Полная версия
Когда ночь была девочкой
– Чего? – спросил Данила, пребывая в сильном смущении.
– Да так! – обронила она шепотом. – Это ничего. Даже нормально. Не проспи только всё на свете. И ничего не было!
– Ничего?
– Тебе показалось, – прыснула она. – Всяко бывает.
– Понял, – продолжая смущаться, процедил Данила.
Легкий прощальный поцелуй, как прикосновение крыльев бабочки и она так же быстро исчезла, как и появилась.
Юра проснулся с первыми лучами, поплескался в железной бочке на улице, попил рассола из банки, где еще плавало часть помидор и прошел в коридор.
– Опаньки! – шепотом промолвил он и скривился.
С зеркала на него смотрела опухшая физиономия. На ум Юре пришли озорные стишки:
«Вот проснусь я утром,
Посмотрю на рожу —
Больше пить не буду,
Но и меньше тоже…»
Стараясь не шуметь, он пожарил яичницу, и только потом, прошел в спальню и разбудил Данилу.
– Есть будешь? Я тут на скорую.
– Сейчас умоюсь, – встряхнул головой Данила, потягиваясь.
На его лице застыла довольная улыбка. Он вспомнил подробности прошедшей ночи.
– Хорошо спалось? Чего такой довольный?! – подозрительно уставился на него Юра.
– Отлично! – смутившись убрал Данила улыбку.
– Верку будить не будем, – заботливо произнес Юра. – Ты ее извини! Что-то она вчера «разбушлатилась». Хорошо я ее вовремя отправил спать.
– Да нормально все! – вытаскивая зубную щетку из рюкзака и стараясь не встретиться с ним взглядом, пробурчал Данила.
– Вообще она монашка, не знаю что с ней делать – вечерами дома сидит, все выходные тоже. Я говорю: «Сходи куда-нибудь! Сними черный балахон, что одеть нечего. Посмотри на себя: бледная как тень. Развеешься!» А вот ни фига! Сидит как приклеенная.
– С детства такая? – поинтересовался Данила.
– Да нет! – вяло скривился он. – Как замуж вышла.
– Она замужем? – поперхнулся от неожиданности Данила.
– Да-аа! – обреченно махнул рукой Юра. – Муж, год как пропал. Да уже больше наверно.
– Как пропал?!
– Уехал за машиной во Владик и сгинул!
– Ничего себе! – поджал губы Данила.
– Крупная сумма при нем была, – неохотно процедил Юра. – Наверно засветился. Это дело такое.
– Не нашли?
– А где искать?! Расстояние десять тысяч километров?! Ни тела, ни следов. Очевидно, закопали. Считается без вести пропавший, а надо три года ждать. Вот и жена не жена, и не вдова по закону, а родители его в соседнем доме живут. Домик-то этот они им брали. Заходят иногда. Ну, так не часто.
– Н-да! – тяжело вздохнул Данила и вспомнил ее отзывчивое нерастраченное тело. Комок бешеной энергии. Ему многое стало понятно.
Позавтракав, ребята прихватили пакет с «КМ-ками» и отправились на радиорынок. Данилу предварительно переодели. Его было не узнать. Все давно вышло из моды. Замшевая куртка с регланами, расклешенные брюки. Неудивительно. Одежда была с чердака. На голову, вдобавок водрузили кепку с большим козырьком, в которой наверно вывелось не одно поколение мышей, а на нос темные очки. Облачившись во все приготовленное ему Юрой, они долго смеялись.
– Чеченский террорист Радуев!
– Не меньше! – согласился Данила.
– Но искусство требует жертв! – философски заключил Юра.
Ранний автобус был заполнен рабочим людом. Лица у людей были хмурые, уставшие уже с утра. Ехать пришлось порядочно и стоя, но оставшийся путь пешком не занял много времени. Свернули с Народной на Крылова – вдали показались контейнеры. Юра сопровождал его до входа, а потом незаметно ретировался.
– Там уж сам разберешься! Все как договаривались.
– Добро.
Армяне сновали между рядов торгующих и старались не привлекать внимания. На деле они активно скупали детали у населения. Все приобретаемое передавалось Саркису, который верховодил сообществом. Когда собиралась приличная партия, он отзванивался в Вильнюс и оттуда выезжал оптовик. В Прибалтике процветали полу подпольные заводики по переработке керамических конденсаторов (КМ-ок) и местные правительства смотрели на это сквозь пальцы. Судьба наследства СССР их не волновала.
Бизнес на «КМ-ках», приносил диаспоре даже больше прибыли, чем выплавка золота из радиодеталей. Конденсаторы содержали платину и палладий, а последний был в большом дефиците, так как шел на катализаторы для автомобилей.
Юра, по дороге, поведал не только об этом.
– В «ментовке» у Саркиса завязки, – сообщил он. – Легавые вряд ли впрягутся за русского, если у армянина больше денег. Там националистическое братство не играет роли. Только толщина кошелька. Тем более, нужных свидетелей из диаспоры всегда вагон. После стычки, его от силы час, два держат, потом отпускают, а составленные протоколы теряются.
Жестокий, горбоносый и не терпящий возражений армянин, обладал недюжинной силой. Он демонстративно ходил зимой без шапки и участвовал во всех разборках, защищая, как петух куриц, скупщиков от наездов «синяков» и нечистоплотных сдатчиков.
Это был крепкий орешек, подобраться к нему, было непростой задачей. Ведь необходимо было не просто наказать, а получить с него крупную сумму, достаточную для постройки дома. При всем этом не проколоться, не подставиться и не оставить следов для последующих поисков.
Обладая недюжинной силой, Саркис, тем не менее, был очень осторожен. Опасность чувствовал как зверь. Перестраховался. Не доверял даже ближайшим соратникам, с которыми провел на рынке не один год. Это был серьезный, опытный противник которого с кондачка было не взять.
В задуманной операции, решающим фактором была информация, и Юра нашел к кому обратиться. О привычках Саркиса, ему поведал держатель забегаловки и игровых автоматов, усатый Сан Саныч. Армяне постоянно толклись в его заведении, и за эти годы он неплохо изучил их язык. Если он не всегда мог изъясняться, то прекрасно понимал, о чем они говорили. Несмотря на проведенные вместе годы, была у него застарелая обида, о которой он не любил распространяться. А при упоминании Саркиса, он менялся в лице и замолкал. Но Юра нашел к нему подход и план у него в голове созрел еще до отъезда.
Солнце взошло уже высоко. Покупателей было мало, зато продавцов в изобилии. Железные открытые киоски были наполнены: антеннами, кабелями, динамиками, колонками. Бухты проводов соседствовали со слаботочной электрикой и кассами с мелочевкой. Продавцы играли в шахматы, нарды, курочили блоки радиоаппаратуры, очищали от грязи и ржавчины бесценные образцы советского радиопрома и бесцельно слонялись в проходах.
Походив по рядам и отшив особо ретивых продавцов, Данила, нашел похожего по описанию армянина, стоявшего поодаль. Он, казалось, не принимал участия в торговле, но изредка к нему подходили соплеменники с вопросами. Он отвечал коротко, гортанно и вновь возвращался к своему занятию: вскидывал голову и переключался на просмотр полупустых рядов и редких покупателей. Взгляд у него был цепкий внимательный и оставлял неуютное чувство. Понаблюдав минут пять, Данила заметил, как возрастной армянин поднес к нему пакет, содержимое которого они долго изучали. Закончив осмотр, он бросил на весы содержимое и одобрительно похлопал того по плечу.
«Это он! Без сомнений!» – определился Данила и неторопливой походкой направился в его сторону.
– Послушай друг! Подскажи, – сделав простодушное лицо, обратился к нему Данила. – Тут мне говорили, детали берут?
– А что ест? – бросил армянин, ломая язык и почти не проявив интереса.
– Да так. … кое-что, – вяло пробормотал, Данила и улыбнулся, – Пока прицениваюсь, – он, при этом, многозначительно перекладывал пакет из руки в руку.
Зоркий ястребиный взгляд армянина, отмечал все перемещения пакета.
– Если хорош товар возьмем! – гаркнул Саркис, как отрезал.
В его голосе звучали нотки превосходства и глядел он на Данилу с нескрываемым презрением. Он как бы снисходил до разговора с ним.
– К кому обратиться, что бы нормальную цену дали? – не унимался Данила, широко открывая глаза и оглядываясь по сторонам.
Он старательно продолжал играть роль несведущего сдатчика.
– Больше мой цен, тебе никто на этот базар не даст, – гордо, по-петушиному вскидывая голову, процедил Саркис и взял долгую паузу, отворачиваясь в противоположную сторону. Но это была игра. Стоило Даниле сделать шаг к краю тротуара, как он моментально сменил гнев на милость.
– Русский! Что ты «менжуешься» как девочка: покажу, не покажу?! Отвечаю! Все равно твое мешок мне принесут, только бабла потеряешь!
Данила, между делом, поглядывал, изучал остановку. Соплеменники заметили поклевку у Саркиса, насторожились, но держались на почтительном расстоянии. Никто не смел подойти к старшему, пока он вел торг.
– Ну, хорошо, – примирительно заулыбался Данила, изображая радушие, – здесь смотреть будем?
– Зачэм здесь?! Товар хороший?! Вон за «» шагай, там столик ест!
Данила последовал за ним, раскрыл пакет, позволил ему зацепить из мешка горсть конденсаторов. Его волосатые руки действовали смело по-хозяйски. Саркис раскусил несколько штук хромированными бокорезами, внимательно посмотрел на хрупкий серый излом.
– Э-э-э!!! Хороший товар! – звонко прищелкнул Саркис губами и хищно, по-ястребиному сверкнул глазами. – Что хочешь?!
– Что дашь? – пряча хитрую улыбку, спросил Данила.
– Тридцать за грамм! – небрежно бросил пробный камень Саркис.
– Ско-ль-ко? Сколько? – сделал Данила удивленное лицо, убирая пакет за спину.
– Тридцать пять! – тут же, не моргнув глазом, поправился Саркис, провожая уплывающую добычу.
– Нет! С такой цены даже торговаться не буду, – с вызовом и обидой бросил Данила.
– Ладно, сорок, – брезгливо процедил армянин и откинул голову назад, как бы ставя окончательную точку в споре.
– Пять-де-сят! – по слогам отчеканил Данила, следя за его реакцией.
– Иди!!! – Задохнулся от возмущения Саркис и это у него получилось очень искренне. – Ищи! … Никто такой цен не даст!
– Сорок семь?! – поправился Данила, внутренне торжествуя.
– Это все, что ест? – взвесил Саркис мешок на ладони после долгой паузы.
– Да почему, – лукаво улыбнулся Данила. – У меня много, – многозначительно заключил Данила.
– Сколько, много? – безапелляционно выпалил Саркис, глядя на него с недоверием.
– Увидишь!
– Сорок пять с половиной! Мамой клянусь! Хороший цена! – объявил он новую цену.
– Сорок шесть с половиной – принесу еще 3 кг, – возвращая себе в руки пакет, бросил Данила.
– Когда?
– Завтра, в это же время.
– Хорошо Русский! – нервно стрельнул он взглядом, как бы делая большое одолжение. – Ни к кому нэ ходи! Сразу ко мне!
Он медленно, на электронных весах взвесил товар, рассчитался и проводил его долгим немигающим взглядом, от которого становилось не по себе.
На следующий день, согласно уговору, Данила принес новый увесистый пакет. Ручки пакета выдавали тяжесть содержимого. Это не ускользнуло от глаз Саркиса. Он заметил его издалека и сделал подобие улыбки, если он вообще умел улыбаться. В россыпь конденсаторов предварительно были подсыпаны Н—30. Они содержали не палладий, а платину. Но Данила, согласно уговору, сделал вид, что не догадывается о более высокой их стоимости.
– Вах! Вах! – цокал языком Саркис, перебирая конденсаторы как спелое зерно и взвешивая. – Давай дорогой, все давай. «Гдэ» брал?
– Тебе все сразу расскажи! – раззадоривал его Данила и хитро улыбался.
– «Нэхороший»! Скрытный какой! Вы русский все такой! – сокрушался Саркис и это выходило у него очень искренне.
– Ладно! С севера. Радиостанции всю зиму «дербанили» с другом, – выдал Данила давно заготовленную фразу. – На лыжах, по побережью, далеко ходили. Вот, теперь надо продать.
– Много еще? – отстраняясь, чтобы глянуть ему в лицо, спросил Саркис.
Его желто-коричневые глаза напряженно замерли, веки чуть прикрылись.
– Да полно. Только я на Калужскую поеду! Там больше дают.
– Вах!! Что ты говоришь! – в горячности ударил он себя в грудь. – Я «тебэ» как брат! Я тебя знай! Ты меня знай!
– И что! – усмехнулся его горячности Данила.
– Там жулики, у них весы погод показывают!! – он оглянулся, приблизил лицо и доверительно спросил вполголоса, как будто их могли подслушать. – Сколько «оны» «тебэ» пообещали?!
– Сорок семь!!
– Дав-а-аай! Давай «дарогой». Ты ж как брат! Я тоже дам сорок семь!!!
– У тебя денег не хватит. Там почти двадцать килограммов.
– Вах!! У меня не хватит?! Кто «тебэ» сказал!!
Русский?! Наберу. Если хочешь баксами по курсу? Идет?!
Данила нерешительно потер нос, безразлично пожал плечами, делая вид, что обдумывает выгодное предложение.
– Идет?! – решительно повторил и рубанул воздух руками Саркис, оглушая его басом.
– Ну, что с тобой делать! – как бы превозмогая себя, согласился Данила и лицо его при этом стало очень недовольным.
– Хороший цен! Ты что! От себя отрываю!
– Ладно. Договорились!
– Тогда завтра, также в «десят», – безапелляционно продолжил Саркис. – На рынок не ходы. Вон там, у киоска «встрэтымся».
Данила сморщил лоб, кивнул и уточнил:
– Только без обмана?
– Кто «обманыват»?!! Я обманываю! Кто «тебэ» сказал?! Покажи! Я ему при «тебэ» башку оторву!!!
Он продемонстрировал огромные волосатые ручищи, покрытые красноватыми волосками. Как будто отвинчивает голову цыпленку.
Данила в душе улыбнулся. Все чувства играли на лице Саркиса. Его несло от предвкушения крупной сделки. Он уже что-то считал в уме. Он готов был пылинки сдувать с такого жирного сдатчика.
Юра встретил его в саду, у дома. Он нервно курил, мерил тротуарные дорожки.
– Что ты отсвечиваешь? – весело усмехнулся Данила. – Переживаешь?
– Не сидится! – тяжело вздохнул Юра. – Как все прошло?
– Нормально, на крючке Саркис.
– Не сорвется?
– Да ну! Заглотил по самые жабры. На своих рычит как тигр, чтобы даже на пушечный выстрел не приближались. На меня наверно своему богу молится. Проводил до самого выхода.
– С эскортом? Это хорошо! – согласился Юра, бросая недокуренную сигарету. – Ну, или завтра, или никогда! Завтра решится!
– Да успоко-о-о-ойся!! Я тебе говорю! – копируя интонации Славика и Димона воскликнул Данила, расплываясь в улыбке.
– Ага! Будешь тут спокоен! – не принял его игривый тон Юра. – Даже мандраж маленько.
– Все нормально! Клиент созрел. Отвечаю!
– Как я этих черных ненавижу! – непроизвольно сжимая кулаки, выдавил из себя Юра. – Понаехали твари!
– Армяне же православные?
– А мне фиолетово! – горячился Юра. – Все они одним миром мазаны. Пока мы там за правду бьемся, они наших опускают ниже плинтуса.
– Русским тоже копейка, – возразил Данила.
– Ага! А им рубль! Этот Саркис тогда так рожу воротил, будто я пустое место. Этих «хитрозадых», если на чистую воду не вывести, они наших совсем «загнобят!»
– Ну, это лирика! Ты подарок на завтра приготовил, зарядил? – спросил Данила.
– Вон! – махнул Юра головой. – Тележка и мешок.
Данила приподнял плотный сверток, хорошо укрепленный на двухколесной тележке электрическим кабелем.
– Увесистый! Однако! Что там?
– Да обычный кафель, молотком разбил. Тоже керамика, только без платины и палладия, – улыбнулся Юра, отходя от переживаний. – Для надежности Верка в два мешка зашила, чтобы не сразу можно было открыть.
– Это правильно. Пойдет! Расслабься! … Поквитаемся за твою маманьку. Недолго ждать.
– Ты ничего не забыл? Я начинаю, по сигналу, когда ты весы поднимаешь?
– Сколько можно?! Говорили уже!! – возмутился Данила. – Заметано!
– Да я так! – смутился он.
Днем Юра поехал приобрести, необходимый для дела, велосипед и еще по каким-то делам. Спустя, буквально десять секунд, Лида, мягко ступая, прошла к двери, накинула кованый крючок и проводила брата взглядом по улице, до соседнего дома.
Глаза у нее горели. Торопливо глянув в зеркало и поправив волосы, она вернулась на кухню и присела к столу. Данила наблюдал за ней все это время и улыбался
– Что смотришь? – показала она язык и тоже улыбнулась.
– А что нельзя! – сделав простодушное лицо, промолвил он. – Ты чего удумала?
– Будешь? – предложила она Даниле, – доставая из-под стола банку с вином.
– Ну, если только чуть-чуть. Ты же знаешь мои проблемы!
– Как скажете!
Она, налила ему половинку, а себе почти до краев в бокал; нарезала на дольки большое яблоко, отделила кисточку винограда и стала пить мелкими глотками, без тостов, чуть жмуря глаза.
– Ты тоже! Пожалуйста! – пододвинула она ему бокал. – Смелее.
– За тебя! – улыбнулся Данила.
– Не королевна! – поскромничала она. – И все сама!
– Чепуха! Много ты понимаешь! Ты огонь! Мне с тобой хорошо!
Лида сидела спиной к окну, тень стола скрывала небрежно распахнутый разрез легкого платья. Он смотрел на ее ноги, открытые без колготок и очень белые, смотрел на высокий подъем ступней, узкие лодыжки. Лида заметила его взгляд. Легкая блуждающая улыбка коснулась ее губ, но она не сменила позы. В тени начала ног белели белые плавки.
– Алле! Я здесь! – постаралась Лида привлечь внимание к своему лицу. – Почему не пьешь?
– Сейчас! – вздохнул Данила, не отводя взгляд от ее ног и почувствовал томление внизу живота. В мужском организме сердце – не единственный орган, которому не прикажешь.
– Опаздываешь! – произнесла девушка и осушила полбокала.
Лида читала его взгляд, направленный между ног, и улыбалась, но не открытой улыбкой, а грустной и чуть печальной.
– Что, брат ни о чем не спрашивал, не догадался? – спросил Данила рассеяно.
– Да бог с тобой! Это он тебя мог спросить! Я же тебя дура покусала!
Она допила бокал, налила еще один и казалось, что она это делает по принуждению.
– Не много? – удивился Данила, встречаясь с ней глазами.
– Вино хорошее, а не тюкает, – заключила Лида, не вытирая губ.
– Не дошло еще, – предположил Данила и взял ее за ладошку.
– У нас есть наверно пару часов.
– Понятно!
– И хотелось бы чтобы ты был хороший! – заявила она без улыбки, как будто речь шла о чем-то обыденном.
– Да ладно ты! – смутился Данила, вспоминая свой солдатский забег.
Лида запустила ему руку под рубашку. Рука была теплая.
Он опустился на пол, поцеловал ее колени и вдруг почувствовал горячие капли у себя на затылке.
Это было так неожиданно.
– Ты что? – повернул он к ней лицо.
– Извини! Не обращай внимания.
Она смахнула локтем остатки слез и быстро допила второй бокал.
– Ты сегодня мой!
– Да!
– А остальное неважно. Иди ко мне. Я уже не плачу. Правда.
Он раздевал ее бережно, успевал все рассмотреть, а она была вялая инертная и смотрела в окно.
– Что с тобой?!
– Это плохо что мы с тобой.
– Ты думаешь о нем?
– Я ни о чем не думаю, – сухо промолвила она. – Просто год.
– Что?
– Год, это уже большой срок?
– Наверно.
– Год и два месяца! А так бы я никогда, – она положила руки между ног. – Думаю, что никогда. Тебе брат все рассказал?
– Ну, так. Да. В целом.
– Ты меня осуждаешь?
– Чепуха. О чем ты. Да и кто я такой?
– Ну, в общем? – усмехнулась она.
– Конечно нет, – искренне уверил Данила ее.
– А почему по закону три года ждать?
– Ну, это когда просто «потеряшки», – задумчиво протянул Данила. – Мало ли что. Бывает.
– Иногда я думаю, что он жив. Но он не жив, я знаю точно! – заявила она жестко. – И его родители меня не осудят!
– Пойдем в другую комнату, – предложил Данила, чтобы закончить этот разговор.
– Да! Возьми, пожалуйста, мою одежду. Подожди еще бокальчик.
– Не стоит.
Данила мешал пройти ей к столу увлекая в комнату.
– Ну, подожди, подожди. Сейчас, – сопротивлялась она.
Она выпила еще пол бокала и глаза ее наконец слегка затуманились.
– О! Я забылась! А ты постарался. Я «лохушка» уже совсем голая! – удивилась она и легкий румянец запоздало проступил на ее щеках. – Я в таком виде даже перед мужем стеснялась появляться.
Худенькая, белая, без грамма загара, с далеко отстоящими коричневыми пятнами вздернутых сосков, она шла и грудь ее качалась в такт шагов и все у нее было не женское, а девчоночье, непорочно естественное и не растраченное. Даниле хотелось целовать ее в грустные глаза, длинные ресницы, опущенные в пол, в повисшие безжизненно руки, узкие ладошки лодочкой, что она как провинившаяся школьница прижимала к бедрам.
– Иди не бойся! – еле слышно бормотал он.
– Я боюсь? – удивилась она.
– Ты покраснела.
– Фигня! – выпалила она.
– Я же вижу!
– После того что было? – усомнилась Лида.
– Да?! – вспомнив, улыбнулся Данила. – Ничего же не было?
– Тогда это будет в первый раз. Убирай свои бесстыжие глаза. Будешь законную так рассматривать, – сузила она глаза как кошка.
– И тебя! – с вызовом промолвил Данила.
– Нет.
– Нет в смысле да?! – перевернул он.
– Да! – тряхнула она головой.
Это было лучше любого полета и чего угодно другого. То, что нельзя купить за деньги даже если у тебя их много. Это было соединение двух тел, двух сердец. Мужского и женского начала. Высшая точка наслаждения. Но Лида не оттаяла, она просто забылась. А Данила лежал без чувств и боялся, что наступит возмездие. В голове у него упрямо стучали молоточки, но боли не было. Ему было просто необыкновенно хорошо.
Лида смотрела в потолок и о чем-то думала.
– О чем ты думаешь? – тихо размеренно спросил Данила.
– Да так, о вас, о войне. Это так далеко. Я не могу это представить. Расскажи, как там было? – утопила она пальцы в его голове. – С Юры слова не вытянешь.
– Да что о ней рассказывать! Врать не хочется, а правду кто же захочет слушать.
– Я хочу! – с вызовом бросила Лида.
– Не сейчас.
– Ну, пожалуйста! – капризно настаивала она.
– Это же не кино. Убивают просто, умирают тоже без громких слов. Предают. Кричат, плачут; иногда сходят с ума. Зачастую голодные, неделями не моются. Курят до тошноты или сидят с опухшими ушами. Ходят под себя от близких разрывов. Пьют. Обчищают дома. Занимаются онанизмом под одеялом. Бывает, бросают раненых, не успевают хоронить убитых. Молятся, когда уже поздно. И беспрерывный, непрекращающийся мат.
– Н-да! – тяжело вздохнула она и посмотрела с сожалением. – И что совсем нет героев?
– Почему? Есть. На каждой войне есть герои и с обеих сторон. И подвиги у них достойные. Но это малая доля. А так: работа, пот, кровь, страдания и ожидание смерти.
– Извини! – промолвила она тихо и взяла его за ладонь.
– Да что там! – тяжело выдохнул Данила.
– А ты бы мог на мне жениться? – сжала она его ладонь и поднесла к губам.
– Тебе было хорошо? – после долгой паузы промолвил он.
– Не то слово! – она поцеловала его пальцы и добавила. – В этот раз да!
Данила убрал руку и поцеловал ее в глаза.
– Ты бы мог на мне жениться? Не сейчас потом? – опять спросила она, скользя ладошкой у него на груди в волосах.
– Тогда бы я тебя сильно жалел.
– Это ты сейчас меня жалеешь. Я просто спросила. Мне никто не нужен. Пока не нужен. Я еще буду ждать его.
Юра задержался. Он вернулся, когда длинные тени уже заскользили по огороду, а солнце зацепилось за верхушки деревьев.
Сели ужинать. Вечер был так себе, еда не впечатляла. Юра как всегда, паниковал, нагнетал обстановку, а Данила думал о Лиде. Так они и говорили на разных языках. Данила осознавал, что эта близость была нужна девушке. Но это не было любовью или даже предтечей. Они просто оказались одинокими и очень близко. Так близко что это неизбежно привело к тому, результату, который напрашивался сам собой. И Данила чувствовал, что напряжение всех физических и душевных сил не вывело его из хрупкого равновесия и радовался этому. Но это было обманчиво.
На следующее утро, после завтрака у Данилы застучало в висках, наступила резкая головная боль, пожалуй, самая сильная за все время. Ко всему прочему стал слезиться левый глаз.
– Ты что друг?! – заботливо и с тревогой осведомился Юра, подавая салфетку. – Не пугай меня так! Все на карту поставлено!
Данила вымученно улыбнулся:
– Да справлюсь! Это наверно от волнения! Врачи же говорили. А что Лида не встает?
– Ты пил Мигрениум с утра? – заботливо заглядывал он ему в глаза.
– Обязательно.
– Выпей еще, – увещевал он. – Не дай бог тебе скопытиться в самый ответственный момент!
– Ну, давай. По две я еще не пробовал. А то голова какая, – то не своя и левый глаз, как будто что-то мешает.
– И слезы еще вытри, – участливо скривился Юра. – Очень больно?
– Уже терпимо. Не обращай внимания.
– Что ты еще спрашивал? – попросил напомнить он.
– Да ничего, – усмехнулся Данила. – Уже ничего.
Радиорынок встретил их обычным гомоном. Они остановились поодаль. Юра побежал разведать обстановку, сделать последние приготовления.