Параллельное дознание

Зашёл в штаб дивизии, побывал в кабинетах старших командиров и с их помощью осознал себя пенсионером – майором российской армии в отставке с документально подтверждённой инвалидностью.

Начальник отдела кадров полковник Горлов, имитируя торжественность момента, вручил мне пенсионное удостоверение, файл с документами, картонные коробочки с орденами и медалями, сберкнижку с начислениями за период моего отсутствия по месту постоянной дислокации и пакет с наличными: премиями, командировочными и доплатой за службу в особых условиях. За всё расписался в ведомостях.

– Если не будешь пить и играть в казино, – пожимая мне руку, сказал мудрый кадровик, – то пенсии со всевозможными доплатами и льготами тебе Владимир Сидорович хватит за глаза. А денег, что в пакете, на новую мебель в вашем с Марией Ивановной домике. Мы вам ордер ещё в ноябре оформили. Будете жить в Немецкой Слободе. Нам эту Слободу администрация городской управы вместо обещанных квартир отписала. Строительный батальон недавно закончил реставрацию старины. Для отставников. Мария Ивановна ещё перед Новым годом осмотрела вашу жилплощадь. Комфортный домик со всеми удобствами и приусадебным участком… В пакете найдёшь выписку из истории болезни. Предъявишь в гражданскую поликлинику. Там и будешь наблюдаться… Вот и всё! А сейчас, майор Соловьёв, дуй в пенсионный отдел, в собес и так далее. Оформляйся, регистрируйся и живи!..

В октябре прошлого года при проведении операции по обезвреживанию бандитов в горах Дагестана наш батальон принял бой. Матёрыми оказались шакалы! Мы тогда потеряли троих ребят. И у бандитов были потери, но шестеро сдались.

Шестой, прежде чем бросить «Калашникова», последние патроны из рожка послал в мою сторону. Теперь колено источает невыносимую боль.

Это был мой последний бой и последнее боевое ранение.

За полгода до этого кавказская пуля пробила мне голень навылет. Однако в тот раз я отряд не покинул. Лечился в казарме. Через неделю стал на ноги.

А в этот раз списали вчистую. Без намёка на возврат. И я уже не воин…

Врачи военного госпиталя изучили кровавый кисель в области колена и решили не прибегать к ампутации. Вызвали из столицы опытного дока. Маша постаралась – звонила дочери Веронике в медицинский университет…

Приглашённый врач проявил исключительное радение – собрал мои косточки в кучку, упаковал в гипс, подвесил на растяжках, пожелал скорейшего выздоровления и вернулся в Москву… вместе с Марией Ивановной.

Нет, мы не в разводе. И уехала она в столицу для всех моих друзей и знакомых не к военному эскулапу. Она уехала к нашей дочери Веронике, которая учится в Университете имени Сеченова и мечтает стать хирургом.

Интересно, кто теперь вместо Маши преподаёт сольфеджио в музыкальной школе?..

Вернувшись из госпиталя, проверил почтовый ящик и обнаружил письмо, в котором супруга лаконично ответила на все мои вопросы.

«Попробуем жить отдельно – каждый в своём мире!»

Маша ушла «к себе» и, наверное, счастлива. А я в своём ещё не обретаюсь, я только начинаю осваиваться…

Солнце нагрело борцы и приятно пощипывает кожу под камуфляжем. Тепло ощущаю обеими ногами. Однако едва угасающая боль не даёт насладиться весенним теплом в полной мере. Выходя из автобуса, зацепил берцем за тротуарный бордюр и теперь вот… наслаждаюсь ласковым ветерком…

Мне нужно попасть в Немецкую Слободу. Небольшой микрорайон с таким названием находится в пятистах метрах от автобусной остановки, в низине, похожей на пологий овраг. Панорама посёлка, окутанная лёгкой дымкой, с красными пятнами кирпичных домиков и белёсыми валами нерастаявших сугробов вдоль заборов, распахнулась прямо передо мной. Микрорайон, в котором на четырёх улицах компактно расположены сорок домов. К Слободе по склону с прошлогодним бурьяном спускается извилистая тропинка. На противоположном берегу крутояра, за посёлком, просыпается дремучий лес, украшенный тёмно-зелёными кедрами и серыми скалистыми отрогами. Пейзаж достойный кисти Левитана…

Слобода – бывший рабочий поселок, построенный после войны немецкими военнопленными при кирпичном заводе. Поэтому его в народе и называют Немецкой Слободой. За семьдесят лет эксплуатации он захирел, оброс пристройками, курятниками и гаражами. А от завода остались невысокие холмики из битого кирпича и ржавой арматуры. Бывшие слободчане получили квартиры в новостройках. Посёлок некоторое время пустовал, в ожидании сноса. Но кто-то подсказал мэру идею восстановить микрорайон силами военных строителей. И теперь наше командование решило вернуть Слободе былую красоту и разделить её среди отставников. Многим пенсионерам пришлась по душе перспектива переселиться не в городскую квартиру, а в приличный сельский дом с городскими удобствами и приусадебным участком.

На Четвёртой Слободской улице в доме номер пять буду проживать и я. Согласно ордеру, должен зарегистрироваться по указанному адресу вместе с Машей. Вчера отметился у паспортистов без супруги… в виде исключения.

Ключи от «фазенды» мне вручили в городской управе.

Комендант военного городка тут же напомнил, что служебную квартиру нужно срочно сдавать для косметического ремонта. Её уже распределили кому-то из молодых офицеров.

С переездом в Слободу проблем не будет, друзья обещали помочь…

Ну, хватит загорать. Пора выдвигаться в район «передислокации».

Вот и очередной автобус прибыл.

Достаю из кармана куртки головной убор, поправляю кокарду и заученным движением надеваю, слегка переместив на правый висок.

Дома примерял штатский костюм. Расстроился. Обнаружил, что выгляжу в нём не совсем цивильно. Отвык боец от гражданской одежды.

В зеркале, запылившемся за период отсутствия хозяев, разглядел свою шевелюру. Она у меня густая – каштановая. А тут вдруг засеребрилась. Выходит седина, взлелеянная служебными и личными переживаниями, ждать себя не заставляет. Приходит незаметно и покрывает голову словно саваном, пока хозяин борется с житейским негативом.

В моей жизни наступают перемены. Только мрачно от них на душе. Пробовал «перезагрузиться». Начал с внешнего вида. С утра, поборов душевное сопротивление, заглянул к «тупейному художнику», и тот «изобразил» из меня первогодка, с причёской наголо.

Ей-богу, лет на десять помолодел!

Из автобуса вышли пассажиры.

Двое молодых парней, лет восемнадцати, в кожаных куртках. В армии, скорее всего, не служили. Род занятий определить невозможно. «Братки» из криминального сериала – независимые от окружающего мира. Осмотрелись, закурили и вальяжно проследовали мимо меня к Слободе.

Мужчина и женщина – пожилая пара, степенно вышли следом. Пощурились на солнышко, поухаживали друг за дружкой, поправили головные уборы, воротнички плащей и, поддерживая себя под руки, засеменили в ту же сторону. Но в отличие от парней, обратили на меня внимание. Мужчина глянул и с сочувствием оценил майора с костылём. Мне стало немного не по себе. Женщина же стрельнула в меня потускневшей синевой ещё жалостливее. Но это не обидно. Это женский удел – жалеть детей и немощных мужчин…

Третьим эшелоном проследовал я.

Колено ноет, но это уже привычная боль. Она не мешает касаться раненой ногой сырой земли и думать о моих женщинах.

Дочь Вероника часто звонит по сотовому телефону и справляется о здоровье. Обещает приехать на каникулы. Замуж вроде не собирается. О маме ничего не говорит, а я спросить стесняюсь…

Короче, связи с супругой нет. Причина этому – моя служба в армии, которая сотворила из здорового мужика, первостатейного инвалида. Мы ссорились из-за моего статуса. Постоянные командировки в «горячие точки», порой до полугода, низкая зарплата и моё нежелание увольняться из армии. Это накопилось за двадцать лет совместной жизни и прорвалось истерикой терпеливой супруги в день, когда меня привезли в военный городок с переломанными костями.

Я любил и терпел обеих – и красавицу изменщицу жену, и строгую, но верную армию. И обе корректно расстались со мной. Я теперь безработный инвалид, а они, …а они уже обходятся без меня!

«Отряд не заметил потери бойца!..» – ёрничая, подумал я про армию.

«И московский эскулап сыграл прощальное танго…» – это уже про Машу.

Впереди что-то происходит…

Я задумался, и из мрачного небытия меня вывело негромкое восклицание идущих впереди попутчиков.

Поднимаю взгляд и вижу, что парни в кожанках находятся рядом с пожилой парой и что-то у них просят… или отнимают. Один держит в руке сумочку дамы и, похоже, изучает её содержимое. Второй бесцеремонно обследует внутренние карманы плаща и пиджака мужчины. Старики возражают. Однако их призывы к совести вызывают у наглецов лишь ухмылки с оскорбительными советами оппонентам «заткнуться».

До попутчиков метров тридцать. Их я преодолеваю за несколько секунд. Я не бегу, а парю над грязной тропинкой, используя раненую ногу по прямому назначению, едва превозмогая боль. Костыль мне только мешает, так как всё время проваливается во влажную почву. Его приходится вытягивать из глины как пробку из бутылки, стоя на одной ноге.

Остановился рядом с мальчишками в кожанках, выбрал удобную позицию для психологического и физического контакта.

Ребята выглядят здоровыми и вполне могут обладать навыками бокса или восточных единоборств. Вступать в драку – резона нет. В армии учат начинать контакт с адептом, используя переговоры, а уже потом открывать огонь на поражение. И делать это не первым, а в ответ на удар противника.

– Ребята, что вы делаете? – спросил я внезапно охрипшим голосом и закашлялся. – Прекратите!..

– Чего тебе, Красная шапочка? – едва взглянув в мою сторону, прогнусавил парень с дамской сумочкой. В другой руке он держал обнаруженные в ней пачки долларов США в банковской упаковке. Созерцание и осязание невиданного богатства, оказавшегося в руках, опьянили молодого бездельника, и он, скорее всего, неосознанно проигнорировал моё присутствие.

Калека в военной форме ему неопасен.

Я – неопасен! И мои попытки достичь договоренности не действуют!

Старушка с ужасом в синих глазах смотрит на изъятые у неё деньги. Похоже, прощается с ними навсегда.

– Ты давай проходи, солдатик! Не мешай! Мы же не с тобой ведём беседу! И делиться с тобой не собираемся…

Второй парень обнаружил во внутреннем кармане пиджака мужчины потертый бумажник и с брезгливой миной на жирной физиономии принялся извлекать из него какие-то документы, справки, визитные карточки и тут же ронял их себе под ноги, в грязь. Из денег ему достались несколько сторублёвок, которые перекочевали в карман кожаной куртки.

– Блин! – прогнусавил парень и выбросил бумажник на обочину тропы. – Совковая нищета! А ну-ка ручки покажи, старая калоша! Часики, печатки имеются?

Часов и перстней-печаток у старика не было. Только тоненькое обручальное колечко на безымянном пальце, которое не снималось. Но грабитель решил применить силу и начал выкручивать его со скорченного от мозолей пальца, словно гайку с болта. Старик не стерпел – вырвался из пухлых рук преступника, поправил кольцо и несильно ударил парня кулаком в жирную щёку. От неожиданности тот сделал шаг назад, поскользнулся и сел на сырую землю.

– Сейчас я буду тебя хоронить, старый козёл!

Парень повернулся на бок и стал неуклюже подниматься. Старик, удерживаемый спутницей за руку, сделал шаг к обидчику и пнул того ногой. Опять же не сильно. Парень был осторожен и в ответ лягнул в голень старику. Тот вскрикнул от боли. И она пронзительной молнией передалась мне, моей ноге, уже онемевшей и плохо подчинявшейся.

Ударом свободной левой руки я свалил первого парня на спину и обездвижил костылём, легко нажав в известную мне болевую точку. Сознание грабитель не потерял, но бойцовские качества минут на пять утратил. Правда из него начал источаться гонор в виде невнятных матерных выражений и угроз.

Второй поднялся и намеривался исполнить обещанное старику наказание. Но, заметив падение сотоварища, немного замешкался и снова получил несильный пинок от рассерженного мужчины. Ударом костыля в пах я поставил увальня в партер и посоветовал ему подобрать разбросанные документы. А также положить их и украденные деньги в портмоне, и возвратить хозяину.

Не оказывая неповиновения, парень принялся выполнять мои указания.

Сумочка женщины и извлечённые из неё доллары всё ещё находились в руках у первого грабителя, теперь присмиревшего и лежащего на земле прямо перед старушкой. Она не сразу сообразила, что утраченный капитал можно вернуть. Однако, взглянув на меня и получив одобрение, обрела решительность, наклонилась к грабителю и забрала из его рук и сумочку, и деньги, и ещё какие-то вещи, которые парень торопливо извлекал из карманов.

Закончив процедуру по возврату ценностей, старушка выпрямилась, погладила рукой ноющую поясницу, а потом снисходительно улыбнулась притихшему парню.

Я заметил, как тому стало не по себе от улыбки только что обиженной им женщины. Видимо ожидал от неё иной реакции на свои деяния.

– Господи, накажи их мудрыми словами, но не наказывай делами! – произнесла старушка, подняв глаза к небу, и перекрестилась. – Они уже и так одной ногой в аду!..

Старик получил портмоне с содержимым, положил в карман пиджака и застегнулся. Обидчик, стоящий перед ним на карачках, его уже не интересовал.

Пожилую пару заинтересовала моя персона.

– В полицию звонить не нужно, молодой человек, – спокойным голосом посоветовал мужчина, заметив, что я пытаюсь извлечь из нагрудного кармана куртки мобильный телефон. – Лена уже попросила у Господа наказание для заблудших агнцев. Да и от вас им досталось! Вполне достаточно…

– Да, модой человека, да! – добавила старушка и указала мне на тропинку. – Если вы следуете в Немецкую Слободу, то мы вас проводим. А заодно и познакомимся… Я – Елена Владимировна. А мой супруг – Рейн Александр Карлович. Мы живём в Москве. А в ваш город приехали к сыну. Погостить. Он тоже военный. Недавно в отставку выпроводили…

– Это так, – добавил Александр Карлович. – Сам наш Витенька из армейских кладовщиков, ни за какие коврижки бы не ушёл.

Представился и я. Но на этом наша беседа прервалась. Меня и в самом деле нужно было провожать. А вернее, тащить на себе моим немощным попутчикам. Потому что нестерпимая боль резким толчком охватила всю мою «ходовую часть» и сделала продвижение по сырой тропе до Слободы «девятым кругом ада».

На Четвёртой Слободской улице я очутился в гостях у соседей. Так как моё пребывание в пустующем доме, где отсутствовали элементарные условия для отдыха, показалось спутникам не совсем приемлемым.

– Да вам, молодой человек, скорую помощь нужно вызывать! – поворачивая к дому номер три, сказал Александр Карлович, стоически выдерживая часть моего веса, подставив плечо под мою левую руку. – Рано вы выписались из госпиталя. А уж если выписались, то не следует делать такие сложные прогулки… А с другой стороны, если бы не вы!..

Моим соседом оказался отставной интендант из нашей дивизии полковник Рейн Виктор Александрович. Я с ним не был знаком. Но его супруга Вера Васильевна, подрабатывала дежурной медсестрой в той же музыкальной школе, где преподавала Маша. Дружила с ней и обладала некоторой информацией о моих фронтовых подвигах.

Оценив плачевное состояние «гостя» и выслушав подробный рассказ о «приключении» на тропе от ещё возбуждённых родителей, Виктор Александрович решительно уложил меня в гостиной комнате на диван и попросил супругу сделать обезболивающий укол.

Потом мы пили чай, и слушали новую версию рассказа о «приключении», но уже для других членов семьи. Там я познакомился с сыном полковника Игорем, невесткой Светланой и внуком Георгием. Мальчика в семье называли Гошей.

Приятные и общительные люди. Но обременены семейной бедой.

Десятилетний Гоша – инвалид с рождения. Врождённый порок с возрастом развивался и приближал трагический конец его жизни. Медицинская помощь местных и столичных врачей оказалась безрезультатной. Родители мальчика недавно узнали, что в некоторых европейских странах делают операции и успешно устраняют подобные недуги. Оперировать Гошу следовало срочно, желательно до десятилетнего возраста. И заплатить за данную услугу нужно приличную сумму в долларах или в евро. Вот старики и решили помочь правнуку и привезли свои накопления. Как раз сегодня они получили деньги через банк и несли их без охраны в дом сына. А грабители в кожанках выследили получателей валюты и надумали совершить преступление. И если бы не военный инвалид, быть бы мальчику Гоше калекой на всю оставшуюся короткую жизнь…

Так что на чай с шоколадными конфетами я в этом доме заработал.

После чаепития меня ознакомили с внутренней планировкой дома, идентичной с моим жилищем, и пригласили в детскую комнату, где я имел неофициальную беседу с мальчиком Гошей.

Там у меня сложилось впечатление, будто бы я выслушал проповедь священника о спасении души в моём бренном теле. Что при болях и страданиях мне будет легче воспитывать свой дух, чтобы прощать грехи других смертных…

Худенький, с большими умными глазами, мальчик обладал отличной памятью и цитировал мне из Евангелия, Талмуда и Корана, и советовал не противиться злу. Что я, по просьбе прародителей Гоши, сегодня и сотворил в отношении молодых преступников…

И ещё мне показалось, что я, как собеседник, совершенно ему не интересен. Не о чем нам было разговаривать. Говорил Гоша, а я слушал и поддакивал. Я всего лишь грубый солдафон. А он: о высших материях, о прочитанных книгах, о музыке. Обо всём по паре фраз. И я вдруг понял, что к сорока годам прожил совсем неполноценную жизнь. Стал боевым офицером, награждён орденами и медалями, но пропустил мимо своего внимания так много интересного и полезного. Это «интересное» и «полезное» не занимает во мне и доли процента. Одна лишь фанатичная вера в силу, которая вредит моей душе. Она же вредит многим моим соотечественникам… И ещё упрямство, из-за которого я потерял любимую супругу.

Я попрощался с маленьким вундеркиндом. Пожелал ему скорейшего выздоровления. И ушёл к себе.

Я словно во сне бродил по моему пустому жилищу, не оценивая местоположение комнат и не представляя, где буду размещать мебель, которую привезут из служебной квартиры.

Уже покидая дом, я очнулся от наваждения и понял, чем буду заниматься в будущей жизни. Мои мысли с каждой минутой светлели, словно кто-то идущий впереди отворял для меня двери в незнакомые миры. А там раскрывались взору неведомые мне просторы, ублажали слух неслыханные доселе звуки, щекотали сознание не исполненные обеты, томили душу непознанные тайны. Я понимал, что там таится другая, бесконечно интересная и красивая жизнь. И она существует не только для меня, но и для других людей, уже вошедших в те врата и там обитающих, или только входящих в парадиз и собирающихся прожить отведённое судьбой время с пользой для себя и других…

Вечерело. Солнце уже не ласкало теплом округу. Комарики не толкли мак над шиповником, и муха где-то спряталась до следующего восхода. Однако сохранилась приятная весенняя истома…

Рыжий кот вышел из-за мусорного бака, стоящего близ недавно возведённого небоскрёба, перебежал через улицу и замер в двух метрах от меня. Пощурился на склонившееся к горизонту светило, взглянул мне в глаза и медленно побрёл по пустырю, изредка замирая и прислушиваясь к шуршанию подсыхающей почвы. Наверное, собрался на мышиную охоту.

Рейсовый автобус подъехал к остановке.

Через тридцать минут я буду дома, в военном городке. Целых полчаса можно мечтать, сохраняя и закрепляя полученный от Гоши душевный настрой. Благостные мысли уже нарождались и тревожили разум.

Сегодня же позвоню Маше… Непременно позвоню!

Интересно, почему я не сделал это вчера, месяц тому назад?..

Заходя в автобус, оглядываюсь на рыжего охотника. Он всё ещё крадётся к предполагаемой жертве…

В салоне пыльно и тихо. Несколько пассажиров на передних сидениях маячат безликими манекенами.

Вхожу во вторую дверь и занимаю кресло, с которого удобно наблюдать через широкое заднее стекло уходящую от автобуса панораму. Вижу, как кот, почти неприметный в пожухлой траве, замер и провожает взглядом автобус. Мы встречаемся взглядами…

Автобус возвращает меня в военный городок из ещё не познанного мира, в котором буду обитать.

Немецкая Слобода освободилась от сизой дымки и вырисовывается на сером фоне черепичными крышами. Талые сугробы у заборов заметно сникли. За ночь совсем пропадут…

– А вот и наша Красная шапочка! – шепелявит мне на ухо знакомый голос. – Как твоя ножка? Не болит?

От неожиданности вздрагиваю.

Парни в кожаных куртках стоят рядом. Толстощёкий весомо наваливается мне на руку с костылём. Я обездвижен. Оборачиваюсь и вижу ехидную физиономию его спутника. Тот хихикает и прикладывает палец к пухлым губам.

– Тихо! Мы сейчас выйдем, а ты поедешь дальше. Нас завтра в военкомат приглашают. Повестки вот прислали. Хотели вечерком погулять в ресторанчике, но ты, сука, помешал! А без бабок, какие проводы!..

Гулко скрипят тормоза. Дверь распахивается.

– Прощай, Красная шапочка!..

Ребята выходят. Дверь со скрежетом раскладывается в проёме. Автобус трогается. По инерции меня влечет к тамбурной перегородке.

По её серой поверхности бежит тёмно-красная струйка.

Краповый берет соскользнул по ней к запылённым берцам…

…Заходя в автобус, оглядываюсь на рыжего охотника. Вижу, крадётся к обнаружившей себя жертве…

Показалось, что этот кадр я уже когда-то видел. Сейчас мы встретимся взглядами…

Встретились! Дежавю!..

Утомился от пережитого за день… а тут ещё обезболивающее лекарство тянет в нирвану.

В салоне автобуса пыльно и пусто. Лишь несколько человек сидят на передних сидениях. Я вошёл во вторую дверь и хотел водрузиться на кресло возле тамбура и понаблюдать панораму удаляющейся Немецкой Слободы…

Ах! Какой-то неряха разлил на дерматиновую подушку сидения майонез или сметану.

Автобус трогается, и я несколько секунд вишу на поручне, преодолевая ускорение. Потом прохожу в середину салона и сажусь на свободное место в левом ряду. Раненую ногу вытягиваю в пустой проход и понимаю, что мне необходим покой. Отвыкшее за истекшие полгода от интенсивного воздействия земной гравитации тело налилось ватной тяжестью. Лишь «телепатический гипноз» от мальчика Гоши взбадривает и подгоняет мыслительную работу к сотворению прожектов, приемлемых для реализации пенсионером в новом жилище и на приусадебном участке.

Автобус приближается к следующей остановке.

– А вот и Красная шапочка, – прошепелявил знакомый голос. – Как твоя ножка? Не болит?

Я неохотно выхожу из нирваны, ибо намеревался вздремнуть…

Парни в кожаных куртках стоят передо мной. Толстощёкий возвышается немного сзади шепелявого и подталкивает своего спутника ближе ко мне. Тот, нервничая, шарит в кармане куртки. Звякнул металл. Дюралевый костыль, синхронно моим мыслям, упирается концом в болевую точку, уже известную первому парню. Ему становится не по себе. И он бьёт локтем спутника под дых, чтобы тот не напирал. И оба отступают назад.

– Всё вам неймётся, молодцам-удальцам! Хотите познакомиться с полицией?

– Не надо, Красная шапочка! – заикается шепелявый. – Нас завтра забирают в армию. А ты сорвал нам вечеринку. Бабок у нас нет, а небольшие проводы организовать не помешало бы. Подкинул бы пару сотен деревянных.

Автобус остановился. Двери жалобно пропищали и впустили в салон прохладу.

Я достаю из внутреннего кармана куртки пятисотрублёвую купюру и протягиваю ребятам.

– Держите. Этого хватит на вино и закуску.

Опешивший парень смотрит на деньги и мне в глаза. Точно так же он смотрел на старушку, улыбавшуюся ему после неудачного ограбления. Он привык брать сам и в подачках не нуждался.

– Да ты нас извини, майор! Мы это сделали по глупости… Больше не повторится…

– Берите деньги!

– Спасибо! – шепелявый оглядывается на спутника. – Неудобно как-то!..

– А вы где служите, товарищ майор? – спрашивает толстощёкий, протягивая руку за деньгами.

– В отдельной мотострелковой дивизии оперативного назначения – ОМСДОН. Одно из подразделений дислоцируется в нашем городе. Конечная остановка автобуса.

– Спецназ! – восклицает толстощёкий и убирает руку.

– О, а нам сейчас выходить! – шепелявит первый парень и подталкивает товарища к передней двери. – На пиво у нас и своих бабок хватит… Прощай Красная шапочка! Может, ещё свидимся!

К конечной остановке автобус прибывает наполненный пассажирами, собранными с территории города. В основном жёнами офицеров, работающими в гражданских организациях.

Щебечущая масса дружно высыпает на площадку возле КПП и выстраивается в очередь перед проходной.

Подул ветер и зашумел в елях, украшающих периметр военного городка. Солнце спряталось у горизонта за серую тучу, и округа погрузилась в полумрак.