Сага о Мрачных Водах. Призраки Перламутра

– Опять этот Алый Вопль… да сколько можно?! Твое ж мать…

Еще глоток.

И еще.

«Остановиться? Нет».

Еще один глоток.

«Теперь можно притормозить».

Скальд ставит бутылку на стол и опускает руки вниз. Голова его запрокидывается к потолку, и глаза рассматривают линии на панелях.

– Силиста…

Звон битого стекла.

В кабинет врывается ночной морозный ветер.

Скальд смотрит перед собой и видит незваных гостей: белая сова, необычно большая для нормальных размеров, держит в клюве рыжую бродячую кошку. Глаза совы – два желтых фонаря с тонкими красными щелочками. По стальному блестящему клюву струятся алые ручейки. Кошка выпадает из пасти хищника на пол, прямо в центр кабинета, и издает последние предсмертные жалобные стоны.

Расправив крылья, сова нагоняет жертву и беспощадно вцепляется острым крючковатым клювом в хилое полуживое тельце. Острие вонзается в слабую плоть, отрывая крупный мясистый кусок шерсти. Кошка погибает от множества ран и сильной кровопотери. По белому полу растекается багровая лужа.

Перемещаясь на высоких когтистых лапах и размахивая крыльями, сова кружится вокруг обеда, поедая добычу.

– Какого черта?!

Скальд вскочил со стола и замер в оцепенении. Такое он видел впервые.

«Сова жрет кошку… в моем кабинете!».

Он взглянул мельком на окно – беспощадно разбито.

Сова, отвлекшись от трапезы, злостно взглянула на хозяина помещения. Ее красные щели замерцали искрами.

Скальда этот взгляд заставил пошатнуться и упасть в кресло.

«Этого не может быть… это просто кажется… это просто…».

И тут внутрь залетают другие – черные вороны. Целая стая. Яростно каркая, они подлетают к сове и окружают ее со всех сторон.

Армия ворон напала на белого противница. Они всячески пытались ранить сову то клювами, то когтями. Сова отбивалась, размахивая лапами и крыльями.

Вороны, окружив сову, вцепились в нее все разом клювами, обездвижив врага. Замахали дружно крыльями и поднялись в воздух. Стая ворон, расправившись с противником, взмыла вместе с ним и унеслась прочь через разбитое окно в ночь.

А рыжая кошка… ее кровавый разодранный труп так и остался лежать на полу.

«Совы… вороны… кошки… какого черта здесь творится?! Я вроде бы немного выпил…».

Скальд даже поднял бутылку «Зова моря» и оценил количество ее содержимого.

– Я сделал глотка три-четыре. И не больше. Раньше такого никогда не было. Проклятье!

Скальд схватился за голову, снял очки, протер глаза руками и интенсивно заморгал.

«Это не сон».

Он надел очки и осмотрел кабинет еще раз: окно разбито, а труп кошки лежит прямо перед ним.

– Разве… совы могут быть настолько агрессивны?

Скальд обогнул свой рабочий стол, осторожно приблизился к кошачьему трупику.

«Нужно убрать, пока запах не появился».

Скальд сел на крышку стола и сделал еще два глотка виски.

– Ну, и дела…

А потом… зазвонил стационарный телефон.

От резко звука Скальд даже вздрогнул и чуть не выпустил бутылку из рук.

– Проклятье!

«Кому понадобилось звонить сюда ночью?!».

Сначала птичий поединок в его кабинете, а теперь непонятные звонки. Скальд начинал жалеть о том, что не позволил Лите остаться с ним в эту ночь.

Возможно, всего этого можно было бы избежать.

Скальд прошел к телефону и снял трубку.

Лишь дыхание… шумное… отрывистое…

– Алло?

Дыхание участилось.

– Кто это?

Пауза.

Скальд уже хотел положить трубку, как вдруг услышал голос:

– Почему ты оставил меня?

Детский голос.

Мальчишка.

– Что? – не понял Скальд.

– Почему ты не спас меня? Ты оставил меня умирать!

– О чем ты говоришь? Кто ты такой? Ты знаешь, что баловаться ночными звонками запрещено?! Я могу сейчас же связаться с твоими родителями или позвонить в полицию. У меня есть связи с самим Людо Ксавьером, мелкое хулиганье!

Но голос на обратной стороне не унимался:

– Зачем ты так со мной? Я же хотел просто… быть рядом.

– Что? Какого ты…

– Папочка.

Скальд замер.

Реальность покачнулась.

Его мир растворился. Или он растворился в нем? Непонятно.

– Спаси меня. Ты же этого хочешь, да? Так спаси, пока есть шанс! Я так скучаю…

– Как тебя… зовут?

– Не помнишь имя, которое сам мне дал? А я еще надеялся на твою помощь.

– Нат…

– Думал, что… папочка придет. Что спасет меня. А ты не пришел. Ты оставил меня там… под землей…

– Натаниэль! Где ты? Ты жив? Скажи мне, и я тебя найду! Скажи! Что с тобой?

– Найди меня, папочка.

– Нат! Нат! Натаниэль!

– Мамочка скучает по тебе…

Скальд вытер холодный липкий пот со лба.

– Силиста…

– Ты придешь за мной? Ты меня найдешь? Папочка…

– Где ты, Нат? Скажи, и я тебя найду! Скажи! Натаниэль!

– Мне пора. Я должен идти на урок.

– Урок? Что за черт?! Нат! Откуда ты звонишь?

– Пока-пока. Мы еще поиграем с тобой, папочка. В прятки.

– Нат! Не бросай трубку! Нат! Не смей бросать трубку! Черт! Нат! Нат!

На другом конце связь оборвалась. В ушах Скальда раздался оглушительный неприятный звон.

Натаниэль бросил трубку.

– Нат… не может быть… он же…

Ноги подкосились.

Скальд рухнул на пол и прижался спиной к стеллажу.

– Натаниэль… ты же даже не родился…

И вдруг… в кабинете стало резко темно. Свет померк.

«Опять с электричеством проблемы?».

И зажегся экран телевизора.

– Телик? Его здесь никогда не было…

Толстый телевизор стоял на кушетке для пациентов. Провод обвисал на пол и не был подключен к сети, но экран при этом ярко светился белым и синим.

Разносилось странное жужжание.

– Что вообще происходит?

Скальд оставался сидеть на полу и смотреть в экран телевизора. Изображение стало более четким. Скальд увидел затылок девушки и волосы, заплетенные в причудливую прическу из нескольких кос.

Он помнил эти волосы.

Помнил эту прическу.

И тот день.

– Силиста…

Скальд перевернулся на живот и на коленях начал ползти к экрану.

Силиста одета в белое свадебное платье с длинной фатой. Она кружилась и улыбалась. Ее голубые глаза блестели. А кожа белая и нежная. Он хорошо помнил ее кожу. Ее запах.

Вокруг летают белые лепестки роз.

Силиста кружится и смеется.

Она смотрит в экран – в его лицо. В лицо Скальда. И улыбается ему в предвкушении настоящего счастья.

– Силиста…

Из глаз Скальда текут слезы, капая на холодный пол. Его ладони опускаются в лужу кошачьей крови, преодолевая свой путь.

Силиста наклоняется к экрану и целует его. Целует Скальда.

Потом ей дают белый букет.

Она встает к толпе ликующих девушек спиной и кидает его.

Все смеются.

Силиста не знает, кто поймал букет. Она бежит к нему. Бежит к Скальду.

Она подпрыгивает. Он берет ее на руки и кружит в воздухе.

Силиста смеется.

Скальд доползает до экрана телевизора и тянет руку вперед.

Светлые волосы Силисты прыгают на плечах. Ее тонкая шея прямо перед ним. Ее ласковое лицо и счастливая улыбка. Глаза полны искренней радости и надежды на лучшее светлое будущее.

Скальд протягивает окровавленные пальцы вперед и касается холодного экрана.

Все исчезает.

Медицинский кабинет растворяется в пространстве.

Скальд стоит на коленях. Вокруг – бесконечное поле, усыпанное красными цветами ликорис.

Он стоит перед ямой в земле. И держит на руках гробик. Маленький. Такой, в который может поместиться лишь младенец.

Черный деревянный гробик.

Над головой – голубое небо.

Ликорис раздуваются на ветру.

Скальд кладет перебинтованную руку на крышку гробика.

«Нужно открыть. Я должен… убедиться… что он там… что Нат…».

Он долго не решается сделать это.

Мертвое новорожденное тельце всплывает перед его глазами каждый раз, когда он моргает. А потому моргать Скальд старается как можно реже. И это тельце… сейчас там, под крышкой.

Лежит и не шевелится.

«Он там… где ему еще быть?».

Скальд отодвигает крышку. В поле зрения попадает синяя бархатная ткань, которой обложен гроб с внутренней стороны.

Скальд делает новое уверенное движение и снимает крышку полностью.

Он не отводит взгляда от гроба.

От пустого гроба.

«Нат… его здесь нет… где же ты?».

И все лепестки спадают с ликорис. Они поднимаются вверх и зависают в воздухе, словно красная пыль.

Пустой гробик выпадает из рук Скальда и падает в пустую бездонную земляную яму.

А в голове раздается мальчишеский голос:

– Почему ты не спас меня? Ты оставил меня умирать!

– Зачем ты так со мной? Я же хотел просто… быть рядом.

– Спаси меня. Ты же этого хочешь, да? Так спаси, пока есть шанс! Я так скучаю…

– Думал, что… папочка придет. Что спасет меня. А ты не пришел. Ты оставил меня там… под землей…

– Мамочка скучает по тебе…

– Папочка.

Скальд стоит перед раковиной, над которой висит зеркало. Он смотрит на свои руки. Бинт пропитался кровью. Руки горят от боли.

– Проклятье! Только не это!

Он смотрит на себя в зеркало – весь в поту и грязи.

Словно выбрался… из могилы.

Скальд разматывает бинты на руках. В раковину стекает кровь. Он сбрасывает грязные бинты в ноги. Открывает кран. Течет вода.

Скальд опускает кровавые руки в воду.

Кипяток!

Скальд испускает жуткий крик боли.

Руки… в кипятке… они горят…

Скальд не перестает кричать. И руки… он не может вытащить их из-под струи воды.

Корчась от нестерпимой боли, Скальд смотрит в зеркало. И видит ее за спиной…

– Скальд.

Силиста подходит к нему сзади, одетая в белую ночнушку. Ее волосы завязаны в простой небрежный пучок. Она обнимает его. Он чувствует ее руки на своем теле. Они огибают его грудь. Силиста опускает подбородок на его плечо.

А боль… продолжает свои пытки.

– Я уложила Ната спать. Ты идешь?

Она целует его в шею.

– Не задерживайся долго, ладно? Я знаю, что у тебя тяжелая работа. Но и с семьей тоже надо бывать.

Силиста отпускает его и делает шаг назад. Скальд видит, как ее силуэт исчезает во мраке комнаты.

Он смотрит на свои руки – они целы. Ни единой царапины. Ни крови. Ни бинтов. Ни кипятка из крана.

«Такие гладкие. Такие целые. Здоровые. Невредимые».

Он никогда не видел их такими, а значит…

– Это сон… это просто сон!

Скальд поднимает голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало еще раз, но вместо этого… он отрывает голову от крышки стола и просыпается.

Скальд обнаруживает себя в медицинском кабинете. Пустая бутылка «Зова моря» стоит на краешке стола.

– Неужели, я так много выпил?

Скальд снимает очки, протирает глаза и чувствует неприятный морозец, скользящий по плечам.

Окно… разбито. На черном небосводе мерцают две луны-близнецы.

– Что?..

Скальд смотрит на пол – рыжая мертвая кошка.

– Я еще сплю?

Скальд видит руки – они в бинтах от кончиков пальцев и по самые локти. Как им и положено. Но бинт чистый, крови нет.

«Почему кошка все еще здесь? И окно разбито… это было правдой, а не сном?».

Его разила новая мысль: «Телефон».

Телефон лежит на своем месте. Трубка не снята.

«Полная чертовщина…».

И телефон зазвонил.

– Только не опять…

Скальд нерешительно встает из-за стола. Из ног по всему телу пробежалась пулей пронзительная острая боль. Но та быстро исчезла. Скальд снова взял контроль над своим телом и поковылял к телефону.

– Какого черта…

Он стоял перед телефоном не в силах взять трубку.

«Это Нат. Он звонит снова. Я должен… все узнать».

Скальд решил сделать все быстро. Это как проглотить невкусное лекарство. Чем быстрее сделаешь это – тем лучше.

Скальд резко снял трубку и произнес:

– Нат! Я…

– Людо Ксавьер у телефона. Доктор Серпентес, прошу прощения за столь позднее беспокойство, но дело очень важное. Без вас нам не обойтись на этот раз.

«Людо Ксавьер… черт! Значит, я все-таки вернулся в реальность. А эта кошка… сова, которая ее загрызла… что это было?».

– Да, мистер Ксавьер. Я вас слушаю. Ничего страшного. Я все равно не сплю.

– Не спите? Мы тоже. У нас опять труп.

– Что?

– Погибла девушка. Она вместе с друзьями занималась дайвингом. Из воды достали лишь… половину тела.

– О чем вы, мистер Ксавьер? Кто погиб?

– Мисс Филиндерс. Полное имя – Миса Филиндерс. Утром в восемь вскрытие. Я хочу, чтобы вы нам помогли. Случай… сложный.

– «Сложный»? Что происходит, мистер Ксавьер? Что опять не так с этим городом?

– В этом я и хочу разобраться, Скальд.

Послышалось усталое дыхание начальника полиции.

– Боюсь, что завтра мне предстоит перейти к радикальным мерам. В Перламутр-Бич стало небезопасно. Снова. Это повторяется, Серпентес.

Скальд сглотнул.

– Точно так же, как в тот раз, Скальд.

– Да, мистер Ксавьер?

Начальник полиции выдержал напряженную паузу. И следующие его слова заставили Скальда поежится от страха, а не от холода:

– Оно вернулось в Перламутр-Бич. Оно снова здесь.

Глава 8. «Ракушка»

Что-то подсказывало мне, что не стоило оставлять машину. Но уже поздно. До самого поместья мы прошли пешком. Идти пришлось дольше, чем нам обещали. Предчувствия меня редко обманывают. И также редко я им доверяю.

Как часто это бывает?

Рациональная часть говорит тебе: «Что может случиться? Если ты устала топать по лесу, это не значит, что для других это расстояние слишком большое. Потерпи».

А предчувствие шепчет на другое ухо: «Какого черта мы оставили машину у озера? Какого черта мы тащимся за незнакомцами через весь лес?».

Грейтсы мне показались милыми. Несколько навязчивыми, но милыми. Всю дорогу они расхваливали свое поместье «Ракушка». В этом участвовали все: и взрослые, и дети.

В какой-то момент я уже стала воображать себе сказочный замок, парящий в облаках под сводом радуги. Реальность оказалась не столь красочной, разумеется, но все же весьма необычной.

– А вот и наша «Ракушка»! – представил Колин поместье семейства Грейтс.

За забором с серебряными прутьями открывалась обширная зеленая ухоженная территория. Каменные тропки огибали клумбы с цветами и уходили в парковую зону, где росли пихты и акации. Среди всех цветов особенно выделялся ликорис. Эти цветы мне всегда нравились. Было в них что-то чарующее. Надо признать, у Грейтсов хороший вкус.

Но главный экспонат – сам особняк. В его архитектуре нельзя было найти ни одного острого угла. Все имело закругленную форму. Гладкие колонны. И такие же башни в форме колонн, но толще и выше. Башни венчались черепичными крышами в виде половинок морских раковин. Главное здание тоже имело овальную форму и состояло из трех подобных сооружений, соединенных друг с другом, как пузыри, слипнувшиеся вместе. Белый блестящий кирпич. А стеклянные окна, усыпанные повсюду, мерцали на солнце, как блестящие украшения.

– Ого! – воскликнул Шон. – Да у вас тут настоящий замок!

Действительно. Это место больше походило на дворец. На царскую резиденцию, как минимум.

– Ох, не стоит! – парировал дедушка Грегори. – Это всего лишь фамильное поместье. Наши предки, к счастью, владели большим состоянием, но никогда не были приближенными монархов.

Сколько же это все стоит? Теперь неудивительно, почему бабушка Орабелла носит на шее жемчужное ожерелье. С такой «Ракушкой» подобный каприз уже не кажется запросом из разряда «показуха». Грейтсы, действительно, могут позволить себе многое из того, что не доступно обычным людям, вроде нас с Шоном.

Колин открыл ворота и отошел в сторону, приглашая нас на территорию поместья.

– Прошу. Чувствуйте себя, как дома. Надеюсь, вам понравится в «Ракушке». Здесь очень уютно.

Я шла, как на экскурсию. Семенила, держа Шона за руку, и глазела на все подряд. Воздух здесь свежий. Благодаря цветам и кипарисам. Даже лужайка есть, где можно бегать, отдыхать, загорать и устраивать семейные пикники и посиделки.

Но что-то меня в этой роскоши настораживало.

Отсутствовало нечто простое и очевидное, что должно было быть.

Чего-то я не замечаю.

Почему мне вся эта природа кажется… ненастоящей? В чем же дело?

Я старательно смотрела по сторонам, пытаясь наткнуться на что-то, что подскажет ответ. А может, надо вовсе не смотреть, а…

– Птицы.

– Ты чего, Айс?

Шон остановился на пол пути вместе со мной.

Я крепче сжала его руку и поторопилась к дому, чтобы оторваться от Грейтсов, следующих прямо за нами.

– Птицы не поют. Заметил?

Шон запрокинул голову и осмотрелся, стараясь прислушаться к звукам природы. А слушать было нечего! Тишина.

Мертвая тишина.

– Я даже не обратил внимание на это.

– Странно это все. Тебе не кажется?

Шон не ответил.

Мы дождались Изабеллу у массивных дверей, украшенных живописью, изображавшей берег моря.

– Детям уже не терпится показать вам дом, – посмеялась она, – не хотела бы я начинать экскурсию с детской комнаты… Надеюсь, вы не будете против?

Изабелла вставила ключ в замочную скважину и повернула его.

– Нет, конечно! – ответил Шон. – Будем очень рады посмотреть все, что они захотят нам показать.

– Что ж… Вот и наш дом.

С этими словами она дернула ручку двери на себя, и перед нами открылся просторный круглый холл с широкой полуовальной парадной лестницей.

Мрамор и перламутр. «Ракушка» стоила целое состояние! Никто в этом мире не мог позволить себе подобной роскоши. Перламутр слишком ценен, чтобы использовать его для строительства. Грейтсы сидят на огромной куче…

Проклятье!

Как бы я ни хотела все мерить деньгами, но в случае с этой семейкой… это просто невозможно не делать!

На постаментах вдоль стен стоят вазы. А рядом висят картины с морскими пейзажами. В две стороны уходят коридоры с закругленными стенами и крышами. Плитка на полу составляет рисунок огромной ракушки. А потолок сводится в купол, а на нем – изображение подводного мира: причудливые кораллы, разноцветные рыбы и морские коньки, густые водоросли – рифы. А под потолком висит громадная серебряная люстра, усыпанная свечами.

– И это все построили ваши предки? – озирался по сторонам Шон.

– Да, – кивнул Грегори, – мой пра-пра-прадедушка нанял сотни людей, чтобы воссоздать такое великолепие по собственным инженерным чертежам и планам.

– Он сам все это придумал?

– О, да… каждую ступеньку, каждый выступ, каждый поворот. Все принадлежит гению его мысли. Последующим поколениям оставалось лишь поддерживать наследие в подобающем виде. Думаю, мы с этим отлично справляемся.

– Еще бы! Так чисто!

– Ох, спасибо! – засмущалась Изабелла. – Горничных мы нанимаем только в случае крайней необходимости. В основном уборкой и поддержанием порядка занимаемся мы сами.

Я не могла представить, сколько времени нужно, чтобы хотя бы смахнуть пыль во всех комнатах такого невероятного особняка.

За вершиной лестницы располагалось окно во всю стену. Оно находилось на солнечной стороне, а потому светлые лучи заливали все пространство холла.

– Здесь потрясающе, – Шон не переставал нахваливать «Ракушку», – так просторно! И так много света! Поразительно!

У входа располагалась небольшая гардеробная, где можно было оставить обувь и пройти в дом. Пол оказался, действительно, очень чистым и теплым. Я даже отказалась от тапочек, которые мне предложили.

Еще одна особенность, которую я успела заметить сразу, как только вошла, – запах. Приторный. Сладкий. Словно здесь часами распыляли женские духи. Это точно духи… Изабеллы? Неужели, она так интенсивно ими пользуется? Или я просто привыкла к ее запаху? Нет, если бы привыкла, то перестала бы его чувствовать. А войдя в холл, я словно оказалась в облаке парфюма, который распылили прямо передо мной.

Запах приятный, вкусный. Ничего дурного про него сказать не могу. Он не раздражает. Просто… его слишком много!

Стоило нам сделать несколько шагов вперед, как Джейсон и Паола вырвались к нам, схватили за руки и потащили наверх.

– Идем в нашу комнату! – Джейсон тащил меня.

– Мы вам все покажем! – Паола тащила Шона.

– У нас столько игрушек!

– Вам там понравится!

– Дети-дети! – покричала им вслед бабушка Орабелла. – Только не переусердствуйте с гостеприимством!

Нас повели через просторные залы и длинные коридоры, уводя все дальше от холла. Я уже заблудилась. Не знаю, как там Шон, но даже я со своим опытом и навыками в ориентации успела запутаться в бесконечных поворотах и развилках.

И ни одного угла. Удивительно! Только плавные закругленные изгибы. Это наполняло архитектуру некой воздушностью, легкостью. Словно мы находились внутри дома из мягкого зефира.

Джейсон и Паола привели нас в свою комнату. Это была одна большая просторная зала, но состоящая из двух круглых частей, переходящих одна в другую. С одной стороны – комната Джейсона, увешенная плакатами с героями комиксов. Здоровенный плазменный телевизор на пол стены, компьютер у окна на рабочем столе, высокие колонки, приставка, кресло на колесиках, конструктор и самодельные роботы валялись на полу. В другой части зала, лишенного перегородки, – комната Паолы, где царил порядок «девочки-принцессы». Розовые краски, мягкие игрушки, бесконечные стопки тетрадочек и блокнотов, разнообразие пишущих ручек, карандашей, а на стенах – рисунки ребенка. Обе комнаты объединяло наличие в каждой широкой двуместной кровати и шкафов для одежды. Это огромный зал, и комнаты детей слишком просторны даже для них самих.

– Эй, Айс, смотри, какой телик! – удивился Шон. – Когда у нас будет такой же?

– Когда продадим почки, – резковато парировала я.

– Вот черт! С одной почкой смотреть такой телик уже не очень-то весело.

Дети задорно засмеялись.

Джейсон стал показывать нам своих роботов, которых он собирает, а Паола рисунки и книжки, которые уже прочитала. Дети Грейтсов мне показались почти идеальными. Слишком милые и добрые, словно в них не было никаких недостатков. И при этом у этих двоих было все, о чем может мечтать любой ребенок. Они всем обеспечены. Родители явно ни в чем не отказывают своим детям. Шон наверняка знает, как дорого стоят одни эти колонки в комнате Джейсона. И такие большие кровати… да на них человек пять может спать!

Вскоре за нами зашли Колин и Изабелла.

– Как вы тут? – поинтересовался отец семейства.

– Они не слишком сильно вам докучают? – полюбопытствовала Изабелла.

– О, нет-нет! – отозвался Шон. – Джейсон и Паола просто замечательные! У них столько увлечений!

– Но помимо игр они не забывают развиваться. У нас почти каждый день учителя для Джейсона и Паолы. Мы наняли самых настоящих профессионалов своего дела.

Эти дети не ходят в обычную школу, а обучаются на дому. Возможно, у них, действительно, качественное образование. Но как же они будут осваиваться в социуме, когда придет время? Впрочем, я бы не назвала этих двоих замкнутыми детьми, которые проживали в изоляции. Паола и Джейсон довольно общительны и активны. И скорее всего им как раз не хватает такого общения с друзьями, своими ровесниками.

– Скоро будет обед, – сообщила Изабелла, – мы вас уже ждем.

И в этот момент я поймала взглядом плоскогубцы, оставленные под кроватью Джейсона среди деталей для роботов.

Плоскогубцы? А на них…

Красное пятно.

Игрушка, наверное. Или Колин их оставил, когда что-то чинил? Или Джейсону они нужны для сборки роботов?

Красное… просто краска.

Черт возьми… зачем ему плоскогубцы?

– Собирайтесь и приходите в обеденный зал, – велел Колин, – не сильно утомляйте Шона и Айседору. Они же все-таки первый раз у нас.

– Мы уже идем! – бросила Паола в ответ.

Когда мы вошли в обеденный зал, Орабелла и Изабелла уже накрывали большой овальный стол из красного дерева. Пахло вкусно, и я сама почувствовала, как проголодалась.

– Я бы хотела посетить уборную, – шепнула я на ухо Изабелле, когда она принесла тарелку с фруктами.

– Ах, это на втором этаже. Направо и до конца по коридору. Направо ванная, а налево…

– Благодарю.

И пошла к Шону.

– С тобой пойти? – спросил он.

– Справлюсь сама, я уже самостоятельная девочка.

Он лишь легко усмехнулся в ответ и ничего больше не сказал.

Задерживаться я не собиралась.

Оказавшись на втором этаже, я погрузилась в тишину. Голоса семейства Грейтс исчезли. Никаких посторонних звуков. Даже тише, чем в саду.

Только приторный запах духов. Он начинал раздражать, потому что привыкнуть к нему было просто невозможно. В каждой комнате будто заново его слышишь с еще большей силой.

Я вышла в коридор второго этажа, как мне велела Изабелла, и пошла в самый конец. По обе стороны тянулись двери. Столько комнат!

Что в них?

Оглянувшись и убедившись, что за мной не следят, я попробовала открыть одну из дверей. Заперто.