Полная версия
У нашей жизни много красок… Рассказы
Наконец, состав прибыл на конечный пункт. Все начали выходить. Приехали…
Баба Фелицата растерялась: люди спешат, народу много. Машин всяких полно. Она и не знает, что делать…
– Девочка, ты мне скажи-ко, где тута улица Гоголя будет? – обратилась к проходящей девчонке с мороженым.
– Это надо на метро ехать…
– А где это метро?
– Да вон же буква «М»… – указала та.
– Вона где…
Как же испугалась баба Фелицата турникета! Боялась не успеть проскочить. Опасалась, что стукнут железные задвижки.
– Батюшки, под землёй-то чо нарыли…! Чисто кроты… Погреб вырыть, и то замаются мужики, а тута вон чо деется… – сказала путешественница незнакомой женщине, ожидающей электричку. Эмоции требовали выхода. Бабушка не могла молчать. Ей нужно было с кем-то поделиться. Но женщина не проявила особого желания вести разговор, и только пожала плечами…
– Девоньки, улица Гоголя где? – спросила баба Фелицата, выйдя с электрички, у компании девчонок.
– Вон там, – показала одна из них.
– Ну, спасибо… – и, поправив поудобнее котомки, висевшие через плечо одна спереди, другая за спиной, пошла к указанным многоэтажкам.
– Батюшки, цела деревня в одном доме живёт! – удивилась она вслух…
Подойдя к подъезду, дёрнула дверь, но та была закрыта. Постучала. Никто, понятно, не ответил…
– Неужель никого дома нету? Столько народу живёт, и никто не слышит? – заговорила сама с собой баба Фелицата.
– Вы в какую квартиру? – спросил подошедший мужчина, и приложил ключ к домофону.
– И вот такая фигура дверь открывает? – удивилась старушка, кивнув на встроенную электронику.
– Ну, да… – пожал плечами жилец, – а что такого?
– Я вот к внуку Артёму приехала… Это мне высоко подыматься?
– Какая квартира?
– Девяносто пять…
– На шестой этаж… У нас же лифт есть!
– Я уж по леснице потихоньку… – сказала баба Фелицата, постеснявшись сказать, что побоялась заходить в кабинку лифта. Вдруг оборвётся, или застрянут?
Добравшись, наконец, до нужной квартиры, она сняла отдавившие плечо котомки, и постучала. Никто не ответил. Баба Фелицата растерялась. Где же внук? Надолго ли ушёл из дома? Однако, заметила кнопку звонка, и нажала.
«Не зря, поди, выключатель тута есть…» – подумала она.
За дверью раздался звонок, затем шаги. Открыла пышногрудая девушка в шортах и топике. Она удивлённо посмотрела на бабушку, и спросила:
– Вам кого?
– Дак, к внуку Артёму я…
– Тём, к тебе пришли… – крикнула она в комнату, пропуская гостью в квартиру.
Вышел внук, и оторопел.
– Бабуль, ты как доехала-то?
– Дак, на автобусе сначала, потом на поезде, а тут уж на этом… как его… метрЕ!
– Ну, ты даёшь… – покрутил головой внук. – Проходи в комнату…
Увиденное очень удивило бабу Фелицату. Музыкальный центр, DVD, ресивер спутникового телевидения она восприняла как коробки с кнопками. Впервые увидела плазменный телевизор. Молодые люди как раз смотрели фильм – боевик.
– Батюшки, -всплеснула старушка руками, – и как же они живые остаются?
Артём пожалел нервы бабушки, и остановил диск с фильмом.
– Ба, знакомься, это Майя…
– А меня – Фелицата Егоровна… Ой, ты пошто мне не написал, чо женился? …Я ить, не знала даже… Вот, гостинцев привезла… Кода свадьба-то была?
– Не было никакой свадьбы… Мы просто так живём с Артёмом… – сказала Майя, переглянувшись с парнем.
– Да как же так… Сначала свадьбу играют, а потом живут…
– Ну, а у нас вот так… – сказал Артём.
…На кухне баба Фелицата увидела столько всякого незнакомого ей, что почувствовала себя по сравнению с Майей, уверенно пользующейся всей этой бытовой техникой, такой отсталой и глупой… Микроволновка, кухонный комбайн, соковыжималка, фильтры для воды…
Уже через день гостья начала скучать по дому. В квартире внука всё было красиво, кругом бытовая техника, но она не умела этим пользоваться, а потому, когда молодые люди ушли на следующий день на работу, она просто просидела у окна, глядя на прохожих, снующих внизу. Артём показывал, как включать телевизор, но бабушка не смогла вспомнить, как это делается. Хорошо, что хоть разобралась, как у них пользоваться газовой плитой с автозажигалкой, и смогла приготовить ужин…
Не успела баба Фелицата вернуться домой, и облегчённо вздохнуть, как тут же приковыляла соседка Фёкла Степановна, и начала расспрашивать. Путешественница поведала ей во всех красках о благах цивилизации…
Хлеб
На улице с утра опять моросил дождь. И чем дольше он продолжался, тем больше хмурился председатель Фрол Иванович.
– Авдотья, из району не звонили? – спросил он, глядя на улицу из окна сельсовета, у немолодой женщины, сидевшей за столом с бумагами.
– Покуда нет, – вздохнула она.
– Стало быть, не до нас… Голову-то сымут, что не до конца рожь собрали. А в такую непогодь куды деваться?
– Так оно.
Затушив папиросу, он снова обратился к женщине:
– Вот ты мне скажи, я похож на Змея Горыныча о трёх головах, чтобы за троих думать, как из ситуации выкручиваться?
– Ну, не будет же он вечно идти, этот дождь… – пыталась как-то ободрить Авдотья.
– Если и завтра не остановится – собирать будет неча. Всё сгниёт на корню… – вздохнул председатель. —Так и во врага народа попасть недолго…
Переживал Фрол Иванович не зря. Начался второй год войны, и спрос был жёсткий. Все запасы отправлены на фронт. До сих пор перед глазами у него стоят опустевшие амбары…
На следующий день погода преподнесла сюрприз: солнце начало с утра жечь, и от земли потянуло тяжёлым паром. Влажным горячим воздухом было трудно дышать. Полуголодные люди изнывали от дурноты, но упорно продолжали работать. В основном женщины, старики да подростки. Мужчины давно отправились на фронт.
– Ну, робяты, поднажмём, покуда погода даёт! – подбадривал односельчан председатель, работая наравне со всеми. У самого руки болели от мозолей, ныли поясница и нога, травмированные ещё на финской войне, но он, как мог, терпел.
– Ничего, председатель, зададим фрицам из тылу!
– Верно! Чтоб им провалиться!
– Иваныч, обскажи, как там, на фронте…
– Передавали, к Сталинграду подступились. Там бои идут, – сказал председатель.
– Неужель не остановят?! – испуганно спросила одна из женщин.
– Ты эту панику не подымай! Не допустят такого! – сердито шикнул на неё дед Севостьян.
– Как же не бояться-то! У меня в тех местах муж воюет… Сколько уж времени нет письма… – и на её глаза навернулись слёзы, губы мелко затряслись.
Переждав немного самый солнцепёк, перекусив скудными пайками, продолжали работать до самой темноты…
Почти ночью председатель, наконец, вернулся домой. Неуклюже стащил с гудящих от усталости ног сапоги, снял пропотевшую рубаху и, с блаженством улёгшись на кровать, тут же уснул…
Разбудил его тревожный стук в окно.
– Фрол Иваныч, вставай! Амбары горят!
Председатель, морщась от боли, поднялся. Прихрамывая, заторопился к окну.
– Амбары горят! – повторила прибежавшая перепуганная женщина.
– Я сейчас! – крикнул он, и заковылял одевать сапоги.
К счастью, было безветренно, не успело разгореться сильно. Сбежавшиеся сельчане прилагали все силы, чтобы спасти зерно. Так и не успевшие отдохнуть люди проявляли невероятную выносливость: кто – таскал воду, кто – баграми оттаскивал головешки, кто – с лопатой помогал… Даже дети, как могли, принимали участие.
Благодаря огромным усилиям, не только спасли большую часть зерна, но и удалось задержать поджигателя. Когда поймали, женщины едва его не убили на месте. Три деда, да два оставшихся мужчины-инвалида еле довели пленного в сельсовет. Никто не расходился. Громко кричали у крыльца, потрясая кулаками, требовали немедленного расстрела.
Поджигателем оказался среднего роста русоволосый парень. Он затравленно озирался по сторонам, переступая с ноги на ногу, не зная, как с ним поступят дальше.
– Кто такой? – спросил председатель, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить. У того уже был синяк на скуле, а в углу начинающего опухать рта – кровь.
– Я зольдат великой Германий, – негромко сказал заученную фразу немец, и вытер губы порванным рукавом пиджака.
– Фрол Иваныч, у него нашли фальшивый документ на какого-то латыша, – сообщил дед Митяй, и подал его председателю.
Тот, кряхтя, надел очки, прочитал, и спросил:
– А на самом деле как фамилия, имя?
Ответа не последовало.
– Ну, давай рассказывай, как тебя там… Как попал сюда, куда шёл?
– По большой ошибка выбросиль из самольёт раньше… Потерьял в темнота карта…
– Куда забрасывали? Какой город?
– Свердлёвск. Там дольжен быль попасть военный завод. Сдьелать большой диверсия.
– Я тебе сейчас без ошибки диверсию устрою! – накинулся на него дед Митяй. Насилу оттащили.
– Митяй! – крикнул председатель. – Подожди ты с кулаками! Надо же сначала узнать, что да как… Куда, говоришь? В Свердловск? …Эк, чего захотел! На поезде собирался доехать?
– Да, по чужой паспорт… – признался пленный.
– Один был, или ещё с кем?
– Один.
– Вот что… – сказал, подумав, Фрол Иванович, —Дело не простое. Надо ехать в райцентр, и передать этого гада в НКВД. Там с ним как положено, по закону разберутся! Семён, заводи машину…
Как только появились с задержанным на крыльце, ожидавшая толпа народа прихлынула ближе, закричала, с гневом махала кулаками. Женщины цеплялись за его одежду, пытались ударить, вымещая ненависть за своих ушедших на фронт мужей, братьев, за всех погибших. Большого усилия стоило провести диверсанта к машине сквозь плотное кольцо разъяренных сельчан, чтобы не допустить самосуд. Для острастки пришлось даже стрельнуть из ружья в воздух. Только после этого толпа немного отошла, расступились, мрачно и молча глядя на поджигателя.
И вот уже в кузове грузовика тряслись по дороге. Ехали молча. Смертельно хотелось спать. Фрол Иванович, слушая надсадное тарахтенье уставшего от почти круглосуточной работы мотора, облегчённо вздыхал. Он утешался тем, что смогли всё-таки спасти с таким трудом собранный хлеб…
Фантазия на тему…
Шерлок Холмс и Остап Бендер.
Никогда даже представить не могла, что в голову придёт мысль дать возможность встретиться таким разным литературным героям…
Остап очень удивился, неожиданно оказавшись в непривычной обстановке старой английской квартиры. Но, со свойственным ему хладнокровием, быстро огляделся вокруг, поправил знаменитый длинный шарф на своей крепкой шее, и чутко прислушался. Тишина успокоила, и Бендер, как бродячий кот, попавший только что с улицы в чужой дом, мягко ступая, принялся осматривать гостиную.
Он подошёл к шкафу, где на полках стояли всякие декоративные безделушки, оглядел оценивающе, и с усмешкой негромко сказал:
– Общее впечатление мне подсказывает одно: не плохо устроились господа… Киса был бы в восторге от этого пережитка прошлого… Ах, Киса, Киса, незадачливый охотник за табуретками… однако, хорошо бы узнать, где, собственно, я сейчас нахожусь? Лёд тронулся! Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!
Бендер довольно быстро освоился в гостиной, и решил заглянуть в комнаты, куда вела деревянная лестница. Осторожно ступая, он начал медленно подниматься. Ступеньки под ногами Остапа ворчливо заскрипели, но это обстоятельство его не остановило. Недовольно поморщился, и с досадой подумал: «-Боже мой, что ж так хозяева запустили лестницу! Всё в доме должно быть бесшумно!»
Наконец, преодолена последняя ступенька, и Остап оказался у комнаты. Тихонько потянул на себя ручку, осторожно открыл дверь… и наткнулся на пронзительный, внимательный взгляд темноволосого мужчины, стоящего прямо перед ним, который явно ждал появления непрошеного гостя.
Великий Комбинатор и Великий Сыщик встретились…
– Что вам угодно, сэр? – спросил Холмс, с интересом глядя на посетителя в капитанской фуражке с якорем, полосатом пиджаке…
Остап на секунду растерялся от неожиданности, поскольку не знал, не придумал, как объяснить своё появление. Решил идти напрямую:
– Я – сын турецкоподданного, Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей!
Молча окинул глазами небольшую комнату, выиграв время для обдумывания плана дальнейших действий, и строго спросил:
– А вы, гражданин хороший, кто будете? Проживаете здесь легально? Ордер имеется?
– Шерлок Холмс. Частный сыщик, – с улыбкой представился хозяин комнаты.
– Сыщик?? – удивлённо переспросил Бендер, но не изменив своему самообладанию, с пафосом добавил:
– Мы, дорогой товарищ, чтим Уголовный Кодекс! Кстати, что это за обращение: «сэр»? Вы – эмигрант? Давно в России?
– Скажите, сэр, я не слишком вас огорчу, если скажу, что вы глубоко ошибаетесь? Мы сейчас находимся в Лондоне, на Бейкер-стрит 221-Б.
Бендер, хоть и начал подозревать неладное, не хотел верить в такой сюрприз, а потому, со всей имеющейся в нём на данный момент иронией, ответил:
– Что ж мелочиться-то? Сказали бы, например, в Рио-де-Жанейро!
Холмс раскурил трубку, и спросил:
– Что вас убедит в справедливости моих слов? Могу сказать, что вы попали сюда совершенно случайно. Не женаты. Из России. Могу также добавить, что проживали в последнее время в южной её части, точнее – в Одессе. Об этом говорит ваша одежда и манера говорить…
Остап Бендер был потрясён. В голове промелькнула шальная мысль: «Этот товарищ – не то, что Предводитель Киса Воробьянинов! Вот с кем можно иметь дело! Заседание продолжается! Командовать парадом буду я!»
– Ну, хорошо. В Лондоне, так в Лондоне… А как на счёт невест у вас тут?
В это время кто-то взял почитать книгу, и Великий Комбинатор вновь оказался на страницах «Двенадцати стульев»…
У костра
Летний тёплый вечер. На лугу, рядом с живописной речкой, стояли несколько бродячих пропылённых кибиток. Рукой подать до пышного кустарника, а дальше – лес. В основном берёзы, шелестящие бесконечную песню. Ветер застревал среди нежной листвы, и замирал, слушая их. Белые стройные стволы придавали окружающему пейзажу необъяснимый свет и воздушность. Есенинские грусть и восторг. Кочевые цыгане стихов его не читали, но романсы были на слуху, часто пели.
Бог весть когда и откуда сюда, на бескрайнее раздолье, занесло потомков далёкой Индии. Никто не может точно сказать. Но известно, что они уже давно сроднились с этой природой. От прошлой жизни сохранилось, разве что, пристрастие к яркой пёстрой одежде, да иногда промелькнут характерные движения головы, рук.
Всё вокруг утопало в мягких и ленивых лучах солнца, щедро осыпающих золотом заката. Замолкали птицы… Вот она, непередаваемая человеческим языком красота! Простая, но такая трогательная!
Рядом с одной из кибиток, склонив головёнку с чёрными вихрами над уставшей, много повидавшей за свою жизнь семистрункой, босоногий мальчишка-цыганёнок старательно пытался извлечь аккорды. Только, вот досада, не получалось как надо. Пальчики-то ещё детские… Что-то негромко напевал себе под нос, сбивался, снова начинал перебирать струны. Вздыхал огорчённо, но упорно продолжал занятие…
– Настырный ты, Васька! Вот подрастёшь, – станешь артистом! Тэ хасёл мро шэро! – искренно веря в это, пророчила ему мать, складывая снятые с жерди высохшие рубашки сына…
В таборе каждый занимался своим делом. Старые цыгане и цыганки как обычно сидели у костров, смотрели на замысловатые танцы клубов седого дыма, рвущихся вверх языков пламени. Курили трубки, ведя бесконечные неторопливые разговоры, пили чай. Аромат его приятно щекотал ноздри ласковым теплом. Свет костра, отражаясь на лицах, играл бликами, придавая ощущение сказочности происходящего, а треск сгораемых сучьев напоминал мотивы испанского фламенко.
Те, кто помоложе, занимались лошадьми, собирали хворост, чтобы поддерживать ночью огонь, кипятили чай, чинили потрёпанную в дороге одежду… И не сосчитать, сколько у каждого из них на памяти было таких вечеров и ночей!
Время позднее. Ребятишек уложили спать. Вместе с ними разместились уставшие в дороге, с удовольствием давая отдых ногам. Часть таборных осталась у огня. Одна за другой зазвучали песни. Негромкие, до боли бередящие душу.
Вот пожилому смуглому цыгану в синей рубашке передали гитару.
– Нэ-ка, сбага, Михай! – попросил Лекса.
Тот, как бы нехотя принял, пробежал пальцами по струнам, проверяя настройку. Сросшиеся на переносице брови изогнулись в страдальческом изломе. Отстранённо глядя вдаль, откуда с реки доносились едва слышимые всплески воды, покачиваясь корпусом в такт мелодии, запел:
– На дворе,
на дворе ли мороз большой!
А-ай, мэ же мороза,
мэ же мороза не бо-я-я-юсь…
Старые Мария, Василь, Петро, задумчиво слушали, кивая головами. Лекса, Степан, Лила, Рубина стали негромко подпевать. Получилось очень слаженно.
Больше всех этого момента ждал, пожалуй, тот самый маленький Васька. Уж больно ему хотелось научиться играть. Вот и сейчас, сидел, обняв свою любимую лохматую собаку Чипу, а глаз не сводил с рук гитариста. Недаром отказался ложиться спать с другими ребятишками.
Чипе же было плевать, чем занят друг. Всё пыталась лизнуть мальчишку в нос. С преданностью заглядывала ему в лицо, виляла хвостом. Правда, иногда отвлекалась огрызнуться на мошек. Щёлкала на них зубами, мотала головой. Временами чутко прислушивалась, повернув морду в темноту.
Михай перевёл взгляд на молодую цыганку Санду. Молча кивнул головой, вызывая глазами девушку в круг. Та сделала вид, что не заметила. Тогда гитарист громко сказал:
– Нэ, выджя! – и рванул по струнам…
Цыганочка будто ожила. Ободрённая возгласами таборных, раскинув смуглые руки в стороны, под переливчатый перебор, покачиваясь, как дикая пантера перед прыжком, медленно пошла по кругу. Громко защёлкала в такт пальцами. Чёрные глаза метали молнии, а на лице белела лукавая улыбка.
Мелодия убыстрялась. Плечи Санды мелко задрожали. Ловко подхватив низ юбки, раскрыла её, будто бабочка крылья. Выгнула спину, и в свободном падении волосы заструились волнистым потоком…
Гитара звучала громко и звонко. В движении были извивающиеся руки, металась широкая юбка с оборкой. Мелькали тонкие щиколотки босых пыльных ног, лихо отплясывающих по примятой траве.
К танцующей присоединились сначала ровесница Настя, за ней – лет тридцати Рубина. Не удержался и пожилой цыган Егор. В миг отложил свою семиструнку, проворно поднялся с места, тряхнул вихрами с проседью, пригладил руками, и пошёл по кругу. Хлопки по голенищам старых сапог, в ладоши, вторили ритму гитары Михая. Если бы не трава, заглушающая дробь, все услышали бы артистично выбиваемую чечётку.
– Кхэл, Егоро! – крикнул, раззадорившись, Василь, даже шляпу с головы сорвал, бросил об землю. Серьга в ухе блеснула, и потерялась в волосах.
Сам он не мог больше плясать с тех пор, как травмировал ногу, когда объезживал лошадь. Своенравная оказалась: скинула, да ещё со всей дури взбрыкнула. Попала копытом по ноге. Хорошо, что вовсе не лишился, подлечили.
До утра танцы сменялись песнями, песни – снова танцами. То грустные, то весёлые, как и жизнь кочевая, полная радости и боли. И поговорить всегда находится о чём.
Не понять, наверное, никогда, что же заставляет этих людей лишать себя покоя, и идти снова и снова неведомо куда. Бродяжья романтика обманчива. В ней и километры без селений, где можно разжиться пищей, и дожди, в которые трудно разжечь костёр, чтобы погреться, посушить одежду.
Как невозможно остановить ветер в поле, так и невозможно истребить жажду человека к свободе, воле. Каждый понимает эти слова по-своему…
Через день на этом месте снова стало тихо и пусто. Табор продолжил свой путь. Остались только отзвуки цыганских песен, которые повторяли, шурша листвой, берёзы…
Треугольник
Никогда не думал Леонид, что окажется в такой сложной ситуации. Ведь ничего не предвещало изменений в жизни… Пришёл на работу как обычно, переоделся в захламлённой раздевалке. Успел немного поговорить с мужиками в курилке, и неспеша отправился в цех. Вчера, незадолго до конца смены, опять эта бестолковая Полина включила станок с неразогретыми таблетками, и теперь пресс залепило пластмассой. А мог бы получиться десяток-другой вилок для электроприборов. Их цех выпускал изделия из пластмассы.
…Леонид с нескрываемым раздражением постукивал инструментом, освобождая плотно забитые ячейки станины, когда к нему подошёл хорошо известный балабол Андрей. Судя по тому, как он с хитрецой потирал нос, поигрывал брелком, – в очередной раз явился поделиться какой-нибудь амурной новостью.
– Видал новенькую?
Леонид мельком взглянул на него, и спросил:
– Нет. А что?
– Ух, скажу тебе, интересная штучка в нашем коллективе появилась! – и тёмные глаза Андрея похотливо замаслились. -Сегодня бригадирша Антонина привела, работу ей показывала…
– Ну, и что? – недовольно буркнул в ответ Леонид. -У меня же есть жена, дочка… Я своё отгулял… Чего мне на неё смотреть… – и махнул рукой, продолжая работу.
– Увидишь эту кралечку, поверь на слово, не так заговоришь… – неожиданно сказал Андрей, и, замурлыкав что-то себе под нос, вразвалочку пошёл на своё место.
Большинство рабочих обедали в заводской столовой, так что Леонид увидел, всё-таки, эту самую новенькую, но ничего особенного в ней не заметил. Обычная женщина, на тысячи других похожа. Правда, видел на расстоянии…
На перекуре большинство мужчин говорили именно о ней. Мол, мнит себя королевой, всех мужиков отшивает, нос воротит в сторону даже от самого Андрея, (того, что подходил к Леониду). Оказывается, в первый же день любвеобильный молодой мужчина успел по физиономии от неё получить, когда попытался лапать…
«Вот оно что! Решил узнать, как с другим та дамочка себя поведёт… И когда уж угомонится этот К; азанова непутёвый…» – догадался Леонид, и, усмехнувшись, покачал головой.
Рабочий день продолжался дальше. Леонид занимался очередным станком, когда подошла новенькая. Тронула за плечо, и, перекрикивая шум, попросила:
– У меня пресс заклинило. Посмотрите, пожалуйста…
Леонид повернулся на голос, и тут они впервые встретились лицом к лицу взглядами… Как же он был потрясён! Необыкновенные глаза! Невероятно манящая тёмная бездна! Просто омут!
– Сейчас подойду… к вам… – только и смог сказать в ответ, как мальчишка.
– Хорошо, – сказала она, и улыбнулась. Появились ямочки на щеках. Как же они были по-детски милы!
Леонид, не узнавая самого себя, почему-то оробел перед этой женщиной. Когда через несколько минут пришёл, словно извиняясь, спросил:
– Что тут у нас случилось?
– Да, вот, поднялся, и ни туда, ни сюда…
– Посмотрим сейчас… Меня Леонид зовут…
– Меня – Вера.
Слово за слово, быстро разговорились. Она оказалась общительной, смешливой. К Леониду, неизвестно почему, проявила явно больше симпатии, чем к другим в цеху. Это все заметили…
После работы они стояли вместе на остановке. К Вере начал приставать нахальный подвыпивший мужчина, желая познакомиться. Леонид не стерпел, отогнал его, но тот вскоре снова приблизился, и теперь топтался поодаль, подслушивая их разговор. А когда увидел, что женщина без собеседника садится в трамвай, – полез вслед за Верой.
Леонид заметил. Быстро сообразил, что задумал непрошеный ухажёр, и в последнюю секунду втиснулся внутрь.
– Я провожу лучше, – шепнул он на ухо Вере, кивнув головой на отвергнутого кавалера.
– И что неймётся паразиту! – подосадовала та в ответ.
Через несколько минут с трудом выбрались из переполненного трамвая, и, облегченно вздохнув, неспеша пошли по улице.
Обиженный преследователь не отступал. Увидев, что кроме их троих никого рядом нет, решил действовать: поднял с земли палку, и кинулся на Леонида. Завязалась драка…
Очень помогла Вера: улучив мгновение, как дикая кошка прыгнула хулигану сзади на спину, повисла всем телом, вцепившись намертво. Потом так истошно завизжала осёдланному в ухо, что тот невольно закрыл его ладонью. Леонид получил очень ценную минуту, чтобы собраться с силами.
Победа в схватке оказалась на стороне пары. У Веры в сумке давно лежал бинт на всякий случай, но даже представить не могла, что им однажды кому-то придётся связывать руки в такой ситуации.
Защитник не остался без царапин и ссадин. Вера повела его к себе домой, чтобы их обработать. Кроме того, требовалось зашить порванный рукав ветровки…
Вера, сочувственно охая, сразу занялась этим, а Леонид вдруг испытал непреодолимое желание её поцеловать, что и сделал… Она ответила взаимностью…
Домой Леонид вернулся после полуночи. Встревоженная жена Тамара не спала. Она, буквально, выбежала в прихожую, услышав шорох ключа. Заплакала.
– Лёня, что случилось?
– Ерунда… пришлось с одним приборзевшим мужиком немного разобраться…