Гильдия Алхимиков. Осатанелый город

– Что, за черт?! Где это мы оказались? – Нервно спросил директор энергетического концерна.

– Берег водоема, как вы видите. Песчаный пляж.

– Это все из-за ваших аппетитов. – Продолжил прерванный разговор Шниперман. – Навезли сюда гору оборудования, вот «СКН» и заглючило. Когда я брал вас под свое крыло, то рассчитывал только на экологический туризм и контрабанду деликатесов. Хотя чувствовал, что все это пахнет чем-то нехорошим.

– Да, эта эра сильно пахнет.

– Развернули здесь, понимаешь, промышленную добычу полезных ископаемых. До меня доходили слухи о том, что кто-то занимается организацией контрабандной торговли в невиданных масштабах. В невиданных, даже, по земным меркам. Не думай, что до высоких кабинетов ваши шалости не доходят. И хотя в этих слухах больше тумана, чем достоверных фактов, я сразу понял, откуда ветер дует.

– А, что тут – такого?! Ведь само идет в руки? Грех не воспользоваться. К тому же, того, что попадает в Китай или Индию, вроде, как не существует в природе. Все шло из ниоткуда в никуда. Проблема возникла не из-за этого.

– А, из-за чего?

– Это уже неважно. Важно, что она возникла. И важно то, что все – под контролем.

– Да, вижу – нагрешил, так нагрешил. – Поднял глаза к небу Шниперман.

– Дело в том, что мы тут еще один переход открыли. Незарегистрированный. Выводит прямиком на Независимое Самоа.

– Каким образом – открыли?

– Случайно. Так вот. Раньше, мы через самоанцев контрабанду гнали, а теперь заключим торговое соглашение. Как равноценные субъекты. Самоанцы после этого, смогут вполне законно реэкспортировать, что хочешь.

– Да. Все правильно. – Согласился директор «Юго-Востока». – Это же внутри границ нулевой получается. «СКН» это пропустит.

– В то же время, Шаффурт может вполне свободно торговать с Империей. То есть, с «39—1658».

– А, чем наружу торговать можно?

– Почему – только наружу? Не только мы – к ним, но и они – к нам. Мы, еще до конца не выяснили, но предполагаем, что сможем обмениваться продукцией земледелия, лесом, рыбой, шкурами, вином, пивом, сукнами, слоновой костью, полотнами современных мастеров…

– Хватит. Я понял. Если хоть что-то, из перечисленного, можно транзитом – к нам… То интересная комбинация получается!

Шниперман стал рассеянно поглядывать по сторонам.

– Это, что у вас – тут? Удочки?

– Да. Можете побросать, если хотите.

– А, с империей граница четкая? Нет ли и в ней каких-то брешей, на манер самоанской?

– Нет, тут – нет. Через рубежи «СКН», синтетическая пылинка не пролетит.

– Не понимаю, как тут можно провести четкие границы. Вы же утверждали, что здесь неустойчивая зона, все постоянно меняется – направление, расстояния?

– Все правильно. Внутри, все очень расплывчато, зато снаружи – четко. И физически и юридически. Все дело в особенностях феодального права.

– Просветите технократа.

– Дело в том, что в эти времена сеньоры измеряли свои владения не площадями, а количеством подданных. То есть количеством сервов, вилланов и вассалов. А, каждый подданный, по устоявшимся обычаям и законам четко знал, границы своих и общинных владений. Межевой камень не пограничный столб, его без большого кровопролития не передвинешь. Межевой камень, он освящен вековыми традициями и старинным правом. Короче. «Система» посчитала подданных бургграфа и провела четкую разделительную линию по их межам. Более четкого разграничения, чем по крестьянским полям быть не может. Теперь, все что внутри границ этого контура – бургграфство, а все, что снаружи – империя и вселенная «39—1658».

– И, как надзор собирается эту границу контролировать?

– Не знаю. Еще ни с кем не разговаривал, но думаю – легко. Территория у бургграфа, хоть и большая, но граница – непротяженная. Очень удобно следить, чтобы никакие посторонние технологии в империю не попадали.

– Отойдите. Я заброшу. – Замахнулся удилищем Шниперман.

– Лебединскому, почему ничего не сказали? – Вращая катушку, спросил директор.

– Чтобы он носился по головному офису сломя голову, вызывая нездоровый интерес? Или, чтобы побежал в инстанции, нас закладывать?

– Да, тут вы правы. Что за черт! Клюнуло! Войтеховский, клюет!

– Ну, так тащите, раз клюет!

Через десять минут на песке, билась здоровенная рыбина.

– Это, что – такое?

– Песчаная акула, если не ошибаюсь. Carcharias taurus.

– Откуда? Ах, да. Мы же в Шаффурте.

– Ну, в данный момент, мы не совсем в Шаффурте. Это – вселенная, не помню, какой номер. Но точно знаю, что плиоцен, пьяченцский ярус.

– А, как мы тут оказались? – Округлил глаза Шниперман.

– Пришли. У бургграфа, знаете этих вселенных – как собак нерезаных. Кант математически зафиксировал и оцифровал штук пятьдесят. А, неоцифрованных, еще не менее тысячи.

– По-подробнее, если можно.

– Так получилось, что тут, в Шаффурте, нам с Кантом, пуп мироздания открылся. Типа кольца, куда нитки продеты. Только, в данном случае – не нитки, а струны. Про теорию струн, слышали? Так, по космосу, они – вразнобой. А, здесь сходятся. Целый пук получился. Разумеется струны соприкасаются между собой и открываются естественные пространственные переходы. И все они в пределах бургграфства. Отсюда можно попасть куда угодно. И «Система» это не контролирует.

После этих слов, Войтеховский не менее получаса наблюдал театр одного актера. Рудольф Шниперман то трагически молчал, сидя на песке, то рвал на себе волосы. Он стонал, бегал взад-вперед вдоль линии прибоя и выл на набегающую волну. Все это было очень убедительно и достоверно. Войтеховский забрасывал удочку, в просторы Тихого океана и ждал.

Когда горячка у директора стала проходить, «сука Войтеховский» раскопал в песке бутылку виски. Выпил сам и предложил руководителю концерна.

– Самое удивительное во всей этой истории, Войтеховский, что ты выкрутишься, а я сяду пожизненно. Я еще думаю – откуда море в Баварии? Потом, думаю – озеро соленое. Теперь вижу – пиздец!

– Устал я это повторять, но скажу: не все так плохо, как кажется.

– Просвети.

– Дело в том, что пока о казусе Шаффурта, знают только члены гильдии и вы.

– А, Вселенский Надзор?

– Даже не подозревает никто. Они же там начинают шевелиться, только если сработает сигнал тревоги. А, «Система» тревогу не поднимала. Зафиксировала положение вещей, успокоилась и существует дальше сама по себе.

– Но Надзор собирается провести инспекцию на месте.

– Они увидят, только то, что мы им покажем. Пускай смотрят. Это не страшно.

– Я, уже представляю. Ты понимаешь, что в свете происходящего, мне никакие адвокаты не помогут. Ты понимаешь, что я кончу жизнь в железной клетке, в которой меня будут пожизненно таскать по разным телешоу, заставляя каяться перед либеральной общественностью?

– А, зачем вам – это? Чем вам здесь плохо?

– В каком смысле?

– Не думали выйти на пенсию, заняться рыбалкой, охотой путешествиями?

– Как-то не думал об этом, до сегодняшнего дня.

– Могу со всей ответственностью заявить, что Гильдия своих не бросает. А, за ваши заслуги, перед бургграфом и Гильдией, могу гарантировать хороший лен. Скажем островок, размером с Лонг-Айленд.

– И, что я там буду делать? Пятницу можно будет взять?

– Построите там коттедж или особняк. Или замок, если захотите.

– А, что так можно?

– А почему нельзя? Я, вам об этом битый час толкую. Это же все будет находится в рамках нулевой вселенной. Извините за тавтологию, но все вселенные бургграфства, с десятого января находятся в пределах нулевой. Что туда, что – оттуда, со Святого Агафона, можно перемещать что угодно и сколько угодно. Правда, только в рамках законодательства бургграфства.

– И яхту можно будет на острове заиметь?

– Можно будет заиметь все, что угодно, в рамках привилегий данных Конрадом фон Шаффуртом. И яхту, и замок, и гарем.

– Так, юридически до меня дошло. – Немного помолчав, оживился Шниперман. – Теперь просветите меня финансово.

– До второй мировой войны, здесь в «39—1658» будет существовать золотой стандарт.

– Значит надо менять мои капиталы на золото и переправлять сюда!

– Это будет очень заметно. Гораздо выгоднее будет для вас заняться поставками нужного оборудования оттуда, а мы тут будем ваш золотой запас откладывать.

– Согласен.

– В первую очередь Гильдию интересуют автономные предприятия любого назначения. Ну, помните – те, что без людей работают? «Трудовой Фронт», тогда еще, полстолетия бился за право человека на труд, и эту технологию, в конце концов, объявили вне закона. Я узнавал. Горы этого оборудования пылятся на складах. Целые отрасли производства. Никто не знает, что с ними делать. Вот вы потихоньку и займитесь скупкой этого оборудования. В первую очередь, нас интересуют универсальные линии. Которые сами себя и специализированные предприятия производят. Но пока сильно не светитесь. Как только я закончу разборки с цензорами, начнем переправку. Если все пойдет успешно, то тут, для вас, не только Лонг-Айлендом пахнет, а потянет на целый Крит или Сицилию!

– Войтеховский вы как ушедший в отставку агент-маниакальный убийца. Очень похожи на киногероя, который накрошит толпу плохих парней и, стоя по колено в крови, успокаивает жену и детей, что все не просто хорошо, а замечательно. Только, мол, надо с этим до конца разобраться. Надо еще покромсать на куски, в гостиной, сотню террористов, потом поменять обои и жить долго и счастливо.

Еврейская делегация, прибывшая с ходатайством о покровительстве, состояла не только из баварских представителей, но и из делегатов из Австрии, Италии и Голландии. Возглавлял это собрание представитель Франции Даниил Ротшильд. Позади него толпились многочисленные Ойстрахты, Штерны, Штраусы и Адлеры.

Господин Конрад фон Шаффурт, сначала с большим удивлением ознакомился с длиннющим списком желающих отдаться под его покровительство, а затем с великим удовольствием принял подношение в две тысячи цехинов.

Пока камер-канцлер зачитывал привилегий дарованный бургграфом, фон Шаффурт внимательно разглядывал своих новых подданных. Непонятно было, что он хотел в них разглядеть: то ли спрятанные под одеждой хвосты, то ли еще какие тайные отметины. Тем временем, Александр Кельнский торжественно оглашал декрет:

– «Именем святой и неделимой Троицы. Я, Конрад фон Шаффурт, желая сделать город Шаффурт великим, решил, что тысячекратно увеличу славу нашего города, если приглашу поселиться в нем и евреев».

Бургграф обратился к Войтеховскому, который словно тень маячил у него за креслом:

– Послушай, а нашего городского еврея, теперь выселять придется? В гетто?

– Дарованный ему статус и все права остаются в силе, ваша светлость. Пока все наладится, нужно чтобы он был под рукой.

– Это хорошо.

– «Приглашенным сюда евреев следует поселиться отдельно от всех остальных жителей города и, чтобы они не стали легкой жертвой бесчинств толпы. Место их поселения, совместно с Советом города было определено на участке земли, именуемым в обиходе и статусных документах – Гнилой овраг, который по милости бургграфов Шаффурта, до этого находился в лене у городского совета».

– Знаешь, Войтеховский, как-то они все-таки подозрительно выглядят. Не находишь?

– Это от векового испуга, ваша светлость, у них такие манеры. Обживутся – заматереют.

– «…я дал им разрешение и право заниматься обменом золота и серебра, а также покупать и продавать то, что им покажется нужным, как среди жителей их поселения, так и на территории, которая находится вне города, до границ бургграфства. Это разрешение распространяется, также и на весь город…»

– «А, кроме того, я выделил им из собственных земель в вечное пользование место для кладбища.

И к этому добавил вот что: если приедет к ним погостить еврей из других мест, то он не должен платить налогов.

И будет глава еврейской синагоги как правитель города: он обязан решить каждый спор и каждую тяжбу, которые возникнут между ними или с ними. Однако, если он не сможет вершить суд, то дело будет передано бургграфу или его наместнику.

Ночная охрана, защита и укрепление [стены] возлагаются на них только в пределах их поселения, если в последующем такая будет воздвигнута, и в охране могут участвовать слуги.

Им разрешается нанимать кормилиц и наемных работников из нашей среды.

Им разрешается продавать мясо животных, зарезанных не по правилам их религии, и христианам разрешается это мясо покупать.

В итоге, дабы выказать им мою милость, я дал им законы, лучше которых для евреев не было еще ни в одном тевтонском городе…»14

После продолжительной церемонии целования руки государя и верноподданнических речей, по поводу того что государь не разочаруется в своих новых подданных, делегаты были отправлены восвояси.

Бургграф поинтересовался у Войтеховского:

– Послушайте, тайный советник, вот город им участки под строительство выделил прямо под стенами замка. А, как это в плане обороны. Это же помеха артиллерийскому огню, с бастиона?

– Никакой помехи не будет, ваша светлость.

– Ты думаешь?

– В случае нападения неприятеля, мы эту слободу сразу спалим. В большом выигрыше окажемся. Пока она гореть будет, противник вплотную не подступится. Будет время мобилизовать все резервы.

Инспектора Вселенского Надзора – Трейвон Блейком Фреди Грей прибыли на объект «39—1658», после обеда. Вначале, они прибыли в аэропорт Катманду, а уже затем их забрала, на внедорожнике, безальтернативная девушка Жанна, ассистентка профессора Войтеховского.

Инспектора держались сдержанно и холодно. В конторе их предупредили, что Войтеховский неуравновешенный тип и поэтому от него можно ожидать чего угодно. Даже провокации. В свое время, он засветился при подделке древних рукописей и манускриптов, которые выдавал за утерянные евангелия. В них он в весьма прогрессивной форме распространял идеи гендерного равенства и феминизма, которые якобы бытовали во времена Иисуса Христа. Профессор ввел в обиход десяток апостолов-геев и полдесятка апостолов-женщин, которые якобы прикрываясь мужской одеждой следовали за Спасителем. От их имени, он писал проникновенные сочинения, которые пользовались большим спросом на рынке. От тюрьмы его тогда уберегло только громкое имя и то, что он распространял свои опусы исключительно в нулевой вселенной, не покушаясь на иные миры.

Теперь же от Неолиберальной Ассоциации Историков поступил тревожный сигнал, что Войтеховский находясь во вселенной «39—1658» не только взялся за старое, но продвигает свои идеи во вновь открытой реальности. Инспекторам было велено во всем разобраться досконально. Нужно было выяснить – пишет подозреваемый или не пишет. Если пишет, то – что? Если это философские сочинения, то следовало выяснить не попадают ли они в руки граждан вселенной «39—1658». Если такие деяния со стороны первопроходца присутствуют, то надлежало самого его нейтрализовать, а сочинения уничтожить. Благо времена в новой вселенной еще смутные, подозрительные книги жгут не мудрствуя лукаво, не считаясь со стоимостью бумаги и пергамента, так что все должно пройти гладко.

Ассистент профессора без заигрываний и кокетства доставила их на базу, где Трейвон и Фреди незамедлительно приступили к подготовке выхода в чужеродное пространство. Оба бывали в подобных ситуациях не раз. Правда выходы их были непродолжительными и редко имели место в антропогенной среде.

По заранее согласованной легенде, оба должны были представиться в Шаффурте, странствующими философами, прибывшими для консультации со старым знакомым, по Парижскому университету, бакалавром искусств Юргеном Войтеховским. Одежду им подобрали поношенную но крепкую. От ботфортов решили отказаться и обуть философов в башмаки. Люди ученого сословия по утверждению людей побывавших в средневековой Германии и показаниям «Системы», предпочитали гражданскую обувь, военной.

Первый тревожный звонок прозвенел для инспекторов в столовой Энергетического концерна. Когда им на ужин подали осетрину, оленину и зубрятину на гриле.

На все вопросы, по поводу происхождения продуктов, парень за стойкой делал круглые глаза и прикидывался дурачком.

– Ничего не знаю, ничего не ведаю. – Твердил парень, на карточке которого значилось, что он – Марек. – Спрашивайте у шеф-повара. Это в его праве. Мое дело разложить и подать. Позвать шеф-повара?! Так нет его. Уехал разбираться с поставками. Куда уехал не знаю. Вы его на обратной дороге сами спросите, куда он ездит и где все это берет.

Ассистент профессора Войтеховского, Жанна, которая присутствовала, при этих гастрономических разборках, на все вопросы отвечала, что они не по адресу. Она, мол, не кухарка, а выпускник неолиберальной академии. Вдобавок, она – сотрудник бюро, которое возглавляет господин Войтеховский и работает в Шаффурте под прикрытием. В качестве ассистента первопроходца.

В параллельную вселенную, инспектора вступили в очень напряженном состоянии. Однако морозная тишина и яркое сияние звезд частично сняли с них напряжение.

– До Шаффурта далеко? – Спросил инспектор Трейвон.

– Совсем рядом. – Ответила Жанна, которая выглядела настоящей принцессой в своем средневековом наряде. – Так, что, когда прилетим – погода там будет точно такая.

– Это хорошо. – Сказал инспектор Фреди.

– Это хорошо, что морозец, а не дождь со снегом. – Строго сказала Жанна. – Ветра, тут – не приведи господи.

Инспектора, сделав серьезные лица, понимающе кивнули и полезли в транспортное средство.

Полет длился минут восемь. Во время него работники Надзора, словно малые дети пялились через стекло на ночную землю, пытаясь разглядеть хоть что-то. Разглядеть ничего не удавалось, но оба, опять же по детски, радовались, когда внизу что-то мелькало.

На подлете к Шаффурту, в головах у сотрудников Надзора снова звякнуло. Причем это был не звонок, а удар колокола. Сверху город походил на населенный пункт исходной вселенной. Потому что был освещен. То тут, то там виднелись яркие огни. Это был разумеется не ночной Вегас, но все же… Интересно что в средние века может так ярко светить? Чем люди той эпохи освещали улицы?

Об этом Фреди спросил у Трейвона. Трейвон пытаясь сохранять спокойствие ответил, что по его данным города в имеющеюся эпоху, вообще не освещали.

– Помои и ночные горшки лили на головы прохожих, это точно было и повсеместно. А, об освещении в ночное время никаких данных нет. Не поднимается эта тема в записках очевидцев.

Тут летательный аппарат пошел на посадку и диалог прервался.

– Мы, где сели? Это, что – за место? – Спросили оба, разом.

– За городом сели. У постоялого двора. Новый Двор называется. Принадлежит господину Войтеховскому. – Дала исчерпывающий ответ девушка и первой ступила на землю.

Нервно оглядываясь по сторонам, Трейвон и Фреди вылезли из летательного аппарата. Постоялый двор был окружен высокой стеной, но ворота были приоткрыты и ярко освещены.

– Нам, куда?

– Нам – туда. – Кивнула на ворота Жанна и подбирая юбки пошла на свет.

Инспектора, спотыкаясь от дурных предчувствий, двинулись следом. Остановившись у ворот, они подняв головы кверху долго смотрели на электрическую лампочку, подвешенную к перекладине. Молчание прервал Фреди.

– Блядь! – Сказал он.

– Нет вы думайте прежде чем выражаться! – Возмутилась Жанна. – Тем более в присутствии камер-дамы ее светлости!

Работники надзора тревожно подняли головы к ночному небу. Лица у обоих были испуганные. Испуг был вызван разумеется, не тем, что известие об употреблении нецензурной лексики дойдет до госпожи бургграфини. Оба ожидали, что «Система» вот-вот среагирует на несоответствие электричества данной эпохе и примет меры. Однако «Система» ничем не разразилась. Молния не полыхнула. Даже никакое насекомое не прилетело на свет, чтобы ввести присутствующим парализующую инъекцию. К тому же была зима. А, чем колдобило нарушителей зимой, они не представляли. Было тихо, сосульки не падали. Мир как стоял, до этого, так и остался стоять на месте.

– Ну, что идем, что ли? – Спросила ассистентка профессора Войтеховского. – Январь месяц – как-никак.

В холле постоялого двора было многолюдно. Там присутствовали различные средневековые типы граждан, мужчин и женщин. В камине пылал огонь. Ярко светили электрические светильники. Пахло спиртными напитками. Мужчины и некоторые женщины курили трубки. Только у женщин трубки были изящной выделки, с длинными мундштуками, а мужчин декора не было, а головки трубок были величиной с чайную чашку.

– А, вот и Вселенский Надзор пожаловал! – Раздался чей-то радостный возглас.

Инспектора повернули головы в сторону звука и увидели щегольски одетого мужчину, в котором опознали профессора Войтеховского. Правда на изображениях хранящихся в архивах Надзора, он был без бороды и усов. Рядом с Войтеховским, на стуле, сидела дивной красоты женщина, всем своим обликом затмевая сексапильную ассистентку Жанну. Стол, у которого сидел профессор был не занят и тот сделал приглашающий жест, предлагая располагаться.

Инспектора на призыв откликнулись, но шли к посадочным местам осторожно, постоянно оглядываясь, словно опасаясь внезапного нападения. Садиться они тоже не стали, а стоя наклонились над первопроходцем, словно ангелы возмездия, и призвали его к ответу.

– Господин Войтеховский потрудитесь объясниться!

– Ребята, вы чего? В чем, собственно говоря – дело?

– Как все это назвать? – Сделал балетный жест рукой Трейвон.

– Да, да! Как это называется? – Поддержал коллегу Фреди. – Почему электричество. Почему курят в общем зале?

– Так позднее средневековье, господа. Кури, где хочешь! Главное в данный период материализма – посещать мессу и причащаться хотя бы два раза в год.

– А, электричество – откуда? Его, что изобрели? Или, в самом деле, изобрели? – Нервно воскликнул инспектор Фреди, растерянно оглядываясь по сторонам.

– Ну что вы так волнуетесь? Ведь нигде ничего не мигает. «Система» работает исправно. Нарушений не выявлено. Присаживайтесь. В ногах истины нет. Хотите вина? Может – пива. Вы ужинали? Есть мясо, раки, рыба, икра. Все местного производства. Экологическое по всем параметрам. Вам надо набраться сил перед завтрашним днем. Ведь надо будет все осмотреть. Правильно? Завтра прогуляемся по городу. Посетим окрестности. Силы вам понадобятся. Такси здесь нет. Или вы верхом ездить умеете? Не умеете?! Зря. При вашей специфической работе, надо быть готовым к любым неожиданностям.

К чему, к чему, а к неожиданностям чиновники вселенского Надзора готовы не были. Какие могут быть неожиданности в столь ответственном деле, как контроль за невмешательством в дела параллельных вселенных? Все открытые миры – наперечет. Каждый мир, будь то – империя инков или планета в процессе остывания, занесены в соответствующий прейскурант. Доступ лиц в эти миры ограничен. Охранная система работает, как часы. Сиди себе – надзирай за перемещениями исследователей и исправностью аппаратуры. Ну, еще, конечно – контроль за артефактами. Нужно следить, чтобы образцы материальной культуры попадали исключительно в Кунсткамеру. Там все учитывается и, только потом, распределяется между научными учреждениями, для проведения опытов и всестороннего изучения.

Так что никаких неожиданностей в делах Надзора быть не может.

– Тогда как назвать то, что с ними происходит? – Думали, лежа в постелях Блейком и Грей. – Икра и дичь, в станционном буфете, были довольно неожиданным блюдом. Или электричество – в средневековом городе, в семнадцатом веке? Каким термином обозначить это явление? А, как объяснить наличие робота-андроида, в их апартаментах?

Когда подозреваемый Войтеховский завел их в номер с камином и сообщил, что огонь будет гореть все ночь, Трейвон Блейком поинтересовался, мол не опасно ли это, в смысле техники безопасности. Войтеховский их успокоил, что это совершенно не опасно, что все под контролем и щелкнув пальцами оживил стоящего сбоку от очага гномика.

– Это каминный гном. – Сказал профессор. – Не только наблюдает за тепловым режимом в помещении, но и может работать как огнетушитель.

На данном этапе размышлений в ночной тиши стало слышно, как зашуршал кочегар у камина. Блейком и Грей, приподнявшись на локтях, понаблюдали как «огнетушитель» ворошит угли и подбрасывает дрова. Полностью опустошенные этим зрелищем, они снова рухнули на пуховые перины и моментально забылись беспробудным сном.

Пробуждение инспекторов было ужасным. Поскольку вчера они не употребляли спиртные напитки, поэтому все помнили. И эти воспоминания были далеко не безоблачными. Обоим было понятно, что ситуация – внештатная. Как действовать во внештатных ситуациях, они не знали. Точнее не помнили. В служебных инструкциях такой раздел был. Только три сотни лет внештатных ситуаций не было, и этот свод служебного кодекса никогда не бывал в употреблении. На государственных экзаменах его спрашивали лишь в общих чертах и поэтому он основательно подзабылся.