Суданская трагедия любви

Голос звучал весело и так, словно мы давно договорились о совместной поездке. Но это не входило в мои планы, что я постарался прояснить Ашоту в интеллигентной форме:

– Спасибо, коллега, но нет необходимости. Меня отвезёт моя девушка. Сам понимаешь, невозможно отказать ей в удовольствии проводить меня.

– Ах, так, – произнёс Ашот. – В голосе его мне послышалось разочарование. – Но ты помнишь насчёт веса багажа? Не более двадцати кеге.

– Да, помню, – ответил я уже раздражённым голосом. – Я же говорил тебе, что у меня и десяти килограмм не наберётся.

– Ну, не волнуйся, старичок, – успокаивающе прозвучал голос на другом конце связи. – Это я к тому сказал, что у меня может быть больше. Понимаешь, везу сувениры друзьям в Хартум. Так что, в крайнем случае, ты же не откажешься взять на себя одну сумочку?

Вопрос застал меня врасплох. Я впервые летел за границу и не знал таможенных правил, поэтому ответ мой прозвучал не сразу и уклончиво:

– Честно говоря, не знаю, Ашот, что тебе сказать. Я тоже беру с собой сувениры, но мои матрёшки не такие большие, и они не занимают много места. А ты что, целый магазин с собой везёшь?

– Да, какой магазин? – Ашот рассмеялся. – Водка, коньяк и прочее. Ничего особенного, но всё с весом. Но ты не переживай. Это я на всякий случай спрашиваю. Может, твоя помощь и не потребуется, если всё будет нормально.

– Ладно, – ответил я, – до встречи. Мне ещё кое-что уложить надо.

– Вот и договорились – заключил Ашот, словно мы действительно до чего-то договорились. – До встречи.

Через несколько минут позвонили в дверь. Анна приехала с отцом. Он чуть ниже ростом своей дочери, но крепкого телосложения. Видимо, в прошлом занимался боксом, поэтому и походка у него была уверенная, как перед боем, и руки несколько отставали от тела, как бы готовясь к отражению удара противника. Рыбакрыбака видит издалека. Я ведь тоже занимался боксом. С таким провожатым ехать в Шереметьево было вдвойне не страшно.

Я обнял Риту, а она сказала, целуя меня в щёку:

– Я решила, что папа нам не помешает. Ты готов?

– Готов с вечера, – ответил я. – А Николаю Ивановичу я рад. Всё-таки первый выезд за рубеж, тут опытный человек всегда кстати. И, может, выпьем на дорожку по рюмочке? Или вы за рулём?

Но Николай Иванович согласился:

– Не будем нарушать традицию. А за рулём у меня другой человек, так что мне и Рите можно, однако оперативно.

Мы прошли на кухню. Я достал бутылку коньяка, оставшуюся от вчерашнего застолья, лимон, рыбку, масло, сыр. Анна нарезала хлеб. Всё прошло быстро. Выпили, закусили. Пока Анна убирала остатки в холодильник и мыла рюмки, мы с Николаем Ивановичем прошли в комнату, где лежал приготовленный мной рюкзак дипломат.

– Вещей не много, и правильно, – сказал отец Риты, – зачем в командировке нагружаться? Зубную щётку, бритву, пару рубашек да носки – вот и весь джентльменский набор. И на таможне никаких проблем.

Я согласился и, вскидывая легко рюкзак на плечи, сказал:

– Тут мне мой коллега, с которым я лечу, звонил только что и просил взять его сумку со мной, а то у него вес больше двадцати килограмм.

Взявший было мой дипломат в руки, Николай Иванович, при этих словах остановился и посмотрел на меня, укоризненно спрашивая:

– И ты согласился?

– Вроде бы нет, – ответил я нерешительно.

– Вроде бы здесь не подходит. В таких случаях надо быть категоричным. Ни в коем случае не бери его сумку на себя. Мало ли что он там может везти, а тебя с рейса снимут.

– Да он ещё сам не уверен, что понадобится помощь.

– Вот и хорошо, – голос Николая Ивановича был жёстким. – Знаю я этих деятелей. Везёт контрабанду.

– Он сказал, что спиртное для друзей взял.

– Ты слушай его, – ответил Николай Иванович саркастически. – Спиртное тоже больше литра нельзя провозить. Остальное считается, что на продажу, и облагается налогом. Так что не бери ни в коем случае. Ну, я прослежу.

Когда Анна услыхала о просьбе Ашота, она замахала руками и решительно заявила:

– Женя, это мафия. Боже упаси тебя связываться с ними. Не забудь, что у тебя ещё две пересадки

Да, билеты нам купили с вылетом из Шереметьева в 15-30, но с пересадкой в Ларнаке на Кипре и в Египетской столице Каире, на что должно уйти десять часов. Нужно было прибыть в Шереметьево за два с половиной часа до вылета, так что рассиживаться нам было некогда. Дорога до аэропорта обычно запружена.

У нас Ниссан икс-трэйл тёмно-синего цвета. Впереди сел рядом с водителем Николай Иванович, а мы с Ритой сзади. Там уже сидел телохранитель, высокий под два метра парень с накаченной мускулатурой, которая угадывается под расстёгнутой в машине пуховой курткой с меховым воротником. В Москве стоят морозы. Мы с Николаем Ивановичем тоже одеты в тёплое пальто, а Анна в шубе. Рюкзак брошен в просторный багажник. Ленинградское шоссе на нашу удачу в это время оказалось относительно свободным, и мы к полудню уже были в аэропорту.

Водитель показывает что-то у въезда, шлагбаум открывается, и мы подкатываем к нужному сектору. Я чувствую себя совершенно комфортно с таким сопровождением, которое всё знает. Сам бы я наверняка долго блуждал, прежде чем нашёл нужный вход в этом огромном международном аэропорту. А тут всё просто. Такое впечатление, что другого пути и нет, хотя терминалов здесь великое множество, входов и подъездов тоже. А мы уверенно направляемся к стеклянным самораскрывающимся дверям и направляемся к столикам с бланками деклараций.

Николай Иванович рекомендует мне сначала упаковать мой рюкзак в специальную упаковку. В зале стоит парень с установкой, оклеивающей вещи в полиэтиленовую плёнку. Рюкзак у меня с многочисленными карманами на молниях и застёжках. Сдавать его таким в багаж не очень разумно, как говорит Николай Иванович. Он во всём предусмотрителен. Вскоре рюкзак мой превращается в гладкую куколку с одной выступающей ручкой, за которую я его и беру. Теперь можно заняться декларацией.

На маленьком столике быстро заполняю бланк – мне декларировать нечего – и мы идём к очереди, выстроившейся для сдачи багажа, становлюсь в конце. Моя сопровождающая группа – Николай Иванович, Анна и телохранитель – отходит к торговому прилавку с напитками. Рите захотелось пить. Не успеваю осмотреться, как чувствую, как кто-то обнимает сзади мои плечи, и слышу голос:

– О, ты уже здесь. А я начал беспокоиться, думал, что опоздаешь.

Это, разумеется, Ашот. Он радостно улыбается. Я пожимаю ему руку, интересуюсь, как он доехал и когда. В ответ он рассказывает, что добрался без проблем и надеется, что и дальше проблем не будет.

– Кстати, – говорит он, – знаешь анекдот по посадку самолёта?

– Нет, – говорю.

– Так, слушай. Самолёт терпит аварию. Стюардесса взволнованно просит всех пристегнуть ремни. Ну, кто-то пристегнулся, а кто-то не успел. Самолёт разбился. И вот тех, кто не успел пристегнуться, разбросало по салону и разбило в смерть, а те, кто пристегнулись, выглядели, как живые.

Ашот расхохотался. Я улыбнулся, сказав:

– Главное, что актуально.

Тем временем, за нами вытянулся хвост людей с чемоданами на колёсиках, сумками, пакетами. Некоторые подвозят багаж на тележках. Моя очередь приближается. Я с беспокойством оглядываюсь в поисках моих провожатых. Но они уже подходят. Анна несёт бутылку какого-то напитка для меня. А я достаю из кармана пиджака паспорт и билет, складываю их вместе с декларацией.

– А твой где багаж? – интересуюсь у Ашота.

– Да, вон он – и показывает на два чемодана и большую чёрную кожаную сумку, так же обёрнутую в полиэтилен, стоящие у самой стойки регистрации багажа.

Я ничего не говорю. Анна принимает Ашота за постороннего пассажира, не обращая на него внимания, и протягивает мне бутылку:

– На, освежись перед таможней.

Я успеваю вылить в себя содержимое, когда подходит моя очередь. Снимаю с себя рюкзак и кладу на ленту. Тут же Ашот просовывает на ленту свою чёрную сумку и кладёт её рядом с рюкзаком. Но в то же мгновение слышится рассерженный голос:

– Это ещё что такое?

Николай Иванович, а это, конечно, был он, отодвигает меня в сторону и снимает с ленты сумку, возвращая её на место, откуда она была взята.

Ашот возмущённо говорит:

– Поставьте сумку. Это его багаж. Вы кто такой?

Неожиданно рядом с Ашотом появляется его поддержка. Я узнаю человека, который приглашал нас с Ритой за свой столик в кафе дома журналистов. Он спрашивает:

– В чём проблема?

Николай Иванович оборачивается к нему и тихо говорит:

– Ты, Эд, опять не на своём месте. Я тебя предупреждал, чтобы не трогали журналиста.

– Дядька, – растерянно ответил Эд, – честное слово не знал, что ты тут. Так одну сумку взять ничего же сложного.

– Я сказал «нет»! – отрезал Николай Иванович.

Замечаю искоса, как рядом с Николаем Ивановичем становится его телохранитель, но в это время девушка за стойкой спрашивает меня:

– У вас, молодой человек, всё? Только рюкзак или ещё что-то есть?

– Нет-нет, – отвечаю. Только рюкзак. Ещё дипломат есть.

– Вы его будете сдавать?

– Нет, если можно, в ручную кладь.

– Можно. Возьмите посадочный талон, билет, паспорт и багажную бирку.

Прощаюсь с Ритой. Благодарю Николая Ивановича. Пожимаю руку и его телохранителю. Ашот рассерженно отходит в сторону. Я развожу руками, забираю из руки Риты свой дипломат и прохожу внутрь большого пространства к стойке регистрации билетов. Понимаю, что с Ашотом отношения окончательно испорчены.

Помахав издали уходящим Рите и Николаю Ивановичу, прохожу на паспортный контроль. Девушка в форме лейтенанта внимательно смотрит на меня из своего окошка, ставит штамп в паспорте, возвращает его и нажимает на кнопку, открывая мне проход через границу. Так я оказываюсь за рубежом. Но нужно ещё пройти специальный контроль безопасности. Миновать его невозможно, так как я попадаю в большой зал, выход из которого только через электронные кабинки.

Смотрю, что делают пришедшие до меня. Сажусь на стул, снимаю сапоги, кладу их в голубой пластмассовый тазик. Надеваю на ноги голубые бахилы. Снимаю шапку, пальто, пиджак. Раздумываю, как это всё отнести за один раз к пункту досмотра. Одной рукой обхватываю тазик с сапогами, куда попутно сунул шапку, и пальто, а другой беру подмышку тазик с пиджаком и дипломат. Кладу принесенное на транспортёрную ленту. Девушка в форме у ленты спрашивает, положил ли я в тазик мобильный телефон и часы. Признаюсь, что не положил. Достаю телефон, снимаю с руки часы и кладу. Интересуется, есть ли у меня что-нибудь металлическое в карманах. Достаю кошелёк, полный металлических монет. Кладу. Задаёт совсем странный для меня вопрос, есть ли у меня пояс на брюках. Говорю, что, естественно, есть и поднимаю свитер, показывая металлическую пряжку. Девушка просит снять ремень.

Меня после сдачи багажа и прохождения паспортного контроля охватило чувство эйфории оттого, что я уже фактически за границей и скоро окажусь в самолёте. Теперь все волнения и тревоги позади. И просьба снять ремень вызывает у меня чувство юмора. Я спрашиваю, улыбаясь:

– А брюки тоже снимать?

Девушка без тени улыбки на лице, спокойно отвечает:

– Брюки не надо.

Снимаю ремень и кладу в тазик.

– Дипломат поставьте стоя вдоль ленты.

Ставлю. Только теперь включается транспортёр, и мои вещи уходят под ленточки, свисающие у входа в тёмную пасть просмотровой камеры, а я сам иду, поддерживая руками брюки, в ворота пропускной кабины. Ступаю внутрь, полукруглая дверца закрывается. Голос из динамика просит поднять руки. Поднимаю. Брюки не успевают среагировать на свободу, как противоположная полукруглая дверца открывается, и я, подхватив снова брюки, выхожу из кабинки. Лента вывозит из камеры мои тазики. Первым делом надеваю ремень. Лента останавливается.

Две другие девушки смотрят внимательно на экран, который мне не виден. Спрашивают почти хором:

– Что в дипломате?

– Электробритва, – отвечаю, – и ноутбук.

Транспортёр включается, дипломат выезжает.

Слышу:

– Раскройте дипломат.

Раскрываю. Первыми показывается пачка писем, под ними бритва, рядом ноутбук. Девушки удовлетворённо кивают головами. Одна из них задаёт вопрос:

– Что за письма? Корреспонденция не разрешается к провозу.

Я объясняю, что работаю журналистом. Эти письма раскрыты. Кроме того штемпели на конвертах старые. Материалы мне нужны по работе. Девушка берёт один конверт. Убеждается в том, что он открыт и говорит:

– Проходите.

Из просмотровой камеры выезжает на ленте другая партия вещей. Я торопливо подхватываю свои тазики подмышки, дипломат и иду к ближайшим стульям. Одевшись и рассовав всё по карманам, иду в зал вылета.

До конца регистрации ещё уйма времени. Нахожу терминал под номером сорок девять, как указано на посадочном талоне, с табло, на котором высветился город Ларнака, и устраиваюсь за столик ближайшего кафетерия. В ожидании вылета можно выпить чашечку кофе. Почти сразу же за мой столик со словами «Не помешаю?» подсаживается мужчина лет шестидесяти. Я не возражаю. Он тоже берёт себе кофе и две рюмки коньяка. Одну пододвигает мне. Он так предлагает, что неудобно отказываться.

– Выпьем за успех предприятия.

Мы чокаемся и называем друг друга.

– Женя. Лечу в Судан.

– Александр Павлович. Лечу в Тегеран.

– В разные стороны летим.

– Да. В разные. Но я бывал в Судане.

Волосы моего собеседника совсем седые. На лице очки в золотой или позолоченной оправе. Одет он в строгое чёрное пальто, какие носят дипломаты. Пальто расстёгнуто, и под ним виден строгий чёрный костюм с жилетом и галстуком на белой рубашке. Он отпивает глоток из рюмки и запивает глотком кофе. Я следую его примеру. Мы разговорились.

– Мне довелось работать в Судане, – продолжает начатую мысль Александр Павлович – когда президентом был Джафар Нимейри. Он довольно негативно относился к Советскому Союзу, и, когда ему говорили, что мы строим для вас заводы в стране, он отвечал: «Можете забирать свои заводы». Заводы мы, конечно, не забрали, но отношения были разорваны.

Я рассказываю, что лечу по заданию газеты на юг Судана и что в руках у меня письма одного переводчика, работавшего там примерно в те же годы, который называет себя в письмах Юджином, но больше я ничего о нём не знаю.

– Это любопытно, – оживляется Александр Павлович. – Я в восемьдесят седьмом году летал неудачно в Сомали, и там встретил переводчика Евгения, который, помнится, рассказывал, что работал на юге Судана. Может, это тот самый переводчик, о котором вы читали в письмах.

– Вполне возможно. Это было бы удивительно. А почему вы говорите, что летали в Сомали неудачно?

– Это интересная история. Если хотите, расскажу, пока будем коротать время.

Я соглашаюсь, и рассказ начинается.

ГЛАВА 6 РАССКАЗ БЫВАЛОГО ЧЕЛОВЕКА

Было решено отправить меня в Сомали в группу экономических советников при посольстве. В нашем комитете по внешним экономическим связям, называемым нами просто ГКЭС, меня перед вылетом познакомили с бухгалтером Татьяной Андреевной и попросили:

– Ты, Саша, прошёл огонь и воду в поездках, а наша Таня впервые будет пересекать границу, так что помоги ей в этом вопросе.

Я действительно уже побывал к тому времени в Судане и Египте, так что опыт имелся. Но перед отъездом я зашёл в редакцию еженедельника «За рубежом», чтобы сказать, что могу написать для них материал по Сомали. На всякий случай зашёл, чтобы, как говорится, зарезервировать тему в газете. А там, в редакции очень удивились тому, что я лечу в Сомали.

– Разве там наши ещё есть? – спрашивают.

– Есть, – говорю, – вот я лечу завтра с бухгалтером.

Ну, поговорили и ладно. На другой день я в аэропорту встретился с Татьяной Андреевной. Она боялась прохождения таможни, а я её успокаивал, убеждая, что ничего страшного нет. Подходим к месту приёма багажа. Я её пропускаю впереди себя. У неё один чемодан и сумка. Таможенница спрашивает:

– Продукты везёте с собой?

Я знал, что продукты везти запрещено, но простодушная Татьяна Андреевна этого не знала и ничтоже сумняшеся говорит:

– А как же. Везу колбасу, сыр…

Она хотела продолжать, а я вижу, как у девушки за стойкой глаза округляются в изумлении, и потому встреваю в разговор:

– Да что вы её слушаете? Взяла с собой кусочек сыра и кусочек колбаски, чтобы было, что поесть, по приезду.

– Да? – спрашивает таможенница.

Татьяна Андреевна стушевалась, поняв, что не нужно было говорить про продукты, кивнула головой и тихо прошептала:

– Да.

Таможенница покачала головой и сказала:

– Ну, проходите.

Я за нею прошёл совсем легко, хотя вёз полный чемодан коньяка, водки, вина и сыр с колбасой. Всем же хочется, во-первых, сэкономить на питании в первые дни, а, во-вторых, надо же угостить товарищей по случаю прибытия. Сказал, что везу словари и справочную литературу, что было правдой. Тогда такой проверки электронной, как сейчас, не было.

Короче говоря, сели мы в самолёт, а я сделал замечание Татьяне Андреевне по поводу её высказываний на таможне и объяснил, что можно, а чего нельзя. Нам предстояла ещё таможня в Могадишо, то есть в аэропорту прибытия. Однако там всё оказалось значительно проще. Смуглый молодой человек в белой рубашке навыпуск с короткими рукавами и тёмных брюках, весело улыбаясь, пропускал наши чемоданы без какого-либо досмотра, помечая их мелом, как проверенные. Нам тогда и в голову не приходило, что всё может быть иначе. Но скоро мы в этом убедились. Это позже.

Нас встретили и повезли в посольство. Наш куратор, Валерий Викторович, услышав мой рассказ о разговоре в редакции газеты, задумчиво сказал:

– Да, странно.

А потом спросил:

– Ты с собой фотоаппарат взял?

– Конечно, – говорю, – и кинокамеру привёз.

– Ясно. Так вот не доставай их из чемодана. Обстановка сложная. Тут бывает, сидят в окнах снайперы и стреляют по аппаратуре, которую могут издали принять за оружие.

Это звучало не очень утешительно. Валерий Викторович проинструктировал и о других правилах поведения в стране пребывания, после чего посадил в машину и сам отвёз на виллу, в которой жили другие советники.

Могадишо зелёный город. Всюду растут высокие пальмы, баобабы. По крайней мере, таким он был раньше. Сейчас после бесчисленных войн он стал, как говорят, самым опасным городом мира. А в то время это была бывшая итальянская провинция. Многие дома построены в стиле итальянской архитектуры. Крыши домов плоские, но фасады домов вычурные, красивые. Понятное дело, что в этих домах живут богатые, а для бедных построены прямоугольные дома-коробочки без изысков.

Итальянцы оставили свой след и на внешности сомалийцев. Многие считают сомалийских женщин самыми красивыми, именно благодаря смеси их с итальянцами. Мне в этом не удалось убедиться, так как мало встречался с женщинами.

Вилла наших специалистов была двухэтажная в окружении высоких деревьев. Её, как и все другие дома, отделяет высокая каменная стена. Валерий Викторович нажимает кнопку звонка. Из дома кто-то выходит и открывает калитку. Я вижу перед собой грузина. Куратор представляет меня, просит приветить и уезжает, а мы с Бандзавой идём по дорожке в дом. У входа нас встречает пёс. Я глажу его по голове. Он сразу отнёсся ко мне дружелюбно. Удивительно, что, как потом я узнал, милая собака очень даже может быть злой, когда мимо дома проходят местные жители. Это кажется невероятным, но этот пёс никогда не лаял, если к калитке подходили русские, и всегда бросался с лаем к стене, при появлении прохожих.

Тут я и познакомился с переводчиком Евгением. Они все собирались ехать на пляж Лидо, а мне предложили отдыхать с дороги, но я не согласился и поехал с ними. Уж очень мне хотелось поскорее почувствовать местный колорит. У русских отдельный сектор. Я первым делом надел плавки и погрузился в тёплые воды Красного моря. Купаться было не страшно, поскольку большой участок моря огорожен сеткой против акул. Те, у кого были маски, ныряли, чтобы полюбоваться красотами подводного мира. Пляж песчаный. Под навесом шахматные доски и бильярд. Я полежал на песке, с кем-то сыграл в шахматы, и пора было возвращаться на виллу, так как уже темнело.

Приехав, я организовал застолье. Пили, ели, разговаривали. Потом все пошли спать. У них комнаты были на втором этаже, а мне выделили на первом. Среди ночи я услышал звонок. Одеваюсь и выхожу из комнаты. На втором этаже тишина. Очень крепко спят, а звонок повторяется. Выхожу на крыльцо. Небо всё в звёздах. Я размышляю, кто бы мог звонить в калитку так поздно. Пёс подбегает ко мне, но молчит. Я иду в его сопровождении по дорожке, у калитки спрашиваю:

– Кто?

Голос за стеной отвечает:

– Свои.

Говорит по-русски, значит, точно свои. Открываю калитку.

Входит куратор. Спрашивает:

– Разложил вещи, Женя?

Отвечаю:

– Разложил.

– А теперь буди остальных и собирайтесь. Только что президент Сиад Барре объявил о разрыве с нами отношений. В течение трёх дней должны все уехать Вот такой расклад. Там у тебя в редакции, как в воду глядели.

Для меня его слова, как гром с ясного неба. Только что приехал, и сразу собирайся обратно. Поднимаюсь на второй этаж, стучу в комнаты, бужу всех. Собираемся внизу, и Валерий Викторович всех информирует.

Министр обороны Сомали Самунтаре, который был сторонником СССР, закончил там военную академию имени Фрунзе, в эту ночь смещён со своего поста. В морском порту и на других объектах, где стояли наши солдаты, их заменили американские. А предыстория была такова. Между Сомали и Эфиопией в это время шла настоящая война за спорную территорию Огаден. Советские дипломаты и кубинский лидер Фидель Кастро делали всё для того, чтобы этот конфликт разрешился мирным путём. Но не удалось. Советский Союз и Куба оказали военную помощь Эфиопии. В то же время и Сомали просило военную помощь. Но поняв, что Советский Союз больше на стороне Эфиопии, Сиад Барре принял решение о переориентации на помощь США. Это и случилось в ту злополучную ночь, когда прилетели мы с бухгалтером. Потом, когда меня после Сомали направили в Индию, то в ГКЭС, смеясь, говорили:

– Смотри, Саша, у нас с Индией хорошие отношения. Не сделай так, как в Сомали. А то ты прилетел, и Сиад Барре сразу разорвал с нами отношения.

Но в тот момент нам было не очень до смеха. Валерий Викторович, оставив нам свои рекомендации, отбыл оповещать других специалистов, а мы ещё немного посидели, обсуждая дальнейшие действия, и завалились спать. Утро вечера мудренее.

После завтрака Бандзава взял меня с собой в министерство сельского хозяйства, чтобы хоть что-то успеть показать. Потом доставил меня в посольство, где у меня с извинениями забрали выданную вчера месячную зарплату, оставив командировочные за три дня. А что я мог на их шиллинги купить в оставшиеся полдня, когда по городу ходить нельзя? Куратор подвёз на машине к вилле и умчался: дел невпроворот.

Я стою у калитки. Нажимаю кнопку звонка. Никто не выходит. В это время по тротуару проходит сомалиец в рубашке грязного цвета, джинсах и сандалиях на босу ногу. Поравнявшись со мной, плюёт в меня. У меня возникло естественное желание ответить ему кулаком, но вспомнил слова куратора:

– Имейте в виду. Отношение к нам резко изменится. Возможны провокации. Ни в каком разе не вступайте в конфликты.

Сдержался, хоть и услышал за стеной остервенелый лай нашего пёсика. А тут и переводчик Женя подошёл. Но сомалиец уже удалялся, не оглядываясь. Потом меня хвалили за сдержанность. Надо понимать, что простые сомалийцы не понимали ситуацию. Им сказали, что русские против них, и они сразу переменились к нам. Но а те, кто понимали суть происходящего, почти плакали при расставании.

Мы устроили в этот вечер проводы. Приезжали некоторые сотрудники министерств, кто посмелее. Пригласили из болгарского посольства. Выпивки, сыра, колбасы и консервов я привёз много. За вечер со всем не управились: половину раздарили. Информация по первым отъезжавшим пошла, что на таможне всех шерстят по полной программе. Мои товарищи растерялись, не зная, что можно вывозить, а что нельзя. Стали выбрасывать из чемоданов кораллы, которые доставали с морского дна, ракушки. А я взял всё это себе в опустевший от продуктов чемодан. Подумал, что хоть что-то в память себе оставлю.

На следующий день, перед отъездом достал фотоаппарат и стал фотографировать на вилле друзей, пёсика, саму виллу кое-какие виды города за стеной. Ну, не мог оставить фотоаппарат без дела. И в аэропорт прибыл с фотоаппаратом на груди. А там увидел целый спектакль. Журналисты понаехали. Со всех сторон снимают на кинокамеры, как русские выезжают из страны. Таможенники раскрывают все чемоданы, достают купленное женское бельё и другие товары и показывают демонстративно перед объективами. При прохождении личного досмотра отбирают сомалийские шиллинги, говоря, что они награблены. То есть отношение изменилось на диаметрально противоположное.