Когда ночь была девочкой

– Все отлично! – запыхался он. – Машина стоит. Предки сидят, Саркис как петух бегает, ждет не дождется тебя.

Данила взял тележку, бросил прощальный взгляд на Юру и неторопливо направился на встречу.

Саркис и правда был в возбужденном состоянии. Увидев Данилу, обрадовался, как родному человеку.

– Вах! Вах! Уже опаздывать! Сколько ждать?! Проходи дорогой! Проходи! Вот сюда! Чтобы нам никто «нэ помэшал».

Машина Саркиса, как и ожидалось, была за контейнерами, вне поля зрения. На раскладном столике, кроме электронных весов и калькулятора, ничего не было. Данила зашел первый и с обратной стороны стола, чтобы армянин расположился к машине спиной. Это удалось. Армянин ничего не заподозрил.

– Ну, давай, показывай? – нетерпеливо бросил Саркис, дергая пышной шевелюрой.

– Так ты что – налегке? – недоверчиво проговорил Данила, взглядом ощупывая его фигуру. – Деньги не маленькие! Покажи их вначале?

– Вах! Ты что Русский! – громко возмутился Саркис. – Я тут «десят лэт» стою! Меня все знают!

Данила продолжал недоверчиво смотреть на него и молчал.

– Мамой «клянус»! – еще громче крикнул он. – Будут деньги! Отвечаю!

– Понятно! – недобро нахмурившись процедил Данила. – А с весами все в порядке?

Данила высоко поднял весы и перевернул их обратной стороной. Саркис от неожиданности оторопел.

– А это что за тумблер? – возмутился Данила, – отгибая изоленту, прикрывающую тайное отверстие.

– Какой такой «тумблэр»?! – взвился Саркис. – Что ты «мэлешь»!

– Твои весы?! Вот этот! – поднес Данила корпус ближе к его глазам.

– «Нэ» знаю! – сбавил накал Саркис и скривился как от зубной боли. – Только сейчас «увидэл». Клянусь!

– Жульничаешь?! – обличал его Данила и смотрел с негодованием.

– Клянусь, брат не хотэл!

За контейнерами показалось облако серого дыма. Оно росло и расширялось.

Данила резко и зло оттолкнул весы от себя и взялся за телегу. Саркис растерялся, взлохматил пятерней волосы.

– Это не мой весы Русский! – после паузы, наконец, сдавленно выдавил Саркис. – Прости! Давай другие возьмем!!

Сзади него, за контейнерами послышались крики, хлопки дверей. Данила ярко представил, что там происходит. Дымовая шашка, брошенная под автомобиль, создала полную иллюзию пожара. Вся машина окуталась дымом и родители Саркиса, не выдержав кинулись в разные стороны. Это и нужно было Юре, скрывшему свое лицо под балаклавой. В непроницаемом дыму, вырвать сумку из рук растерянной и испуганной женщины, не должно было составить большого труда.

Саркис, привлеченный шумом, наконец обернулся. Лицо его вытянулось в недоумении, но его замешательство длилось не больше секунды, пока не раздался женский истошный крик.

– Русский! Стой сдэс! Стой не уходи!!! – крикнул он во все горло и стремглав, нагнув голову как бык, кинулся между контейнеров в сторону «пожара».

Данила, не теряя времени, быстрым шагом устремился в противоположную сторону. За последним контейнером, он оставил тележку и сел на предупредительно оставленный здесь велосипед.

Данила ехал спокойно и уверенно. Он не ждал погони и ее не было. Чтобы осознать, понять, что произошло, нужно было время. И его было достаточно. Вскоре старые дворы поглотили велосипедиста.

Жизнь среди домов шла своим обычным порядком: играли дети, на лавочках грелись старушки, голуби клевали остатки засохшего хлеба. На него никто не обратил внимания.

Сняв макияж, оставив летную куртку и велосипед у одной из «мусорок», он вернулся обычным маршрутом на автобусе. Юра уже нетерпеливо поджидал его и призывно издалека махал рукой. Лицо его светилось от счастья.

– Ден! Ну, ты орел! – радостно кричал он.

Не выдержав, он побежал на встречу.

– Мы сделали их!!! – не сдерживал эмоции Юра. – Все получилось!!! Все получилось!!!

Они обнялись как будто долго не виделись, но на душе у Данилы скребли кошки. Он вспоминал истошный крик пожилой женщины. Это не давало ему покоя.

– По гроб жизни тебе буду обязан дружище! Ты друг мне или не друг?! – в избытке чувств восклицал Юра, высоко вздымая руки. – Мы их сделали!!!

– Сколько взял? – спросил Данила без энтузиазма. – На дом хватит?!

– Да еще не считал еще! Нормалек. «Забабахаем» новенький! Пусть живет! Главное справедливость восторжествовала!

– Ну, поздравляю коли так! – со вздохом, промолвил Данила.

– Ты как не рад? – удивился Юра.

– Да почему? – слукавил Данила. – Рад за тебя и твою «маманьку».

– Как обещал! – он похлопал по оттопыренному карману, – что откладывать в долгий ящик. Сейчас закажу такси, сгоняем: билеты, телефон тебе купим, ну и коньячка, закусочки, «шашлык-машлык». Плохо выпить тебе как следует нельзя! Ну, помаленьку все равно тяпнем. Такой повод!

Данила смущенно улыбнулся:

– Давай!

Вечером они опять сели втроем. Стол ломился от обилия колбас, пастромы, буженины, рыбы ценных сортов. Очевидно, в этом доме это было впервые. По краям возвышались салаты из кулинарии и прочей снеди. Двухкилограммовый торт не влез и стоял на окне. Лида оттаяла, морщинки у нее разгладились, и она стала разговорчивей, особенно когда в литровой бутылке «Старого Кенигсберга» осталось менее четверти.

– Мальчики я молилась за вас! – щебетала она. – Так опасно, но вы молодцы.

– А ты не верила! – укорял ее Юра и пытался хмуриться.

Она пожала плечами и виновато вздыхала.

– Главное получилось!

– Но должно же нам хоть раз в жизни повезти! – пьяно улыбаясь восклицал Юра и смотрел на нее влюбленными глазами.

Когда Лида вышла подогреть шашлык, он переключился на Данилу:

– Да мы же один народ! Что вы, в самом деле? Мы вас любим. Должна существовать одна страна! И это обязано быть у вас и у нас в головах!

Даниле от чего-то стало холодно и неуютно, есть расхотелось. Такой полупьяный спич он не принимал. Но Юре казалось, что он говорит добрые слова и не унимался. Это напрягало.

Наконец Лида принесла источающее аромат мясо.

– Горяченькое!

Юра оживился, потянулся за коньяком отыскивая глазами его бокал.

– Нет! Мне уже хватит! – взмолился Данила, отметая его намерения. – Не порти хороший напиток.

– Убери руки. Немного на донышке? – упорно настаивал он, – неуверенно целясь горлышком бутылки.

– Уже пять донышек! … Перебор! Наверно пол бокала выпил, – возражал Данила. – С утра забыл что было?! Достаточно, правда.

– Эх! Сестра скромничает! Ты не пьешь! Мне одному приходится отдуваться! – храбрился он и смеялся одними глазами. – Люблю я вас! Всех люблю! Жаль на завтра билеты взяли! Погостил бы еще?! Может, сдадим?!

– Поеду! – улыбнулся Данила. – Итак задержался! А ты закусывай! Давай, а то тоже после сотрясения.

– Не переживай! Фигня все! На мне как на собаке. Сейчас у нас с Лидуськой все наладится! Правда сеструха?! – пьяно ухмылялся он. – Лидка! Ты меня после сегодняшнего фейерверка уважаешь?

– Да кто же тебя не уважает?! – говорила девушка, любовно глядя на него. – Ты правда ешь, а то тебя развозит.

– Да я, знаешь, как пить могу?! Что там «литряк» на троих?! Семечки! Я вам говорю!

– Так ты его один и глушишь! – увещевала она, отставляя остатки бутылки на самый край стола.

– Ш-а-алишь! – мутным взглядом проводил он недопитый коньяк. – А у меня праздник! Имею право! Ты вспомни, когда отец мать зашиб, как нам тяжело было. Одни остались. Никто толком не помог, одни советы от теток. Ни рубля не дали. Сколько у нас этих праздников было?! На пальцах сосчитать!! То-то!

Сестра быстро скользнула взглядом по лицу гостя, а физиономия Данилы вытянулась от неожиданности. Он удивленно уставился на Юру:

– Не понял? – бросил он коротко и нахмурился.

– Что ты не понял? – обернулся Юра к нему всем корпусом с вилкой в руках. Он еще продолжал улыбаться.

– Матери нет, а кому мы на дом зашибали? – помрачнел лицом Данила.

– Ой у меня там чайник! – побагровев лицом, вспорхнула со своего места Лида, а ее брат надолго замолк, собираясь с мыслями. Он даже как будто разом протрезвел.

– Гм-м! Да! В общем так вышло дружище! – растягивал он слова. – Извини! Ну, вот так! Сироты мы с сестрой. Отец мать того… и сам в петлю залез, очевидно, со страху, поняв, что натворил.

Юра стал усиленно тереть лоб, но взгляд от стола не отводил.

– Мы уже восемь лет как одни. Вот я и загорелся идеей: сколько можно по чужим углам мыкаться. Пан или пропал! А тут ты! Тебя мне сам бог послал. Не со зла обманывал. Боялся, что ты откажешься. Но случай с паленым домом был, правда не с нами. Использовал, каюсь. Где-то так!

Данила встал и молча вышел на крыльцо. Холодный воздух приятно холодил разгоряченное лицо.

«Пока злишься на человека, испытываешь чувство досады, раздражения – это еще не конец. Все бывает. Потом все перемелется, войдет в норму. Даже когда обвиняешь, бросаешь обидные слова или получаешь их сам, можно стерпеть. Но бывает друг, товарищ или того, кто назывался таким или которого ты принимал как брата, родного человека, сделает что-то такое, что он исчезает из твоей жизни. Превращается в пустое место. Голый ноль. Ты смотришь, а его нет. Нет совсем. Он перестает существовать для тебя, даже незнакомый прохожий имеет больший вес. Он твой друг, а исчезает как вид из окна поезда, ты даже никогда не поедешь по этому пути и даже случайно глазком не увидишь, то, что было тебе дорого. Дорого недавно, но не теперь! Все переменилось. Воронежа больше нет, друга больше нет, добрых воспоминаний тоже. То есть все разрушилось и превратилось в прах. Потому что тебя обманули! Провели! Использовали! И не важно, прав ли, по сути, твой друг или не прав. Имел ли он на это веские основания или нет. Для тебя он больше не существует. И это уже данность. Аксиома, не требующая доказательств.

Соседние дома казались безжизненными. Ни в одном из них не горел свет, не теплилась жизнь. Тусклые звезды светили холодно и безучастно. Легкий ветерок качал ветки кустов и было очень тихо.

Скрипнула аккуратно дверь, вышел Юра. Встал в сторонке. Долго молчал, наконец выпалил:

– Ну, соврал! Подлец! Думал уедешь и концы в воду! А видишь, как получилось! Не надо было столько пить. Ну, давай я тебе половину отдам! Мне не жалко!

– Ничего не надо! – твердо отрезал Данила. – Не денег же ради. Мать твою жалел. А как рассказывал красиво?!

– Гм-м! Да-а – а! – протянул он и ломая спички закурил, глядя в сторону.

– Поеду я, не буду ждать утра, – выдал Данила созревшее решение.

– Куда же ты ночью? – не мало удивился Юра.

– На вокзале переночую! – мрачно заявил Данила.

– Оставайся друг, – понурив голову попросил он. – Извини.

– Решил уже, – сухо обрезал Данила.

– Может хочешь, чтобы я деньги этому петуху отдал с его диаспорой? Это справедливо будет?

– Ничего я не хочу, – холодно процедил Данила.

– Эти КМ-ки, если хочешь знать, в свободной продаже никогда и не были. Все ворованное с заводов, военных частей. Сколько техники разукомплектовали, в негодность привели из-за этого, а они на вершине этого синдиката. Все сливки им! По ним давно тюрьма плачет.

– Да что ты как на митинге, – усмехнулся Данила. – Поеду я.

– Сильно обиделся?!

– Живи как знаешь! – без холодка, без эмоций, бросил он. – Это твоя жизнь.

– Ну, возьми хоть на дорожку… полтишок сверху?!

– Лишнее это.

– Оденешься как человек. Где врачам занесешь, … на таблетки останется?

– Я все сказал.

– Ну, и вали! «долбанутый» на всю голову. Три извилины! Сам виноват! Но имей в виду, – грозно добавил он, – ляпнешь, где… меня никто не видел, я от всего откажусь, сам на себя статью накатаешь.

– Не переживай! – усмехнулся Данила. – Не ляпну.

Данила неспешной походкой пошел к калитке. Неожиданно увидел быструю тень, отделившуюся от дома. Его на выходе догнала Лида. Они шли по улице молча. Девушка куталась в теплый серый платок из ангорской шерсти.

– Вот уезжаю я! – выдохнул останавливаясь Данила.

– А бог троицу любит, – потянулась она к нему губами.

Поцелуй был томный тягучий и очень горячий.

– Так получилось Лида!

Девушка была выпивши и расслаблена и льнула к нему всем телом, и он понимал, что она очень ждала его сегодня. Готовилась. И он думал об этом непрестанно. Он считал часы. И она считала. И все было бы у них ночью прекрасно и замечательно! Пожалуй, особенно замечательно. Они бы нашли, что-то новое необычное. Потратили себя так, что зашли бы минус. Нащупали дно удовольствий, а может, оседлали вершину. И все что случилось за столом, было большой нелепицей и ему так не хотелось уезжать в эту сырую прохладную ночь. Но сделать он ничего был не в силах. И она понимала, что он не может и не просила, а только слезы изредка катились из ее глаз. Он не видел этого, только ощущал это по мокрым щекам и заложенному носу и легкому всхлипыванию.

– Он, конечно, догадается, – уткнувшись к нему шепнула Лида.

– Брат?

– Ага! Да и пускай! – всхлипнула она чуть сильней. – Что с того!

– Наверное!

– Я не могла не проводить! Ты только не забывай меня! – чуть слышно промолвила она и голос у нее дрогнул, сломался.

– И ты меня!

Он прижал ее крепче и не видел ее лица, только ощутил ее горячее взволнованное дыхание.

– Я нет! – шепнула она и это прозвучало торжественно.

– И я нет!

Он нашел и поцеловал ее в дрожащие влажные от слез ресницы.

– Кораблики! – произнесла Лида отрешенно и это было странно.

– Какие кораблики? – переспросил он.

– Прощание Славянки! У меня всегда так! Когда навсегда!

Темная ночь в доли секунды поглотила кутающуюся фигуру девушки. Стало невыносимо жалко ее, себя и весь этот несуразный бестолковый мир.

Схватка с мошенниками

Ночевка на жестких вокзальных сиденьях, после военных передряг, не показалась чем-то особенным, но волнения, воспоминания и обиды, не давали полностью расслабиться. Только в поезде он вдруг почувствовал, как ему тяжело, но эта была не физическая боль. Колесные пары стучали о стыки как незримый метроном.

Данила смотрел в окно. Шумно, как бешеный поток, пролетали встречные составы. И вновь: леса, березы, околки, сосновые рощи, телеграфные столбы, … а вдали убранные поля, черные куски пашни, далекие трактора, окруженные стаями птиц. Казалось, Данила уже был здесь. А может, и не уезжал никогда. Он, несмотря ни на что, ехал в другую жизнь. Ехал, стремился и верил, хотя его там наверно никто не ждал.

Отойдя от окна, он решил поосновательней устроиться в плацкарте. Народу было немного. Напротив, сидела девочка лет девяти и водила пальцем по «айпаду». Она ехала с отцом, интеллигентного вида лысоватым человеком, профессорской внешности. Не успел поезд покинуть пределы города, как они распаковали из фольги, красиво приготовленную домашнюю курицу. Тушка была обильно приправлена чесноком, истекала коричневым маринадом, а желто-золотистая корочка светилась на солнце. Запах в купе стоял соответствующий. В животе противно до боли забурлило, и Данила, перешел на свободную торцевую сторону. Там он забрался на вторую полку и решил слегка вздремнуть, когда услышал добродушно воркующий голос нового пассажира. Могучего телосложения толстяк, зашел в купе, и небрежно закинул наверх сумку, с багажной аэрофлотской биркой. Пассажир, поймав его взгляд, почтительно поклонился военному. Данила ответил подобной любезностью.

– Отдыхайте, отдыхайте! Я вам не помешаю, – промолвил грузный и чопорный господин. Спустя пять минут он освоился и ласково подмигнул девочке:

– Любишь фокусы?

Девочка заулыбалась в предвосхищении чуда. Толстяк достал колоду почти новых карт, неуклюже роняя, с трудом собрал их с пола, сдувая невидимые пылинки.

– Вот раззява! Сейчас! Сейчас! Может быть получится. Надо только вспомнить. Тебя как звать?

– Лена.

– Сколько тебе лет?

– Скоро 12 будет, … а пока девять.

Толстяк, от неожиданности, безудержно засмеялся. Достал платок, вытер глаза и опять засмеялся.

«Хороший мужик, добрый! – подумал Данила. – Таких сразу видно! Повезло с попутчиками!».

– Вот! Бери Леночка, любую карту из колоды и засовывай обратно. Куда угодно. Можешь даже подтасовать. Вот так. А теперь! … Але оп!!! – он звонко щелкнул пальцами вытаскивая одну из них, – Она?

– Нет!!! – недоуменно вытянулось лицо у девочки.

– А вот так!! – он, как бы из-за ее уха, достал новую карту.

Девочка счастливо засияла и захлопала в ладошки:

– Она! Она! А как вы сделали?! Расскажите, пожалуйста!

– О-оо! Дорогая! Фокус никогда нельзя раскрывать! Ведь это же волшебство! Тайна за семью печатями.

Толстяк хитро улыбнулся, подал руку ее отцу и представился:

– Николай Петрович. Врач. Гм-м! Ну, по женским болезням. Можно просто Николай. На столик он положил золотую дорогую зажигалку. Она сияла как начищенный рубль и завораживала своим блеском.

– Владимир Владимирович! – поклонился, одной головой, отец девочки.

– О! Владимир Владимирович! Ну, просто наш президент и внешность у вас соответствующая. Я бы отдал за вас свой голос, – расплылся в щедрой улыбке гинеколог. – Честно. Вы к себе располагаете!

Они перекинулись несколькими фразами о политике, и толстяк предложил, раз уже достали карты, скоротать время за ними.

Играли в простого дурака. Отец девочки непременно выигрывал, врач сокрушался, что сегодня не его день, но ему обязательно повезет в любви. Спустя минут пятнадцать, попросился в кампанию еще один, болезненного вида пассажир. Он случайно проходил мимо и заинтересовался, а потом еще и длинный очкарик, так как мест, с его слов, пока в вагоне-ресторане не было. Надо было переждать.

Сыграв три, четыре кона в дурачка, врач предложил кампании перекинуться по копеечке в очко.

– Не для денег: счета ради, для хохмы?! – широко улыбнулся он и обвел всех добродушными глазами.

Попутчики дружно пожали плечами, и дружно согласились. Убить время в дороге, на пустяшный интерес казалось разумным. Постепенно ставки росли, а отцу девочки везло как по заказу. И видно было, что неожиданные удачи радовали его, в нем просыпался азарт игрока. Владимир Владимирович раскраснелся, стал говорить громко, смеялся, сгребая очередной выигрыш, оглядывался на дочку и весело озорно подмигивал. Леночка тоже разделяла оптимизм отца, улыбалась в ответ и шептала что-то ему на ухо.

Скоро на столе появились и довольно крупные суммы. Но успех Владимиру Владимировичу продолжал сопутствовать. Он весь подобрался, еще сильней порозовел и постоянно протирал лысину платком. Очкарик, напротив, занервничал:

– Ребята! Прекращайте! – сокрушался он и делал кислую физиономию. – Я так и без обеда останусь! Дайте отыграться!

Толстяк похохатывал и подзадоривал его, оглядывая всю кампанию:

– Ну, дорогуша, разве вам не знакома пословица: «Ужин отдай врагу!» Это я вам как врач, компетентно заявляю здоровее будете!

– Совесть то имейте! – взмолился он. – Хоть на булочку с чаем оставьте!

– У меня не получается похудеть, а вам мы поможем. Еще благодарить нас будете.

– Раздеваете. Придется заначку доставать, – похлопал он себя по карманам. – Черт с ним обедом!!

И очкарику вдруг стало везти, да еще как везти!! Тут уже, в шутливой форме, начал возмущаться врач:

– И зачем я вас дорогуша останавливал?! Дурак старый! Шли бы вы спокойно в свой ресторан! Идите уже. Идите, прошу вас!

– Нет. Уж извините!! – радостно сгребал очередной выигрыш очкарик. – А то без штанов решили меня оставить! Это я рискнул и дождался. Мне эти денежки, ой как нужны!

– Ну, батенька, совсем у вас совести нет! Карта вам так и прет, – фальшиво улыбаясь балагурил толстяк, внимательно смотря за игрой. – А везение по кругу всегда идет, значит, сейчас Владимир Владимирович начнет выигрывать.

– что-то сбилось у меня, – смущенно пролепетал отец девочки и побагровел как будто поймали его за чем-то неприличным.

– Верю!! Безнадежно надеюсь и верю! – как лиса, успокаивал его врач. – И вы не останетесь в накладе. Карты – вещь такая! Переменчивая! То ни гроша, а то алтын!

Но тому карта упорно не шла. Как обрезало. Болезненный, проигрывал и выигрывал молча. Как-то скучно бросал карты и прятал голову в свитер. Казалось, денег у него было немеряно, и результат его мало интересовал.

Данила совсем расхотел спать и увлекся игрой. Интрига в купе уже приобретала драматичный характер. Каждая ставка, каждый выигрыш или проигрыш вызывали у участников бурю эмоций. Уже все было по-серьезному Ставки росли. Накал увеличивался. Данила поправил повыше вещмешок. Так удобней было наблюдать за происходящим внизу. Данила видел карты врача и Владимира Владимировича. Толстяк светил их не более секунды и тут же сдвигал. Очевидно, ему хватало времени сориентироваться. Резался он уверенно, карты бросал размашисто и много смеялся вне зависимости от результата. Отец девочки напротив держал свои карты открыто, даже бесшабашно, а клал их неуверенно, и все время смотрел на остальных игроков, как бы пытаясь предугадать, что у них заготовлено на его ход. Но от этого дела его не улучшались. Только изредка ему удавалось сорвать банк. Тогда он торопливо смахивал пот со лба и тяжело вздыхал.

Лена начала дергать отца за руку, что-то шептала ему на ухо, но он отмахивался от нее как от надоедливой мухи. Наконец, очевидно проиграв все деньги, которые были при себе, он страдальчески скривившись полез в чемодан, «располовинил» сумму, отложенную на запас и снова нахмурив брови, включился в игру. К сожалению, это ему не помогло. Он сильно нервничал. Толстяк меж тем легонько ободряюще хлопал его по плечу:

– Владимир Владимирович! Какая незадача! Не знаю как кто, а я мысленно с вами! В моем расположении вы можете быть уверены на все сто процентов.

Минут через десять, Владимир Владимирович полез за остатком. Девочка заплакала. Отец зашипел на нее, но потом погладил по головке и поцеловал в лоб. Игроки чуть заметно переглядывались, ждали его, не торопили. Врач тоже был в крупном пролете и рассказывал про замечательные случаи из жизни, когда ему несказанно везло, когда удача совсем, казалось бы, отвернулась от него.

Отец девочки стал играть осторожней, задумывался, часто пасовал и это не очень нравилось остальным участникам, но прямо об этом никто не говорил.

Неожиданно Данила отметил необычную особенность: доктор, сдавая карты, обязательно проносит их над зажигалкой по малому кругу. Такой размах! Маленькая странность интеллигентного человека? Сменив положение, Данила подтянулся и обнаружил, что в сияющей поверхности относительно неплохо читались контуры карт. Сверху это было хорошо видно. То есть гинеколог мог запоминать карты, которые шли к его соперникам. И тут же Данила увидел еще более примечательный фокус: как врач ловко, едва заметным движением, спрятал в рукав туза. Это произошло почти мгновенно, когда очкарик о чем-то спросил отца девочки и тот отвлекся на секунду.

– Ох, и гинеколог!!! Да очевидно и не только он! – прошептал он чуть слышно сквозь зубы. – Филигранная работа!

«Но что я могу?! – Пронеслось у него в голове у него. – Призвать их совести бесполезно. Махровые сволочи! Их трое, я один. Владимир Владимирович видимо не помощник! Если что, поддержки ждать неоткуда. Эх! Если бы не голова! Можно было бы рискнуть, вспомнить уроки рукопашного боя! Когда-то он умел! Навыки остались!»

Данила свесил ноги, но спрыгнуть не решался. «Сиди! Сиди!» – говорил голос разума. Меж тем какая-то непреодолимая волна душила его и он, понимая, что сильно рискует, спрыгнул на пол, оказавшись у играющей кампании за спиной.

– Ты что служивый? Подключиться хочешь?! – широко и обезоруживающе улыбнулся врач, но от взгляда Данилы не ускользнула легкая тревога в уголках его глаз. Обстановка в купе переставала оставаться благодушной. Тучи стали сгущаться. Напряжение повисло в воздухе.

– Ну-ка папаша руку сюда! – жестко бросил Данила гинекологу, и не дожидаясь пока он, среагирует, ловко перехватил ее у локтя. – А это что?!

Спрятанный туз переворачиваясь вверх тормашками, как подбитый самолет, полетел на пол.

– Ничего себе!!! – сделал удивленные глаза, гинеколог, ища поддержку у компаньонов. – Вот удивительно! Как он там оказался?! Ничего не понял! Бывает же!

– Стоп игра. Все деньги на стол!!! – стиснув зубы, промолвил Данила, чувствуя, как его распирает от злости и заносит.

«Что ты творишь?! – неумолимо шептал внутренний голос, предостерегая об опасности. – Остановись сейчас же! Ты наполовину калека!» Но когда начало уже было положено, что-то менять не предоставлялось возможности. Нужно было идти до конца.

Наступила немая пауза. Все замерли! После секунды замешательства, когда все смотрели на него, кампания картежников переглянулась.

– Это всех касается, – грубо, не сбавляя оборотов, добавил Данила, как бы кидаясь в пропасть с головой. Откуда что взялось он бы и сам не объяснил. Его переполняла злость к этим пройдохам и его тон не предвещал ничего хорошего. Он вновь обвел их взглядом. Молчание затянулось. Все были растеряны и особенно Владимир Владимирович. В глазах его читались недоумение и страх. Он до сих пор, очевидно, не полностью осознал произошедшее и искал поддержки в этом недоразумении. Но театр кончился. Актерам нужно было начать снимать маски, что они и не преминули сделать.