Гипнотизер. Реальность невозможного. Остросюжетный научно-фантастический роман-альманах из 6 историй

Они дошли до остановки, и девушки услышали последние фразы. Таня вытащила из сумки один из своих рисунков и протянула мужчине. Женя поморщился: ну, что она в самом деле! Однако мужичок, любезно выдохнув в сторону сигаретный дым, поглядел на рисунок, сощурив левый глаз, и изрек:

– Вроде похож. Не, точно похож! Василь Эрдынеичем кличут.

– Как?! – воскликнули они все втроем в один голос.

– Василием Эрдынеевчем, – повторил мужичок четко. – Трудное имечко, да? Так он из бурят коренных.

– Это Василий, внук белого шамана Галсана? – живо уточнила Зойка. – И сын снайпера, героя войны?

– Ну… не знаю, может, и сын. А вы слыхали, что ли? Постойте, так вы, выходит, к нему собираетесь? Правильно! Вот это правильно! Он вам наверняка поможет. А эти, – мужчина махнул рукой в сторону бетонного забора, – несерьезные люди. Деньги берут, а денег-то брать нельзя! Василь Эрдынеич так и говорил: требовать за камлание деньги запрещено. Только то, что человек сам принесет да отдаст, можно взять, иначе духи сердятся и наказывают. Шаманский дар – оно ж как проклятье, хорошо жить с ним не будешь. А ежели шаман себе такую домину за забором отгрохал да евроремонт сделал, то верный признак обмана. Настоящие, те, что под духами ходят, все бедные.

Подошел трамвай, и, затоптав недокуренную сигарету, мужичок полез вслед за дружной троицей в тряский вагон. Женя не стал садиться, хотя свободных мест было полно. Он встал на площадке, сжимая побелевшими пальцами поручень. Имя Василия Эрдынеивича окончательно выбило его из колеи. Не бывает таких совпадений! Или бывают?

– Я вам схему, как доехать начерчу, – пообещал словоохотливый мужичок и обратился к Тане: – Есть карандаш и бумага? Там на электропоезде сначала надо, а потом на автобусе. Это если автобус еще ходит, конечно. Могли ж и отменить.

– Это настоящая удача, – обратилась Зойка к Евгению. – Ты за ним так по улице припустил? Откуда узнал, у кого спросить?

Женя пожал плечами. Говорить он сейчас не мог – совсем, как племянница. Удивительная встреча лишила голоса, оставив только ворох хаотичных восклицаний. Загадочная иркутянка, так сильно похожая на «цыганку» Розу, словно нарочно вывела его на человека, знакомого с Василием.

«Только Василий вам поможет!» – слова вновь сами собой всплыли в памяти. Евгению это не нравилось, поскольку разум не мог этого объяснить. Но в то же время в нем проснулась и робкая надежда. Нет, правда, неужели они с Таней, после всех невзгод не заслужили толику везения?

Дорога на станцию дальняя

Как всегда, на долю Ромашова выпали основные хлопоты по прокладке маршрута. Сто семьдесят километров по местным мерам не крюк, однако в таксомоторном парке, где он собирался заказать машину, ему категорично отказали.

– Дороги там никакие, проехать на Станцию Дальнюю и тем более в Сосновку на наших автомобилях нельзя, разве что на джипе или тракторе.

– Так погода же сухая, – возразил Ромашов, – все грунтовки утрамбованы.

– Там чащоба непроходимая, горный перевал и речка со стремниной, через которую прошлой весной единственный мост снесло селем. Вы просто не представляете, куда собрались.

– Как же туда люди ездят? – удивился Ромашов.

– Не на такси, – отрезала девушка на том конце провода.

Пришлось следовать подробной инструкции, составленной доброжелательным жителем Иркутска. Согласно ей, надо было сначала ехать по Транссибу до Слюдянки, потом автобусом еще километров тридцать пять вдоль заброшенной железнодорожной ветки до Станции Дальней, а там через лес пешком до Сосновки еще километров восемь.

Электричка на Слюдянку отходила с иркутского вокзала слишком рано – в восемь утра, и Евгений принял решение оплатить по интернету места в сидячем вагоне, который цепляли к проходящему в обед поезду Москва-Улан-Удэ. Таким образом, утро можно было посвятить необходимым покупкам и заглянуть в банк, чтобы снять наличку – банкоматы в глубинке не водились.

Большую часть вещей путешественники оставили в отеле, с собой Евгений захватил только вместительный рюкзак с небольшим количеством провизии и одежды. Девушки так и вовсе отправились налегке, с двумя небольшими сумками.

Путешествие по Транссибирской магистрали на участке, проложенном сквозь Саянские горы, оказалось настоящим приключением. Дорога шла по отрогам Восточного Саяна, петляя и поднимаясь все выше и выше, и наконец достигла Андриановского перевала, откуда на несколько мгновений открылся захватывающий дух вид на Байкал и поросшие лесом горные распадки. Таня и Зоя прилипли к оконному стеклу, впитывая в себя впечатления, да и Евгения проняло. Когда поезд начал спуск по крутому серпантину, то и дело разворачиваясь на 180 градусов, завизжали тормоза, и вагон закачался на стыках, следуя по краю горной пропасти. Где-то далеко внизу, погруженная в густую тень, раскинулась Тёмная Падь – долина, по дну которой в Байкал спешила речка Правая Ангасолка. На горизонте в туманной дымке вставал темно-синий хребет Хамар-Дабана. Еще несколько поворотов, и открылся вид на Култук – самое старое русское село на берегу Байкала. По словам всезнающей Википедиии (с которой сверялся Евгений в пути), оно было основано раньше Иркутска7 и, как подумал Ромашов, с тех пор мало изменилось.

Зоя, достав планшет, делала снимки. Таня же сидела неподвижно, с широко раскрытыми глазами, но Евгений был уверен, что позже она обязательно перенесет свои впечатления на бумагу – недаром взяла три чистых альбома и коробку карандашей.

В Слюдянке, полюбовавшись на старинный вокзал из розового мрамора, они принялись искать нужный автобус. Городок был совсем небольшой и пустынный, и минуло немало времени, пока Евгений нашел, у кого спросить дорогу. К его огорчению, из-за порушенного моста прямого сообщения с Дальней больше не имелось, а конечную остановку автобуса перенесли в село Уянга.

– Станция Дальняя уж несколько лет как не обитаема, – сказал местный житель, взявшийся растолковать путешественникам новый маршрут. – Сначала карьер закрылся, потом туристическая база и детский санаторий, а после уж и железная дорога приказала долго жить – она тупиковым ответвлением шла. В советские времена хотели ее дальше протянуть, до Перевала Дьявола, там сероводородные источники в Чертихе, говорят, ревматизм хорошо лечат, но не срослось. А потом и Союза не стало, Дальняя захирела. Жила там парочка стариков, да померла уже.

– А Уянга далеко от Дальней и Сосновки? – поинтересовался Евгений.

– Уянга далеко, – вздохнул его собеседник, – но село большое, ухоженное, почта есть и магазин. Автобус от Слюдянки туда ходит два раза в сутки, но частные маршрутки случаются и чаще. Они вон там стоят, возле рынка за церковью. А уж в Уянге вы договоритесь с кем-то из жителей, они вас до Дальней подкинут на личном транспорте.

В нужной маршрутке марки «Газель», приткнувшейся под широко раскинувшимся высоким деревом, сидела одинокая бабка, обставленная полосатыми сумками.

– Ждем, когда заполнится, – сказала она Ромашову. – Порожняшкой гонять никто не станет. Авось, к солнцесяду тронемся.

– Когда? – поразился Евгений. – К вечеру только?

Бабка кивнула и поправила узел на белом платке, покрывающим седую голову.

Столько ждать Ромашов совершенно не хотел. Подсадив на ступени девиц и сунув им в руки рюкзак, он направился к водителям, смолившим невдалеке уже не первую сигарету. Пообещав заплатить за отсутствующих пассажиров, если маршрутка отправится в Уянгу немедленно, он вырвал мужиков из ленивой прострации.

– Это вы откуда ж такой щедрый на нашу голову? – изумленно вымолвил один из них.

– Вам-то что за дело? – Евгений достал портмоне и помахал у шофера перед носом купюрой в тысячу рублей, прикинув, что провести день в Слюдянке со всеми вытекающими обойдется дороже. – Деньги не пахнут.

– И то верно, – водитель взял купюру, затоптал ногой окурок и пошел к машине.

– Сколько займет дорога? – спросил Ромашов.

– Даст бог, за час доберемся.

Дорога на Уянгу оказалась изматывающей. Первые минут пятнадцать они ехали по сносному асфальтовому полотну. Иногда «Газель» попадала колесом в глубокую выбоину, и тогда в ее нутре что-то зловеще звякало. Водитель, к его чести, старался ямы объезжать, мастерски лавировал и разъезжался со встречным транспортом, предупредительно мигающим ему фарами. Пассажиров при этом мотало по углам. Женя, мечтавший расспросить бабку с сумками о том, что их ждет в Уянге, оставил это занятие из опасения прикусить язык. Зоя, то и дело заваливающаяся на Татьяну, тоненько взвизгивала. Таня придерживала ее, но затем и сама едва не слетала в узкий проход.

Однако скоро дорога кончилась и началась совсем беда. Объезжать колдобины потеряло смысл, и «Газель» неслась по ним напролом. За ней тянулся шлейф пыли, которая лезла в раскрытые окна вместо свежего воздуха. Евгений держался за что попало, подпрыгивая на кочках, и к концу поездки знатно отбил себе зад.

Наконец показалась Уянга. Несколько покосившихся развалюх, выстроившись вдоль недоразумения, называющегося дорогой, слепыми окнами пялились на пришельцев, и Евгений уж совсем испугался. Но затем все-таки пошли вполне приличные обитаемые избы и среди них даже двухэтажное кирпичное здание с облетевшей штукатуркой и круглой спутниковой тарелкой на крыше.

В клубах дорожной пыли, грохоча и дребезжа всеми винтиками, маршрутка вылетела на небольшую площадь, сопровождаемая диким лаем местных собак и заполошным кудахтаньем кур, прыскающим из-под колес. Лихо развернувшись перед приземистым длинным бараком, украшенным сразу двумя вывесками «Почта» и «Магазин», водитель остановился и громко объявил:

– Приехали!

Тихо охая и хватаясь за ушибленные бока, пассажиры полезли наружу. Евгений подхватил рюкзак и помог бабке вытащить ее тяжелую поклажу. Зоя и Таня, взявшись за руки, жались друг к другу и оглядывались. Куры, успокоившись, снова важно вышагивали по площади, роясь лапами в пыли. В пожухлой придорожной траве заливались кузнечики. Июльская жара растекалась по низким темным крышам и плавилась серебристым огнем на жестяных заплатках вокруг печных труб. Мелкие птички с резкими тревожными криками шныряли у самой земли, предвещая дождь.

– М-да, – коротко и ясно высказалась Зойка, самой своей интонацией вынося вердикт.

В центре площади, окруженная разросшимся бурьяном, высилась странная архитектурная форма, очертаниями отдаленно напоминающая беседку. Столбики, поддерживающие прохудившуюся крышу, уродливо погнулись, пол зиял дырами, а в ограждении не хватало элементов отделки. Со следами пожара и вандализма, вид эта штука имела жалкий и ничего не могла украсить – даже пыльную деревенскую площадь.

Где-то вдали громыхнул гром. Евгений запрокинул голову и увидел плотную тучу, надетую на острый пик Саянского хребта. От нее на синие полосатые отроги ложилась зловещая тень.

– Таперича гроза будет, вода валом повалит, как пить дать. – От созерцания Ромашова отвлек голос бабки, их временной попутчицы. – А вы, кажись, первый раз у нас?

– Да нам бы дальше ехать, – ответил он, утирая тыльной стороной ладони пот со лба. – Мы в Сосновку.

Бабка подбоченилась:

– Это ж в которую: Старую Сосновку или Белую? Для Белой-то вроде рановато. Вот через недельку…

– А их разве две?! – Евгений изумился, поскольку Гугл о подобном умалчивал. Впрочем, на картах в интернете и разрушенный селем мост значился целым и невредимым.

– Белая Сосновка это, прости господи, ажарама.

– Что?

– Ажарама, – повторила бабка, тщательно выговаривая диковинное словечко, – Раньше там коровники совхозные были, на террасах-то трава спокон веку сочная растет, а теперь там чокнутые живут.

Евгений озадачился еще сильнее.

– Вы на чокнутых, вроде, не похожи, люди приличные, не бродяги, не ремузьё8 с колокольцами в носу, – продолжала бойко рассуждать бабка. Кажется, ее сильно тяготило вынужденное молчание в неустроенной маршрутке, а естественное любопытство разъедало изнутри, вот она и торопилась наверстать упущенное. – Токма других гостей через Уянгу не следует. Все, что есть, в эту Белую Сосновку, в ажараму прутся. Туристы, мать их растак. А Старая Сосновка дальше, к железке заброшенной. Их-то жалко, совсем загибаются в глуши. Как поезда поотменяли, так захирел поселок. А прежде-то богато жили. А теперича уже ничё нету. Все распалося, все разворовали. Станция там какая была, вокзал какой, а? Всем миром строили! Каких нациев токо не было, а нонича все – нету вокзала! Там даже стенки сняли и увезли. Оне же кирпичные! Вот как, а?!

– Нам в Старую Сосновку, – оборвал словоизлияния Ромашов, – ту, что недалеко от Станции Дальняя.

– А, ну это понятно тогда, – бабка покивала с важным видом. – Все понятно. А к кому вы следуете?

– Следуем по своим делам. Не подскажете, где транспорт можно нанять?

– Туда нонича автобус не ходит. Мост через Алтанку утонул, ну вот так и все, так его растак. Разве ж если крюк через всю падь делать. Или напрямки по лывам9 и болотью, но это вы не пройдете. Ща грозой все зальет, Алтанка вспухнет. А вас чего-то не встречает никто? Сюрпризу готовите?

– Сюрприз, – подтвердил Ромашов с легкой усмешкой. – Так что насчет частного извоза, кого нанять можно?

Бабка с сомнением оглядела их компанию и изрекла:

– Вам надо с Савельичем говорить. Он вас свезет, он тута всех возит. Но Савельича нет, он в Далагдан отправился, сделки заключает. Завтра должон вернуться. Ну, или послезавтра. Ждать надо.

– А кроме Савельича?

– Не знаю, не знаю. Проводников-то полно, да надежных нету, а вы ж с девчонками малыми. Витька-пьяница возьмется, но ему я бы и порося свово не доверила – слопает, стервак, али потеряет. А вы ж с дороги, устали, голодные… аль спешите?

– Да нет, в принципе, не спешим. Кафе у вас имеется? Или столовая, трактир?

– Трактира нету. Если заплатите сотню-другую с носа за постой, я вас к Людмилке отведу. Она вдовая и квартирантов пускает – тех, кто в ажараму раньше времени приезжают. Ей деньги нужны на лекарства для дочки. Людмилка вас приютит и покормит. Дом у нея крепкий, безысносный, не смотрите, что сшоркался немного. Листвяк он листвяк и есть, еще дед ея стоил.

Евгений посмотрел на своих растерянных спутниц и согласился.

Людмила Петровна Сухих оказалась дородной, сравнительно молодой, но увядшей и сломленной жизнью женщиной. Она носила простую немаркую одежду и подвязывала волосы короткой косынкой, напоминающей бандану. У нее-то и выяснилось, что частный извоз, как и магазинный бизнес в Уянге держит под собой местный голова Савельич, и никто поперек ему из местных соваться не смеет. Поскольку через деревню периодически следовали паломники и этнотуристы в Белый Ашрам (та самая загадочная «ажарама с чокнутыми»), а дорог толковых и транспорта не было, Савельич со своим предприимчивым характером быстро смекнул, как срубить деньжат, и конкурентов не терпел. Да и откуда взяться конкурентам, если все рабочие места, по сути, давал сам Савельич. А тем, кто не горбатился на его семью, светили разве что случайные заработки, браконьерный промысел да вахта на лесоповале.

– Савельич с сыном несколько дней назад в Далагдан выехали, – сказала Людмила Петровна, – сегодня-завтра вернутся. Но могут и задержаться, не угадаешь.

– Но мы не в Ашрам, – попытался возразить Евгений. – Может, поспрашивать у соседей? Денег заплатить готов.

– Безнадежно. Да вы не волнуйтесь, как эта ночь минует, вы и не заметите. Комнатки у меня чистые, белье свежее, никакой блошоты нет. Я недорого беру.

За обедом, который, к слову, и впрямь оказался вкусным, Людмила Петровна тоже захотела вызнать, куда и с какой целью следуют путешественники. Евгений одобрительно кивнул племяннице, и та показала ей рисунок шамана.

– Говорят, в ваших краях такой человек обретается, – произнес Ромашов. – В Сосновке живет. Василий Эрдынеевич Саэрганов.

Людмила Петровна взяла рисунок и тяжело вздохнула:

– Помер он.

– Как помер?! – прохрипела Таня.

– Да так и помер, – Людмила Петровна покосилась на девушку, явно испуганная ее хриплым неестественным голосом, но от комментариев удержалась. – Прошлой зимой схоронили.

– Да не может быть! – вскричала Зойка. – Это неправда!

– Дорогие мои, да ежели наш бурхан жив был, разве б мы тут мучились так? – воскликнула хозяйка и, оглянувшись на притворенную в спальню дверь, добавила, понизив голос: – Я Машку мою, едва та хворать начала, к нему повезла, а его и нету. Опоздали буквально на четыре дня. Что делать теперь, сама ума не приложу. Василь-то бурханил знатно, мертвых оживлял, чудеса творил, а без него Машенька гаснет, день ото дня слабее становится. Вот уже и ножки отказали.

– Что с дочкой? – спросил Евгений. – Докторам ее показывать не пробовали?

– Доктора от нее отказались, – хозяйка вытерла пальцем скатившуюся по щеке слезу. – Извините меня, это наши дела, не должна я вас своими проблемами затруднять, а то жаловаться начну, меня не остановишь.

– Вы не затрудняете, я сам спросил.

Евгений приготовился услышать страшный приговор неведомой Маше, нечто смертельное и неизлечимое, и потому сильно удивился ответу.

– Порча на ней. Подруга завистливая на ее жениха глаз положила. У них с Пашей до свадьбы почти дело дошло, а тут эта прибыла, Алима Медеева из Далагдана. Машка слегла, и Павел к Алиме ушел. Бог ему судья, конечно, ведь жена-то мужику нужна здоровая, а не такая, что едва ноги переставляет.

– Но отчего же сразу порча?!

Людмила Петровна была категорична:

– У Алимы глаз черный, это все знают. Подсуетилась и спортила соперницу. Добилась, змея, всего, чего хотела. Взамуж пошла за богатого.

Евгения разозлила эта непроходимая глупость. На дворе двадцать первый век, а у них представления, как в Средневековье.

– А врачи какой диагноз поставили?

– Врачи руками развели. Я ее и в Слюдянку по совету нашего фельдшера возила, и в Иркутск по направлению. Три месяца обследовали, ничего не нашли. Анализы в норме, никаких недостатков в организме не найдено. Так мне прямо и заявили: симулирует она. Голову ей надо у психиатра лечить, а не важных специалистов от дела отвлекать, бюджетные деньги тратить. Вот был бы жив Василь Эрдынеич, все бы сразу наладилось! Он болезнь, как есть, на корню схватывал, а порчу за один визит отговаривал. Без него все наперекосяк.

Женщина снова вздохнула, а ошарашенный Евгений молчал. Его молчание хозяйка верно сочла за осуждение, и принялась объяснять громким шепотом, постоянно косясь на закрытую дверь спальни:

– Маша талантливая девочка, училась хорошо, потом в институт поступила, хотела учителем в школе работать, историю преподавать. Книжку написала про местные обычаи и легенды. Школу нашу, правда, закрыли, но Савельич ей место в магазине своем отдал. А теперь все! Какой из нее работник? С начала лета ноги отнялись. Как слегла, Савельич ее рассчитал, Соню на ее место нанял, но мне разрешил туристов на постой брать. Да что уж теперь, – она махнула рукой и отвернулась. Потом, спохватившись, выпрямилась и попыталась закончить историю не столь траурно, однако это ей не удалось: – Видимо, так на роду написано: за чужое счастье своим несчастьем платить. Наследница она моя. Я всю жизнь страдала, вот и дочь такую же долю получила.

Евгения покоробило от рассказа. Он бы на месте матери бился за своего ребенка до последнего. Не смогли местные эскулапы диагноз поставить, в Москву бы квоту выбил, а не к шаману-бурхану на прием тащил. Эзотерика хороша как последнее прибежище для умирающих, когда уж точно понятно, что хуже не будет. А с Машей этой пока ничего не ясно.

Ромашов хмыкнул, но этим и ограничился, чтобы не обижать хозяйку. Вмешиваться и давать советы тем, кто не просит, он не собирался.

– А вы к бурхану, значит, племянницу везли, – вернулась к расспросам Людмила Петровна, – у девочки что-то с голосом.

– Авария, – кратко пояснил Ромашов. – Мы проделали большой путь, потому не станем поворачивать, дойдем до конца. Хочется добраться до Сосновки и посетить хотя бы могилу шамана. Вам известно, где он похоронен?

– Могилы нету. Бурханов, а по-вашему, шаманов, не хоронят, как обычных людей. Их сжигают, а пепел прячут в святой роще в дупле или под камнем. Однако не знала я, что наш Василий был таким известным человеком, даже вы про него слышали. От кого, если не секрет?

– От него самого, – ляпнула Зойка, тыкая в рисунок пальцем, и Евгений не успел ее остановить. – Шаман ваш сам нас сюда позвал. Стал сниться, обещал Таню исцелить. Мы думали, к живому едем, а оказалось, к мертвому. Но теперь хоть на могилку к нему сходить, к дереву этому или камню.

– Надо же, как бывает, – поразилась хозяйка. – А к тому дуплу с прахом вас любой в Сосновке проводит. Там от поселка недалеко, в Тудупском распадке. Место тихое, красивое. Вот только до Сосновки вас никто, кроме Савельича и его людей, не повезет. Пока глава не распорядится, палец о палец не ударят.

– Даже за хорошее вознаграждение?

– Кары боятся. Вы уедете, а им тут жить. С Савельичем не забалуешь.

– У кого точно можно узнать, когда он будет? – спросил Ромашов. Чем больше он слышал про местного главу, тем меньше охоты возникало иметь с ним дело. Феодал и пахан в одном флаконе.

– У охраны его спросите, – посоветовала вдова. – Дом его вы ни с каким другим не перепутаете. Как за площадью – налево по дороге вдоль садов. Увидите замок с синей крышей и флюгером петушиным – это он и есть. Стучите громче. Когда хозяина нет, охрана никому не открывает, но вы чужой, может, вам и откроют из любопытства. Вдруг вести важные для главы привезли.

– А как они узнают, что им в ворота чужой стучится? – скептично проговорила Зоя и оглянулась на поникшую Татьяну. Та расстроилась плохим новостям и сидела букой.

– Видеокамеры у него всюду, – пояснила Людмила Петровна. – Богачество свое людям в глаза сует, а воровства боится. Сидит за забором и никому не верит.

– Что ж, пойду прогуляюсь, – Ромашов встал, – наведу справки.

– Куда же вы сейчас-то? – спохватилась хозяйка. – Гроза на подходе, вымокнете. Завтра!

– А я быстро, – заверил Евгений и сурово глянул в сторону притихших девчонок: – Из дому ни шагу!

Уянга

На Уянгу надвигался шторм. Туча, зацепившаяся за далекий горный пик, сорвалась и, разросшись, уже накрыла собой долину. Она напоминала огромный слоеный пирог. Внизу, в подбрюшье клубились бледно-серые облака, сверху их придавливали нешуточным весом темно-сизые, дождевые, а венчала штормовой вал чернильно-черная корона, внутри которой бесперебойно гремело и сверкало. Ветер собирал многодневную пыль с проселочных дорог и гнал по улице, закручивая невысокие вихревые хоботки. Стайка загорелых до черноты ребятишек со смехом пробежала мимо, ища укрытие и кося узкими глазами на незнакомца, вздумавшего совершать моцион в столь неподходящее время.

Через несколько минут, большую часть которых Евгений провел, борясь с песком, попавшим в глаза, он понял, что напрасно рисковал вымокнуть. Богатый дом, сделавший бы честь любому банкиру на московской Рублевке, прятался за высоким забором, и на стук и звон, производимый кнопкой справа от калитки, никто не отозвался.

Ждать дольше перед запертыми воротами не имело смысла и, спасаясь от ливня, Евгений заскочил в магазин, благо его двери были гостеприимно распахнуты. Внутри магазина обнаружилась симпатичная продавщица лет двадцати пяти. Покупателей не было, и она скучала, коротая время с телефоном в руках. Появление нового лица оторвало ее от какой-то игры.

– Здравствуйте, – вежливо приветствовал Ромашов, проводя ладонью по намокшим волосам. – Не возражаете, если я пережду у вас грозу?

– Не возражаю. Хотя могли бы что-нибудь и купить для приличия.

– Кошелек не захватил.

Девица отложила телефон и встала, опершись локтями о невысокую витрину. Евгений мог поклясться, что ей было известно, насколько выгодно данный ракурс позволяет демонстрировать роскошный бюст четвертого размера. Не то, чтобы Евгений был особо желающим поглазеть, но в удовольствии скользнуть взглядом в предложенное декольте себе не отказал. Зачем обижать девушку, когда она так старается?

– Я видела, как вы с сестрами на маршрутке приехали. Вы у нас проездом или к родственникам погостить? – начала та светскую беседу,

– Проездом.

– В «Приют тишины», значит?

Ромашов предположил, что так называется ашрам в Белой Сосновке.

– Нет.

Продавщица оказалась на удивление проницательной:

– Тогда к бурхану Васе, больше не за чем в такую дыру из большого города добираться. Да только нет больше бурхана. Прошлой зимой под лед на Алтанке ушел.

– Кажется, вы его не слишком жаловали, – Ромашов был неприятно поражен прозвучавшими в чарующем голосе нотками презрения. Он вспомнил имя продавщицы: Соня, девушка, которую Савельич взял вместо заболевшей Марии. – Вы не верили в его шаманскую силу?