Гильдия Алхимиков. Осатанелый город

За каретой сановников следовала повозка с кожаным верхом битком набитая придворными дамами. За ними – бричка с придворными низкого ранга. В арьергарде тащились две фуры с продовольствием, фуражом и подковами.

При остановках на заезжих дворах комнаты занимали исключительно члены правящей фамилии. Остальные ночевали по походному. В дорогу был взят изрядный запас вина, пива и соленой свинины. Несмотря на это на каждом постоялом дворе граф требовал говядины, гуся и хорошего вина. Видимо звон последних талеров был непереносим для его слуха.

Для графини путешествие было изнурительной пыткой. Путешествовать ей пришлось в карете своей свитской дамы Вильхельмины фон Энебюрг. Благородная госпожа Вильхельмина Стефания всю дорогу подчеркивала этот факт. Впрочем и без подчеркиваний все знали, что ее муж не был сторонником светских развлечений, а поэтому крепко держал в руках вожжи управления своими землями. Поговаривали, что многие закладные, на земли графа, через подставных лиц, принадлежат ему.

По мере отдаления от Хундевайда, известий о Шаффурте становилось все больше. Точно никто ничего сказать не мог, но все утверждали, что такое место есть и кортеж графа движется в правильном направлении. Через пять дней, появились более четкие сведения. Встречные, в один голос утверждали, что надо добраться до двора Ганса Захлевного, а там будет поворот на Шаффурт.

Еще через два дня на дороге нашелся постоялый двор Ганса Захлевного. Хозяин подобострастно кланяясь был рад сообщить его светлости Хенрику фон Хундевайду, что поворот – рядом и завтра граф окажется в искомом месте.

– Главное не пропустить поворот. – Утверждал Захлевный. – Есть у меня человек, который знает, куда надо поворачивать.

Представленный человек, вызывал некоторые сомнения у графа и его приближенных. Вид у знатока был потрепанный, нос синий с красными прожилками, глаза слезились. Однако, когда человеку поднесли, тот клятвенно заверил, что доведет до самого Шаффурта, куда знает дорогу, как тропинку в трактир, в собственной деревне.

Нельзя сказать, что странники засыпали в беспокойстве, по поводу завтрашнего дня. Скорее все испытывали некоторые сомнения. Однако утро принесло всем облегчение.

Камергер графа Клаус Шустрый ворвался в обеденный зал постоялого двора, где пассажиры завтракали, чем бог послал. Кто уминал гуся, кто свинину, кто довольствовался простой похлебкой. Наклонившись к уху графа, Шустрый принялся шептать. Все челюсти враз замерли и в наступившей тишине прозвучало:

– Бургграф прислал за сестрой карету. С эскортом.

Граф вытер руки о камзол и поспешил к окну. Камер-юнкеры не спрашивая разрешения хозяина, выбежали во двор и подняли ставню. Взору фон Хундевайда предстала незнакомая карета и пятеро военных всадников в голубых плащах. Карета была без всяких выкрутасов в стиле барокко. Просто кузов обтянутый кожей. Но кузов был изящный, добротно покрыт лаком и висел не на ремнях. Словом производил странное впечатление. У графа отчего-то забурчало в желудке.

Возле кареты уже столпились маршалы и шталь-юнкеры графа. Они осторожно трогали обивку, сгибались и рассматривали подвеску.

– На железных пружинах приспособлено. – Сказал Карл Чистый.

– И рама железная. Ловко сделана. С такой рамой, до Берлина доедешь без ремонта. А то и до Бонна. – Добавил Клаус Рябой.

– Что карета?! Вы поглядите – какие кони! – Воскликнул Магнус Лысый.

Все это, сделанная по последним технологиям карета и четверка великолепных лошадей, лишило графа аппетита. А после того, как наглый молодой человек, представившись капитаном Ансельмом фон Штеерхофом, заявил, что желает видеть графиню, ему срочно захотелось в уборную.

Сборы в дорогу, проходили в нервозной обстановке. Графиня, прохаживаясь возле кареты, в сопровождении капитана, расцветала прямо на глазах. Ее щеки порозовели, глаза улыбались. В присланную карету, графиня взяла только одну фрейлину, Урсулу фон Ротфель. Вторая фрейлина, Хейльвидис Бенедикта фон Бутблюмен, не удостоилась подобной чести, поскольку являлась осведомителем графини-матери и, пользуясь этим постоянно откровенно хамила государыне.

В дорогу тронулись в новом порядке. Теперь во главе каравана шла кавалерия Шаффурта, потом карета графини. А, уже за ними все остальные. Мушкетеры Хундевайда из-за своего непрезентабельного вида замыкали поезд. Поворот на Шаффурт был совсем неприметной проселочной дорогой. Вот граф бы на эту дорогу никогда не свернул. Но шаффуртские военные уверенно завернули колонну на этот проселок, и через четверть лиги впереди образовался шлагбаум. Шлагбаум и доска с надписью по латыни и на немецком: «Бургграфство Шаффурт».

Таможенников на разделительном рубеже не было, и череда экипажей свободно вступила в пределы государства. По мере продвижения вперед, не только маршалы правящие лошадьми, но и пассажиры стали ощущать, что дорога стала лучше. Кареты стало меньше трясти, и они не заваливались на колдобинах. А, когда переезжали каменный мостик, через небольшой ручей, все, кто мог, высунулись наружу, чтобы полюбоваться на это диво.

Когда перелесок кончился, показалась деревня. Графа разбирало любопытство. Ему не терпелось увидеть, в каком состоянии находилось хозяйство у бургграфа. Увиденное его обрадовало, но слегка насторожило. Деревня была добротная. Судя по количеству навоза на улице, скот у населения имелся. Оставляло неприятный осадок, только то, что морды у крестьян вышедших на дорогу были сытые и наглые. И кланялись они исключительно передней карете, в которой следовала графиня. На остальных проезжающих землепашцы смотрели просто с любопытством, как на диковинку, не выказывая никаких восторженных проявлений.

Вторая деревня, через которую проезжали, была точь в точь похожа на первую. По уровню благосостояния. Только была побольше и народу поглазеть на проезжих собралось соответственно. Потом колонна въехала в лес и ехала так, до самого Вурзельстокена. А, Вурзельстокен, как поговаривали в эскорте, считай – Шаффурт. Граф, графиня-мать, фаворитка графа и сестра-приживалка оживленно обсуждали, что им предстанет на месте, обозначенном как город: еще одна деревня, монастырь с пригородами или что-то иное.

В деревне Вурзельстокен была первая остановка. Дорогу экспедиции перегородила толпа крестьян. Пока все остальные туристы пребывали в недоумении, а многие даже дрейфили, Беатрисса Рената фон Хундевайд, в сопровождении лейтенанта Ансельма фон Штеерхофа, с детьми, вышла из кареты и была удостоена приветственного слова, которое от лица крестьян бургграфства произнес староста Вайберхугеля, Ладвиг Набожный. Все в колонне очень обрадовались, что это не народный бунт, а торжественная встреча.

Кроме приветственного слова, ее светлость графиня удостоилась подношения в виде тяжелого сундучка, обитого зеленой кожей.

Граф барабанил в стенку кареты и громко спрашивал у кучера:

– Чего – там?

Кучер, место которого, в связи с ответственностью момента, занял сам гофмаршал Дитфрид Верхний, отвечал:

– Серебро, ваша светлость. Талеры. Как есть – полный сундук серебра!

После вручения подношений, деревенские девки одели на головы графини, ее деток и башку лейтенанта, Хранителя Арсеналов, венки из полевых цветов, и на этом мероприятие было окончено.

Когда впереди показались городские башни, все разом замолчали. Только граф раздраженно сказал:

– Смотри и вправду – город.

– Нужно хорошенько поспрашивать, что это за город. – Язвительно сказала ему мать. – Может нас, куда в Мюнхен привезли. А жителей подкупили, чтобы они врали тебе, что это какой-то Шаффурт.

Кортеж еще не доехал до ворот, как последовала вторая остановка. Граф не стерпел и, самостоятельно открыв дверь кареты, высунулся наружу.

На этот раз дорогу перекрыла еврейская диаспора Шаффурта. Раввин, Елизар Шварцшильд, от лица всех евреев выразил радость по поводу приезда госпожи Ренаты. Было сказано, что подданные графа, исповедующие иудаизм, бесконечно рады лицезреть еще одного представителя славного дома Шаффуртов и в знак этого преподносят свои скромные дары.

Дары включали в себя: маленький ларец с золотыми дукатами, сундучок с монетами серебряными, шпагу, ножны которой были отделаны серебром, для маленького Ансельма и футляр с каким-то украшением для крошки Анны Бенедикты.

У графа Хенрика закружилась голова. Причем настолько, что он чуть не рухнул с подножки кареты в придорожную пыль. Хорошо фаворитка заметила, что любовник поплыл и втащила его внутрь.

– Там – две тысячи не меньше. – Шептал граф посиневшими губами и, отталкивая фаворитку и мать, пытался снова выглянуть наружу.

Хорошо в это время кортеж снова тронулся, и графу не пришлось ударить в грязь лицом.

Первое что увидели приезжие попав в город, была церковь Святой Катерины и Сенная площадь, полная народу.

Площадь миновали без остановки, ведомые каретой графини. И вскоре достигли площади Соборной.

Здесь, перед ратушей, графине была подготовлена третья торжественная встреча. На крыльце ратуши и перед ней плотными рядами стояли сословия города, под знаменами. Все были одеты очень торжественно, в гильдейские и цеховые костюмы. С балкона ратуши свисали дополнительные флаги. Гремели фанфары.

Навстречу карете вышли городские патриции. Все как один – с золотыми бляхами на груди. Ее светлость Беатрисса Рената фон Хундевайд вышла из кареты. И не абы как. Расторопные подмастерья успели раскатать под ноги дорогой гостье ковер.

На остальных приехавших внимания никто не обращал. Граф к карете которого не подошли, сидел и раздувался от негодования. При этом он заявлял присутствующим, что не выйдет наружу, если его торжественно не выведут. Все происходящее задевало его графскую честь. Лучшим выходом, из этой ситуации было немедленно развернуться отправиться домой и объявить бургграфу войну. Проблема была в том, что война требовала денег. Один мушкетер обходился в талер, ежедневно. А, денег не было. Приходилось сидеть и страдать. Другие его спутники были не столь щепетильны. Сановники просто вышли наружу, а служилый люд пониже рангом – камеристки, фрейлины и юнкера кинулись к карете графини, чтобы не пропустить торжества момента.

Приветственное Торжественное Слово произнесли, вступая по очереди, оба бургомистра. Когда Иохан Черный и Рикерт Австрийский сказали все положенные речи и заверили ее светлость во всем, что полагалось по протоколу, наступил очередной сюрпризный момент. В карету графини поволокли дары. Они включали в себя: отрезы материи, шелковые ткани, турецкий ковер, и два сундучка с таинственным содержимым. Судя по тому, что каждый сундучок, сгибаясь, в три погибели, волокли дюжие парни, весили они немало. Не менее ста пятидесяти марок каждый, на глаз. Граф рухнул на сидение кареты и застонал, как от зубной боли.

Учитывая то нетерпение, с которым ждут госпожу графиню в замке, церемонию поднесения даров не затягивали и вскоре кортеж двинулся дальше.

Вдоль всей улицы, ведущей от площади к Замковым воротам, стояли горожане, горожанки и их отпрыски. Все в едином порыве приветствовали проезжающих подбрасыванием головных уборов и криками: «Виват!», что указывало на то, что Шаффурт – город, продвинутый в культурном плане, и тут знают, как нужно проводить массовые мероприятия.

За Замковыми воротами города, лежал мост, а за мостом стояли Малые ворота замка. За Малыми воротами – Нижний двор.

– И в самом деле – замок. – Возмущался граф, откинув окошко кареты и высовываясь наружу.

– Не понимаю! Ничего не понимаю. Этот Шаффурт не меньше Нюрнберга, а все считают, что его не существует. Совершенно ничего не понимаю.

– Граф, не высовывайтесь. – Дергала мать сына за сюртук. – Не хватало, чтобы вы еще ненароком расшиблись, в конце пути.

Как только кортеж графа Хенрика, миновал вторые ворота и оказался в главном дворе, возникла небольшая заминка. Все путешественники, как один, покинули экипажи и стали метаться по углам, в поисках мест, где можно было справить нужду. Причем в силу устоявшихся в средневековом обществе традиций, мочились где попало. Мужчинам было проще – была бы стенка. Дамы расправляли юбки и приседали в более укромных местах. Напрасно дворня бургграфа призывала гостей к порядку и указывала пути к отхожим местам. Гости на это не реагировали никак.

Все служащие бургграфа, даже военные пришли к единодушному мнению, что живут в графстве неважно и по части цивилизации, там – полная отсталость.

Когда порядок восстановился, представители графства Хундевайд, выстроились для церемонии торжественной встречи. Граф стал об руку с графиней. За ними встала родня графа. За родней – сановники не принадлежащие к дому Хундевайдов. За ними столпились должностные лица, фрейлины, камеристки и юнкера. Служащие гофмаршала остались при лошадях и поклаже, зорко наблюдая за местной публикой и багажом хозяев.

Со стороны бургграфа дальнюю родню приветствовали камер-канцлер с сановниками двора, несколько знатных дам и лейб-гвардия в торжественном построении.

Камер-канцлер, от лица бургграфа Конрада фон Шаффурта, тепло приветствовал гостей и пригласил их следовать за ним в покои, где бургграф и бургграфиня Женевьева с нетерпением ожидают их. При этом он заметил:

– Ваш багаж, ваша светлость, госпожа Рената, перенесут в ваши покои.

– Пусть багаж графини перенесут в мои покои. – Бесцеремонно приказал Граф Хенрик.

Повисла неуловимая пауза. Но тут вперед выступила дама в платье для верховой езды, с хлыстом в руках и безапелляционно заявила:

– Багаж графини отправится в ее покои. Багаж графа – к нему. Или в Хундевайде мужья заведуют женским гардеробом?

Граф в этой ситуации открыл рот, но нашелся, что сказать. Вернее сказать было чего. Хотелось сказать, что не в гардеробе графини дело. Дело в тех сокровищах, которые она подобрала по дороге. Однако озвучивать это при всех не хотелось. Тем более – вот так, сразу. Тем более это может окончиться склокой с семейством Шаффурт. И, эта…

Похлопывая хлыстом по руке, амазонка решительно подступила к чете фон Хундевайдов.

– Никаких возражений, граф. Позвольте представиться. Кристина Мария фон Хандфурт, урожденная фон Шаффурт. Родная сестра вашей драгоценной супруги. Ну как, ты, Рената? Хорошо добралась? Граф, сейчас вас проводят. Александр, не стой столбом. (Это к детине с золотой цепью камер-канцлера на груди). А, Ренату я пока забираю. Не может же она в таком виде, после долгой разлуки предстать перед братом.

Все это было крайне оскорбительно, но в предчувствии поживы приходилось терпеть. Тем более местные камер-юнкера уже тащили ковры и сундуки, куда-то вглубь замка.

После отбытия кортежа графа Хундевайда в конечную точку назначения – замок, Юрген Войтеховский выбрался из толпы встречающих. Перекрестившись, на башни собора, он вздохнул и потихоньку двинулся в сторону Нового двора, где его ожидали трое инспекторов Вселенского Надзора.

В воротах он столкнулся с Соломоном Барухом, который задержал его для серьезного разговора. Задержавшись, Юрген окликнул стоящую на крыльце Иоанну:

– Яночка, эти демоны из надзора – где?

– Туточки. Кофе пьют.

– Пусть еще минутку подождут. Я – мигом.

Миг затянулся надолго, так, как чеканка золотых цехинов – дело ответственное. Поэтому когда Войтеховский оказался в помещении, инспектора выглядели очень решительно и брызгали по сторонам ядом, от свирепости.

– Долго вы будете нас мариновать? – Спросил старший инспектор Христов. – Не надейтесь, что затяжка времени позволит вам уйти от ответственности.

– Видит бог, в моих действиях нет никакого злого умысла. – Приложил руку к сердцу Войтеховский. – Должность секретаря гильдии обязывает к участию в торжественных мероприятиях. Это своего рода обязательный ритуал. Так сказать, ритуальный обряд, в светском обличье.

– Оставьте, Войтеховский. Не надо оправдываться. Учтите, без вас мы отсюда не уедем. Не далее как завтра предстанете перед трибуналом.

– По какому обвинению, позвольте спросить?

– Сами знаете.

– Ей богу не знаю. Просветите.

– Вы в средневековом городе провели электричество.

– Не отпираюсь. Провел электричество в Шаффурте. И сантехнику внедряю потихоньку. «Система», что показывает?

– У «Системы» параметры неясные. – Махнул рукой Христов. – Она, то показывает, что тут исходная вселенная, то ничего не показывает, то показывает Германию конца семнадцатого века, то нулевую вселенную, то вообще – пограничное состояние.

– Это, я так понимаю – на уровне мониторинга?

– Ну, да.

– Вы конкретный запрос «Системе», по поводу своего местонахождения посылали?

– Нет. Зачем?

– А, вы спросите.

– Ладно. Спрошу, если вам так хочется.

– Ну, чего показывает?

– Хрень – какая-то. Подождите. Так. Опять та же хрень.

– Так, чего, там – у вас?

– Нулевая вселенная. Ничего не понимаю.

– «Система» может ошибаться?

– Нет.

– В таком случае – будьте здоровы.

– В каком смысле?!

– В смысле – не кашляйте. В смысле – отстаньте от меня и займитесь своими делами.

Христов потыкал пальцами в планшет, ознакомился с поступившей информацией и серьезно задумался. Глядя на него задумались и подчиненные. О чем следует, в данный момент думать, Блейком и Грей не знали. Поэтому они просто морщили лбы и терли виски пальцами.

Христов минуту глядел куда-то сквозь профессора, потом сказал:

– Это вам не поможет. Как я вижу – исходная вселенная, здесь, только с января. А, судя по размаху, вы тут уже достаточное время беспредельничаете. Ведь этот трактир не за неделю построен. – Предупреждаю, все что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

– Ага. А, то я не знаю. А, то я полицейских сериалов не смотрел. Вы там, гляньте, что здесь было до января. Да, можете и не смотреть. Я вам сам скажу. Здесь до нулевой вселенной была абсолютная пустота. Точка пространства не имеющая никакого юридического статуса. Теперь скажите – меня обвинят в том, что я провел водопровод в исходной вселенной или, вообще, непонятно где? Или по факту – вообще его не проводил? Давайте, давайте – выдвигайте обвинение. Формулируйте его юридически.

– Теперь – насчет перемещения. – Войтеховский кивнул хозяйке заведения. – Дай пива, Яночка. От этой болтовни в горле пересохло. Так вот, насчет моего перемещения, под трибунал. Вы откуда и куда меня перемещать собрались? Надзор имеет право ареста в параллельной вселенной. После этого он перемещает подозреваемого в исходную вселенную и сдаёт на руки правоохранительным органам. А, вы получается, по всем официальным параметрам собираетесь меня на матушке Земле арестовать? Это незаконно.

– Мы можем выехать за пределы Шаффурта, в пределы вселенной «39—1658», и мы там вас законно арестуем. Проявите сознательность профессор. Вы же понимаете – на кону целостность мироздания!

– Опять – не в точку. Арестуете вы меня в границах Священной Римской империи, во вселенной «39—1658». Привезете в Шаффурт. Тут, все так расположено, что объехать его нельзя. А, тут уже исходная вселенная. Придется меня сдавать городскому префекту, или канцлеру-юстициарию бургграфа. Как вы им детям средневековья свои обвинения сформулируете? Они в тонкостях политкорректной этики не сильны. Им подавай конкретное обвинение, со следами побоев или с наличием трупа. Тем более у меня с бургграфом все по закону. Вызвать полицию с земли тоже не получится. Как я уже сказал, здесь своя правоохранительная система. Она в «Интерпол» не входит.

Христов снова набычился в раздумьях.

Тем временем Яночка обняла Войтеховского сзади за шею и обворожительно улыбаясь стала разглядывать «демонов».

– Вот вы, уважаемая. Яна. Вижу вы наша. – Обратился к девушке Христов. – Вы, что на это скажете? Как вы к этому относитесь?

– Юрген, он – о чем? – Погладила профессора по голове красавица.

– Госпожа Иоанна – уроженка Германии, вселенной «39—1658». Состоит со мной в гражданском браке. Вы решили, что она «наша» по улыбке? Так у нас тут дантист работает. Причем не один. В Шаффурт скоро даже из заграницы будут приезжать зубы лечить.

– Дантист в Шаффурте?! Из заграницы приедут лечиться?! – Схватился за голову старший инспектор.

– Вот вы тут сидите – штаны просиживаете. Нет, чтобы пройтись по городу осмотреться. Взглянуть на новшества, которые «Гильдия Алхимиков» внедрила в здешнее общество. Перекусите. Выпейте кофе. Кольшицкий еще не открыл в Вене свою знаменитую кофейню, а в Шаффурте их уже – четыре штуки.

Через пару часов в «Новом Дворе», состоялась заключительная беседа, между Христовом и Войтеховским. Двух младших инспекторов не было. По словам секретаря гильдии, у них была обширная культурная программа.

– «Гильдия Алхимиков», это ваше бюро так называется, в Сиднее? – Мрачно спросил Христов.

– Совершенно верно.

– Мы его завтра же прихлопнем.

– По суду?

– По суду, или без суда. В связи с высокой опасностью для общества.

– Если по суду, то я готов к процессу. Интересный процесс получится. Захватывающий. Общественность будет в восторге.

– Не пугайте меня общественностью! Не надо.

– Про общественность, я упомянул, на тот случай, если кому-то взбредет в голову мое бюро без суда закрыть. У меня на это случай все готово. Минимум на полгода, стану звездой «Интернета».

– Черт знает что. – Теребя прическу сказал Христов.

– Не поминайте черта. Не надо. Здесь за такое спалят, на костре. Причем на сырых дровах, чтобы жертва подольше мучилась. Поминайте бога. Или святых. Сегодня, кстати, день поминовения Святого Цельса. Или вообще… Желаете тут работать выучите парочку молитв и полистайте «Катахезис». Да не ломайте вы себе голову, старший инспектор. По сути это не ваша проблема. Можете смело отправляться обратно и докладывать о проведенных мероприятиях. Я ведь никуда не денусь. Пусть те, кто – наверху решают как поступить в данной ситуации. Как примут решение – возвращайтесь.

Тем же вечером, во всех трактирах Шаффурта, темой для обсуждения стало прибытие демонов из Демонического периода, для переговоров с господином бакалавром.

– Точно говорю вам, алхимики их сатанинское гнездо разворошили, и теперь бесы в панике. Прибыли проситься, чтобы хуже не стало. – Заявил Мориц Колесник, чей сын, Хейно, этой осенью был принят учеником в гильдию Алхимиков. Родственные связи с этой могущественной корпорацией придавали его словам существенный вес, поэтому слушатели согласно кивали.

Граф Хундевайд находился в очень скверном настроении. Если бы он жил во времена капитализма, психоаналитики сказали бы, что он – на грани нервного срыва. Даже торжественный ужин в его честь не мог развеять его тоску и печаль. Он с болью в сердце вспоминал, как третировал свою супругу, называя Шаффурт деревней. Но ведь представить себе было невозможно, что ее семья настолько богата. У ворот замка, он вначале немного оттаял, отметив, что живет бургграф в здании устаревшего образца. Его новый дворец, хоть и недостроенный соответствовал последним модным тенденциям и в разговоре можно было это подчеркнуть. Однако, оказавшись внутри, фон Хундевайд понял, что по поводу дворца, с незастеленными полами лучше помолчать. Простенький снаружи, изнутри замок поражал зеркальным блеском огромных оконных проемов и великолепной отделкой внутренних покоев. Паркет из красного и черного дерева, зеркальные стекла в окнах, внутри, тоже – зеркала до пола и картины в дорогих золоченых рамах. Сопровождающий их камер-канцлер небрежно кивая на полотна сообщал:

– Это Рубенс, это Ван-Дейк. Это Ян Бот. Во кабинете бургграфа и покоях ее светлости, бургграфини, есть работы Рафаэля, Микеланджело, Филиппо Лаури и Леманса. Вот эти вазы, что вы видите – из Микен. В новом зале у его светлости будет даже фреска из дворца Минотавра. Очень редкая вещь.

Свита фон Хундевайда шла по второму этажу тараща глаза и разинув рты. На стенах вперемешку с картинами и зеркалами висели охотничьи трофеи бургграфа. Это были традиционные кабаньи и оленьи головы. Но кроме этого местами попадались головы невиданных зверей: носорогов с раздвоенным рогом, львов с клыками длинной в локоть. В одном месте стояло чучело птицы высотой до потолка. Когти у птицы были страшные, клюв – чудовищный. Ее светлость Эльза Терезия фон Хундевайд едва не сомлела, при виде этого страшилища, и в зал приемов вошла бледная, крестясь и читая молитвы.

Впрочем, птица была не самое страшное что ей предстояло увидеть в этот день.

Когда граф Хенрик вступил в парадный зал, во всем своем великолепии, даже солнце заглядывающее в окна, устыдившись, своего ничтожества, спряталось за тучку. Он и его свита щеголяли ворохом кружева, рюшами, бантиками и шитыми золотом рангравами, которые тяжело били по коленям своими жесткими краями.

Парадный зал бургграфа, встречно поражал своим великолепием. Вроде бы ничего особенного в нем не было. Триста пятьдесят суверенных государей имелось в настоящее время в Германии, и у каждого был тронный зал рассчитанный на демонстрацию великолепия двора и состоятельности хозяина. Только зал Шаффурта превосходил все, что Хенрик фон Хундевайд до этого видел. Правда, непонятно отчего такое чувство вдруг возникло. Видал граф и более помпезные помещения, сверкающие позолотой и угрожающие гостям обилием лепнины готовой обрушиться с потолка, на головы. Зал бургграфа был другим. Розеток медальонов и вензелей, по стенам и потолку было немного, центральное место наверху занимала огромная хрустальная люстра, неимоверной цены. И опять же – зеркальный потолок. Подобной роскоши Хундевайды еще нигде не наблюдали. Чтобы придти в себя двору графа Хенрика пришлось широко открыть ротовые отверстия и жадно вдыхать некоторое время. Стены были украшены панелями из заморского дерева и янтаря, мебель была обита бархатом и атласом. Не было позолоты. Резьба, медальоны с фривольными интерпретациями на мифологические темы были, но без всяких излишеств. В то же время было видно, что то, что есть – добротно и дорого.