Параллельное дознание

Нервы совсем ни к чёрту!

Я интуитивно замираю, опираюсь рукой о стену и переношу вес тела на левую ногу. Противный, совсем не к месту стон вырывается из моей груди. В присутствии Маши и Вероники я сдерживал себя. Иногда мне удавалось перетерпеть неожиданный выстрел из заряженного болью колена. А здесь отвлёкся на «Опель» и выдал незваному гостю своё физическое состояние.

Майор спецназа не должен предъявлять себя посторонним – беспомощным, больным, страдающим от недугов…

На мой вопрос Раис не отвечает. Он внимательно смотрит на меня, поднимает с пола палку и суёт мне в руку.

– Потерпи, солдат! – говорит он и начинает шарить в карманах пиджака. – Кажется, оставил… в плаще… Нет, слава Богу, нашёлся пакетик…

– У меня… наверху, в столе, есть ампулы… с обезболивающим лекарством! – произношу я, преодолевая болевое эхо по скованному спазмами телу. – В библиотеке… верхний ящик. И шприцы там же…

– А водка у тебя есть? – спрашивает Раис.

– Не помогает… Если бы помогала, я бы… спился.

– У меня не сопьешься. Наоборот… Так, есть водка?

– На кухне, в серванте… Стоит непочатая… с мая месяца…

– А вода в кране питьевая? – Раис ставит тубу с порталом в угол гаража, захлопывает калитку и запирает на ключ.

– Да!

– Не упадёшь? – Раис обходит меня и открывает дверь в дом.

– Полчаса так могу стоять. Потом проходит…

– Значит, пять минут выдержишь, – и гость входит в дом.

В эти минуты я ни о чём не думаю, не размышляю, не философствую. Вспоминаю всех подряд, проживающих в аду и на грешной земле. Без логических предпосылок. Только для сотрясания воздуха. Негромко. Но, вслух…

– На-ка, выпей, – говорит возникший извне гость с гранёным стаканом в руке… – Залпом… Это водка, разбавленная водой до двадцати градусов с растворенным лекарством. Немного противно, но полезно…

Конечно же, я нахожусь вне себя. И руки мои заняты. В одной палка, второй опираюсь на стену. С трудом соображаю насчёт перераспределения веса, чтобы взять левой рукой сосуд с раствором. Наконец перемещаю свои восемьдесят килограммов и смотрю… на стакан…

Стакан мне знаком. В нашем доме много посуды. В том числе и стаканов. А гранёный с ободком, в народе – «губастый», имелся в наличии один-единственный. И я его вчера выкинул в мусорное ведро. Неосторожно плеснул в него кипяток, он лопнул и развалился. Так что нет в моём доме гранёных стаканов… И джипов в моём гараже нет… И сумасшедший здесь не это приведение, похожее на индийского киноактёра Раджа Капура, а я, спецназовец-переросток. Стойкий деревянный солдафон, произведённый общевойсковым военным училищем «на-гора» ещё в СССР.

– Исчезни! – говорю я в сторону приведения.

– Сначала выпей, – парирует Раис и вовремя отдёргивает руку с лекарственным раствором, ибо я с силой махаю левой клешнёй, теряю равновесие, и чуть было не падаю на бетонный пол.

Он удерживает меня, подставив свободную руку. Спасённое в стакане лекарство оказывается у моих губ, и я послушно выпиваю… Одним глотком… Противную, испорченную водой и белым порошком водку…

– Подействует минут через пять. Может быть чуть больше… Почувствуешь облегчение, не маши палкой и не бегай за мной… или от меня… Чтобы полностью выздороветь, нужно время… Три-пять дней. А резкая боль пройдёт сейчас…

Раис прислоняет меня обратно к стене.

– Что? Так больно, что рассудок помутился?

– Этот стакан, а он единственный в моём доме, я вчера кокнул! Ты где его взял?

Раис улыбается.

– Я подумал, что ты… того… а ты про стакан? Мария Ивановна свой стакан не «кокала». Это ты свой… в своём временном рукаве…

Полегчало. Боль совсем не исчезает, но уже не рвёт меня на части.

– Хорошо, что мы перешли на «ты», – говорит Раис, засовывая «губастого» в карман пиджака. – А то, понимаешь ли, фамильярности… в данное время… Ты вона, какой матерщинник… Тут на «вы», как бы – не к месту… Мне нужно ввести тебя в курс дела. А ты, Фома неверующий, упрямишься.

– Если ты не призрак, точно палкой огрею!

Раис не отвечает. Покрутившись на месте, обнаруживает валявшуюся возле колеса «Опеля» оброненную мной связку ключей, поднимет, облокачивается на капот и ждёт…

Колено наполняется ватной лёгкостью. От него растекается жар, медленно, по всей ноге. И становится хорошо. После пятиминутной «атаки» – тишина… и блаженство…

– Пошли? – толи спрашивает, толи предлагает Раис.

Я опускаю ногу на пол и слегка «делюсь» с ней весом…

Терпимо. Порядок. Можно путешествовать по дому.

– Я для тебя приготовлю раствор, – говорит Раис, пропуская меня в открытую дверь. – Нужно ежедневно в течение недели принимать по пятьдесят граммов. Лучше всего вечером, перед сном. В спокойном теле во время сна раны заживают быстрее.

– Огурцы тоже – хорошо растут ночью, – совсем не к месту бурчу я.

– Что? А!.. Да-да… Сейчас идём в библиотеку.

Я оглядываюсь и смотрю на «Опель». Надо же! Современные приведения разъезжают на шикарных иномарках.

В зале первого этажа что-то не так.

Во-первых, пахнет духами. Любимый Машей «Шанель» или нечто подобное. В моём рукаве, там, где бронзовый закат, всё провоняло лекарствами.

Во-вторых, кресло, в котором я люблю отдыхать, читать и смотреть телевизор, стоит рядом с диваном, в противоположной стороне комнаты. А на древнем «Панасонике» японской сборки покоится любимая Машина салфетка, ею связанная лет двадцать тому назад. На салфетке хрустальная ваза со свежими цветами. В вазе вода. Я всегда предупреждал своих женщин, чтобы не ставили на телевизор сосуды с водой. Это опасно для приборов с высоким напряжением и для жизни хозяев. Прецеденты этому были.

А, впрочем, «Панасоником», похоже, не пользуются. На стене, напротив дивана и моего кресла, висит широкоэкранный, жидкокристаллический «Шарп». Именно такой я собирался купить после переезда в этот дом. Но почему-то не купил…

И за окном мрак. Плотные дождливые облака спрятали багряный небосклон.

– А где Маша? – спрашиваю я. – Она же должна быть дома.

– У Марии Ивановне сегодня последняя плановая репетиция оркестра. Завтра – генеральная. Они там исполняют что-то длинное, сложное и жутко интересное. Я не музыкант… к сожалению… Она будет дома в полночь. У нас есть время…

– Время для того, чтобы взглянуть на мой китель?

– Ну, да… Это последняя возможность убедить Фому в том, что параллельные пространства существуют.

«Ну, да! – думаю я, вторя Раису. – Фома почти созрел…»

Мы поднимаемся наверх. Заходим в библиотеку. Оба поворачиваемся налево.

На том же месте висит мой китель, аккуратно упакованный в целлофан.

А я всё никак не оборудую свой «иконостас» чехлом для длительного хранения.

Собрание сочинений Достоевского в наличии. Четвёртый том с романом «Идиот» похоже, никто не вынимал.

– Ну? – произносит Раис и возвращает моё внимание к мундиру.

– Согласен, – говорю я. – Чтобы костюмчик ни пылился, нужно его беречь.

– Да я не про чехол.

А про что же? – снимая позвякивающую медалями реликвию, думаю я.

На чехле тоже накопилась пыль. Я провожу ладонью по плечу кителя, и обнаруживаю, что он не мой. Это мундир подполковника!.. Более того, его носил Герой России!.. Слева, над каскадом блестящих кругляшей, прикреплена золотая звёздочка. У меня такой нет.

– Она что?.. Вышла замуж? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает Раис. – Это твой мундир. Вернее, мундир твоего двойника…

Я снова неудачно «виляю» телом, и боль в колене отдаётся тупым эхом. Замираю и с помощью палочки-выручалочки подвешиваю левую ногу. Но эхо тут же «осыпается» с больного колена, словно иней с ветки дерева, и я осторожно ступаю на пол.

– Что? – спрашивает Раис, принимая у меня китель.

– Порядок! – отвечаю я.

– Тогда пошли домой.

– В мой неправильный рукав?

– В него. – Раис вешает китель на место. – В этом доме не нужно оставлять следов. Здесь тебя не должно быть.

– А как же?.. – заикаюсь я.

– И не думай о них… У тебя и в твоём рукаве всё в порядке… Мария Ивановна вернется, Вероника приедет на каникулы, и заживёте вы по-прежнему… а здесь не твоё пространство. И время течёт иначе…

Сажусь в кресло, прислоняю палку к подлокотнику, беру с журнального столика томик Достоевского и бросаю взгляд в сторону Раиса. Он по-хозяйски обходит зал, присаживается на диван и пробует его на мягкость.

– Ты где спишь? – спрашивает он.

– В спальне, на втором этаже.

– Тогда я здесь переночую, если не возражаешь?

– Не возражаю.

– А при Маше ты где?.. – спрашиваю я.

– А при Марии Ивановне я – в отеле… – отвечает гость.

– А машина?

– Да я только сегодня познакомился с вашей супругой… С вдовой… И машину в гараж только сегодня поставил. С её согласия.

– Повод для знакомства? – помолчав, спрашиваю я и возвращаю том Достоевского на столик.

– Представился научным сотрудником из НИИ. Изучаю «аномальное несоответствие временных пластов». В вашем посёлке эта аномалия проявляется с некоторым искажением. Флуктуация от перепластовки.

– То есть?

– В параллельных пространствах, в идентичных рукавах, после перепластовки временных факторов, возникают временные и пространственные искривления. – Раис окидывает взглядом комнату. – То, что в вашем доме произошли изменения, это нормальная связь причины и следствия. А вот почему погода не соответствует радикалу времени – вопрос.

– И почему я там подполковник и герой России, а здесь майор и простой орденоносец?

– Живой орденоносец! – Раис облокачивается на спинку дивана и задумчиво смотрит на стену, где будет висеть жидкокристаллический «Шарп». – Тебя что больше устраивает?

Интересный вопрос. И ответ оппонент уже дал. И я с ним согласен.

Я молчу.

– С этим тоже нужно разобраться, – говорит Раис. – Возможно, всё само собой образуется. Но кое-что следует немножко подтолкнуть… У тебя постельное бельё имеется?

– Имеется. А что нужно подталкивать?

– Я сейчас анализирую основные несовпадения пространственного континуума в обеих временных ипостасях. Если причины будут выявлены, и их устранение станет возможным, то следствие можно исправить, и оно пойдёт своим чередом по математически точным временным параллелям.

– Постельное бельё в шкафу, – я указываю палкой на гардероб. – Душ там. Можешь принять ванну.

Раис хлопает ладонью по своему колену.

– За душ – спасибо!.. Как твоя нога?

– Не верю! – говорю я, поднимаясь из кресла. – Ты, наверное, гипнотизёр?

– Иди-ка спать, господин Станиславский!.. Завтра будем думать, как исправлять мои ошибки…

Тёмная полоска, маячившая на закате перед медной звездой по имени Солнце, выросла в чёрную тучу и притащила за собой уйму влаги. Дождь начал шелестеть по крыше после полуночи. В открытую форточку вползла прохлада с противной сыростью. Под простынёй лежать стало не уютно. Пришлось подняться, затворить окно и достать из шкафа одеяло. Дремота, мучившая меня ещё в кресле, до появления Раиса, напала с неумолимой нежностью и затянула в прелестную и безмятежную нирвану. Там не существовало постоянно тревоживших меня страхов и коварных болевых взрывов, что и по ночам вторгались в тело из-за нечаянных толчков больной ногой в спинку кровати. Ничего такого нынешней ночью не случалось. Я просто спал. И снились мне парящие окрест ангелы, милующие меня неописуемо нежные нимфы и всякие там наяды и дриады, похожие лицом на Машу…

И надо же, мне не снились гонящиеся за мной по скалистым ущельям кавказские парни. У меня не ныла пробитая пулей голень, мешавшая и в видениях преодолевать бурные ручьи и перепрыгивать глубокие ущелья. Я не тащил на себе раненого лейтенанта Трифонова, два «Калашникова» и подсумки с пустыми обоймами. Короче, сегодня я не воевал. Я просто спал. Не крепко, потому, что видел сны. Короткие и красивые…

Просыпаюсь от стука в дверь.

Вчерашнее «приведение» в образе Раджа Капура, назвавшееся Раисом, без разрешения заглядывает ко мне в спальню.

– Доброе утро! – «Приведение», обнажённое по пояс, с полотенцем в руках, вплывает через дверной проём и зависает справа от меня. – Я готовлю омлет с салом. Вставай, приводись в порядок, и начнём, Владимир Сидорович, жить по-новому.

– Доброе!.. Сало-то откуда?

Я осторожно приподнимаю отдохнувшее в нирване тело и медленно опускаю ноги на прохладный паркет. Сначала левую, потом правую. Правая нога цепляется за тапочки – сейчас рванёт!.. Нет, обошлось!

– Сало я взял в холодильнике у Марии Ивановны. – Раис энергично массирует полотенцем грудь.

– Попросил или тайно похитил?

– Этот продукт я купил в магазине. – Раис перебрасывает полотенце на спину и принимается растирать поясницу. – И хранил его в холодильнике. С её разрешения… В данный момент Мария Ивановна на работе. Так что я не просил и не похищал. Я взял немножко своего.

– Я думал, что мусульмане не едят плоть грязных животных.

– У меня жена – хохлушка… с Украины… из-под Львова, так вот она меня приучила… Надеюсь, ты не магометанин? Не откажешься от омлета с салом?

– Не откажусь.

– Тогда, вперёд, в ванную! Палочку можешь не брать. Наоборот, попробуй интенсивнее напрягать раненое колено своим весом.

Нормальное ощущение здоровой ноги, давно забытое, так просто возвращаться не хотело. Я, конечно же, схватился за палку. В ожидании «выстрела» слегка надавил ступнёй на пол. В колене тихо защипало, но не рвануло, как вчера. Эта нежная боль показалась мне приятной. Я прислонил палку к кровати. И осторожно, по привычке прихрамывая, последовал за гостем на первый этаж. Через несколько шагов понял, что прихрамывать не обязательно. Можно идти нормально. К нежному пощипыванию следует относиться как к щекотке. И я засмеялся от нахлынувшей радости. Лётчик Маресьев, наверное, так же радовался, когда сделал первые шаги на протезах.

Раис обернулся, похлопал меня по плечу и подтолкнул к ванной комнате. И я смело шагнул вперёд.

Омлет с салом по-украински и чашка кофе со сливками были в самый раз для развития контакта с «приведением». Раис предложил расположиться в гостиной и в спокойной обстановке открыть мне «тайны сосуществования на этом свете „бедного Йорика“ и его живого двойника в параллельном мире». Именно так и сказал…

– Кто такой Йорик? – спрашиваю я, не сразу вспомнив, что принц Гамлет читает свой знаменитый монолог, держа в руке его череп.

– Был такой индивид в Датском королевстве, – отвечает Раис.

– Вспомнил! – спохватываюсь я, мысленно представляя кадр из фильма с Иннокентием Смоктуновским в роли Гамлета.

– В Энске есть драматический театр. Ты бы поинтересовался, что там ставят. К вам и москвичи на гастроли приезжают. В их репертуарах имеется и Шекспир.

– Вообще-то я планирую выходы в свет. Да вот нога… И Маша в данный момент отсутствует… а без неё, как-то не в цвет…

– Это поправимо! Но, сначала о деле.

– Слушаю.

– Я задам тебе несколько вопросов. Попытайся ответить на них как можно точнее. Важны подробности. Даже мелочи, на которые ты, возможно, не обращал внимания… Речь идёт о твоей гибели. Я вчера упоминал об этом.

– Ну да. Меня тихо зарезали в автобусе по пути домой… Кому это я не угодил?

– Вот! Об этом знал только ты, в том, настоящем пространстве. Вспоминай, с кем поссорился?.. После выписки из госпиталя ты в течение суток общался с людьми: знакомыми, сослуживцами, пассажирами злополучного рейса.

– Ну, после выписки… я был дома, в военном городке. На следующий день сходил в парикмахерскую. Постригся наголо. Потом навестил отдел кадров дивизии. Получил документы об отставке по состоянию здоровья. В городском военкомате стал на учёт и тут же снялся с учёта по инвалидности. Зашёл в пенсионный отдел, отдал документы для оформления пенсии. Потом: собес, жил контора. В паспортном столе написал заявление на постоянную регистрацию по новому месту жительства в Слободе. Да, получил ключи от дома и… на автобусе приехал сода.

– Теперь, пожалуйста, подробнее, по минутам. Что с тобой происходило после того, как ты вышел из автобуса?

– Вышел из автобуса… Ага! Вышел я не совсем удачно. Зацепил больной ногой за тротуарный бордюр и… минут пятнадцать находился в ступоре. Стоял, прислонившись к бетонной плите остановки, и медленно таял под лучами апрельского солнца. Погода была хорошая. А я надел форменное обмундирование, краповый берет, новенькие берцы. Майор спецназа в расцвете сил и с костылём! Стою, млею, радуюсь жизни. А потом пошёл… Ах, да!.. Потом прибыл очередной автобус и…

– И?

– Вот тут-то со мной, а вернее не со мной, а с двумя пожилыми гражданами, сошедшими с этого автобуса, произошёл инцидент. На них напали грабители. Это случилось метрах в ста от посёлка. Я шёл следом и был свидетелем, как двое подростков, лет семнадцати, отнимают у стариков деньги. Денег у них было много. Да, эта пожилая пара, приезжала из Москвы к моему соседу, тоже военному отставнику, и у них были доллары, две или три пачки в банковской упаковке. Это родители нашего соседа, полковника интендантской службы в отставке Рейна Виктора Александровича. У них беда – внук Гоша, лет десяти, серьёзно болен. Нужна операция. Дорогая операция, которую должны делать за границей. Но, всё обошлось. Деньги с моей помощью были возвращены. И операцию мальчику уже сделали. Удачно. Я у Виктора Александровича узнавал. Оперировали в Германии.

– Ну вот, на примете у нас двое подростков лет семнадцати. Потом ты с ними встречался?

– Встречался. В автобусе. После осмотра дома я возвращался в военный городок. И там я их увидел. Они подошли, извинились за случившееся и тут же вышли из автобуса на следующей остановке.

– Разговор с ними был?

– Две-три фразы. Эти ребята говорили, что их призывают в армию, и они хотели отметить это событие. Денег у них не было. Вот они и решили совершить преступление. А у меня, кстати, возникало желание вызвать полицию на место совершения грабежа, но старики отговорили. Молодёжь, вся жизнь впереди. Я согласился с потерпевшими. Тем более – этих мальчишек сейчас, наверное, обкатывают в одной из частей нашей могучей армии.

– Не ёрничай, Володя!

– На счёт армии я не ёрничаю. Она у нас могучая.

– С какого возраста у нас призывают в армию?

– С восемнадцати лет.

– Так, выясняется, что мальчики призывного возраста и им исполнилось восемнадцать лет. Теперь вспоминай, что было в автобусе с момента посадки. И так – подошёл автобус, открылись двери…

– Открылась задняя дверь, я на одной ноге, с помощью костыля, вскарабкался по ступенькам в салон. Хотел сесть на сидение возле входа. Оно обращено назад. Было желание посмотреть на удаляющуюся панораму нового места дальнейшего проживания. А на дерматиновую подушку кто-то нагадил… Не помню. Что-то там было разлито. Молоко, сметана, раздавленное яйцо…

– И ты сел на друге сидение лицом по ходу автобуса.

– Именно так. А эти парни, кажется, сидели в первой половине салона, и вышли на следующей остановке.

– Без намёков на отмщение? Ведь ты им на пустыре навалял? Так ведь?

– Я их просто повалил на мягкую оттаявшую землю. Безобидные специальные приёмы рукопашного боя с использованием подручных средств. Я в них потыкал костылём. От этого никаких следов на теле. Через пять минут грабители бегали как рысаки. А меня, после этого поединка, старики тащили в посёлок волоком.

– Что, грабители сопротивлялись?

– Нет. Во время возвращения награбленного я крепко стоял на своих двоих. А когда всё кончилось, раненое колено отомстило мне ударом по всему телу. Мне в доме Виктора Александровича сделали обезболивающую инъекцию.

– Был в доме у Рейнов? А Гошу видел?

– Да, имел честь познакомиться с этим мальчиком. Вундеркинд. Жаль, что он останется калекой на всю жизнь.

– Не останется, – тихо сказал Раис – Мы за этим проследим. Ведь ради него ты и пострадал. Ради этого мальчика.

– То есть?

– Операция по спасению Георгия Рейна прошла удачно. Главное, естественным путём, без вмешательства извне. И ты подвернулся как нельзя кстати. Деньги, предназначенные на оплату лечения, были доставлены по назначению. Но, в завершении естественного оперативного процесса, сотрудники нашей организации не отследили маршрут возврата опосредованного участника до безопасной точки и допустили гибель объекта.

– Объект – это я?

– Ты, Володя. А теперь, следующий вопрос…

Раис достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, нашёл в ней нужную запись и спросил:

– После выписки из госпиталя и оформления отставки ты обращался в военкомат по какому-либо вопросу?

– Нет. То есть… Я же сказал, что был в учётной группе. И в пенсионном отделе.

– С местной полицией не знаком?

– Нет! Возникало желание капнуть на пацанов. Старики не позволили.

– В районную поликлинику часто обращаешься?

– Редко. Участковый врач ко мне приходит раз в неделю. Таблетки, микстурки прописывает. Рекомендует заниматься физиотерапией. Массаж, прогулки.

– Выполняешь предписания и рекомендации?

– Делаю всё. Но пользы от этого мало. Активный массаж и длительные прогулки чаще всего заканчивались болевыми приступами.

– Теперь приступов не будет. А терапией продолжай заниматься.

Раис спрятал книжку в карман.

– Сейчас Мария Ивановна ушла на работу. А мы проследуем в её пространство и совершим физиотерапевтическую прогулку в Энск. Навестим отдел полиции, который занимается раскрытием убийства подполковника в отставке Соловьёва.

– Я что, уже был подполковником, когда меня резали в автобусе?

– Да, но ты, вероятно, об этом не знал. – Раис сочувственно взглянул на меня, отвернулся и продолжил говорить, погрузив руки в карманы пиджака. – Очередное звание, которое ты здесь не получил, там тебе было присвоено живому. И Героя России тебе присвоили не посмертно. Это я знаю точно из дат подписания Приказа и Указа. Живым ты был в это время. Валялся в госпитале. Бюрократия в армии не изжита. А тут ещё реформа всё никак не завершится. Ты, Володя, в настоящей жизни совершил подвиги, о которых здесь, в искусственном пространстве, не помнят, или они не считаются героическими. Мария Ивановна сообщила мне, что сразу после похорон, твоих похорон, к ней пришёл представитель из военкомата и пригласил на торжественное собрание офицеров в доме культуры военного городка, где ей и были вручены погоны подполковника и награда. Это произошло восьмого мая. Перед Днём Победы.

– Восьмого мая я был дома, и Маша была дома. И никуда мы не ходили. Наоборот, соседи Рейны вечером гостили у нас.

– Следовательно, твоё бывшее командование никаких приглашений тебе не присылало?

– Приглашений – нет. А открытку с поздравлением по случаю Дня Победы я получал.

– Не забыли, значит. А теперь, Владимир Сидорович, скажи-ка мне, за какие подвиги тебя хотели наградить золотой звездой Героя России?

– Думаю, за обезвреживание опасной бандитской группировки в одном из горных селений Дагестана. В этой операции принимали участие бойцы моего батальона. Возможно, учли и то, что я лично спас группу офицеров из горящей БМП. Там был и мой командир полка.

– А лейтенант Трифонов был среди спасённых офицеров?

– Трифонов? Командир второго взвода второй роты моего батальона. Это другой эпизод, чеченский, произошёл за полгода до Дагестана. Лейтенанта только что назначили к нам после окончания училища, и он сразу же попал в маленькую неприятность. Вместе со мной. Я и Трифонов должны были проверить один из укрепрайонов. Поехали на Уазике рано утром. На полпути нас обстреляли из зелёнки. Водитель погиб. Трифонов тяжело ранен, я легко в правую ногу. Тогда меня ранило в первый раз. В голень, навылет. Хорошо, что кость не зацепило. Немного повоевал с боевиками – патроны быстро закончились. Пришлось мне лейтенанта километров пять на себе тащить. По горам. Боевики по пятам шли. Но мы успели добраться до точки. Трифонова после госпиталя перевели в другое подразделение. Кажется, в столичный регион.

– Ясно. – Раис откинулся на спинку дивана. – Поближе к папе.

– А кто у него папа? – спросил я.

– Генерал полковник Трифонов. Служит в Министерстве Обороны.

В моём искусственном «рукаве» моросило, а в «правильном» светило утреннее солнышко. Как и вчера, мы совершили через калитку-портал переход в гараж, где стоял «Опель». Открыли ворота на улицу, выкатили машину, и, соблюдая конспирацию, дабы меня «покойного» никто из соседей не заметил, проследовали к Энску.

– Куда едем? – спрашиваю я, озираясь на идущих по тротуару людей.

– В ОВД Слободского района, – отвечает Раис.

– В милицию?

– В полицию. Теперь это полиция.

– Зачем? Хочешь узнать, как расследуется моё убийство?

– Если позволит начальство.

– Раис, а мне-то, зачем там светиться? Я же на Северном кладбище! Если меня увидит сотрудник, который ведёт расследование, и который был обязан посмотреть на меня убиенного, в морге, то возникнет неприятный эксцесс!