Гипнотизер. Реальность невозможного. Остросюжетный научно-фантастический роман-альманах из 6 историй

– Я сижу в комнате на стуле, – медленно говорила Зоя, расслаблено возлежа в шезлонге. – Дверь, где принимает бабушка Серафима, справа от меня. Напротив сидит ее помощница и смотрит на меня. Она даже не моргает. В комнате душно, шторы задернуты… на полу линолеум в клеточку…

– Где Таня? – мягко спросил Евгений.

– Она за дверью, говорит с бабушкой Серафимой.

– Их голоса слышны тебе?

– Да.

– Ты слышишь слова?

– Только неясный звук. Я слышу, когда говорит Таня, а когда Серафима, но слов не разобрать.

– Это ничего. Я досчитаю до трех, и ты погрузишься в гипноз еще глубже. Раз… два… три. Зоя, сейчас ты глубоко-глубоко в своих воспоминаниях. Тебя ничто не тревожит, ты ничего не боишься. Твое тело легкое. Твои мысли легкие. Ты легко встаешь со стула и поворачиваешься к двери. Тебя, такую легкую, невесомую, никто не видит. Ты как дым… легка и беззаботна. Ты смотришь на дверь, ведущую в комнату, где находится Таня. Какая ручка на двери? Ответь мне!

– Такая… – ее правая рука дернулась, изображая жест, – надо нажать.

– Нажми на ручку и приоткрой дверь, – велел Евгений. – Теперь ты слышишь голоса отчетливо.

– Да, я слышу, – повторила Зоя. Ее правая ладонь сжалась в кулак, словно она держалась за воображаемую ручку.

– О чем они говорят?

– Таня отдает деньги. Она говорит, что это последние и больше нет. Серафима говорит, что этого должно хватить и что в семье все наладится. Но работать придется самой Тане. Серафима объясняет, как насыпать в бумажные мешочки соль и расставить по углам в квартире. Соль соберет черную энергию. Таня хочет уйти, но Серафима останавливает ее…

– Продолжай, – сказал Ромашов, – что еще сказала «ведьма»?

– Велит никому не рассказывать о ритуале. Никто не должен видеть, как она расставляет соль. Никто не должен найти мешочки. Прятать их надо тщательно, им надо простоять три дня. Если их кто-то увидит, черная энергия вырвется и случится беда. Кто-то умрет. Очень могущественный демон будет следить за тем, как соблюдается ритуал, и если Таня что-то напутает, он накажет ее.

– Таня испугалась?

– Немного. Она просит Серафиму самой провести ритуал, но та отказывает. Говорит, бюджетный вариант не предусматривает ее личного участия. Денег слишком мало. Ой, Таня идет к выходу и проходит сквозь меня!

Зоя запаниковала, и Евгению пришлось ее успокаивать, а затем и выводить из транса. Под его руководством, девушка вновь села в воображаемый лифт и поехала в обратный путь.

Зое гипноз понравился. Она еще долго сидела в кресле с удовлетворённым видом и порывалась обсудить ход сеанса, но Евгений был задумчив и отвечал порой невпопад.

– Ну, скажи хоть, что ты думаешь про Таню! – потребовала Зоя. – Она напутала с ритуалом, да?

– Скорей всего, Таню кто-то из родителей застукал с этой дурацкой солью, – произнес Женя с тяжелым вздохом. – И когда случилась беда с отцом, она решила, что выпустила джинна из бутылки.

– Что же теперь делать? Найти Серафиму и заставить признаться, что она все придумала?

– Я пообещал Тане не искать Серафиму.

– Вот ты сглупил! Как же нам теперь быть?

– Серафиму все равно так просто не найти, у нас и полномочий таких нет, и навыков. Да и простого признания мало. Таня должна поверить, что колдовства не было и смерть родителей всего лишь трагическое совпадение. А вот как это добиться… это моя забота!

– А мне что делать?

– Тане нужен новый смысл в жизни. Помоги ей с радостными моментами. Наполни ее дни приятным ожиданием и положительными эмоциями.

– Она согласилась со мной встретиться?

– Да, – Евгений улыбнулся. – Прости, забыл сказать. Сводим ее в кафе, на каток и в книжную лавку в это воскресенье, как ты хотела.

– Ура! – Зоя захлопала в ладоши. – Уж я ее расшевелю!

Долгожданная встреча подруг оказалась щедрой на эмоции. Евгений и сам растрогался, наблюдая за ними. Он опасался, что Таня останется зажатой, но племянница, увидав Зою, расцвела и забыла все страхи.

Ромашов довез их до места и сделал вид, что ему необходимо отлучиться по делам. Конечно, он никуда не уехал, бродил по огромному торговому комплексу, затерявшись в толпе посетителей, и поглядывал на племянницу, убеждаясь, что все хорошо.

Сначала Татьяна пользовалась своей пафосной записной книжкой, стесняясь жутковатого шепота, но затем диалог с подругой стал настолько оживленным, что рука писать не успевала. Таня низко наклонялась к Зойке и выдавливала ей на ухо свои реплики. Очень скоро она забылась настолько, что прекратила всякий раз хвататься за шею, будто стремящиеся на свободу слова царапали ее изнутри.

Зойка была в своем репертуаре: трещала без умолку (Евгений предупредил, чтобы та не затрагивала опасных тем) и после символического перекуса в одной из кафешек потащила Таню на каток, расположенный там же, но этажом выше. Евгений не подозревал, насколько хорошо держится на коньках племянница. Выписывая пируэты, она впервые за минувшие месяцы выглядела счастливой.

В седьмом часу вечера уставшие девчонки, румяные и с блеском в глазах, уселись на заднем сидении его новенького «Форда» и, привалившись друг к другу, смотрели на предновогоднее городское убранство за стеклом. Ромашов завез домой Зою, а потом развернулся в сторону области.

Таня, наклонившись к водительскому сидению, прохрипела:

– С-спах-хибо! – и закашлялась.

– Я рад, что тебе вылазка понравилась, – он пересекся с ней взглядом в зеркале. – Что купила?

Таня оглянулась на целлофановый пакет, лежащий подле.

– Книги?

Та кивнула.

– Как самочувствие?

– Х-хорло с-саднит.

– Тогда отдыхай.

Евгений сосредоточился на дороге, а Таня затихла, перебирая купленные книжки и размышляя о том, что с ней происходит.

Успокоительные сеансы с Женей и вообще вся разработанная им терапия помогали ей, сейчас она уже не смела этого отрицать. Пусть звонкий голос пока не вернулся, но связки, язык и губы способны были действовать согласованно, формируя сиплые слова. Вот только это было частью проблемы. Оставалось важное и очень страшное препятствие на пути к нормальной жизни: седой узкоглазый старик – тот самый, что ходил за ней по пятам со дня аварии.

Каким-то невероятным образом Таню тогда выкинуло из машины через разлетевшееся вдребезги окно, и она лежала на земле, толком не осознавая, что случилось. Старик наклонился над ней и заглянул на самое дно души. Таня силилась закричать (тело начинало нестерпимо болеть), но горло сковала немота. Ей даже вздохнуть было тяжело под напором этого взгляда.

Лицо старика бороздили глубокие морщины, глаза, превратившиеся в две узкие щелочки, буравили ее болезненно и жутко. Таня думала, он – живой человек, но когда сквозь него к ней подлетел какой-то мужчина, она догадалась, что видит призрак.

Последнее казалось в тот момент логичным. В нескольких метрах от нее в покореженных машинах умирали люди, некоторые сгорали заживо, их крики наполнили горячий дымный воздух смертельным ужасом. Но старик молчал, словно его это совершенно не касалось. Он был соткан из черного тумана. Колыхался. Вытягивался вверх. Искажался. И почему-то не отходил от Татьяны. Словно это она виновата в том, что он стал таким. Словно это она призвала его к себе.

Позже, в больнице, Таня пришла к выводу, что призрачный старик – следствие проклятия, о котором говорила Серафима. Он демон, который контролировал ритуал с солью. Ах, если бы она тогда нашла еще денег! Она могла бы взять кредит в банке, попросить у подруг. Дура! Почему она усомнилась? Почему не поверила Серафиме, что названная ею сумма за двести свечей в ста храмах, реальная цена за благополучие семьи?! Возможно, тогда страшный старик не явился бы к ней. И все остались бы живы.

Таня знала: старик что-то хотел от нее. Он ждал, что она начнет что-то делать. Но что? Она гнала его, умоляла, читала молитвы – все напрасно. Серафима была сильна, она предрекла беду, и беда пришла. Как все исправить, Таня не представляла. Сначала бабушка не выпускала ее из дома (да и ехать в Туманово одной, безголосой, ей не хотелось), потом навалилась апатия, ведь все ужасное уже произошло, и оно непоправимо. А потом Женя принес весть об исчезновении Серафимы…

Женя – он был сейчас ее лучшим другом. Он боролся за нее, и это не оставляло равнодушной. Но он слишком многого не понимал! Таня хотела рассказать ему о старике, но так и не собралась с духом. Заготовленная исповедь, трижды исправленная и переписанная набело, хранилась в отдельной тетрадке, вот только мужества вручить ее не нашлось. Но может, если Женя еще раз ее загипнотизирует, она сумеет преодолеть страх, пребывая в трансе?

Таня подалась вперед и прохрипела:

– Ш-шень…

– Да? – он с готовностью поймал в зеркале ее взгляд.

– Ты Х-хипноти-ссси-ровал С-сою…

Фраза далась тяжело, девушка закашлялась и, достав бутылку с водой, сделала несколько глотков.

Ромашов качнул головой:

– Вот Зойка! Проболталась-таки. Да, гипнотизировал.

– Хочу ещ-ще. Тош-ше.

– Я только за. Но давай начнем с того, что ты больше не будешь сидеть в квартире целыми днями. Ходи гулять. А вторую серию терапии проведем на новогодних каникулах. После того, как пропьешь полный курс витаминов.

Спешить с повторными сеансами гипноза Евгений не хотел, решил дождаться результатов расследования дела Серафимы. Была у него одна идея. И он многое возлагал на встречу со Светланой Решетниковой, обманутой мнимой «ведьмой».

Решетникова пришла к Ромашову в клинику в понедельник. Пришла не одна, а с группой поддержки в лице золовки, родной сестры ее бывшего мужа Родиона Решетникова.

– Родечка всегда был очень спокойным и разумным человеком, – уверяли они Ромашова на два голоса. – Внимательный, отзывчивый, всем соседям помогал. А в последний год как подменили: стал замкнутый, говорить начал шепотом, боялся, что его подслушивают, похудел. Про черную магию, которую на него кто-то насылает, часто упоминал, яйцами варёными по телу катал, от порчи избавляясь.

– С чего все началось? – спросил Евгений, воздерживаясь от озвучки диагноза, который так и просился на язык.

Светлана задумалась:

– Наверно, толчком послужила телепередача про экстрасенсов. Он увлекся, стал похожие передачи все чаще смотреть. Про гадалок, про ясновидящих, ведущих расследование..

– А потом лично стал к ним на прием ходить, – вставила золовка, – я намекала, что это пустая трата денег, но Родя говорил, интересно ему. А денег еще заработает.

– Прежде вы замечали за ним, что он, скажем, азартный, увлекающийся, поддающийся чужому влиянию человек?

– Да нет, – сестра пожала плечами. – Он меру знал. Как в армии отслужил, так женился. Не пил и не курил, интересов особых, кроме семьи и работы, не имел. По кабакам и игорным домам не шастал.

– Мы с ним душа в душу жили, ребенок у нас, – всхлипнула жена, – а тут в июне Родик взял и заявил: ты мне никто и звать тебя никак! И дочь не нужна. Он, вроде как, истинную судьбу свою встретил.

– Он летом привел ко мне знакомиться девицу одну, Ангелину, – добавила золовка, – сказал, что собрался разводиться и квартиру на новую пассию перепишет. Он словно заколдованный был. Все глаз с этой обормотки не сводил.

– А квартира разве не подлежит разделу при разводе? – поинтересовался Евгений. – Как совместно нажитое имущество.

– Нет, квартира его, от дедушки досталась, – пояснила сестра, – мне гараж, машина и дача, а ему однушка в Ясенево.

– А полиция что? – спросил Ромашов, стараясь уяснить для себя ситуацию как можно четче. – Имущество, между прочим, это мотив.

– Да обращались мы, бесполезно. Следователь сказал, что не может запретить человеку развестись со старой женой и жениться на новой. Мы умоляли спасти Родю от мошенницы, но поскольку сам Родион никуда не обращается и спасться не желает, заявление не пишет, то и дело не заводят.

– А где он новую невесту себе откопал?

– Серафима чертова нагадала! – Светлана зло всхлипнула. —Назвала день, место и час, когда он «свою настоящую любовь» найдет. Родя в магазин отправился за покупками и там встретил эту.. эту бабу. Никогда сам по магазинам не ходил, а тут поперся хлеба купить. Да если б я знала!

– Как, говорите, ее зовут? – уточнил Ромашов. – Ангелина – а дальше?

– Ангелина Муратова.

Ромашов азартно прищурился. Фамилия у «истинной пары» – Муратова – совпадала с настоящей фамилией ведьмы Серафимы.

Развязка

Журин Станислав Михайлович, глава одного из отделов Следственного комитета, принял Ромашова охотно. Он встретил психотерапевта на пороге кабинете, пожал руку, заказал секретарше два кофе с круассанами и минут пятнадцать рассказывал о сыне, который сильно изменился, взялся за ум и завязал с гулянками по ночным клубам.

– Вы, Евгений Ильич, чудотворец. Молодой, а такой сильный. Дар от бога. Хотя во времена инквизиции вас бы непременно сожгли на костре! – Журин захохотал счастливым смехом довольного жизнью человека, но Евгений на это лишь скупо улыбнулся.

В психотерапии и гипнозе не было ничего чудесного, да и комплименты в такой убойной концентрации отдавали приторностью, однако «воевать с людскими предрассудками трудней, чем тигров и медведей поражать»5 Ромашов не раз пытался объяснить генералу суть своей работы, но побороть многолетние заблуждения не смог, Журин по-прежнему считал его волшебником с медицинским дипломом. В итоге, Ромашов смирился и на вопросы (а они, как ни странно, у генерала возникали), отныне отвечал по уставному кратко: «Это гипноз!». Журина подобное полностью устраивало.

Наконец, генерал перешел к делу:

– Мы с женой у вас в долгу. Поможем, чем сможем. С чем пришли, дорогой Евгений Ильич?

Выслушав рассказ о проделках Серафимы, Станислав Михайлович обрадовался и пообещал решить вопрос положительно. И хотя Евгений особо подчеркивал, что главный мотив – это помощь людям, которые слепо верят в сказки, генерал, как всегда, понял все по-своему.

– За чистоту своих рядов боретесь? Похвально. Устранить конкурентов-мошенников поможем с радостью. Тут как раз распоряжение сверху поступило почистить ваши ряды. Всех, кто без медобразования и лицензии, велено из бизнеса убрать или хотя бы поприжать. Наплодили, понимаешь, всяких алхимиков! Вы, Евгений Ильич, хоть примерно представляете, сколько бабок крутится в этом теневом секторе? Миллиарды! И налогов не платят, сволочи, а нам бюджет наполнять нечем, пенсии платить. Так что не волнуйтесь, ваш сигнал вовремя поступил, разберемся мы с этой Серафимой. А если для лечения вам резонанс нужен, сделаем дело резонансным. Журналистов пригласим, сюжет снимем. Нам тоже отчитываться надо.

– Да, резонанс не помешает, – осторожно сказал Ромашов. – Таких историй очень много, а о них никто не знает. Люди попадаются на один и тот же крючок. В полиции дела экстрасенсов расследуют неохотно, нет у них полномочий мешать человеку избавляться от имущества и тем самым чистить карму. Жулики чувствуют себя привольно, да и шоу всевозможные с их участием масла в огонь подливают.

– Шоу это не по нашей части, запретить не можем, – ответил Журин, – но шороху среди шаманской братии наведем. Все эти доморощенные маги и академики несуществующих академий в прошлой жизни были обыкновенными сантехниками и продавцами на рынке. Очень много к ним претензий. Недавно фотолабораторию накрыли. Один фотохудожник до того дошел, что приторговывал снимками. Свадьбу чью-то снимает, а сопернице фотографии дополнительно печатает, чтобы та, значит, счастливую невесту иголками тыкала. Неплохая такая «шабашка».

– И что было тому фотографу? – заинтересовался Ромашов.

– В суд дело передали. Есть такая формулировка в уголовном праве: «покушение на убийство с негодными средствами». За него наказание менее строгое, так что выйдет этот наглец на свободу через годик и, боюсь, за старое примется. Эх, давно пора бардак зачищать! И по всей строгости.

Ромашов уходил от генерала с двойственным чувством. С одной стороны, хорошо, что появилась надежда поймать мошенницу за руку, но с другой – а если бы не было у него высокопоставленного знакомства? Что делать простым людям, беспомощным и перед жуликами, и перед правоохранителями?

После того, как делу придали ускорения на самом верху, шестеренки завертелись с невиданной силой. Уже через три недели генерал набрал Ромашову сам и доложил об успехах.

– Вам, дорогой мой Евгений Ильич, сам бог помогает. Все сделано быстро и наглядно в рамках борьбы с лже-прорицателями.

– Вам удалось доказать состав преступления? – обрадовался Ромашов.

– А то ж! Я поручил дело лучшему следователю по особо важным, и он раскрыл преступление в мгновение ока. Вы, Евгений Ильич, своему клиенту жизнь спасли.

– В каком смысле?

– Ваш клиент, Родион Решетников, оказывается, и впрямь изменился до неузнаваемости под влиянием семьи мошенниц Муратовых. Водительский стаж у него более двадцати лет, и никогда прежде никаких нарушений за ним не числилось, а тут только за полгода семнадцать штрафов за превышение скорости. Гонять стал, что твой Шумахер. Короче, мой человек совместно с патрульными остановили его – и на освидетельствование, а он под препаратами, понимаете?

– Наркотики?

– Психотропные вещества. Решетников даже не понимал, что его на таблетки посадили. Его так называемая «невеста», а по совместительству дочка гадалки Серафимы, травила его дрянью, чтобы он ее во всем слушался, квартиру ей подарил, а первую жену с дочкой записал в колдуньи, которые его со свету сживают. Плохое самочувствие и приступы паники ушлая девица списывала на черное колдовство. И, что самое поразительное: Решетников у этих ведьмачек, прости господи, не первая жертва. Имеются аналогичные случаи. Еще одного потерпевшего мы нашли, там, правда, до смертоубийства не дошло, мужик раньше все сбережения на свою якобы невесту переписал, а она его кинула. Парень в результате инвалидом остался, почки ему психотропной дрянью посадили. Их дела объединили в одно, и уверен, будут другие.

– Вот, значит, как. Спасибо, Станислав Михайлович, что поделились!

– Да это вам спасибо, Евгений Ильич! Дело скоро передаем в суд. Серафиме и ее дочке от шести до пятнадцати светит по сто пятой.

…Новый год прошел не то, чтобы весело, но в семье Ромашовых воцарилась привычная атмосфера сиюминутных хлопот и робких надежд на светлое будущее. Душа требовала перемен, и хотя скорбь никуда не ушла, она притупилась и перестала довлеть надо всем.

Таня нарядила елку – маленькую, скромную, но подошла к украшениям творчески. Она рассталась с черным цветом в одежде, и выглядела не такой потерянной, как раньше. Нормально говорить Татьяна по-прежнему не могла, однако упражнения для связок и для суставов правой кисти делала регулярно, родных и подруг не дичилась, восстановила контакты с однокурсниками – в общем, помаленьку восстанавливалась.

В канун православного Рождества Евгений ехал в родительский дом с удовольствием. День выдался ясным и морозным, дороги были свободны, и его все время тянуло улыбаться. Он включил бодрую музыку по радио и подпевал вполголоса. На соседнем сидении стояла сумка с подарками, а в кармане лежала флешка, на которой он записал выпуск телевизионной передачи, посвященной криминальным расследованиям.

После того, как они вчетвером посидели за накрытым столом, Евгений сыграл партию в шахматы с отцом и помог матери с мытьем посуды. Вечером же отозвал Татьяну в сторону и протянул флешку.

– Помнишь, я обещал тебе, что разоблачу мошенницу из Туманово? Здесь запись, чтобы ты своими глазами увидела: ни одно ее слово, ни одна угроза не имеет силы.

Они прошли в Танину комнату, где племянница вставила флешку в компьютер.

– Я понимаю, что сильно сглупила, – шепнула Таня. – Но когда все пошло наперекосяк… очень испугалась.

– Не мудрено, – ответил Евгений, обнимая ее за плечи.

На экране мелькали кадры задержания Муратовой, и ведущая перечисляла, скольких людей «нагрела» эта наглая тетка. Обманным путем «бабушке Серафиме» и ее дочери удалось завладеть пятью квартирами, двумя гаражами, автомобилем и скопить на счетах в различный банках несколько миллионов рублей. Размах лже-ясновидящей и ее подельниц был поистине пугающ, а несколько из ее клиентов умерли при странных обстоятельствах.

– Жень, ты будешь меня лечить? – спросила Таня хрипло.

Евгений оторвал взгляд от записи и взглянул на племянницу:

– Веришь в успех?

– Утром просыпаюсь и кажется, что голос вернулся. Но открываю рот и… Я хочу стать прежней. Очень.

– Станешь, – заверил Евгений. – Обязательно.

Дверь в комнату с силой распахнулась:

– Женя! – лицо Раисы Сергеевны искажала гримаса. – Папе плохо! Я в «Скорую» звоню!

Евгений и Таня метнулись в гостиную, где, раскинувшись на диване, хрипел Илья Ильич.

За его жизнь врачи боролись долго, но спасти не смогли. В ночь на девятое января Илья Ильич скончался.

И вновь семья Ромашовых оделась в траур.

Январская земля на кладбище была твердая, как гранит. Кинуть ком в могилу – большая проблема. Морозная поземка пробиралась под одежду, крала тепло и не давала свободно дышать. В сером небе было пусто, даже вороны жались по ветвям поближе друг к другу и сипло каркали, когда ветер норовил сдуть их с облюбованного дерева. Недавно шел снег, и всюду: на оградах, на скамье, на стволах лежали скорбные по-королевски траурные сугробики.

Раиса Сергеевна превратилась в тень. Третья смерть выбила почву у нее из-под ног. Дежуря под дверью реанимации, она еще на что-то надеялась, крепилась, хлопоты перед погребением давались ей тоже сравнительно легко, но стоило опустить гроб ее супруга в подготовленную яму, как ноги у нее подкосились, и она с тихим всхлипом осела в снег.

Уже тогда, в день похорон отца, Евгений почувствовал, что эта смерть не последняя, злой рок вот-вот заберет очередную жертву. Это ощущение было настолько ясным, что он не осмелился протестовать, смирился заранее, хотя такая покорность была ему не свойственна.

Мать угасала с каждым днем, и через месяц ее не стало. От многочисленной семьи Ромашовых осталось только двое: он и Таня.

В конце февраля Татьяна сообщила дяде, что намерена уйти в монастырь. Евгений поразился, так как религиозным рвением племянница никогда не страдала.

– Ты хорошо подумала? – спросил он, ласково беря ее за плечи. – Монастырь это не убежище, где можно пересидеть трудную полосу. Это полная смена жизненного курса. А ты же и молитвы ни одной не знаешь. Почему именно туда? В чем настоящая причина?

Таня заплакала.

– Садись! – он усадил ее, безвольную, на диван, и сам опустился рядом. – По-моему, настала пора все мне рассказать, как есть. Постарайся, Танюша, я очень хочу облегчить твою ношу. Если разделить ее на двоих, тебе станет легче, а меня не утянет.

Утерев слезы, Татьяна отправилась в свою комнату и вынесла оттуда тетрадку. Ее исповедь уже давно была записана, но только сейчас она решилась вручить ее Евгению.

Женя раскрыл тетрадь и погрузился в чтение.

«Ровно за три месяца до смерти мама призналась мне, что прокляла папу…»

Он на секунду поднял глаза, чтобы поймать ее потерянный взгляд. Таня кивнула, побуждая его продолжить.

«Они с папой ссорились каждый день, я не всегда понимала, почему. Думала, все из-за денег, их в последние месяцы стало катастрофически не хватать, кредиты съедали большую часть заработка, а работы стало меньше. Мне казалось глупым, что можно так кричать из-за подобной ерунды. У всех бывают трудности, но мы обязательно справимся, если будем поддерживать друг друга. Родители меня не слышали. А потом я узнала, что у папы есть другая женщина, и главная причина – в ней. Мама сказала, что не отдаст отца любовнице. Никогда не отдаст. А папа в запале выкрикнул: «Посмотрим еще! Захочу – не остановишь!» И тогда мама его прокляла.

Это было настоящее проклятие, а не просто слова. Мама вычитала в интернете, что есть такой обряд: пойти в церковь и поставить свечи за упокой души своего врага, и тогда врагу будет плохо. Папа превратился для нее в самого настоящего врага, поэтому мама ни минуты не сомневалась. Она сделала это трижды, читала еще какой-то заговор… но потом ей стало стыдно, она испугалась. И рассказала обо всем мне. Мы проплакали с ней полночи…

Я знаю, что со смертью нельзя заигрывать, она отомстит. Жестоко и бесповоротно. Мама раскаялась, но это нам не помогло. К тому моменту семье стало жить совсем невыносимо, папа сначала ушел из дома, потом вернулся, потом они снова поругались, и он опять ушел.

Я не стану пересказывать всего, но это был настоящий ад. Я приняла решение найти знающего человека, который мог бы снять с нас весь негатив, что мы породили своими усилиями. После непродолжительных поисков я остановилась на бабушке Серафиме, которую рекомендовали очень хорошо. На заработанные на практике деньги я отважилась ее нанять. Серафима отказалась ехать в Москву, но убедила меня, что я смогу сделать все сама по ее указке.