия напоминает нам о близком дне рождения нашей общежитской, почему-то отколовшейся от нас подруги Нинель Семериковой. И хотя она не пишет никому, но мы её не забыли, потому что мы была одна семья в нашем студенчестве и в нашей 29-й комнате.

Письмо от моей подруги зеркально отразилось от моего письма ей. Наше недавнее студенческое прошлое по-прежнему тесно связывало нас, мы были, что называется, «одной крови», нас волновали одни и те же вопросы нашего нового бытия в новых обстоятельствах жизни, и мы были даже более, по-семейному близки, чем с нашими родителями. Мы – уже взрослые, как умеем и можем, решаем свои проблемы.

В сентябре мы с девчонками уже укоренились в нашем общежитии рядом с проходной завода. Надо было купить что-то из хозяйственных мелочей для общего пользования. Более практичная Алёна сказала:

– Зачем нам тратить свои деньги на приобретение электроплитки, утюга и тазиков? Как молодым специалистам, проживающим в общежитии, это нам должен предоставить завод! Пойдём к Котовщикову и потребуем.

Котовщиков – это помощник директора по кадрам, который определил нас жить в общежитии ИТР. Мне как-то стыдно было его просить о чём-то. Деньги у нас есть – сами можем купить какие-то бытовые вещи. Например, я уговорила девчонок купить одинаковой расцветки покрывала на наши кровати, чтобы наша общежитская келья имела приличный вид. По собственной инициативе предложила вскладчину купить проигрыватель и пластинки, чтобы по вечерам слушать музыку и песни. Радиоприёмника, не то что телевизора, у нас не было, а без музыки скучно. Поехала в город и в магазине «Мелодия» приобрела недорогой проигрыватель и несколько пластинок. Выбор пластинок был небольшой. Помню, купила пластинку с записью арий знаменитого в 30-е годы двадцатого века итальянского тенора Тито Скипа и песни Эдит Пиаф. На общем совете решили, что проигрыватель «уйдёт в приданое» последней из нас, четверых, покидающих эту комнату. Договорились также: соль, сахар, спички, крупы, макароны будем покупать тоже вскладчину, как и в студенческие времена, отстёгивая деньги на общее питание. Ну а основное наше питание – в заводской столовой. Кормят, кстати, неплохо. Зачем самим готовить в общаге? К тому же у нас не было холодильника, хранить приготовленную еду от порчи и прокисания негде.

Алёна настояла на своём, в обеденный перерыв пошли в отдел кадров.

Котовщиков выслушал нас и сказал:

– Ну зачем вам это всё? Не пройдёт и полгода, повыскакиваете все замуж и уйдёте из общежития.

Он-то по опыту своему знал, как бывает в жизни. И в песне одной про незамужних ткачих в подмосковном общежитии пелось: «Уносить свои гитары нам придётся всё равно».

– Вот что, девчата, – продолжал Котовщиков. – Я зайду как-нибудь к вам и посмотрю, как вы устроились.

Через несколько дней вечером – стук в дверь. Надо сказать, дверь у нас не открывалась полностью. Комната небольшая, шкаф для одежды у стены перекрывал частично дверь, но мы, с худенькой комплекцией, хоть и боком, протискивались через полуоткрытую дверь в комнату.

Увидев массивного и непомерной толщины Котовщикова, мы дружно закричали:

– Ой, подождите, мы отодвинем шкаф, чтобы вы вошли!

Покряхтели вчетвером, отодвинули от двери шкаф, Котовщиков вошёл, а потом и сказал:

– Не годится так. Вдруг пожар, а у вас дверь не открывается полностью. Этаж второй, окно зарешечено. Сгорите тут или задохнётесь. Переселяю вас на первый этаж в другую комнату, побольше этой. Электроплитку, утюг и тазик выдам, но будьте аккуратнее, не оставляйте плитку и утюг без присмотра.

Хороший дядька! И Алёна молодец. Мне бы в голову не пришло идти к Котовщикову.

Переселились на первый этаж в другую комнату. Однажды ночью проснулись от крика Алёны: по её одеялу бегали крысы! Включили свет, крысы разбежались и скрылись под моей кроватью в углу комнаты. У меня был электрический фонарик. Нагнулись, посмотрели под мою кровать и увидели там крысиную нору. Стали совещаться, как их отвадить от нашей комнаты. Если забить нору деревом, крысы прогрызут ход в другом месте. Решили применить химический способ: зальём в нору жидкий, обжигающий кожу фенол, он там застынет, а потом отправим туда толчёное стекло. А в общей прихожей мы поселили кота. Способ сработал. Крысы в нашей комнате больше не появлялись.

И на заводе мы осваивались вполне успешно, и все были задействованы на общественном поприще и по комсомольской линии. Комсорг завода Олег Бобков вовлёк меня в комсомольское бюро завода, поручил читать лекции рабочим о том, какая программа химизации у нас в стране разворачивается и как рабочие должны участвовать в ней. И в бюро комсомола я числилась как лектор-пропагандист. Во как! Рабочие порой подсмеивались надо мной, потому что я, совсем без опыта работы на заводе, давала им советы, как они должны повышать производительность труда каждый на своём рабочем месте. Словом, на заводе я как-то проявляла себя. Но мне хотелось посещать театры, вращаться в творческой среде, и я собралась записаться во Дворце на Вагонке в университет культуры на отделение классической музыки. Буду ездить в выходные дни туда и музыкально просвещаться. Девчонки дружно отговаривали:

– Куда ты собралась записываться? Будешь мотаться по вечерам на Вагонку, трястись в автобусе, надвигаются зима и холода. Да и с бандитами можешь повстречаться!

При заводе пластмасс была какая-то самодеятельность. Взглянула я как-то раз на собравшихся «артистов» в конференц-зале, может, в хоре буду петь, думала я, но уровень самодеятельности меня не удовлетворил. Всё не моё!

Вечером мы с девчонками обсуждали наши перспективы, с кем-то подружиться из местных. На заводе одни женатики! У Алёны в ЛНП есть хотя бы ребята из числа неженатых слесарей и всяких наладчиков-киповцев из фенольного цеха, а у меня в ЦЗЛ одно бабьё и девьё. Алёна рассказывала, что её начальник Иванов недавно развёлся с женой.

– Ну вот тебе и кадр! – подбадривала я подругу.

– Да ну! Он всё время торчит в Москве. И такой зануда! Представляешь, всех нас молодых спецов загнал в фенольный цех работать аппаратчиками. Дескать, только так надо осваивать производство, начиная с нуля. Тебе вот хорошо: сидишь в чистенькой лаборатории и работаешь в одну дневную смену. Вечер у тебя всегда свободный. А мы с Ватутиной и другими девчонками должны работать посменно, подменять аппаратчиков и крутить вентили у аппаратов во вторую и ночную смену.

По сравнению с Алёной я работала в лучших условиях и занималась больше наукой, а не производством.

Однажды меня вызвал Анатолий Абрамович Кругликов, непосредственный мой начальник:

– Вот что, Людмила Андреевна! Я хочу вас командировать на НТМК (Примечание: Нижнетагильский металлургический комбинат). Там с понедельника будет проходить Всесоюзная научная конференция по теме промышленных выбросов и борьбы с ними. Будете представительствовать от нашего завода, а потом мне расскажете.

Я обрадовалась возможности потусоваться среди учёных и инженеров, приехавших в Тагил из разных мест нашей страны. И возгордилась. Какую честь мне оказывают: представительствовать от нашего завода! Теперь-то я понимаю, что Кругликову не хотелось терять времени на ненужных ему заседаниях.

Кругликов говорил тихо, а я всю жизнь страдала недостатком слуха, но старалась не показывать этого своего недостатка. И я не расслышала, что он отправил меня всего на первый день пленарного заседания. Загуляла на всё время работы конференции в течение недели.

Отправилась в своём сером, мышиного цвета костюме, сшитом моей мамой. На груди прикрепила университетский значок. Явилась в конференц-зал Дворца культуры НТМК. Зарегистрировалась, как положено, в оргкомитете. Села в первом ряду напротив президиума, чтобы лучше слышать докладчиков. Раскрыла блокнот, приготовилась конспектировать выступления.

Вскоре стало безумно скучно. На кой мне все эти промышленные выбросы и борьба с пылью и вредными газами? Вдруг мне передали записку с задних рядов. На листке бумаги написано: «Товарищ Кузьмина! Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Буду вас ждать в фойе во время перерыва. Судоплатов».

«Надо же! – удивилась я. – Откуда он знает мою фамилию?» Его фамилия меня никак не озадачила. Это спустя долгие годы, живя в Москве, я узнала, что такую фамилию носил наш знаменитый разведчик Павел Судоплатов. Да и хотя бы и знала, сегодняшний этот Судоплатов мог быть просто однофамильцем, а может, просто разыгрывал меня, валял дурака, называясь не своей фамилией.

В перерыве я вышла в фойе. Ко мне двинулся человек плотного сложения, совсем не старый. В чертах лица и выговоре чувствовался южный тип. Помню чубатую голову и хрипловатый голос. Имя его не запомнила.

– Так о чём вы хотели спросить меня?– поинтересовалась.

Вместо вопросов он предложил мне спуститься в буфет на первом этаже и пообедать там. Про себя я обрадовалась такому предложению: есть ужасно хотела; утром, торопясь на эту конференцию – дорога-то от завода неблизкая, – я не успела даже чаю попить.

Когда мы подходили с подносами к кассе, он мягко отвёл мою руку с кошельком, и не успела я сообразить что к чему, заплатил за двоих.

Тут меня осенило: вот оно что! Он меня склеить решил! Видимо, когда я проходила регистрацию в оргкомитете, он стоял за моей спиной, узнал мою фамилию, и я ему понравилась, решила я.

Пообедав, в зал заседаний мы не вернулись. Пошли гулять в районе НТМК по каким-то глухим закоулкам, но погода стояла отличная, и никакими промышленными выбросами в воздухе почти не пахло. Вела я себя сдержанно, ничего такого фривольного по отношению к себе не позволяла.

На другой день я снова явилась на заседание. Села в середине зала, почти в пустых рядах. Это ведь на пленарное заседание все являются, а потом число слушателей докладов резко сокращается, все распределяются по секциям, а то и вообще гуляют на стороне.

Я уже не собиралась ничего записывать, а предусмотрительно обзавелась программой конференции и брошюркой с тезисами докладов. Внимательно изучила состав докладчиков – фамилии моего вчерашнего знакомца среди выступавших не увидела ни в какой день конференции. А ведь он назвался в разговорах со мной кандидатом наук и сотрудником какого-то научного института из Харькова. Не было его и на сегодняшнем заседании. Ну и ладно! Наверное, тоже, как и я «представительствует». Но ведь какую даль ехал! Аж с Украины.

Я раскрыла журнал «Наука и жизнь» и углубилась в чтение. Через какое-то время стала замечать, что пустые места рядом со мной и за моей спиной стали заполняться разным мужским народом. Возникло некое волнение, шушукание и шелестение бумаг вокруг моей персоны. Очень редкие числом среди участников конференции учёные дамы и дамы-производственницы, солидные тётеньки, стали возмущённо оглядываться на нас.

В перерыве, только я вышла из зала, ко мне подошли двое мужчин в возрасте далеко за 50, прямо-таки отцы семейств. Представились мне как сотрудники одного, тоже далёкого союзного предприятия.

Сказали:

– Мы в этом городе впервые. Не согласитесь ли Вы составить нам компанию поужинать вечером в ресторане?

Подумала: «Дядьки старые и солидные, чего мне их бояться?»

За всю мою молодую жизнь я была в ресторане два или три раза в Свердловске, да и то в больших коллективах. Банкеты тогда проходили в ресторане при гостинице «Большой Урал». А здесь меня приглашают в ресторан «Северный Урал». Почему бы не пойти? Поесть за чужой счёт да ещё, как я полагала, красиво поесть – в ресторане! – очень даже хотелось. Я пока ещё не избавилась от вечно голодного моего общежитского существования, когда питаться приходилось на скорую руку в каких-нибудь захудалых столовках, а в общежитии обычно пили с девчонками чаёк с бутербродами, иногда, если было не лень готовить, варили картошку или какую-нибудь кашу. Ведь скоро будет шесть лет, как я жила в общежитиях. Конечно, во время моих наездов домой в каникулы мама старалась подкормить меня, но ведь и домашняя еда была, хоть и вкусной, однако без ресторанных изысков.

В общем, уговорила себя. Дяденьки обходились со мной воспитанно, даже как-то слишком по-отечески. Один сравнивал меня со своей дочкой. Мол, «носик у меня такой же». Какая закуска и еда была, я уж и не помню. Пили дяденьки водку. Выбор спиртного в меню был невелик. Мне предложили ликёр, как сейчас помню, «шартрез» – приторно сладкий и глицериново-тягучий напиток зелёного цвета. Но и этого мне было достаточно, чтобы не столько опьянеть, а отяжелеть. В голове вроде не гудело, а ноги стали ватными.

В какой-то момент я заметила за столиком неподалёку одиноко сидящего моего вчерашнего знакомца с фамилией Судоплатов. Он обедал без выпивки и совершенно не смотрел в мою сторону или делал вид, что меня не знает. Поев, быстро куда-то ушёл.

А мы досидели до музыки. Вышедший на эстраду козлетонистый певец запел модную тогда песню про Несмеяну. Я, «нашартрезившись» и понимая, что меня никто не собирается приглашать танцевать, попросила моих спутников проводить меня до трамвайной остановки. Посетить их номер в гостинице я наотрез отказалась.

В трамвае встала на задней площадке лицом к окну, чтобы моя красная от выпитого ликёра физиономия была не так заметна пассажирам трамвая.

Вдруг почувствовала, кто-то дотронулся до моего плеча. Я втянула голову в плечи. Испугалась. Почему-то подумалось, что это была рука Судоплатова. Но когда оглянулась, увидела, что на меня смотрит мой однокурсник и близкий приятель подруги Алёны Ефим Ковалёв.

– Вот так встреча! Откуда? – воскликнула я.

– Я тут в командировке. Разве Алёна не говорила тебе? Мы с нею виделись вчера.

Потом внимательно пригляделся ко мне, засмеялся:

– А ты-то откуда такая пьяная?

– Да с научной конференции. Представляешь? Первый раз в жизни участвую во Всесоюзной научной конференции!

Мы ещё поговорили и посмеялись. Потом Ефим сошёл у кинотеатра «Родина», а я поехала за город в своё общежитие.

Утром следующего дня у меня болела голова, но я снова отправилась на НТМК на очередное заседание. Провела его скучно. Не было ни Судоплатова, ни вчерашних моих сотрапезников. Были поползновения других мужчин охмурить меня, но я их деликатно отшивала. А сама подумала: «Ничего себе репутация у меня складывается на этом научном сборище!»

В перерыве собралась уже ехать домой, как на самом выходе из конференц-зала нос к носу столкнулась с Судоплатовым.

От неожиданности сказала:

– Что-то вас не видно среди докладчиков.

– Но и вас тоже не видно. По ресторанам гуляете. Видел вас вчера с какими-то хрычами, – парировал он.

Потом мы пошли не на трамвайную остановку, а стали прогуливаться по аллейкам, каким-то невзрачным грязноватым улицам, на которых то и дело попадались какие-то предприятия и заборы. Тагил мне ещё не был хорошо знаком, особенно район НТМК. Хотя и неинтересные были места, шагала я с видимым удовольствием.

Неожиданно мой спутник расцвёл красноречием: стал читать наизусть целые отрывки из Бабеля (которого я не читала), чьи-то стихи и всякую лирику. Время провели культурно. Мне даже захотелось, чтобы он пригласил меня в городской драмтеатр, но вслух об этом сказать постеснялась.

Погуляли. Он подвёл меня к трамвайной остановке. Даже не спросил, куда мне надо ехать, а я скрывала от него, что живу за городом в заводском общежитии.

Сказал только: «До завтра».

А завтра его опять не было на конференции. И это был последний день работы конференции.

– Да ну его! Странный какой-то тип. Вроде ухаживает, но всё время куда-то исчезает, – подумала я.

С досады взяла один билет на спектакль в драмтеатр. Билеты распространялись среди участников конференции прямо в фойе конференц-зала НТМК.

Досидев до обеденного перерыва, отправилась в общежитие. Надоела эта конференция! Надоело каждое утро мотаться так далеко.

Когда приехала в общежитие, Лариска Коростелёва, работавшая, как и я, у Кругликова в ЦЗЛ, сказала:

– Тебя Анатолий Абрамович обыскался. Спрашивает, почему на работу не ходишь?

– Так ведь он сам послал меня на конференцию! – изумилась я.

Прихватив программу и тезисы конференции, я помчалась в ЦЗЛ, благо тут всё было рядом: и общежитие, и проходная на завод. И рабочий день ещё не закончился.

Анатолий Абрамович с ехидной усмешкой спросил меня:

– Ну, как конференция? Интересно было?

Я стала смущённо бормотать, что вообще-то интересно.

Он прервал меня:

– А почему вы отсутствовали на работе? Я же вас командировал только на один день.

Почувствовала, как краска заливает моё лицо. Ой, как стыдно, – смутилась я. Опять я по недослышке вляпалась. Я-то думала, что на всю неделю он меня отпустил. Неужели прогулы мне запишут?

Но Анатолий Абрамович по отношению ко мне не проявлял строгостей. Отпустил и сейчас с миром. Даже вернул мне программу и тезисы докладов, сказав, что у него они есть и ничего мне рассказывать о тематике конференции не надо.

Вечером я отправилась в одиночестве в театр. Девчонки были тяжелы на подъём – ехать, мол, до города далеко, а потом возвращаться в общагу ночью, да у них были и собственные планы на этот вечер.

Посмотрела, не помню какой, скучный спектакль. Домой приехала поздно.

Девчонки в комнате пили чай. Увидев меня, засмеялись.

– К тебе тут приходил какой-то мужчина. Нас никого не было.

– Откуда вы знаете, что приходил? – спросила я.

– А он оставил в двери записку. Она не была подписана, и мы её прочитали.

Из записки я узнала: «Я приехал попрощаться – сегодня уезжаю, но вас не застал».

Дальше был постскриптум: «Под дверью накакал не я». Подписи не было.

У нас в общежитии жил кот, который повадился гадить у нашей двери. Что только мы ни делали. Мыли пол с хлоркой, поливали формалином – гадил, такой-сякой!

И это была вся моя история. Судоплатов навсегда исчез из моей жизни. Я и не жалела об этом. Так, случайное знакомство было. Его громкая фамилия мне тогда ни о чём не говорила.

Тагил был закрытым городом, с большим числом секретных предприятий. Сотрудники спецслужб на всяких конференциях и совещаниях всегда присутствовали. Но чем заинтересовала этого Судоплатова моя скромная персона? На знаменитую разведчицу Мату Хари я вроде бы не была похожа. Да и вряд ли я была нужна этому мнимому Судоплатову, просто сопровождала его для отвода посторонних глаз и прикрытия, пока он ходил со мною в районе НТМК мимо невзрачных зданий, заборов с какой-то непонятной мне целью.

Письмами живу

Родители по-прежнему беспокоятся обо мне, как я устроилась на новом месте, как работаю, сообщают о жизни моих братьев и всех новостях в Миассе.

10.10.1962.

Нижний Тагил,

Промплощадь ИТР,

1, кв. 2.

«Здравствуй, милая дочь!

С ума сходим, не можем дождаться от тебя письма. 19 сентября посылали тебе посылку помидор весом 9,400, в посылку вложили маленькую писульку, получила ли ты всё это? За 30 минут до отправления получил телеграмму от тебя, за которую ещё и ещё раз большое спасибо.

2 октября видел тебя во сне, телом вроде ты поправилась, а когда повернулась ко мне, то я увидел какие-то подплывшие сузившиеся глаза. Мне показался твой нездоровый вид. Ладно ли что с тобой? Если что, пиши, не скрывай, я могу взять отпуск и приеду к тебе.

Особо прошу тебя ежеминутно, ежечасно помнить о технике безопасности. Учи, изучай правила, выполняй сама и требуй выполнения от других. Кроме того, будь бдительна, чтобы кто-нибудь из недоброжелателей не подлил умышленно в твою аппаратуру опасных кислот, масел или реактивов. Такие вещи могут быть.

Одним словом, пиши срочно письмо, иначе я брошу всё и поеду к тебе.

О наших новостях.

Женька уехал учиться 1 октября. Сшили ему два костюма и осеннее пальто в нашем ателье. Сшили очень хорошо. Купили ему ботинки за 29 рублей – чёрные, спортивный костюм, сшили рубашку, купили койку-раскладушку (алюминиевую). Одним словом, собрали полностью. Купили ещё шляпу, и будет выглядеть, очевидно, господином. Из совхоза он привёз 180 рублей да стипендию высылал 55 рублей, да мы добавили.

Генка работает лаборантом с 1 сентября в 17-ой школе и учится в вечерней школе. За три недели догнал по математике, физике и химии до программы за 9-ый класс в 10-тилетке, а сейчас получил справку об освобождении от работы один день в неделю за хорошую успеваемость. Занят он у нас с утра до 11 вечера и вертится, как белка в колесе, но вид очень бодрый и деловитый. Оклад его 45 рублей.

Георгий был в отпуске и жил у нас недели три. Все три сына жили с нами, пили, ели – это очень хорошо. Недоставало только тебя.

Мне можно было бы пойти сейчас в отпуск, но пойду позднее, думаю дождаться мать. Когда ей отпуск будет, тогда и пойду. В отпуск предпримем одно из двух: или же поедем к тебе и Павлу, или же поедем в Кисегач отдыхать.

Вчера дров машину привёз кубометров семь из лесу. Теперь надо бензопилу и испилить их. Привезу ещё машину отходов (сухих), уголь есть. Можно жить будет зиму и не тужить.

Ты пиши, что тебе нужно купить, тут мать может кое-что хорошее приобрести.

Ну вот все наши новости, и все хорошие. Да есть и плохие.

2 октября Семён Матвеевич пришёл с занятий из школы домой, случился с ним сердечный приступ, врачи приехали и сделали укол ему. Стало лучше и даже совсем хорошо. Хозяйка ушла куда-то, а когда вскоре вернулась, то он уже лежал на полу рядом с койкой мёртвый. Упал с койки и лоб разбил. Умер от сердечной болезни, так анатомики заключили. Так вот одного химика не стало. 4 октября лежал в клубе строителей. Народу было много, многие жалели. Я пошёл на работу, заходил – попрощался, в тот же день его схоронили в 6-м часу вечера. Мы все жалеем его.