Суданская трагедия любви

Вторая причина сенсационности моей пешей прогулки заключается в относительной неспокойности здешних мест, которая идёт, как я понимаю, не столько от остатков первобытного строя, то бишь племён, сколько от цивилизации. Ибо племена будут кого-то грабить и убивать ради выгоды. Другое дело недавняя война, в которой победу одержали арабы. Но именно им на юге особенно трудно. Говорят, что с наступлением темноты ходить по дорогам опасно. И Рита, узнав о моей прогулке в Вау, очень испугалась и просила больше так не ходить. Но я-то ходил днём и не боялся, потому что к русским отношение у местного населения, как я уже писал, великолепное.

Из посёлка в Вау ведут две дороги, которые сходятся перед городом. Я выбрал, как выяснилось позже, более длинную, и с фотоаппаратом на шее бодро запылил вперёд. Асфальта ни в посёлке, ни в городе нет, а пыли вполне достаточно, чтобы в ней утопать по щиколотку, о чём я очень скоро пожалел. Настроение было чудесное. Ещё бы – в середине зимы идти под палящим солнцем в рубашке с коротким рукавом, в шортах, с аппаратом, заряженным цветной плёнкой, да по Африке! Мечта.

Но на всякий случай не забываю, что на этом прекрасном континенте есть свои недостатки в виде дикой жизни, включая, скажем, змей, поэтому иду, озираясь по сторонам и по самой середине дороги. Справа и слева саванна, покрытая густой высокой травой. Но у дороги она была выжжена, очевидно, специально от змей. Однако прошло время, и трава снова отросла, но не так высока вдоль моего пути. Где-то далеко впереди вижу островок манговых деревьев. Там, вероятно, сделаю первый снимок. Перевожу взгляд ближе. Стоп! Что это? В нескольких шагах впереди навстречу ползёт змея. Но она у края дороги. Зеленоватая, метра полтора длинной и пальца в два толщиной. Вообще, в тот момент она показалась мне крупнее, но я уже делаю скидку на страх, у которого глаза велики.

Змея уползла в траву и кто знает, что у неё потом было на уме. Постоял я некоторое время, раздумывая, сколько могу их встретить ещё, но стыдно было возвращаться, и потому пошёл дальше. Каково же было моё изумление, когда по следу, оставленному змеёй, я увидел, что она ползла мне навстречу как раз посередине дороги, и я не мог видеть её в толще пыли, а она сама испугалась меня и свернула благоразумно в сторону. А если бы она спала, да я вдруг взгромоздился ей неожиданно на спину своим лаптем, то показала бы мне она кузькину мать.

С такими мыслями я продолжаю путь. И природа теперь мне кажется менее заманчивой. Но ненадолго. Навстречу идёт человек. Это негр. В руке у него копьё, за локтем висит нож. Всё, как положено для местных племён. Из одежды только шорты. Он средних лет. Впрочем, возраст определить трудно. Голова покрыта короткими завитушками волос. Лоб пересекают четыре горизонтальные полоски. Нижняя губа слегка проваливается в рот, так как отсутствуют нижние передние зубы. Я уже знаю по этим признакам, что это человек из племени Динка, самое многочисленное племя в этом районе и потому господствующее. Почти все руководящие посты в Вау заняты представителями племени четырёх полос на лбу. Полоски либо горизонтальные, либо лучеобразно расходятся от центра лба к вискам.

Я успел к этому времени усвоить самое необходимое из арабского лексикона и приветственно говорю:

– Ассалям алейкум!

Негр радостно отвечает «Уалейкум салям!» и останавливается. Дальше моих знаний арабских слов не хватает, и я перехожу на английский. Но его не знает мой собеседник. Негр участливо интересуется, почему я иду пешком и почему мне не дали машину. Я догадываюсь, о чём он спросил, и объясняю жестами. Представляешь, как это смешно? Показываю ему пальцами, потом топаю ногами, изображая ходока, показываю на себя и восторженно говорю «коис», что означает «хорошо». Обвожу вокруг рукой, кручу головой и показываю на глаза, говоря опять «коис». Денка хохочет, очевидно, догадавшись, что я люблю ходить пешком, и тоже говорит «коис». Тут вполне естественно у нас обоих возникают совпадающие желания: у него – позировать, у меня – увековечивать на плёнке своим аппаратом великолепный образец прошлого (правда, начинаю привыкать к тому, что это и настоящее).

Добираюсь до города. Он невелик. Насколько мне известно, население всего около шестидесяти тысяч человек. Множество тростниковых круглых хижин с конусообразными крышами из скреплённых между собой связок тростника. Довольно простые сооружения. Но ближе к центру маленькие одноэтажные домишки из кирпича с островерхими, но иногда плоскими крышами. Дома похожи на глиняные сарайчики. Они часто окружены невысокими кирпичными стенами. Почти в каждом дворе растут высокие деревья. Это чаще всего манго. Более внушительное здание у канисы, то есть местной католической церкви. Оно повыше других домиков, подлиннее, с пристройками, портиками. По всей длине стен высокие продолговатые окна округлые сверху. Но они закрыты снаружи чем-то типа фанеры от солнечного света. С одной стороны у входа подобно огромному охраннику возвышается пышное дерево пипал.

Асфальта нигде не вижу. Улочки относительно широкие. На одной из главных магазины лепятся друг к другу, иногда просто отгорожены тонкими перегородками. Помещения тёмные. Свет включают при входе покупателя, тут же предлагают купить ткани, рубашки разных расцветок, брюки, сбавляют цену, если говоришь, что взял бы подешевле, и обязательно благодарят за покупку и посещение. Это приятно. У нас в стране с благодарностью похуже. Но тут вся торговля частная. Она вынуждает к вежливости. Товары-то примерно одинаковые в лавочках, так что от умения завлечь покупателя зависит успех торговли.

Повсюду обувь лежит рядом с одеждой, парфюмерией, напитками, галантереей. Но что-нибудь обычно преобладает. Есть магазины и покрупнее. Например, у грека Маноли магазин большой, туда и подниматься нужно по ступенькам. Здесь мы покупаем сахар, когда есть. Иной раз нет завоза, и тогда Маноли нам русским выносил в маленьком кулёчке сахар, чтобы не видели другие покупатели, и давал его бесплатно в счёт будущих покупок. А однажды, когда ещё не привезли сахар, он усадил меня и Петра, с которым мы пришли, возле магазина на табуретки и вынес по чашечке кофе, чтобы мы пили, пока он найдёт немного сахара для нас.

Вообще, в Вау работает, можно сказать, интернационал. Самые крупные магазины здесь у греков Николаса и Маноли. Англичане строят дорогу. Англичане устанавливают холодильники на пивзаводе, который строят бельгийцы. Итальянцы занимаются строительством моста через реку Бахр-эль-Джебель, так называется в здешних местах Белый Нил. Болгары поставляют сырьё для нашего консервного завода (томат-пасту). Китайцы лечат и учат. На днях один китайский преподаватель приводил к нам на завод на экскурсию студентов техникума из Вау. Завод им понравился. Такие тут международные отношения.

В этот раз я в магазины не захожу, так как просто гуляю по улицам. Выхожу на рынок. Это экзотика. Великое множество продавцов сидят на земле со своим товаром. На подстилках сомнительной чистоты самые разнообразные фрукты, и овощи, лепёшки, дурра, мясо, рыба с невероятным количеством сидящих на всём мух. Мы здесь никогда ничего не покупаем. Боимся инфекции. Вперемешку с продуктами лежат наконечники для копий, ножи, стрелы для луков, рыболовные крючки.

Между продавцами узкие коридоры для покупателей. Я иду, иногда делая снимки. Вдруг замечаю, что за мной увязалась девочка лет пятнадцати и что-то непрерывно говорит. Из одежды на ней только короткая юбочка. Полные груди обнажены. Стараюсь, не замечая её, идти вперёд, но она следует за мной, продолжая свою, как мне кажется, убеждённую речь. В это время нас догоняет высокий интеллигентно одетый араб. Я заговариваю с ним, спрашиваю, не знает ли он, что хочет эта девочка. Он отвечает, что то, чего она хочет, мне не нужно и что-то резко говорит девочке. Она неохотно отстаёт от меня, а я отправляюсь в обратный путь, который проходит без приключений.

А вечером пришла Рита и попросила учить её русскому языку. Об этом же просил и Омар, который работает у нас инженером. Мы с ним часто беседуем о жизни в Судане. На днях я показал ему в журнале «Тайм» статью о проблемах секса в Америке у молодёжи до двадцати лет и спросил, как обстоит дело в этом отношении в Судане. Омар обстоятельно рассказал, что на севере страны с этим очень строго, так как там религия сильна и не позволяет разврат. Здесь же на юге всё гораздо проще. Многожёнство очень распространено. Ислам разрешает иметь не более четырёх жён, но у многих племён другая религия. Число жён не ограничено. У многих мужчин племени жёны в разных деревнях и несколько в одном доме. Они, конечно, ссорятся между собой, и это одна из проблем юга.

Если отец умер, сын может взять себе его жену, которая не является ему матерью. Очень часто женятся двоюродные братья на своих сёстрах. Детей в семьях по десять-пятнадцать, а то и больше. Дети могут быть от разных жён. Сам Омар четвёртый сын в семье от четвёртой жены отца. Первые три умерли. Его мать вышла замуж, когда ей было четырнадцать лет. А иногда девочек выдают замуж в двенадцать лет. Это не редкое явление. При этом вождь племени берёт себе в жёны только девственниц. Другие мужчины могут потом брать себе его жён.

Интересные обычаи, так не похожие на наши. Я думаю, что и Риту могут скоро сделать замужней женщиной. Но она пока ходит ко мне почти каждый день. И вот просит учить русскому языку. Я, конечно, согласился преподавать ей вместе с Омаром и другим парнем Эдзедином. В группе учить лучше.

Между прочим, мне казалось, что Рита толстушка. Но позавчера произошло вот что. Рита пришла, как обычно, в обеденный перерыв. Мы с Дедушкиным уже поели. Кстати, готовит нам жена Дедушкина. Сбрасываемся по десять суданских фунтов, покупаем всё необходимое, а она кашеварит. Так вот, Рита пришла, когда мы расположились в креслах на веранде в самом благодушном настроении. Усадили её, Дедушкин возьми и скажи о полноте Риты, что, мол, за муж ей трудно будет выйти при такой комплекции. Я перевёл. А она так серьёзно спрашивает на английском, только имя моё произнесла, как всегда с буквой «З»:

– Зеня, ты тоже думаешь, что я полная?

Я ответил, что все мы видим, что есть. Тогда она попросила нас выйти с веранды на двор. Я, Таня и Дедушкин последовали за нею, не понимая, что хочет показать девушка. А нужно сказать, что приходит она к нам всегда обёрнутая как куколка в белый с какими-то золотистыми прожилками топ, то есть кусок материи. Когда мы все спустились с крыльца веранды, Рита отогнула подвёрнутый край топа и попросила Таню его подержать. Таня взялась за кончик материи, и Рита начала раскручиваться из своего топа, как из кокона. Оборот за оборотом, и наша толстушка превратилась в маленькую худенькую девочку, очень изящную. А топ этот оказался длиной в девять метров. Вот, значит, что создавало ей толщину.

Такого никто из нас не ожидал. На Рите оставалось одетым только нижнее платье типа ночной рубашки, под которой хорошо выделялись крупные груди и словно выточенная фигурка. Шея не казалась теперь короткой. Раньше она скрывалась материей. А сейчас она словно под искусным инструментом резчика по дереву элегантно поддерживала чудную головку, отсутствие на которой пышной причёски казалось естественным и даже прекрасным. Аккуратные ряды завитушек волос, заканчивающиеся длинными косичками – не знаю как они выполняются – тоже вполне красивы. А в Хартуме я её видел с причёской совсем иного плана. Первые дни в Судане мне все лица выглядели на одно лицо, а сейчас я начинаю их отличать и даже выделять среди них красивые.

Мы стояли, молча, онемев от удивления, а наша юная красавица, продолжая удерживать свой край топа, начала в него снова заворачиваться, становясь с каждым оборотом всё толще и толще.

Теперь понятно было, для чего мы вышли с веранды. Такой длинный топ трудно было развернуть в нашем заставленном мебелью помещении. Меня удивила смелость Риты. Это было бы не удивительно, если бы она принадлежала одному из местных племён. Но она же дочь Джозефа Тумбары, владельца завода, то бишь местной элиты. Джозеф рассказывал, что в честь его отца назван город Тумбара. Это большая честь. Во всяком случае, Рита помогла нам раскрыть тайну женщин, которых мы принимали за толстушек, а на самом деле они такими только кажутся.

Татьяна, которая держала один край топа в то время, как Рита разоблачалась, тоже не ожидала получившегося эффекта, и ей он не очень понравился. Она сама тоже худенькая, но выше ростом и весьма некрасива лицом. Но вот же понравилась Сэбиту. Задание, полученное от шефа, отвлечь на себя Татьяну, мне пока не очень удаётся, прежде всего, по причине отсутствия на то моего желания. Вдруг она по-настоящему любит молодого красивого негра, а он её. Мне становиться между ними, не будучи увлечённым переводчицей, как-то нехорошо.

Однако не слишком ли много внимания в письме я уделяю женщинам? Пора и честь знать.

И пора закругляться, друг мой Джо. В небе давно сияет созвездие «Южного креста». Завтра улетает представитель посольства, с которым я и передам письмо на нашу почту в Хартуме. Оттуда оно полетит в Москву и дальше вместе с моими мыслями. А они всегда с вами.

Как там у вас дела? Связываешься ли с Кэтрин, Клэр и миссис Маргарет? Передавай им мой горячий суданский привет!

Всего самого хорошего тебе!

Твой друг Юджин

Как и предыдущие письма, это привело к размышлениям. Я готов был посетить эти места, но увижу ли я то же самое, что видел Юджин? Он был там длительное время, а мне предстояли каких-то три-четыре дня командировки, которые я смогу посвятить Вау. Остальные дни придутся на Хартум, столицу южного Судана Джубу и, возможно, ещё какие-то города. Например, Тумбара, о котором обмолвился в письме Юджин. Хотя, такого города, может, и не существует. По крайней мере, когда я читал о Судане и смотрел карту, то такого названия не видел. Возможно, что его имя было присвоено какому-нибудь населённому пункту более мелкого масштаба, а гордый Джозеф назвал его городом.

Включаю компьютер, захожу в интернет, нахожу город Вау, читаю информацию о нём. Во-первых, узнаю, что численность населения в нём более ста пятидесяти тысяч. Значит, город за эти десятилетия стал втрое больше. Жизнь не стоит на месте даже там, в захолустье земли, где ещё носят набедренные повязки и ходят с копьями. Во-вторых, войдя в программу Гугл, планета земля, нахожу вид со спутника Вау и на сопроводительных фотографиях вижу там новые постройки типа университета (здания такие же одноэтажные с плоскими крышами), мусульманскую мечеть с двумя минаретами, о которой ничего не пишет Юджин (возможно, она появилась в период правления югом арабов), торговый центр по продаже металлических труб, стадион.

В письме Юджин пишет о девушке Рите. Я невольно вспоминаю свою подругу. Они совершенно не похожи друг на друга. Я понимаю, что Юджину понравилась его Рита. В прочитанном только что письме он с увлечением описывает девушку. Мне тоже нравится моя Анна, но я до сих пор не решаюсь связать с нею свою судьбу и не знаю, ждёт ли она от меня предложения. Оба мы заняты своими делами. Я всё время в разъездах, объехал полстраны. Она тоже постоянно в командировках. Встречаемся между поездками.

Моя Анна интеллигентна, аккуратно одета, длинные каштановые волосы всегда охвачены на голове полукольцом, позволяя им свободно ниспадать на плечи. Глаза зелёные Она украшает их, подводя чёрным карандашом, делая их как бы более узкими. Красит ресницы и тонкие брови. Губы всегда покрыты ярко-красной помадой. И она строга со всеми и со мной тоже.

Рита у Юджина другая. Ну, конечно, она совсем юная, почти девочка. Сама приходит к молодому иностранцу. Чувствуется, что испытывает к нему симпатию, даже почти раздевается перед ним. А как смотрят на это её родители? Отец ведь самый большой человек в этом посёлке. Или он ничего не знает о хождениях к русским его дочери?

Такие вопросы роились в моей голове, пока я доставал из конверта очередное письмо, прежде чем ложиться спать. Решил прочесть ещё одно, а остальные оставить до свободного времени в самолёте. Полёт предстоял долгий.

К необычности начала письма я уже начинаю привыкать, пытаясь увидеть в этом какую-то систему. Но пока ничего определённого не приходит в голову. Тем более, что в этот раз письмо вдруг начинается так же как и одно из предыдущих.

Юг Судана. Я акцентирую внимание на первом слове. Оно очень важное в моих письмах, если ты их, Джо, хранишь. А я очень на это надеюсь, ибо самое главное, что я хочу сказать тебе, я высказываю в них.

Тут я прервал своё чтение и попытался сообразить, что имеется в виду под тем, что первое слово очень важно. Конечно, будь он на севере Судана, это было бы не менее важным для читателя, которым является друг. Но Юджин надеется на то, что письма будут храниться, и тогда будет откроется самое главное. Это было непонятно, и я продолжил чтение.

Так что приветствую тебя, замечательный Джо, с юга Судана!

Пишу тебе, когда за окном сияет ярко всё тот же Южный крест. Дедушкин у себя в комнате, наверное, видит десятый сон. В моей на потолке почти бесшумно крутится пропеллер потолочного вентилятора, без которого просто невозможно выдерживать жару. Кондиционеров у нас нет. Буквально истекаешь потом. И рождаются такие строки:

Лежу, жарою раздавленный,

расплющенный в кровати.

Как видно, климат саванны

приходится мне некстати.

Шутка, но жарко очень. И поэтому понятно, что все работают здесь в полсилы. Ходят медленно. Команды инженеров выполняются неторопливо. Жара на заводе ничуть не меньше, чем на улице. Между тем, завод пока практически не работает. Нет сырья. Конвейерная линия стоит. Ждут привоза. Делают только соки из манго и ананасов. Я работаю с Петром. Он инженер-электрик. Ходим, проверяем работу оборудования. То почистить контакты надо, то смазку выполнить, то электропроводку заменить.

Другие наши инженеры во главе с Анатолием Ивановичем заняты строительством лесопилки. Это несколько в другом районе. Они ежедневно ездят туда на машине, которую выделили специально мистеру Анатолю. А мы живём рядом с объектом, так что ходим пешком.

После работы часто идём с Петром на рыбалку. Он тут с женой и трёхлетней дочкой Аллочкой. Так что иногда и они присоединяются к нам. Река, как я уже писал, совсем рядом. В том месте, где мы удим рыбу, небольшая заводь, небольшой деревянный настил на сваях достигает почти середины реки. Вода чистая и прозрачная настолько, что видно дно и проплывающих рыбок. Можно ловить, как из аквариума.

Мальчишки ложатся на настил животами, опускают вниз иной раз не леску, а бечёвку с крючком и насаженным червяком, и ловко подсекают рыбёшку, когда она только пытается поймать червяка ртом. Это вызывает у ребят бурю восторга и выглядит довольно смешно. Но так ловят маленьких калям-калямок. Калям в переводе означает «говорить». И рыбок так назвали потому, что они громко чичикают, когда оказываются над водой. Не знаю, как это у них получается. Может, трущимися плавниками издают звук, но весьма громкий.

Мы забрасываем наши лески поглубже, туда, где рыбу не видно, и следим за поплавками. Попадаются караси. Но однажды попалась рыба караба. Это электрический скат. Тут мальчишки сразу закричали что-то предупреждающее. Петро навесу поднёс рыбину к ведру с пойманной рыбой, один из мальчиков подбежал с щепкой в руке и стал ею осторожно отцеплять крючок. Рыба упала в ведро. А оно металлическое. Петро взялся за ручку, чтобы передвинуть его, и тут же дёрнулся от электрического разряда. Ведро опрокинулось, и весь улов высыпался на пирс. Все бросились собирать скачущую рыбу. А карабу пришлось брать в руки сухой тряпкой, чтобы не била током. И ведро потом тоже брали тряпкой.

Мы впервые имели дело с электрическим скатом и не представляли, как её готовят и съедобный ли он. Но рискнули, а рыба оказалась жирной и очень вкусной.

Нам говорили, что большую рыбу можно поймать на озере. И вот мы решили сходить туда. Два паренька вызвались нас проводить. Пошли. Прежде всего, выяснилось, что нужно перейти вброд реку, чего мы не собирались делать, ибо, как говорят, в этой реке видели крокодилов. Рассказывали даже, что как-то раз один крокодил стянул с лодки в воду мужчину. Но на мой вопрос, почему мы сейчас не видим крокодилов, мне отвечали, что вода в реке спала и крокодилы далеко, так как они любят глубокую воду.

Так что проблема с крокодилами волновала меньше, но беспокоило и то, что вода в этом месте грязная, а в ней могут быть змеи и прочая гадость. Однако проводники уже в воде, и рассуждать некогда. Плюём на все предосторожности, проваливаемся по колена в прибрежную грязь и идём через реку. Она кажется довольно широкой. Посматриваем на всякий случай по сторонам. Я иду замыкающим и вспоминаю рассказы о том, что крокодилы нападают на последнего. Но всё пока обошлось: сумасшедших крокодилов рядом не оказалось.

После опасной реки углубились в высокую до трёх метров тростниковую траву. Едва успеваем думать о змеях, так как наши провожатые идут быстро и уверенно, держа в руках снасти и копья. Место лова столь же неожиданно для нас. Это огромное озеро. Но провожающие нас парни входят в воду по колена и забрасывают свои удочки.

Мы, конечно, туда не полезли. Одно дело перейти реку, другое – стоять несколько часов в воде, не зная, что тебя там укусит. Выбираем более-менее свободные от грязи места поближе к озёрной глади и простираем наши длинные удилища к свободным от зарослей водяным местам. Стать у самой воды невозможно. У меня тут же клюнуло и я вытащил рыбу раза в два побольше карасей, что мы ловили на реке. Забрасываю снова. Клюёт что-то крупное и, не показывая себя, отрывает крючок. Ставлю новый. Поймал ещё двух крупных рыбин, а следующая зацепилась, рванула, сломала удилище и ушла. Потом поймал маленького чёрта с крепкими и острыми плавниками. После того, как я его сжал пальцами, снимая с крючка, а он ухитрился всё-таки уколоть мою руку, я понял, почему другие рыбаки наступают на него ногой и только потом снимают с крючка.

Петро поймал рыбину такую крупную, что её пришлось пришпилить к земле копьём, но она билась ещё до самой сковородки.

И вот возвращаемся грязные, потеряв пять крючков, со сломанным удилищем (хорошо, что всегда берём с собой по две удочки на каждого). Опять переходим реку. Воды, кажется, прибавилось. Вылезаем из прибрежной грязи. Смыть её нет никакой возможности, так как до чистой воды не добраться. Плюём на всё и возвращаемся домой, клянясь, что больше не пойдём сюда. Подходим к ананасной плантации. Вдруг впереди идущий проводник кричит: «Дебиб!», что значит – змея. Смотрим в направлении вытянутой руки. Видим, как по открытой земле метрах в двадцати от нас ползёт толстая метра два с половиной длиной змея.

Наш проводник хватает комья земли и швыряет в неё. Один комочек попадает в цель, но рассыпается. Земля-то сухая и рыхлая. Передняя часть земли поднимается примерно на полметра и, о ужас! надувается. Это классический образец змеи, какой я встречал на сотнях фотографий и рисунков, и я кричу: «Кобра!»

Петро застывает на месте. А сначала мы стремились подойти поближе к змее. Второй парнишка тоже начинает бросать землю и поясняет при этом: «Ма коис, ма коис», то есть «нехорошая, нехорошая». А мы знаем, что это одна из самых ядовитых змей, поэтому я останавливаю парней, и они прекращают швырять землю. Кобра, видимо, огрызнувшись на нас, опускается и уползает в траву. Позже, когда мы описали увиденную кобру Сэбиту, он покачал головой и сказал, что мы встретили плюющуюся кобру. Её плевок способен быть смертельным для человека.

Ананасная плантация находится рядом с нашим заводом, и мы иногда прогуливаемся в том районе по вечерам. Услыхав о кобре, кто-то из местных решил пойти туда завтра на поиск змеи, чтобы убить её. Говорят, за неё можно получить сто фунтов, а это большие деньги.

Вот такие бывают сюрпризы в Африке. Сейчас ночь. Сияет созвездие «Южного креста». Собаки сейчас не лают. Обычно я их слышу каждую ночь. Их лай объясняют появлением шакалов. Стало быть, если собаки молчат, шакалов нет. Всё взаимосвязано.

Заканчиваю письмо. Завтра утром Анатолий Алексеевич улетает в Хартум и заберёт письма.

Так что пожелай мне спокойной ночи, и я буду спать.

Твой Юджин

ГЛАВА 5 НА ГРАНИЦЕ

Утром, когда я завтракал, раздался телефонный звонок. Звонил Ашот.

– Так я готов за тобой заехать, старина. Диктуй адрес.