Параллельное дознание

Я выхожу последним, оглядываюсь вслед отходящему автобусу и вижу Машу и Веронику. Они стоят в павильоне остановки и встречают меня…

…Лейтенант Трифонов шевельнулся на моём плече и что-то невнятное бормочет. Его тёплая кровь напитала одежды. Алые капельки стекают на камни и указывают преследователям наш путь. Моя правая нога, прострелянная навылет в голени и перетянутая ремнём, одеревенела и пружинит при беге, словно бесчувственный протез. Спина и шея, наоборот, противно ноют от увесистого тела сослуживца, двух «Калашниковых» и подсумков с пустыми магазинами. Сзади слышны глухие выстрелы. Они-то и подгоняют меня вперёд. Однако хлопки раздаются всё ближе и громче.

«Не успею!» – думаю я с сожалением… и открываю глаза.

В дверь стучат. Не громко, но настойчиво.

Я пленённый ватной дремотой сижу перед выключенным телевизором. Голова опрокинута на спинку кресла. Челюсть слегка отвисла и от этого во рту сухо. С трудом инициирую железы к слюноотделению. Перетаскиваю голову вперёд, на грудь. На мне шорты цвета хаки, голубая тенниска и серые шлёпанцы. Правое колено покрыто рубцами от пуль и скальпеля хирурга. На загорелой голени распустились две ромашки от сквозной раны. Отвоевался, солдат! Теперь я инвалид и вижу врагов лишь в тревожащих разум снах.

На коленях книга. Достоевский. Князь Мышкин, уже в который раз усыпляет ленивого читателя в самом начале романа.

Повторный стук вытягивает из зыбкого небытия. Осматриваюсь без явного желания возвратиться в нормальное состояние.

За окном медным заревом полыхает закат. Плотная июльская духота, смешанная с гулкой тишиной, предвещают тёплую ночь.

Я дома один.

Стучат. Ну, какого чёрта! Могли бы позвонить. Возле калитки есть кнопка. Нажми её и жди, когда хозяин соизволит…

А, впрочем, о чём это я? Просыпайся, пенсионер! Иди, встречай гостей!

Лакированная деревянная клюка, недавно сменившая костыль, от неловкого движения соскальзывает с подлокотника кресла и бабахается об пол. Довольно-таки громко бабахается. Даже в голове от грохота слегка просветлело. Подбираю палку, осторожно поднимаюсь и подхожу к двери в прихожую, чтобы оттуда через окно посмотреть, кто же это ко мне пожаловал в столь позднее время. На часах десять вечера.

Нет там никого, возле калитки. Да и стучат-то вроде бы в дверь. И не в эту, что выходит в палисад, а в ту, что ведёт в гараж. А эхо мечется по всему дому, сразу и не разобрать, где стучат.

Свободной левой рукой массирую глаза. Не проснулся ещё, стало быть. Возвращаюсь. Дверь в гараж не заперта. Нужно повернуть ручку, и она откроется.

– Войдите! – говорю я, не веря, что там кто-то есть.

Чтобы попасть в гараж, минуя гостиную, нужно открыть ворота. С улицы, или со двора. Но они заперты изнутри, и открыть их без ведома хозяина невозможно. Ключи от калиток в воротах тоже не пропадали. Значит, у меня в доме завёлся барабашка. Там, за дверью, кроме садового инвентаря, ничего нет. Машины тоже нет. И никогда не было. А гараж мне достался вместе с домом. Его таким построили немецкие военнопленные в 1944 году.

Ручка двери вильнула вниз, и передо мной возник человек. Ростом чуть ниже моего. У меня – метр восемьдесят. Чуть старше меня. Мне – сорок три. На нём серый плащ-пыльник, костюм тёмно-серого цвета и голубая рубашка. Без галстука. На голове джинсовая шляпа с деформированными полями. На шляпе и плечах пыльника следы влаги. На тёмно-серых лакированных туфлях от солнечного блика из зеркала трюмо блестят капельки, точно перламутровые бусинки. Словно гость только что вошёл с улицы, где шпарит летний ливень. Я оглядываюсь на окно. Нет никакого ливня. Солнце там красит медью горизонт и тонкую полоску далёкой тучи над ним. Гость снимает шляпу и виновато улыбается. Лицо у него красивое, смуглое, волосы коротко подстрижены, с едва заметным серебром на висках. Брови и усики-стрелочки чёрные. Вылитый индийский актёр Радж Капур из «Господина 420». Вчера по местному телеканалу показывали.

– Там у нас дождь, – говорит гость из «замкнутого пространства» виноватым голосом. – А у вас он будет только ночью.

Это что? Ко мне явилось привидение, или я всё ещё сплю!?

– У вас?.. Это где? – спрашиваю я. – В Аргентине, что ли?

– Нет! В Аргентине сейчас зима. Холодно, – задумчиво отвечает гость. – Туман. На юге снег.

– Ну а вы откуда свалились в мой гараж? – с нескрываемой раздражённостью осведомляюсь я.

– Сейчас попробую объяснить, – парирует гость. – Вы извините меня!.. Здравствуйте!

– Здравствуйте! – Я перемещаюсь ближе к мужчине, шурша шлёпанцами и цокая палкой по паркету. – Снимайте плащ… и шляпу, давайте сюда. Я их на солнышко… просушиться. – Принимаю у гостя одежду. – Чай, кофе, вино, коньяк? – Указываю «Раджу» на дверь в кухню, где расположен обеденный стол, газовая плита, холодильник и шкафы с запасами продовольствия и выше указанных напитков.

– Не откажусь, – без стеснения отвечает гость. – Мне бы тапочки…

– Тапочки там. – Ориентирую гостя на дверь в прихожую.

Выхожу на веранду и раскладываю плащ и шляпу гостя на диване. Солнышко здесь уже не светит, зато накопившееся за день тепло и еле заметный ветерок из открытого окна быстро сделают своё дело.

Перед входом на кухню притормаживаю и медленно оцениваю своё положение в собственном доме. Затуманенный дрёмой мозг ничего путного не подсказывает. Лишь идиома «незваный гость хуже татарина» снимает с него предохранитель. Увесистая клюка в правой руке придаёт мне уверенности.

Гость сидит за столом на моём любимом месте. На плите греется чайник. На столе банка с растворимым кофе и две чашки на блюдцах с ложечками. Рядом пачка рафинада, тарелка с кружочками колбасы и квадратиками сыра. Батон нарезан тонкими ломтиками. Сливки в магазинной упаковке распечатаны. Всё так, как при Марии Ивановне, моей супруге, в настоящее время отсутствующей по сугубо личной причине.

Укатила Маша в Москву, где заканчивает учёбу на курсах повышения квалификации. Уехала и оставила меня в большом пустом доме одного. Уже месяц прозябаю в одиночестве. Читаю Достоевского, контролирую то, что растёт на приусадебном участке и в теплице, пью чай и кофе, варю себе борщи-свекольники. Спиртного не пью. Однако вожусь с приведениями, являющимися поздними вечерами из закрытого гаража в «сыром виде», словно их только что извлекли из промокшего под дождями города Питера.

В приведения я не верю. А они, если это не сон, являются…

– Гасанов Раис Абидуллович, – представляется «Радж», вставая мне навстречу.

– Соловьёв Владимир Сидорович, – отвечаю я, пожимая узкую ладонь гостя. – Вы похожи на индийского киноактёра Раджа Капура. Вчера по телику показывали… – Гость удивлённо поднимает брови, улыбается и на мою реплику не отвечает.

Я сажусь напротив Раиса Абидулловича. Рассматриваю его смуглую физиономию. Изображаю каприз бесцеремонности на правах хозяина. А он смотрит на меня. Без всякого каприза. Просто изучает, как головастика, выловленного из лужи.

– Вы случаем дверью не ошиблись? – спрашиваю я, пытаясь иронизировать.

– Нет! Угодил туда, куда нужно. И именно к вам…

– Без предупреждения?

– Экспромтом!.. Даже дорогу не пришлось переходить!..

Юморист, однако.

– Зачем я вам понадобился?

– Хочу восстановить справедливость. По отношению к вам. А, заодно, и себя реабилитировать… если получится.

Раис Абидуллович поворачивается к плите. Там задребезжала крышка на чайнике. Я положил в чашки по ложке кофе. Себе кинул пару кусков сахара.

– И мне пару, – говорит Раис.

Я бросаю и ему пару кусков. Он аккуратно наливает в чашки кипяток.

Синхронно размешиваем содержимое. Сливки добавляем каждый себе. И бутерброды делаем для себя сами.

Вообще-то пить кофе на ночь, да ещё с приведением в образе Раджа Капура, – не порядок. Я и так плохо сплю. А вот гость на парящую чашку смотрит с вожделением.

– Если вы голодны, могу угостить вас борщом, – говорю я с некоторым опозданием, не снимая с лица маски оптимиста, готового ринуться в рукопашную с бессовестным домушником.

– Спасибо, я сыт. Меня недавно накормили, очень вкусным борщом-свекольником… Мария Ивановна угостила…

– Мою супругу тоже зову Машей… Марией Ивановной…

– Ну, вот, она и угостила…

Недалеко от посёлка Немецкая Слобода, построенного немецкими военнопленными в конце войны, и недавно отреставрированного для отставников, каким являюсь в настоящее время и я, раскинулся красивый городок Энск. До недавнего времени – секретный, закрытый и очень чистый военный объект. Во всех смыслах этого слова. Здесь не было на улицах, во дворах и в парках никакого мусора. Не сорили. А также в его домах не проживали воры, алкоголики, взяточники… и прочие отбросы человеческой цивилизации. В своё время жил и процветал ухоженный и обласканный страной город образцового социалистического быта. Закрытый от мира развитого социализма клочок недостроенного коммунизма.

Теперь в Энске есть всё, как и везде на бескрайних просторах нашей, слегка обветшавшей, но по-прежнему великой Родины. Даже больница для душевнобольных появилась.

С противоположной стороны посёлка, среди сосен и огромных базальтовых валунов, раскинулся оздоровительный центр. Там лечатся гражданские и военные жители Энска. И я там побывал по случаю ранения на Северном Кавказе. Повреждённое пулей колено правой ноги уже более чем полгода мучает меня невыносимой болью. Теперь я инвалид, отправлен в отставку с должности командира батальона, в звании майора Российской армии.

Так вот в этом центре есть отдельный корпус, где проходят курс лечения местные алкоголики, наркоманы и больные душой.

Я и подумал, а не является ли гражданин Гасанов Раис Абидуллович пациентом этого корпуса. Только сумасшедший мог просочиться в мой кирпичный гараж, минуя запертые железные ворота и узкие зарешеченные арматурой оконца.

Я в данный момент ёрничаю. Ибо гость, пока не проявляет никакой агрессии. Но, на всякий случай, палку из правой руки не выпускаю. А он пьёт кофе маленькими глотками и чему-то улыбается. Вид у него сугубо интеллигентный.

– Паспорт покажите, – говорю я, беря левой рукой чашку с парящим напитком.

– Пожалуйста, – без лишних вопросов говорит Раис Абидуллович и протягивает мне документ в обложке из крокодиловой кожи.

Ставлю чашку, беру паспорт. Названные гостем данные совпадают. Прописан гражданин Гасанов в городе Одинцово Московской области. А к нам он попал зачем? Ну да, он же сказал: чтобы реабилитироваться и восстановить справедливость.

– Я из параллельного мира, – говорит Гасанов. – У меня есть ключи от калиток в воротах вашего гаража.

Наконец-то, произнёс несуразицу, «гость из параллельного мира». Во-первых, входные калитки в воротах гаража имеют очень сложные немецкого производства замки. Ключи от обеих дверей в двух экземплярах находятся здесь, в кухне…

Я встаю, подхожу к кухонному столу, выдвигаю правый ящик и извлекаю связку ключей. Все четыре штуки, воронёные, с налётом ржавчины, вместо металлического кольца шнурок от ботинка. Мы с Машей ими не пользуемся. Выходя на приусадебный участок, просто отпираем изнутри половину ворот. Удобно, ключ с собой брать не нужно. А калитку и ворота, выходящие на улицу, мы вообще не отпираем. Транспортного средства мы ещё не приобрели.

– Наши ключи на месте, – говорю я и потрясываю связкой.

– А я у Марии Ивановны позаимствовал. На время.

Гость достаёт из кармана четыре ключа – воронёные, с налётом ржавчины, связанные шнурком… от ботинка.

– Можете сравнить, – продолжает Гасанов, – скопировано в результате перепластовки временного фактора. Мне их нужно возвратить в ящик стола, что на кухне вашей супруги.

– Фантастика! – говорю я и возвращаюсь за стол. – Она сейчас в Москве… Маша уехала в конце мая. Вообще-то… мы расстались. Думаю, что из-за моего солдафонского характера и почти неизлечимого ранения. Возможно, навсегда… В прошлом году я принимал участие в боевых действиях по обезвреживанию…

– Я в курсе, Владимир Сидорович. Вам повредили ногу. Правую. Мария Ивановна очень расстроилась из-за этого и в декабре покинула вас. Вы выздоровели… Почти выздоровели. В середине апреля ваша супруга и дочь, студентка медицинского университета, вернулись в Энск. Вы в это время выписались из госпиталя и приезжали в посёлок Немецкая Слобода, чтобы осмотреть этот домик, который вам, как отставнику, выделили власти города. Помните?

– Помню. Не в голову же раненый! Три месяца тому назад это было…

– А дальше произошло следующее: по пути домой, в военный городок, вы были убиты неизвестными лицами в салоне городского автобуса…

– А этого случая не припоминаю.

Я окончательно уверился в истине моих догадок. Раис – сумасшедший!

– Вас похоронили на Северном кладбище. – Гость пригубил чашку, взглянул мне в глаза и тихо продолжил: – Мария Ивановна, после похорон осталась здесь, в Слободе. Работает в недавно открывшейся в Энске музыкальной школе заместителем директора. По вечерам репетирует с оркестром городского театра, готовится к концертам. Дочь учится в Медицинском университете в Москве. Скоро приедет на каникулы…

Действительно, наша дочь Вероника скоро будет в Энске. То есть у нас, в Немецкой Слободе. Надеюсь, и Маша вернётся. Как-то мы расстались не по-людски. Она второй раз уезжает в столицу. Там проживает её тётя. Тётя Зина. Маша у неё останавливается. Я вначале думал, что доктор Скворцов – светила медицины из столицы, делавший мне операцию повреждённого колена, виновник нашей размолвки. Но доктор оказался порядочным человеком. А Маша, по протекции тёти Зины, посещает какие-то курсы при городской филармонии, где работала в дни моего обучения в военном училище. Тогда мы познакомились и, после окончания училища, поженились. И вместо карьеры музыканта, она обрела учесть супруги военного офицера с возможностями преподавать в музыкальных школах или играть в самодеятельных оркестрах. Если в военных городках имеются музыкальные школы и оркестры. В Энске таковые имелись.

Стресс от постоянного контакта со мной, с военным, двенадцать лет, из двадцати пяти календарных, пребывавшего в «горячих точках» нашей страны и зарубежья, мог выдержать не каждый родственник. Моя супруга достойно вынесла это испытание, но в финале её прорвало. Вид измученного ранами мужа, привезённого с Северного Кавказа, оказался жестоким «точечным ударом» по её нервам. В конце прошлого года она уехала из Энска на четыре месяца. В апреле возвратилась. Помогла осуществить переезд из военного городка в наш дом. Имела возможность понаблюдать за мной.

Страдания и не прекращающиеся «ступоры» супруга-калеки, вывели Машу из себя ещё раз. Она, ничего не сказав, покинула меня и возвратилась в Москву. Вероника по секрету сообщила, что мама заканчивает обучение на высших музыкальных курсах в филармонии. Диплом и полученные навыки позволят ей занимать руководящие должности в учебных заведениях с музыкальным уклоном и организовывать работу творческих коллективов.

А у меня со здоровьем практически ничего не менялось. Попытки докторов Энска как-то помочь калеке не давали положительного результата. Обезболивающие лекарства не действовали. Организм привыкал к ним, и они не оказывали должного эффекта. Как тараканы привыкают к ядам, так и я к лекарствам. А повреждённый нерв, где-то в коленной чашечке, каждый раз неожиданно, просыпается от нечаянного толчка и выводит меня из строя и терпения. Но я борюсь и терплю. Проявляю осторожность. Учусь не оступаться, не цепляться за пороги, проснувшись вставать с правильной ноги. А если ошибаюсь, то замираю минут на десять и стойко, как оловянный солдатик, выдерживаю процесс медленного «вытекания» из колена, режущего по живому всё моё тело нервного тока. В последнее время «взрывы» в коленной чашечке стали реже. Но, не прекратились.

Раис пережёвывает бутерброд и следит за моей мимикой. Полагаю, что внутренние мыслительные процессы как-то отражаются на моём лице.

Гость хихикает и говорит:

– Вы правильно делаете, что не верите мне, Владимир Сидорович. Параллельные миры – чистая фантастика. Учёные в вашем времени что-то там доказывают себе и всем – математически, гипотетически, виртуально. Но пока это – фикция. Идея о наличии параллельных миров – правильна. Но, вход в эти миры, откроется не скоро. И не так, как это предполагают современные гении. А вам нужны доказательства…

– Доказательства того, что меня кто-то застрелил в автобусе?

– Нет, вас… тихо зарезали. И то, что вы мертвы, пассажирами, заполнявшими салон автобуса, было установлено не сразу. Все думали, что вы просто спите. Ваше тело извлекли из автобуса на конечной остановке… Представляю, какой там был переполох!

– На конечной остановке?.. У КПП военного городка меня встречали Маша и Вероника… Бред!.. Вы хотите вывести меня из себя?.. Вы кто!?

– Я вам скажу. Но, хочу предупредить, всё, что вы узнаете обо мне и о происшедшем с вами в апреле этого года, будет извлечено из вашей памяти.

– Ага! Вспышка света и я снова сижу в кресле, читаю роман «Идиот» и сравниваю высказывания и поступки князя Мышкина со своими, пенсионно-солдафонскими суждениями.

– Примерно так. Кстати, поступки князя и его комментарии к ним, не так уж и плохи. Скорее наоборот. Их нужно осмысливать применительно к себе и к своим поступкам. Особенно в наше сложное и изменчивое время. Вы обязательно читайте Достоевского. Вдумчиво читайте. Это скучно. Но для переустройства нашего внутреннего мира необходимо… Значит, вам нужны доказательства, Владимир Сидорович?

– Да! Мне нужны доказательства.

– Стало быть, так, – Раис Абидуллович погружает остатки бутерброда в рот и запивает глотком кофе. – Сейчас вы мне покажете, где находится ваш мундир с наградами… У вас же есть мундир? Парадный цвета морской волны с орденами и медалями? Их, наверное, у вас десятка два?

– Примерно, – соглашаюсь я и нерешительно указываю пальцем на потолок. – Он висит в библиотеке, на стене. Его Маша с Вероникой украшали как новогоднюю ёлку, когда я приносил домой новые коробочки с боевыми и юбилейными медалями. А первые награды я привёз из Афганистана. Полтора года срочной службы в боевых условиях. Вплоть до вывода войск. Привёз оттуда орден Красной Звезды, медаль «За отвагу», комплект правительственных наград Афганистана. А потом пошло-поехало. Военное училище, Армения, Сербия, Босния, Приднестровье, Северный Кавказ…

– Герой!

– Почти. Комдив обещал за Кавказ представить к званию Герой России. Но тут что-то не срослось. Перестройка в армии. Вместо дивизий – бригады. Словом – не представили… Суматоха. Не до нас…

– Покажите мундир, – тихо говорит гость.

– Пошли, – говорю я и пропускаю Гасанова вперёд.

Раис Абидуллович выходит из кухни и сразу же сворачивает налево, к лестнице на второй этаж. Он знает наш дом. Он знает, где у нас выключатель освещения, так как, поднявшись наверх тут же, почти не глядя, суёт руку за ширму и включает свет. И идёт по коридору до конца. Направо – библиотека. Так мы с Машей называем небольшую комнатку с окном на заходящее солнце, на панораму с могучими еловыми зарослями и базальтовыми валунами на противоположном городу берегу прямой как стрела речки без названия.

Библиотеку собрала Маша. Сейчас и Вероника, приезжая из столицы, пополняет её новинками. А я в это время собирал награды. Блестящие кругляши, которые напоминают мне о моих скромных подвигах. И о весьма значительных победах моих подчинённых. Я их водил в бой. Некоторых нет в живых. Многих я спас от смерти… И меня спасали… Я жив. Для меня война окончилась. А мои подчинённые ещё стреляют, и умирают…

Оставшись один на один с книгами, я понял, что шальной пулей пролетел мимо маленьких Чудес Света, мимо прекрасных миров и удивительно интересных мыслей умнейших людей. Теперь вот с трудом одолеваю Достоевского. Легко прочитал трёхтомник Есенина. Споткнулся на умных и не понятных мне романах Братьев Стругацких. Казалось бы – просто фантастические приключения. Ан – нет. Они с философским подтекстом. Они заставляют думать и придумывать свои варианты финалов этих историй. Умных историй. Я решил вначале побороться с Достоевским. А потом уже возьмусь за Стругацких. Я же воин. Я должен победить свою, застоявшуюся за четверть века солдафонскую сущность.

– Ага, – говорит Раис Абидуллович, входя в комнату, и безошибочно, по-военному, поворачиваясь кругом, через левое плечо. – Вот он. Висит на своём месте. С погонами… майора российской армии.

– Ну да, – подтверждаю я. – Дочь прикрепила последние медали, которые я получил в отделе кадров при оформлении моей отставки. Пока я ползал по горам, они накапливались в сейфе комдива.

Гасанов оборачивается и смотрит мне в глаза. Я не смущаюсь. А он осторожно берёт меня за руку и пожимает. Сильно жмёт. Своей не мощной худой ручкой.

– Герой! – говорит гость. – А теперь пойдем, посмотрим на мундир, который висит в библиотеке вдовы…

Спускаемся вниз. Раис Абидуллович идёт первым. Я выключаю свет и иду следом.

– Ключи от калиток у вас? – спрашивает гость.

– Так у вас же есть свои! – говорю я.

– Мне их нужно вернуть Марии Ивановне. А с вашими ключами мы сможем возвратиться назад.

Я захожу в кухню и беру связку, лежащую на столе.

Входим в гараж.

– Отпирайте дверь своим ключом. – Раис Абидуллович пропускает меня вперёд.

– Я обычно открываю половинку ворот. Так удобнее…

– Нет-нет! – возражает Раис. – Нам нужна калитка. Вот эта дверь в воротах.

Я не сразу нахожу нужный ключ. Отпираю замок.

– Подождите! Не открывайте дверь.

Раис придерживает меня рукой. Я отступаю в сторону от выхода. А гость извлекает из затемнённого угла возле выхода предмет, похожий на тубу для чертежей, только квадратную. Эта штуковина сантиметров восемьдесят длиной, толщиной в десять. В середине тубы, на закруглённом ребре, ручка, под ней пара кнопок.

– Это – хроноскаф, – тихо говорит Раис и нажимает одну из кнопок. Туба раскрывается по длине, и я вижу панель с кнопками и индикаторами. Справа маленький экран. – А это – портал. Вход в параллельный мир.

Раис, придерживая тубу левой рукой, правой набирает клавишами ряд символов, которые высвечиваются на экране. Немного ожидает, пока цифры и буквы меняют порядок. Потом ставит прибор на землю, перед выходом во двор. Двумя руками нажимает на крайние кнопки слева и справа.

Прибор тихо попискивает, помаргивает синими и красными огоньками. Потом затихает. Перед дверями появляется вибрирующая плёнка. Вернее, нечто, похожее на прозрачную плёнку.

– А теперь, Володя, отпирайте дверь параллельного мира.

Я выполняю просьбу Раиса. Ячейка замка послушно поворачивается, словно я её и не трогал, пять минут тому назад.

– Перешагиваем через порог и портал. – Раис касается моего плеча. – Вы первый…

Я толкаю через «плёнку» дверь калитки и выхожу во двор. Здесь прохладно, темно и довольно-таки неуютно от сырости. Дождь, по-видимому, только что прекратился. Но невидимая глазу изморось сразу окутывает нас. Я в тапочках. Мой гость тоже. Перед гаражом небольшой участок забетонирован. Мы теснимся на нём. Идти по участку не резон. Ноги будут мокрые.

– Я же говорил, что здесь дождливо.

– Дождливо, – соглашаюсь я. – Теперь-то куда?

Раис наклоняется к тубе-порталу и выключает «плёнку».

– Теперь – назад. Перешагиваем порог и хроноскаф. – Не наступите на него, ради Бога!

Я аккуратно перехожу в гараж. Раис Абидуллович шагает следом и слегка подталкивает меня вперёд. В гараже темно. Только что через узкие окна сюда проникал золотистый отблеск заката, и, вдруг, кромешная тьма… И, к тому же, чувствуется присутствие чего-то чужого. Словно передо мной замер могучий БТР. Пахнет бензином, пластмассой и ещё чем-то незнакомым.

Делаю пару шагов к входу в дом и протянутой вперёд рукой нахожу на стене выключатель. Загорается свет. Я оборачиваюсь к пахнущему «монстру».

Чёрный, слегка припорошенный дорожной пылью, внедорожник фирмы «Опель» притаился в центре гаража.

– Что это? – осипшим голосом спрашиваю я.

– Это мой! – отвечает Раис. – Мария Ивановна разрешила поставить. На время. Пока я тут… с вами занимаюсь.

– Какая Мария Ивановна? – уже с возмущением хриплю я, не отрывая взгляда от машины.

– Ваша вдова… Успокойтесь, Владимир Сидорович! Мы сейчас находимся в параллельном временном рукаве. Это правильный поток. А ваш поток, тот, где хорошая погода с заходящим солнцем, создан искусственно. В результате перепластовки. Он через некоторое время растворится. Сольётся с основным потоком. А пока… я ещё не разобрался с этими рукавами. Да и с вами вот…

– Ты кто? – Я резко поворачиваюсь к странному гостю.

Резкая боль в колене мгновенно сковывает всё тело. Палка выскальзывает из правой руки и грохочет по бетонному полу. Из левой руки вываливаются ключи, громко звякают об калитку и отскакивают к «Опелю». От грохота палки и звона металла по телу прокатываются внутренние болевые волны.