За воротами дымил большой завод

В 1931 году рядом со старым Салдинским трактом на площади 450 гектаров развернулась другая крупная стройка по сооружению завода, предназначенного для выпуска грузовых вагонов. Знаменитый Уралвагонзавод и сейчас знаменит, и выпускает он не только вагоны. Его неоднократно посещал нынешний президент В.В. Путин.

Для строительства заводов-гигантов нужна была дешёвая рабочая сила. В советское время об этом не писали, но теперь нам известно, как в тридцатые годы включилась сталинская репрессивная система создания исправительно-трудовых лагерей и спецпоселений. Поставщиками дешёвой рабочей силы явились все, кому по сфабрикованным делам ставилось клеймо «враг народа»: раскулаченные крестьяне, творческая интеллигенция, представители религиозных культов. И для таких в местах поселений начиналась принудительная «советская каторга».

Так, вокруг Нижнего Тагила возникло множество спецпосёлков. Расскажу об одном из них – посёлке Белогорка.

Летом 1930 года в Нижний Тагил стали прибывать многодетные семьи раскулаченных крестьян. В местах, где они прежде жили, у них при раскулачивании было конфисковано всё имущество. Их размещали в ветхих бараках и старательских казармах на болоте у подножия горы Белая. Место безлюдное и малопригодное для проживания из-за известковых осыпей и редкого леса. Голод, грязь, повсюду сновали крысы и хомяки. Надвигались уральские морозы. В семьях спецпоселенцев дети – мал мала меньше – болели и умирали. Все мужчины принялись валить деревья, осушать болота, строить дома. Работали днём и ночью. Дома ставили по единому стандарту, с двумя окнами на улицу. В центре избы русская печь. В новом доме заселяли обычно четыре семьи – в каждом углу семья.

Спецпоселенцы жили на положении заключённых, только без колючей проволоки и сторожевых собак. В холодном климате и по лесному бездорожью далеко не убежишь. Комендант следил за порядком, назначал на работу. Без его разрешения покидать посёлок было нельзя. Паёк хлеба 300 граммов на человека. Иногда выдавали муку. Весной ели молодую траву. Деньги, выделяемые правительством, сюда либо не доходили, либо приходили в урезанном виде. Поселенцы были терпеливыми, постепенно налаживали свой быт. В Белогорке открыли начальную школу и клуб. В 1932 году попытались организовать сельхозартель. Высадили деревья, проложили деревянные мостки. Привезли землю, устроили огороды.

В 1937 году по чьему-то доносу ночью приехал отряд НКВД, у некоторых поселенцев при обыске нашли и отобрали охотничьи ружья, а владельцев ружей объявили террористами и куда-то угнали. Не пришла ни одна весточка. Люди как в воду канули. Вероятно, их расстреляли.

В годы Великой Отечественной войны многих поселенцев уравняли в правах с обычными гражданами. Мужчины уходили на фронт, остальные переселялись в более удобные места. К 1980 году село вымерло. Оставленные дома разрушались.

Однако и в годы войны новые спецпоселенцы продолжали прибывать в ещё больших количествах. Это было обусловлено возросшими потребностями в рабочих кадрах для эвакуированных из центральных областей заводов. Сюда было эвакуировано 11 предприятий из западных областей страны, а местные заводы спешно были перепрофилированы на выпуск продукции военного времени. Например, каждый третий танк Т-34 в армии был изготовлен на Уралвагонзаводе. Тогда же здесь стали создаваться так называемые научные шарашки, в которых трудились инженеры и научные работники, арестованные по сфабрикованным делам.

В ноябре 1941 года для строительства второй «сверхлимитной» очереди Ново-Тагильского металлургического завода и объектов рудничного хозяйства был создан исправительно-трудовой лагерь Главпромстроя НКВД, по иному – Тагиллаг НКВД, одно из крупнейших лагерных образований на территории Урала с центром в городе Нижний Тагил. Только в 1943 году в лагерях Тагиллага от болезней и голода умерли 7090 человек, или 21% от общего числа всех заключённых. Кого сюда только ни ссылали: советских немцев с Поволжья и военнопленных немцев с фронтов, и наших военнослужащих – солдат и командиров, побывавших в плену в немецких концлагерях, да и уголовников разных категорий сюда привозили. Жили они в ужасных бытовых условиях, как правило, в бараках, которые сами и строили. Тагиллаг просуществовал до 1953 года.

Наверное, с тех времён осталась такая вот песня, кто автор песни – я не знаю.

Я помню Казанский вокзал,

И 48-й скорый поезд,

Как шли по перрону в вагон,

Чтоб ехать в невиданный город.

Как шли по перрону в вагон,

Чтоб ехать в невиданный город.

И вот перед нами Урал,

На склонах и сосны, и ели,

Наш поезд в тоннели въезжал,

Мы быстро к Тагилу летели.

Наш поезд в тоннели въезжал,

Мы быстро к Тагилу летели.

Наш поезд пришёл в шесть часов,

В Москве это только четыре,

Здесь солнце стоит высоко,

Но трубы его закоптили.

Здесь солнце стоит высоко,

Но трубы его закоптили.

В Тагиле в воскресный денёк,

Стоит беспробудное пьянство,

В содружестве здорово пьют,

Рабочий, солдат и начальство.

В содружестве здорово пьют,

Рабочий, солдат и начальство.

Будь проклят ты, Нижний Тагил,

Столица забытого края,

Сюда забираться легко,

А как выбираться, не знаю.

Сюда забираться легко,

А как выбираться, не знаю.

В Нижнем Тагиле сохранился дом, в котором жил Булат Окуджава с 1935 по 1937 год. Отец Булата, Шалва Степанович Окуджава в 1932 году был отправлен из солнечной Грузии парторгом ЦК в Нижний Тагил на строящийся Уралвагонзавод. Семья – бабушка, мама, двое детей Булат и младший брат – приехала позже. Булату было 10 лет. Сначала жили на Вагонке, Булат учился в школе № 40, дружил с одноклассниками. В 1935 году отца Булата избрали первым секретарём Тагильского горкома партии и членом Свердловского обкома. Им дали квартиру в центре города. Булат учится вначале в старой школе № 5 при Введенской церкви, потом переходит в построенную новую школу № 32. У него появились новые друзья. Казалось бы, живи и радуйся. Но в 1936 году отец Булата попадает под каток репрессий. Его по доносу арестовали с обвинением в участии в правотроцкистском заговоре. Отца и мать исключили из партии. Позднее семья узнает, что отца расстреляли. Мать Булата вместе с бабушкой и детьми едут в Москву, там их приютили родственники. Но в 1938 году мать тоже арестовали и отправили в Карагандинский спецлагерь для жён «изменников родины», откуда она вернулась домой только 17 лет спустя, в 1955 году. Булата от ссылки в детский дом спасли многочисленные родственники. Дальше из его биографии мы знаем, что он воевал, с фронта вернулся живым, стал всенародным бардом, и мы его песни пели в молодости и сейчас поём.

В атмосфере большой химии

Нам с моей подружкой Алёной повезло. Мы приехали в Нижний Тагил в период хрущёвской «оттепели» и «большой химии». Именно в это время на заводе пластмасс был создан мощный инженерно-научный корпус. Производственные объекты вводились один за другим: цех пластификаторов, инструментальный, первая очередь цеха пентаэритрита, цех себациновой кислоты, цех пульвербакелита и так далее. Директор завода Егор Фёдорович Власкин был назначен сюда 1 января 1960 года, за два года до нашего с Алёной прибытия. «Человек большой воли, организатор от Бога» – такую характеристику ему давали. У него не было химического образования, окончил он Уральский политехнический институт с дипломом инженера-

механика, но, будучи директором, смог собрать хорошо отлаженный коллектив химиков-профессионалов в центральной заводской лаборатории и на производстве. Свой рабочий день он часто начинал с объезда всех цехов и подразделений завода. Ежедневно устраивались радиопланёрки. При нём открыли вечерний факультет технологии пластмасс и синтетических смол в Нижнетагильском филиале Уральского политехнического института, а в средней школе № 2 в Сухоложском посёлке был организован профориентировочный класс, в котором учеников обучали инженеры завода пластмасс.

Ну и нам с Алёной надо было вливаться в заводской коллектив и проявлять себя в своей специальности знающими, хорошо разбирающимися в производстве людьми. Предстояло набираться опыта, опять учиться, но уже на практике.

Перед экзаменом по технике безопасности не особо трусили, но всё же волновались. В университете мы всего один семестр слушали курс «Процессы и аппараты в химической технологии» и в основном работали в лаборатории, а тут экзамен у нас принимал исполняющий обязанности главного инженера завода Владимир Петрович Потапов, в отличие от нас, лабораторных химиков, технарь до мозга костей. Не помню, как сдавала экзамен Алёна, а мне достался билет «Техника безопасности при работе на высоте, устройство подмостей, стремянок, подъёмников, лебёдок», как будто я собиралась работать на верхотуре. Я помнила главное правило сдающего экзамен: никогда не говорить «не знаю», а что-нибудь молоть языком, отвечая на вопрос, ну хотя бы по этому билету сказать про ремни безопасности, нескользящую обувь. Владимир Петрович был настроен благожелательно, много говорить не дал. Алёну и ещё несколько девчонок отправил в таинственную для нас лабораторию непрерывных процессов, где начальником был тоже таинственный, ни разу не встреченный нами Пётр Сергеевич Иванов. Мы видели в конференц-зале большой транспарант, на котором было написано, что инженеры завода Иванов П. С. и Дёмкин В. М. за выдающееся изобретение награждены большой золотой медалью ВДНХ.

Мне бы попросить Потапова не разлучать меня с подружкой: дескать, мы вместе приехали, вместе живём и хотим работать вместе. Но я посчитала такую просьбу детски несерьёзной. «Куда пошлют, туда и пойду» – решила.

– Хотите работать мастером в новом цехе пульвербакелита? – обратился ко мне Потапов.

Я кивнула головой, но Алёна ткнула меня в бок и прошептала:

– Люси! Обалдела? Какой из тебя мастер?

А вслух сказала:

– Владимир Петрович! Ей нельзя работать в шумных цехах по состоянию здоровья. У неё есть соответствующая медицинская справка.

– Это меняет дело, – согласился Потапов. – Тогда идите в центральную заводскую лабораторию к Анатолию Абрамовичу Кругликову. Он просил сотрудника для научной работы. Должность у вас будет инженер-исследователь, и работать вы будете под его непосредственным руководством.

«Во какая у меня будет хорошая должность и как здорово звучит: инженер-исследователь!» – подумала я.

– А мы чем будем заниматься? – спросила Потапова Алёна.

– Пётр Сергеевич сейчас в командировке. Вернётся и расскажет. А пока оформите в бюро пропусков временный пропуск, идите в лаборатории, знакомьтесь с сотрудниками. Ну и зарплата у вас у всех будет 100, плюс 15 рублей – уральская поясная надбавка. Когда в бюро пропусков предъявите фотографии, получите постоянный пропуск на завод и будете работать каждая на своём рабочем месте.

Вот это да! После хилой студенческой стипендии в 27 рублей сто пятнадцать рублей заводской зарплаты казались большой суммой. Заживём!

Я отправилась в ЦЗЛ. Анатолий Абрамович мне понравился: мягкий, внимательный, спросил о теме моей дипломной работы в университете. Я доложила ему, что темой моей работы был синтез эфиров эль-камфарной кислоты и исследование их свойств. Узнав, что одно из возможных применений синтезированных мной камфаратов может быть использование их в качестве пластифицирующих добавок при синтезе полимеров, он сказал:

– Здесь вам будут мешать, это цеховая лаборатория, места мало. В новом цехе пластификаторов работает небольшая группа ЦЗЛ. Руководит ею недавняя выпускница Казанского университета Эмма Сергеевна Мещанинова. Там и будете проводить исследования. Задание от меня получите позднее.

Я узнала также, что Анатолий Абрамович был заместителем начальницы ЦЗЛ Розы Сауловны Лифшиц и работает он над кандидатской диссертацией.

«Вот и хорошо!– подумала я. – Буду заниматься больше наукой в лаборатории, а не производством в цехах».

Вечером того же дня в общежитии мы отметили с девчонками первый день работы – 15 августа 1962 года. Потом я села строчить письма домой в Миасс и до востребования университетским подружкам.

Первой откликнулась из Златоуста Ия Кузнецова.

5 сентября 1962 г.

Н. Тагил. Главпочта до востребования,

Кузьминой Людмиле Андреевне.

Г. Златоуст, 10 отделение связи,

ул. Чернышевского, общежитие № 5,

комната 16.

Кузнецовой Ие Георгиевне.

«Здравствуйте, дорогие тагильчане!

Люси, твоё письмо было столь неожиданным и чудесным, ну прямо я готова была прыгать так, как бывало прыгал Ефим, но… мы с Шуваловой только что обильно покушали, т.к. был перерыв. Люсенька, ты просто чудо! А Алёна могла бы своей лапкой что-либо приписать насчёт своей личной жизни и прочее. Вам хорошо, вы живёте вместе. А вот мы все в одном общежитии, но в разных комнатах. К первому сентябрю приехала Тома Ваганова и будет работать вместе с Алкой Шуваловой. С бытом у нас одна морока. Когда приехала Шувалидзе, то места в 6-м общежитии не было, и настроение было где-то у подножья Златоустовских гор, даже самого Таганая. Мы решили жить вместе, но в более худшем семейном общежитии, и хорошо бы, если жили вдвоём в комнате. А вот потом перебрались в девичье общежитие № 5, которое считается лучшим и только для «специалистов». У меня в комнате хорошая девчонка, простая, но всё-таки… она лишь с 7-классным образованием. В общем, мы всё время толчёмся в этой комнате, она боковая с двумя окнами, рядом кухня и санузел; выгоняет нас оттуда только холод. Тамара живёт в четырёхместной комнате, а Алка … пока плачет, у неё сплошные неудачи с жильём.

Общежитие наше на 2-м этаже, а внизу магазин продовольственный (работает до 12-ти ночи) и промтоварный, но внешний вид у дома ни в жилу. Все остальные общежития на этой же улице.

Люси, я думаю, ты когда-нибудь сумеешь посетить нас: ведь твой Миасс рядом, я его проезжала на электричке; сообрази там отпуск без содержания. Мы, например, думаем на октябрьские праздники нагрянуть в Свердловск, и Нина, наверное, тоже. Приезжайте и вы в Свердловск!

Нина к нам приезжала, и Юрка её заезжал к нам, когда ехал к ней. А мы всё никак не можем съездить к Нинон – в посёлок Титан только один поезд, причём не совсем удобный для нас. Не забудьте, у Нины 19 сентября день рождения.

Её адрес: г. Златоуст, пос. Титан, ул. Спартака, 8, кв. 13.

На работу мы тоже устраивались целую неделю и вот вторую неделю уже трудимся. Пока мы на должности лаборанта первой категории с окладом 90 рублей (это верхний предел, которого добилось для нас начальство ЦЗЛ). ЦЗЛ у нас очень даже приличная, трудится в ней 700 человек, в химлаборатории на четвёртом этаже 253 человек. Алла уже анализирует что-то, она в исследовательском отделе, а я – в технологическом, буду заниматься травлением и коррозией. Я на месте Риты Колташовой, которая уехала первого сентября. Она кончала университет вместе с Гришей Ботвинником. Эта работа не по душе была, ей нравится аналитика. Здесь анализируют почти все элементы, т.к. на заводе выплавляют очень разнообразные марки сталей и аналитик здесь очень многому научится.

Всё время пишу письма да чё да, прикрываясь чтением инструкций. Моя руководительница 54 лет, очень сварливая, она, между прочим, органик, поэтому в нашем отделе анализирует всякую органику. Это делают две лаборантки. Есть ещё очень хорошая женщина Оксана, старший инженер. У Алки в отделе полно всяких людей, в общем, в химлаборатории всё женский пол, кроме начальника Теплоухова В.И. Может, слыхали? У него есть книга «Экспресс-анализ». Есть здесь и университетские выпускники.

Нам будут ещё гнать плюс к окладу 15% поясных, и потом мы с Алкой ещё начали преподавать в вечернем металлургическом техникуме при заводе. Я читаю физхимию 4-му курсу вечерникам-химикам – всё «дэвушки», некоторые мне в мамы годятся, и 4-му курсу заочникам по специальности «Производство стали», сегодня к ним пойду: это группа мужчин. Алла читает аналитику, у неё что-то часов 16 в неделю.

Деньгами мы сейчас не богаты, хотя взяли аванс в 15 рублей.

Алка стоит рядом и просит, чтобы я про горы здешние написала. Мы так с ней ходим по ним (В этом месте письма дан рисунок-шарж). Это хорошо, когда лестница, а если нет, да ещё без асфальта. Вот и позноздись тут в согнутом виде с мужчиной».

(Дальше пишет Алла Шувалова): «И ещё я вам могу сообщить, что Ийка у меня умирает от «жажды» – ей нужен, необходим мужчина. Она хочет упасть чуть ли не на своих учеников. Вот она говорит, «сталевары – денег много, чего особенного».

(Продолжает Ия): «Это писала Алла Шувалова. У меня тут рядом грохочет пневмопочта, прямо ужас! Алка не выдержала и ушла, да работа уже кончается в 3 час. 45 минут. Работать мы всегда будем с 8-ми до 4-х, а перерыв с 12-ти до 1 часу дня.

Я уже получила из дому посылку с вещами и письмо от Кичигиной. Вот и всё!

В Златоусте очень приличное снабжение, жить можно, ещё бы только компанию хорошую. У нас друзья всё молодые специалисты, дэвушки из УПИ, Петрозаводска, да парцы. Ну, всё! До свидания. Пишите, адрес на конверте.

Жду, целую всех, обнимаю. Алла тоже. От Тамары Вагановой привет. Ваша Кузя».

Мы тогда не ленились писать часто и многостранично, так как это был единственный способ связи. Даже воспользоваться междугородним телефоном было сложно. Надо с переговорного пункта отослать телеграмму-вызов, например, маме домой, на определённое число и время, потом снова приехать в переговорный пункт и ждать звонка. Слышимость порой была плохая, разговор начинался обычно так:

– Алё! Это мама? Я тебя плохо слышу! А ты меня слышишь?

Время разговора – три или пять минут было заранее оплачено, деньги экономили, поэтому ничего хорошего из такого разговора не получалось.

Из письма подружки я узнала, что Ия трудится и живёт в Златоусте вместе с нашей университетской сокурсницей Аллой Шуваловой, туда же приехала работать другая наша сокурсница Тамара Ваганова. А вот общежитская наша подружка из 29-й комнаты Ниночка Попкова живёт в посёлке Титан, хотя и недалеко от Златоуста, но туда плохо ходит транспорт и часто видеться с нею подружкам не удаётся. Узнала, что к Ниночке приезжал её университетский «кадр» Юрка. Я помню, как ловко он танцевал чарльстон на наших субботних общежитских танцах.

Ия жалуется на непривычный горный пейзаж Златоуста – совсем недалеко знаменитый хребет Таганай, и им, девчонкам, поначалу трудно было ходить по гористым улицам города.

В нашей переписке мы сохранили свой студенческий жаргон общения, но при этом уже могли преподавать студентам спецкурсы, читать лекции.

Подруга пишет: «Внешний вид у дома ни в жилу», то есть «никуда не годится». Наверное, только на Урале можно высказаться о невзрачном виде дома или человека такой словесной конструкцией. Дело в том, что золото чаще попадается в кварцевых прослойках горных пород, именуемых в золотодобыче «жилами». Найти такую жилу – большая удача. Золотодобытчики называют золото «жильным» в отличие от россыпного, которое находят в долинах рек в золотоносном песке.

И, конечно, нас волновал общий вопрос, кто как устраивал личную жизнь. Моя сокурсница Алёна Светлолобова уехала в Тагил почти невестой, но её студенческий роман с Ефимом Ковалёвым близился к завершению. Предварительно он распределялся на работу тоже в Нижний Тагил, но… решил остаться в Свердловске. Для этого «договорился» с одним сотрудником Свердловского НИИ, тот устроил ему заявку от института, при этом и сам явился на распределение в наш ректорат. Заходили они в ректорат последними, когда мы все получили свои направления на работу.

Как и наша Нинель Семерикова, Ефим словчил и остался работать в Свердловске, не имея постоянной свердловской прописки, но и прописку ему потом обеспечили. Выходит, бросил Алёну Ефим? И мы все переживали за Алёну.

Алёна потом мне рассказала, что против женитьбы категорически были их родители и родственники из Ирбита: у них с Ефимом ни кола, ни двора, ни прописки, ни денег, чтобы начинать семейную совместную жизнь. Разъехались, решили пожить отдельно, а потом и определиться, где им лучше жить и работать…

Довольно быстро получила я письмо от папки. Родители считали, что Промплощадь – это адрес лаборатории, в которой я работаю, и поэтому мне лучше писать до востребования на Главпочтамт. А может, работа у меня на засекреченном предприятии – гадали они. И, конечно, переживали за меня, так как я уехала в самостоятельную жизнь с Южного Урала на Север, где мало фруктов и овощей, у меня слабое здоровье, и я буду на Севере постоянно болеть. А в нашем миасском огороде созрел большой урожай помидоров. Мы, дети, кто где, а есть эти помидоры некому.

От родителей из Миасса:

8 сентября 1962 г.

Промплощадь ИТР,

1, комната 6.

«Здравствуй, Людмилушка!

Посылку помидор наладили, а почта её не приняла, так как до востребования не принимают овощи и фрукты. Сообщай какой-нибудь адрес. Помидор много, поспевают все, не знаем, куда с ними деваться, и есть некому. Хоть на базар иди. Женька всё ещё не приехал. В Магнитогорск к Георгию пути нет. У тебя адреса нет. Почему ты не сообщаешь адрес, где живёшь?

Генка учится в вечерней школе и работает лаборантом. С ним хлопот было порядком. Василий Маркович возражал, но потом согласился.

Теперь у нас всё в порядке. Готовимся копать картошку. Пиши, какие твои впечатления после знакомства с заводом без секретных деталей. Желаем тебе творческих успехов в твоей интересной работе и деловой дружбы в коллективе.

Всё, тороплюсь. До свидания. Папка. Узнай на своём Главпочтамте, возможно ли на твою лабораторию посылать посылки».

В Миассе с родителями жил младший сын Геннадий. Мы, старшие, уже оперились и вылетели из семейного гнезда. В то время для десятиклассников добавили ещё один класс – одиннадцатый, окончив который, Гена мог «загреметь» в армию. А он собирался поступать учиться в Новосибирский университет. Это решение он принял не без моего влияния. Созданный Новосибирский Академгородок был притягательным для многих молодых даже больше, чем Москва и Ленинград. Учился Гена неплохо, был увлечён физикой, побеждая на областных олимпиадах для школьников. Ну он и решил перейти учиться в вечернюю школу рабочей молодёжи (ШРМ), где не было добавленного одиннадцатого класса, и он мог сэкономить год до призыва в армию. Чтобы поступить в ШРМ, надо было устроиться на работу. Он стал работать лаборантом в кабинете физики в школе № 17. Помогал ему в этом мой учитель физики и классный руководитель Ми-хаил Николаевич Хлебников, но резко возражал директор школы Василий Маркович против перехода в школу рабочей молодёжи с ослабленной программой способного ученика…

Переписка с моими подружками наладилась, мы регулярно пишем друг другу, и я снова получила письмо из Златоуста от Ии в ответ на моё.

«25 сентября 1962 г.

Здравствуйте, милые мои тагильчане!

Люси, ты снова своим письмом перенесла меня в нашу 29-ю комнату, о которой никогда нельзя забыть. Ты такая умница, и мы вновь обгрохатывались над твоим письмом, стишками, песней. И, конечно, я рядом с Николаевым неподражаема, чистый оригинал».

Примечание: На конверте был снимок космонавта Николаева, недавно слетавшего в космос. А я сделала «коллаж», приклеив рядом с космонавтом Иину физиономию, вырезанную с её фотокарточки. В общем, как могла, подбадривала девчонок.

«Алёна, а ты что, поправилась или загордилась, что за тобой по пятам ходит 45-й год? Брось ты это дело! Пиши, давай, всё начистоту, кого видела в Свердловске, что там нового? Как Ефим Григорьевич? Я надеюсь, Алёна, на тебя».

Примечание: Ефим Григорьевич – это наш однокурсник Ефим Ковалёв. А в Тагиле за Алёной приударил парень моложе нас. Общество парней нам было настоятельно необходимо, чтобы ходить в кино или на стадион в выходные дни и вообще ездить в город из нашей нежилой заводской окраины.

«Девчонки, органики, что вы знаете относительно Валентины Азаровой? Мне, например, она не прислала ни одного письма. Что с ней? Да и Люся Тараканова тоже не пишет, но я читала её письмо у Нины. У неё всё в норме. Нина получила вашу телеграмму, но она ждёт от вас письма. Я ей дам ваш адрес тоже. Что слышно про жизнь Нинель Викторовны? Вы, наверное, забыли, что 25 сентября у неё день рождения. Я не знаю её адреса. Да и писать не очень склонна, но послала ей открытку с поздравлением на старый домашний адрес в Сысерти.

Аккуратно пишет Кичигина, но скучно».

Примечание: Свердловчанка Валя Азарова, химик-органик, тоже хотела ехать с нами в Нижний Тагил, но на пятом курсе она вышла замуж и ожидала ребёнка. Все университетские годы мы были вместе, а теперь она почему-то перестала общаться с нами.