Громовое колесо. Каленая стрела

Сердце волной затопила горечь – он не помнит меня, да и не желает вспоминать. Ненавидит скорее. Презирает за то, чего я не совершала. И правду выслушать не готов. Великодушный и рассудительный Сокол стал гордым и не терпящим возражений повелителем. Мне показалось, что воздуха не хватает, голова закружилась.

– Да это тебе с три короба наплели! – едва ли не заорала я. – Что с тобой стало, великий правитель?! Княжья спесь умение думать отбила?! Неужели не видишь, где ложь?! Тебе правду сказать пытаются! Где тот воин Сокол, которого я полюбила?!! Власть да богатство по темечку стукнули?!!!

– Замолчи! – Яромир попытался сграбастать меня за шиворот.

Леший взвился на ноги – я моргнуть не успела. Наверное, чего-то подобного от меня да от воеводы ждал – и рукой перехватил протянутую ко мне пятерню.

– Как ты смеешь, смерд?! – Яромир попытался выдернуть руку из захвата Лешего и не преуспел. – Убью!

– Что вы делаете?! – я подхватилась на ноги, схватила воеводу за другую руку. – Прекратите!

Финист тоже уже был на ногах и собирался вмешаться.

– Удружу князю, – мрачно заметил Яромир, отбросил наконец Лешего, схватил меня в охапку и швырнул в сторону.

Воин оказался силен – меня легко перебросило через борт, саданув по нему плечом, мелькнули крашеные доски – и я неуклюже плюхнулась в ледяную воду, сразу провалившись в глубину.

От удара вышибло дух из легких, перед глазами замелькал цветной вихрь, я инстинктивно попыталась вдохнуть, но лишь наглоталась воды и почувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Сил на борьбу не осталось, и я стала медленно проваливаться в мутное ничто. Перед глазами проплыло тяжелое днище лодьи, будто огромная черная клякса среди мерцающего вокруг водного мира.

Две резкие тени прочертили толщу воды, меня подхватили под локти и выдернули на поверхность. Я закашлялась, с трудом протолкнула воздух в горящие огнем легкие и зашлась в кашле снова.

– Успокойся, Чудо-юдо. Ты жива, не плачь, – проговорил на ухо голос Финиста, и только тут до меня достучалось, что я изо всех сил цепляюсь за его плечи, всхлипываю и прижимаюсь холодным мокрым носом к золотым звеньям кольчуги. Леший поддерживал меня с другой стороны, но у князя отобрать не пробовал.

– Задушишь, девица. Я держу тебя, не бойся, – вновь терпеливо произнес Финист, потому что от холода я перестала чувствовать пальцы и попыталась вцепиться в него еще крепче. – Нам споро помогут, погляди.

Лодья разворачивалась, грациозно и стремительно, только хлопья пены летели во все стороны, будто волшебные крылья. Меня начинала бить нервная дрожь. Яромир хотел меня убить, несмотря на повеление князя. И ведь почти преуспел. И плечо от удара разболелось так некстати…

Финист почуял неладное, немного отстранился, окинул меня придирчивым взглядом и вдруг окаменел лицом. Я тоже повернула голову – в воде у моего плеча расплывалось багряное пятно.

– Дружинный!

Леший перехватил встревоженный взгляд великого князя и без каких-либо лишних слов отогнул в сторону мою набрякшую меховую безрукавку да прилипшую к телу рубаху, ругнулся на хазарском.

Порез от стрелы изначально был неглубоким, недаром я про него практически позабыла. Но удар при падении через борт добавил к узкой кровавой полоске лоскут содранной кожи да приличную ссадину. Края пореза не выдержали соседства, разошлись и теперь прилично кровили. Я поморщилась от резкой боли.

– Несносная девчонка, – не сдержался Леший. – Ранена, а молчишь!

– Гляжу, у ободритов не в чести князей почитать, – насмешливо отметил Финист.

– Не надо меня почитать, – буркнула я ему в плечо. – Леший мне названый брат. Пусть зовет как хочет.

– Как же я жил-то без вас, ободриты? – снисходительно улыбнулся великий князь. – То не жизнь была, а уныние беспросветное. Отныне не соскучусь. Не грусти, княжна, на ладью вернемся, мигом тебя подлатаем.

– Под-д-латаем?! – я представила длинную иглу и шершавую толстую нить, и меня замутило.

– Давненько я крестиком не вышивал, – невинно заметил Леший.

– Что ты, дружинный?! – старательно округлил глаза Финист. – Не овцу зашиваешь. Княжне стежок затейливый требуется!

– И то верно. Не помыслил я, княже. Спасибо тебе за совет.

Мужчины переглянулись и рассмеялись, будто не среди ледяных волн на плаву держались, а в тереме вместе пировали. Спелись – запоздало догадалась я. У меня от холода уже зуб на зуб не попадал, пальцы соскальзывали с плеч Финиста, я дрожала все сильнее, и воины решили втянуть меня в разговор, отвлечь от гибельных мыслей. Понятно, как они смогли подружиться когда-то.

– Я вам не мешаю? – простучала зубами я. В ночном море в бурю вода оказалась куда как теплее. Она тоже была ледяной, но ноги от нее судорогой не сводило. А сейчас то ли мы в течение холодное попали, то ли ночью волшебство Черноморова меча воду нагрело, то ли все же не прошло мне даром ночное купание, но мне казалось, будто сердце в груди едва бьется тяжелыми, глухими ударами. Жаловаться я не стану, Финисту с Лешим и так несладко – они-то в воду за мной сиганули как были – в кольчугах да при оружии. А Финист еще и меня на плаву держит, я ему не помощница.

– Что, девка, опять хороборишься? Али штаны потерять боишься? – миролюбиво поинтересовался великий князь и прижал меня к себе чуть крепче, снисходительная улыбка спряталась в глубине темно-серых глаз. – Вот же бедовое Чудо-юдо.

Я устало закрыла глаза, а меж тем лодья подлетела, осторожно развернулась всем корпусом, задрожала от усилия. Нам скинули веревки и помогли подняться на борт.

– Одеяла несите, – без предисловий повелел Финист, стаскивая с меня тяжелую набрякшую безрукавку. Хотел было разорвать и рубаху, но понял свою ошибку, выпустил ворот из рук и понес меня под полог, подальше от любопытных глаз. Я стучала зубами от холода, руки дрожали.

– Глупая девка, – вздохнул князь. – Меня лаять не боишься, а в море искупалась – дрожишь, будто заяц, лисой в ловушку загнанный. Погоди, одёжу тебе принесу. Замерзнешь же вконец.

– Мне т-т-т-т-теп-п-п-ло, к-к-к-к-н-няже, – проклацала зубами я.

– Вижу, – Финист двумя руками вновь рванул на мне ворот рубахи. – Дале сама снимай. Я взборе вернусь.

– Переоденься сперва. Заболеешь, – тихо сказала я, глядя в пол.

Финист будто споткнулся на мгновенье, сверкнул глазами сверху вниз, но суровой отповеди «без девок разберусь» я от него не услышала.

Под полог заглянул Леший. Хазарина мокрая одежда да доспех совершенно не беспокоили. Он помог мне стянуть липнущую к телу ледяную рубаху, нарочито показательно глядя вверх на трепещущий на ветру холщовый полог. Ореховые глаза дружинного невинно поблескивали. Конечно, чего у меня там знахарь не видал.

Финист вернулся быстро, но свою рубаху сменить успел. Сунул внутрь стопку одежды с вязаными синими носками сверху и лекарскую сумку в придачу. Я натянула одеяло до подбородка.

– Коли помощь нужна, позови, дружинный, – Финист присел на пороге, кинул на меня лишь мимолетный взгляд. – Княжна у тебя с норовом, вдруг держать потребуется.

– Стреножу, – Леший ничуть не обиделся замечанию и перевел взгляд на меня. – Слышишь, княжна? Подставляй плечо, али вдвоем с тобою управимся.

– Больно же будет, – покусывая губы с досады, заметила я.

– А ты как хотела? Ежели в беду попасть, тут ты ни у кого совета не спрашиваешь, а как потерпеть после, так охоты особой нет?

– Кто ж такое терпеть захочет.

Леший нехорошо прищурился:

– Выходит, держать тебя?

Я отрицательно помотала головой. Прав Леший, во всем прав. Великие боги, сколько ссадин и шишек я уже получила за прошедший год, и сколько их еще у меня впереди…

Леший наложил мазь, осторожно прикрыл рану льняным полотном, а после провел над повязкой рукой, помрачнел, призадумался и внимательно вгляделся мне в лицо:

– Голова не кружится? Зрение не плывет?

– Думаешь, я все же простыла? Это я могла. Я умею!

Еще бы! Уже дважды купалась за сутки. Странно, что меня до сих пор горячка не свалила.

– Разумеешь, о том мне неведомо? – мрачно поинтересовался знахарь.

Великие боги, еще немного, и Леший вспомнит про мухоморы. Меня передернуло.

– Знаешь, мне почти совсем хорошо. Правда, правда!

Финист молча вскинул брови – такая живая непосредственность, как я, в Арконе, видимо, ему еще не попадалась. Ну да, у них тут девицы не чета мне: плывут лебедушками, косы лентами цветными убраны, глаза долу опускают, никому не перечат…

– Довольно мне зубы заговаривать, – поморщился Леший. – Хорошо ей. Простыла! Да лепше б и верно простыла! Норманны стрелу свою ядом смазали, не скупясь. И где ж ты, княжна, такую гадость найти-то успела?

– Погоди-ка, дружинный, – нахмурился Финист. – Молвишь ты, будто в меня отравленной стрелою целились?

– В тебя, княже?! Великие боги… Дурень я, не понял… За ради кого еще Ольга под стрелы полезет. Завсегда у нее ум отшибает, ежели одного непутевого лучника уберечь надобно.

Финист нехорошо сощурился, но смолчал.

– Врачевать княжну должно, княже, иначе до заката она в Ирий отправится, – продолжил Леший и склонил голову, как и подобало просящему. – Помощи прошу у тебя, великий князь, и защиты для княжны моей Ольги. Выполню любое твое повеление, кровью слово скреплю.

– Леший! – охнула я, едва не выпустив из рук спасительное одеяло.

– Не нужно мне твоего слова, дружинный, – отказался Финист. – Просишь помощи – получишь ее. Вы жизнь мне сегодня спасли, да не единожды, как погляжу. Я в долгу у вас обоих, не вы. Одевайся, девица, покуда совсем не замерзла. Нос уже синий, будто ягода виноградная.

Финист ушел на нос корабля. Я быстро просунула голову в ворот поданной мне расшитой рубахи, натянула плотные мужские штаны, затянула широкий узорчатый пояс. Все не княжеское, но добротное, хоть и немного висящее на мне по размеру. Зато носки пришлись впору. Я усмехнулась – мой имидж на корабле и так уже испорчен бесповоротно, погуляю в веселеньких синих носках с кисточками, хоть не замерзну больше, чем есть. Хотя, погуляю – это я сильно сказала. Полежу скорее. Подобной разбитости я не чувствовала давненько. Словно я стала расколовшимся о земляной пол кувшином. Меня то и дело пробирал легкий озноб, зрение пыталось расплыться, приходилось несколько раз моргать, чтобы картинка становилась четкой. Голова кружилась, словно я перекаталась на карусели. Нехорошо да и страшно, если уж начистоту. В девятом веке ни антибиотиков, ни уколов я бы нигде не нашла…

Леший прислонился спиной к одному из сундуков и незаметно уснул. Я знала, что он мигом скинет с себя сонное марево, если услышит хоть один резкий звук, и старалась не двигаться – Леший устал, ему нужен был отдых.

– Держи, Чудо-юдо, – Финист откинул край полога, протянул мне кубок с горячим медовым напитком и, совершенно для меня неожиданно, изящный женский гребень. Князь вовремя заметил спящего знахаря и говорил негромко и мягко, тоже будить не желал. – Причешись, коли желаешь.

– Почему ты это делаешь?

– Княже.

– Ладно, ладно. Княже.

– Ты спасла мне жизнь, Чудо заморское, – уголками губ улыбнулся Финист, случайно – или намерено – упустив присказку «юдо».

Я взяла и мед, и гребень, и удивленно следила, как великий князь присаживается рядом. Неправильный он какой-то правитель – позаботился о чужой ему девке, которую и видеть-то особо не желает. Не верит, сердится, а в воду нырнул и напиток согреться принес. Да и гребень неспроста. Уж он-то на мою жизнь никак бы не повлиял, а вот порадовать мог…

Я поняла, что сейчас начну всхлипывать, а там и до рыданий недалеко. Только их мне и не хватало.

– Выходит, ты, и верно, оттолкнула меня от той первой стрелы, княжна, – проговорил Финист. – Почто, не ведаю, но, как бы то ни было, я в долгу у тебя.

Я только вновь шмыгнула носом – нужна мне была его благодарность, как же! Какая разница, верит он мне или нет, если в остальном считает подлой и жадной девицей.

– С чего такая милость? А вдруг я и правда наняла тех разбойников? Чтобы тебя, княже, вынудить венец мне обратно вернуть?

Вот знаю же, что правителя Арконы злить не стоит, а все равно не сдержалась. Точно жить надоело.

– Дерзишь князю, – совершенно для меня неожиданно не обиделся Финист. – Мыслишь, не вижу, что хороборишься изо всех силенок? Норманнов наняла? Чтоб венец возвернуть? Что ж, может и так. На подлость любой человек способен, муж али девица, в том разницы нет. Но в твоих глазах я не вижу жажды наживы. Сомнения, страх, злость да обиду сумел разглядеть – ты будто тетива лука натянутая, чудо заморское. Небось и плечо болит, вот и шипишь как дикая кошка. А потому обвинять без нужды я не стану. О том же, что Афиген на тебя наговорил, мы с ним еще перемолвимся.

– Значит, ты мне поверил?! Правда?!

Финист посмотрел на яркое голубое небо, такое чистое, будто и не рвала мир на части недавняя буря, опустил взгляд на меня. В темно-серых глазах заклубились ушедшие с неба тучи.

– Я, девица, здесь князь. А вот кто ты, мне ведь не ведомо. Правду ли сказываешь али врешь, не краснея. Нет средь моих людей того, кто на тебя укажет да кивнет, что княжна ты из града Изборска. По нраву мне дружинный твой, добрый он воин, его не могу разбойником морским величать. Да только тебе он служит, на что ради тебя пойдет? Я один раз уже вымолвил, и от слова своего не отступлюсь, княжна – нет боле веры моей ободритам.

– Не отступишься? А как же то слово, что ты осенью давал мне?! Оно уже ничего не значит?!

Финист долгим взглядом поглядел на меня, в серых радужках полыхнуло незнакомое мне пламя то ли сожаления, то ли досады:

– Не серди меня, девка. Коли ты жизнь мне спасла, я глаза на козни твои в Новограде закрою, но поперек дороги мне боле не становись.

– Знаешь, что! – вспыхнула я. – Посади меня тогда лучше в трюм к норманнам, тебе ж спокойнее будет! А то мало ли что, я ж такая коварная тварь!

– Да откуда ж ты столь дерзкая взялась?! – уже всерьез рассердился Финист. – На плахе жизнь торопишься закончить? Али, и правда, к норманнам в трюм попасть?!

Я молчала. Сердце сжимала тоска. Сокола и княжны Изборска здесь больше не было, были великий князь и чумазая девка, поверить которой до конца Финист не мог. Кто бы посмел его винить. Он и так изо всех сил старался быть рассудительным и справедливым, но со мной не выходило. Что ж, ничего нового. Я даже дружинного лучника Сокола несколько раз выводила из себя, что уж говорить про грозного правителя, не привыкшего к подобному непочтению. Но до чего же обидно, несмотря ни на что…

– Ты правда меня к норманнам отправишь, княже? – уткнувшись взглядом в расшитые подушки, тихо спросила я.

– А ты как мыслишь?

– Отправишь.

Я ответила честно, понимая, что великий князь Арконы поступил бы именно так. Тем удивительнее стало для меня воцарившееся под пологом долгое молчание.

– Ну девка… – наконец сумел произнести Финист. Развел руками и снова замолчал.

– Что я опять не так сказала?

– Что я, чудище какое? – даже немного обиженно откликнулся великий князь. – Девиц разбойникам скармливаю, коли в их невиновности сомневаюсь.

– Но ведь ты мне не веришь, княже. Почему б не скормить? Я же сама предложила.

На сей раз Финист молчал гораздо дольше. Я зябко повела плечами, поморщилась, задев порез от стрелы. Интересно, о чем он сейчас размышляет?

– Виноват я перед тобой, – неожиданно тихо проговорил Финист. – Прости дурака, а хоть бы и князя. Ведь ежели правду ты речешь, то ты брата нынче потеряла, едва с жизнью не простилась, а я тебе угрожать взялся. Негоже воину девицу пугать. Не по-людски это. Не помыслил я, что ты взаправду мне поверишь и чудищем меня посчитаешь. Слово тебе даю, не стану я боле тебе грозить, никогда. И Яромиру не позволю.

Я резко обернулась к князю. Говорил он совершенно серьезно и смотрел без привычной нынче надменности, прямо и спокойно. Как смотрел когда-то в иной жизни дружинный лучник Сокол. Мне выть захотелось от его взгляда.

– П-прости меня, пожалуйста, – всхлипнула я. – Я не хотела тебе дерзить.

– Неужто? – вскинул брови князь Арконы, его глаза заискрились смехом.

– Как-то само собой выходит. Честно!

– Княже, – спокойно поправил Финист и, уже не дожидаясь ответа, добавил. – Не узнаю я себя нынче, словно разум мне отказывать стал. Будто с тобою вместе ко мне былое в душу стучится. Вспомнить не могу, но сердце сжимается. Не на тебя я сержусь, на себя. За то, что поверить тебе хочу боле всего на свете, но не могу через себя переступить. А ведь не красит гнев правителя, разумею и ничего поделать с собой не могу.

– Тебе нужно прошлое вспомнить.

– Прошлое… О нем мне дядька да невеста моя уж поведали. А сестрица моя да и все, кто со мною в Новоградском княжестве был, молчат, будто воды в рот набрали. Что им стоило молвить, будто Черномор да Желанна правду мне открыли? Выходит, не во всем была та правда. До сего дня не мыслил я о том, что родные мне люди солгать могли, а нынче упали вы мне на голову. Душу перевернули.

– Мила тебя любит и никогда не предаст! Если молчит, значит, нельзя ей сказать, княже… – я сама выговорила и сама же запнулась от нехорошего предчувствия. Ну вот что такое страшное могло заставить великую княжну молчать? Неужели ей настолько приятнее увидеть в невестках купеческую дочку, чем меня?

– Вот у нее и повыспросишь, коли захочешь. Вам, девкам, только позволь рядышком сесть, до утра прощебечите. Мне она правду все одно не откроет. А с тебя, княжна, я боле глаз не спущу, пока домой не отправлю. Уж больно ловка ты дерзить, не глядя, кто перед тобой. Так и до беды недалеко. А спорить ежели будешь…

– В темницу посадишь.

– Не придется, – мрачно усмехнулся Финист. – Ты и без моей помощи там окажешься, с твоей-то выдумкой.

– Но…

– Делать мне более нечего, как глупых девок из темницы вытаскивать. Али мыслишь, у меня забот иных нет?

– Есть, но я…

– Отдыхай, Чудо-юдо, силы тебе пригодятся, чтоб яду норманнскому жизнь не отдать. Мои люди тебя тревожить не станут.

Финист ушел. Что ж, Чудо-юдо, так Чудо-юдо. Видимо, у меня судьба такая – являться перед дорогими мне людьми цирковым клоуном и перепачканной хрюшкой в одном лице. Братец вон тоже меня вначале Чудом-юдом кликал.

Потом я долго лежала под одеялом и рассматривала хлопающий на ветру край расшитого полога. Мне бы уснуть, но не выходило. Мысли путались, хаотично сменяли друг друга, толкались, мешали. Одеяло не спасало от студеного ветра. До чего же холодно вокруг, или это мое сердце медленно покрывается изморозью, уступая норманнскому яду?

Я вздохнула чуть слышно, вспомнив все случившееся с прошлого лета и оценив юмор судьбы. Я всегда знала Финиста дружинным моего брата. Обычным воином, пусть и одним из лучших в дружине. Он звал себя Соколом, беспрекословно выполнял, что велено, и никогда никому ни единым словом не обмолвился о том, что его род во много раз древнее и могущественнее нашего ободритского княжеского рода. Наоборот, Сокол не раз напоминал мне, что княжне даже глядеть в сторону дружинного негоже. А ведь стоило ему хоть заикнуться Рарогу о свадьбе, мой брат не посмел бы ему отказать, уж он-то прекрасно знал, кто такой Сокол. Но таков был князь Арконы – дав слово, он ни за что бы не отступил от него.

И вот прошел без малого год. Все изменилось безвозвратно. Отныне я была княжной не такого уж и большого новоградского княжества, владелицей всего одного города, а Финист вернул себе самый богатый удел в словенских землях, его города на Буяне могли поспорить в богатстве с Царь-градом, войско надежно сдерживало алчность франков, норманнов и цареградцев разом. Он мог пожелать в жены любую девушку, даже дочь короля. Он стал прежним, властным и грозным, истинным суровым правителем. И больше не верил княжне ободритов. А я все надеялась, что он вспомнит меня и свою любовь ко мне. Какая я все же глупая, наивная дурочка. Великие боги…

– Ты ж воин, Яромир. Где это видано, чтоб воин девку слабую утопить пытался? Где честь твоя? – услышала я неподалеку.

– Лепше б она в море сгинула, – прошипел в ответ злющий голос Яромира. – От нее беды одни.

– Много берешь на себя, воевода, – откликнулся ничуть не менее злой голос Финиста. – Коль успел с Афигеном на острове перемолвиться, мысли свои при себе держи.

– Отец невесты твоей, княже, мудр да дальновиден, – не сдавался воин. – Ежели вымолвил, что девка Арконе беду принесет, то так уж и есть. Да и Желанна княжну ободритскую поминала не раз. Лишь худое баяла, смерти ей желала, а ты, княже, за ней в воду прыгнул.

– А ты в няньки ко мне заделался, я погляжу? – Финист говорил негромко, стараясь меня не тревожить, но злость в его голосе не различил бы только глухой. – Да и суд заместо меня взялся вершить? И оттого лишь, что Желанна да папаша ее худое о княжне нашептали?

– Желанна тебе, княже, лепой княгиней станет. Казиста она, нраву кроткого…

Я едва не закашлялась, кое-как взяла себя в руки. «Это она-то нраву кроткого?! Серьезно?!!»

– …а ты на девку чумазую готов ее променять…

Я затаила дыхание. На палубе тоже воцарилась тишина.

– Иди за парусом следи, воевода, – наконец повелел Финист. – Ольгу али дружинного ее боле трогать не смей. Ослушаешься – пеняй на себя, не погляжу, что боярского рода, спрошу за все и за то, что нынче случилось.

Тишина. Похоже, Яромир пытался взять себя в руки.

– Воля твоя, великий князь, – наконец хмуро бросил он и ушел.

Я все еще боялась шевельнуться, чтобы Финист не услышал, как я шебуршусь.

– Ты бы поспала все ж, княжна, – с легкой насмешкой раздалось совсем рядом, за холщовой стеной полога. – Не поведали тебе в тереме брата, что подслушивать плохо?

Я все же закашлялась. Князь еще раз усмехнулся и тоже отправился восвояси.

Щеки пламенели от стыда, я полежала, повертелась с бока на бок. Сон не шел, зато все сильнее саднило горло, плечо разгоралось огнем, в голове закручивалась невидимая, противная, нарочито медленная воронка, заставляющая сжимать пальцами виски и представлять самое страшное, что будет со мной, если Леший вовремя не успеет уничтожить яд. Эдак я и до Арконы не дотяну, слягу только от страха. Надо встряхнуться как-то.

Я высунула нос из-под полога и не пожалела. Впереди лежал остров Буян. А на нем, над высоким обрывом, стоял огромный город-крепость. Мы были еще далеко, и белоснежные каменные стены с торчащими коньками крыш казались открытым ларцом с самоцветами, раскрывшимся среди безбрежного морского простора и черных грозовых туч, клубящихся на горизонте.

Великая Аркона, столица древнего народа руянов. Неприступные ворота в словенские земли. Богатейший город с золотым храмом верховного бога Свентовита. В двадцатом веке от него остались лишь стертые обломки некогда неприступных стен и зыбкая, обрывочная память о сгинувшем величии. И еще песни, что исполняли у подножия Старой Ладоги реконструкторы. Странно и немного жутко было помнить об их словах и смотреть на невредимый город, полный сияния и славы. Еще каких-то двести-триста лет, и от Арконы не останется камня на камне. Если бы не Финист и его дядька Черномор, может быть, города бы уже не существовало.

Лодья стремительно летела вперед. Финист оценил сказанное знахарем обо мне, о норманнском яде да о путешествии в Ирий и велел гребцам садиться на весла, чтоб прибавить в скорости. Корабль Афигена и пленные драккары могла охранить и вторая боевая лодья.

Я поборола усиливающуюся слабость и осторожно подошла к борту. Морские брызги сразу же окатили меня, заставили вздрогнуть от внезапного холода. Будто наяву в ушах зазвенел голос из далекого будущего, певший песнь о правителе Арконы и молодой ладожской княгине… Песнь могли сложить много раньше или столетие спустя о любом из руянских князей, но похоже, не просто так словенские боги наделили меня волшебным даром менять прошлое и будущее на ведовском камне. То, что я списала на грусть и растерянность в тот далекий солнечный день на развалинах Ладожской крепости, было неясным предчувствием беды.

Я зажмурилась, крепко и отчаянно, стиснула гладко тесаный борт княжьей ладьи так, что побелели костяшки пальцев. Я услышала свист стрелы, увидела, как колыхнулись перед глазами две одинокие травинки, всего за мгновенье до черноты… Ничего не изменить. Финист убьет меня, каленой стрелой, как однажды осенью предсказал Рарогу старец Велирад. Ладожская княжна не сможет победить судьбу. А после умрет и Финист, тогда-то и падет великая Аркона… Нет, нет, нет!!!

Голова закружилась, я покачнулась, неуверенно нашаривая рукой опору, и меня тут же поддержали надежные мужские руки – князь, оказывается, внимательно следил за мной и вовремя оказался рядом, чтобы не дать мне свалиться за борт уже третий раз за сутки. Я благодарно и чуть удивленно кивнула.

– Что с тобой, Чудо-юдо? – негромко и обеспокоенно спросил Финист, внимательно вглядываясь мне в лицо. – Ты побелела вся, будто холст некрашенный.