Те, кого мы любим, не умирают. Том II

Пока занимались установкой пулемётов траншейной артиллерии, обустройством позиции, подошло время обеда. Подошли полевые кухни, унтер-офицеры снарядили солдат для подноса пищи в термосах. Арнатский было собрался вернуться в свой блиндаж, как его подозвал рядовой Молчунов, что вёл наблюдение за позициями немцев:

– Вашбродь, гляньте, что германцы учудили, – сказал он, протягивая офицеру бинокль, – я, если честно, до конца не разобрал, что написано.

– Как так, Молчунов?! – проворчал Арнатский. – Учил вас, учил, а ты прочитать не можешь!

Перехватив бинокль у солдата, он приник к окулярам. Над немецкой траншеей были подняты белые деревянные таблички:

– Здравствуйте, первая русская бригада. Вам не хватило земли умереть в России, вы умрёте во Франции, – прочитал вслух Владислав и, обращаясь к солдату, добавил: – И что тут сложного для прочтения, Молчунов? Вот отойдём, когда на отдых, устрою тебе экзамен по грамматике.

– Так точно, вашбродь, согласен! – весело ответил он и тут же добавил: – Ишь, какая немчура пронырливая, прознала, что мы тут. А можа, это и к лучшему, пусть знают, кто супротив них стоит, глядишь, в штаны быстрей наложат.

– Это точно! – ответил Владислав, возвращая бинокль. – Они из-за страха и написали этот плакат. Так, я на обед, а вы тут внимательней будьте.

Вернувшись в свой блиндаж, в котором пахло дымом, порошком против блох и свежим обедом, он рассказал об увиденном своим товарищам, на что ротный ответил:

– Что и требовалось доказать, господа, это я про секретность и скрытность.

Обед уже подходил к концу, когда раздались пушечные залпы со стороны немецких позиций, земля содрогнулась от первых взрывов, с потолка посыпалась мелкая бетонная пыль. Владислав, для которого всё было по-новому страшно, вскочил из-за стола:

– Это что такое, господа? – нервно вскричал он. – Штурм?

– Нет, не штурм, – ухмыльнулся Нехлюдов, – это всего лишь немцы устроили салют в честь нашего прибытия. Запомните, Владислав, немцы не тратят свои снаряды попусту, они действительно желают напасть на нас, но это пока артподготовка.

Интенсивность обстрела нарастала с каждой минутой:

– Глазков, Нехлюдов, прикажите солдатам прекратить все работы и занять боевые позиции, – приказал ротный.

Нехлюдов выскочил из блиндажа, а Глазков почему-то остался сидеть за столом, уткнувшись лбом в стол.

– Подпоручик Глазков, вы что, меня не слышали?! – повысил голос штабс-капитан, стараясь перекричать близкие разрывы снарядов.

Глазков оторвал голову от стола, его лицо было белее бумаги, он посмотрел на Шалтурина бессмысленно устремлёнными вдаль глазами, в которых была какая-то безысходность и необъяснимая умом тоска. Владислав всё понял сразу, его сердце предчувствовало грядущую беду:

– Пусть сидит, Борис Михайлович, я схожу, – сказал он, направляясь к выходу.

Многоопытный штабс-капитан кивнул в ответ.

Как только подпоручик выскочил в окоп, его сразу окатило комьями земли от близкого разрыва, насыпав земли за шиворот. Юноша инстинктивно упал ничком на дно, прикрывая голову руками. Кто-то рванул его за воротник, поднимая на ноги. Он открыл глаза: пред ним стоял Нехлюдов:

– Не позорьтесь, Арнатский, перед солдатами. Осколок вряд ли здесь достанет, только если не прямое попадание в окоп. А где Глазков? Почему вы?

Владислав объяснил ситуацию поручику, на что тот спокойно ответил:

– Это печать смерти, подпоручик. Глазков сегодня может умереть, к сожалению. Давайте вы вправо, я влево, проверим солдат.

Идя по траншее, пригибаясь от ближних разрывов, Владислав думал о том, что его поразило больше не то, что Глазков может сегодня умереть, а то, с каким спокойствием об этом сказал Нехлюдов. Не было в его словах ни трагедии, ни пиетета9, а простая обыденность, словно речь шла о чём-то ничего не значащем. Обыкновенная проза войны, и к этому ему ещё предстояло привыкнуть.

Обстрел, основная мощь которого была направлена на соседей первой роты, 2-ю и 3-ю, стал потихоньку идти на убыль. Родимов, что находился неотлучно около подпоручика, прокричал:

– Вашбродь, как бы германец сейчас в атаку бы не кинулся?

Арнатский осторожно высунулся из окопа и опешил. Выскочив из своих окопов и ходов сообщения, немцы быстро двигались по открытому полю к проходам, что были проделаны огнём артиллерии в проволочных заграждениях, охватывая позицию первой роты с флангов. Пушки врага смолкли, боясь задеть своих. Владислав схватил свисток, что висел у него на груди, выдувая тревожную трель, призывая солдат занять свои боевые позиции. И как только немцы начали прорываться через ограждения с криками «Гох!», рота встретила их сокрушительным огнём. Но штурмующие, казалось, не замечали огня наших солдат, продолжая двигаться вперёд. Рядом с подпоручиком вскрикнул и сполз на дно окопа солдат, Владислав схватил его винтовку, что осталась на бруствере. Не успел он сделать и пары выстрелов, как их дружно поддержали огнём соседи 2-я и 3-я роты. Немцы, попав под перекрёстный огонь, замешкались, а потом и вовсе остановились, не дойдя до траншеи первой роты буквально десяток метров. Начали пятиться назад.

– В контратаку надо идти, вашбродь! – проорал Родимов.

Арнатский трижды свистнул и прокричал:

– Рота, за царя и Отечество в атаку, вперёд!!!

И навстречу заглохшему немецкому «Гох» зазвучало русское «Ура!». Подхваченный единым порывом, Владислав выскочил из окопа следом за солдатами. Преодолев расстояние одним броском, рота врубилась в боевые порядки германцев. Начался штыковой бой, жестокий и беспощадный. Раздались первые крики умирающих, брызнула первая кровь. Когда офицер приблизился к дерущимся, из невообразимой свалки вдруг выскочил рослый немецкий солдат и ринулся с винтовкой наперевес навстречу ему. Юноша видел, как лучи солнца отражаются на кончике плоского штыка-тесака, который был направлен ему в грудь. Сейчас он забыл обо всём, чему учился, из головы вылетели все приёмы рукопашного боя. Подбежав на расстояние атаки, он просто сделал фехтовальный выпад в сторону противника. На его удивление, игольчатый штык французской винтовки с лёгкостью пронзил тело немца чуть ниже левого соска, и в тот же момент он получил ответный удар в грудь, который пришёлся ему прямо в сердце. От неожиданности Владислав упал, выпуская винтовку из рук, но тут же вскочил на ноги, хватая себя за место удара рукой, крови не было. Мёртвый немец лежал на спине, глядя удивлённо на него уже пустыми глазами, гипнотизируя, как удав кролика. В себя его привёл истошный крик, что раздался рядом: «Братцы, помогите!» Он обернулся: в двух метрах от него дюжий немец, свалив на землю нашего солдата, занёс над головой винтовку, намереваясь совершить смертельный укол. Правая рука Вячеслава автоматически выхватила саблю из ножен, не раздумывая нанося косой рубящий удар. Удар был такой силы, что сабля перерубила винтовку врага пополам, при этом сама, ломаясь почти у самой рукояти. Пока немец размышлял, что случилось с его винтовкой, Арнатский, не отдавая отчёта в своих действиях, с силой ткнул его в шею обломком сабли. Острый край обломка пропорол сонную артерию, в лицо Владиславу брызнула тугая, липко пахнущая струя крови. В это время над полем раздался свист, а следом прозвучала команда: «Все назад, в окопы». Утирая лицо рукавом гимнастёрки, юноша вернулся назад. Не успели солдаты занять места в окопах, как начался артиллерийский обстрел. В этот момент высоко в небо взвилась ярко-красная сигнальная ракета, и сразу же заработали французские батареи, обеспечивающие боевой участок бригады. Слушая разгорающуюся канонаду, Арнатский сидел на дне окопа, безуспешно пытаясь раскурить папиросу. Спички ломались в его дрожащих пальцах, не желая зажигаться. Но вот перед ним зажглась спичка, поднося огонёк к кончику папиросы. Раскурив её, он несколько раз сильно затянулся.

– Вашбродь, – послышалось сбоку от него, он повернул голову. Рядом стоял спасённый им солдат. – Вашбродь, спасибо вам! Отвели беду! Век не забуду!

– Ладно, братец, пустое, – ответил устало Владислав, подымаясь на ноги, – вернёшь на том свете угольками.

Артиллерийская дуэль, продолжавшаяся в течение получаса, закончилась в пользу французов, они смогли подавить огневые точки противника. В роте подсчитали потери. Погиб один офицер, два подпрапорщика, 12 солдат. Ранено 14, из них тяжело – 4. Погибшим офицером оказался Глазков.

– Представляешь, вот такусенький осколок, – показывая на кончик мизинца, говорил уже в блиндаже подвыпивший Нехлюдов, – в висок, и насмерть. Он чувствовал смерть. Чувствовал.

В разговор вмешался командир:

– Владислав Семёнович, у вас гимнастёрка в крови, вы что, ранены?

– Нет, Борис Михайлович, это не моя кровь. Я немца зарезал.

– Понятно. Это у вас первый?

– Нет, второй. Первого я штыком, а он меня тоже в грудь, и ни царапины.

– Это как? – удивился Нехлюдов.

– А вот как, – Владислав выложил на стол лиловую коробочку, открыл её, блеснуло кольцо. – Это кольцо я хотел подарить своей невесте Серафиме, да не успел. А сегодня утром я его зачем-то положил во внутренний карман. Тесак немца, пробив коробочку, застрял в кольце, не доходя до груди пару миллиметров. Так Серафима меня сегодня спасла.

Шалтурин молча взял с полки стакан, наполнил его до краёв водкой, поставил перед Арнатским.

– Пейте, подпоручик, разом, до дна, вам это нужно. Иначе вы сегодня не уснёте. Слишком много для вас сегодня было потрясений. Пейте, пейте за здоровье вашей Серафимы.

Владислав послушно выпил водку, словно воду. Через пару минут хмель ударил ему в голову, и он уснул прямо за столом. Офицеры аккуратно уложили его на кровать, сняли сапоги. Укрывая его одеялом, штабс-капитан, обращаясь к Нехлюдову, сказал:

– Ну вот, и стал наш розовощёкий юнец мужчиной.

Глава 15.

«Серафима»

«Продолжение скандинавской одиссеи»

«Из Хельсинки в Петербург»

Экипаж неспешно удалялся от места теракта по абсолютно незнакомым для Серафимы улицам. Она встревоженно крутила головой по сторонам и, не выдержав спросила возницу:

– Постойте, а куда мы едем?!

Ответа не последовало. Выдержав паузу, она достала свой браунинг из сумочки и, направив его в спину кучера, вновь повторила свой вопрос, но уже гораздо громче. На что человек, сидящий на облучке, слегка повернув голову вправо, на хорошем английском (что было полной неожиданностью для неё) негромко сказал:

– Разве мадемуазель не предупреждали о том, что не нужно говорить на русском языке?!

Девушка опешила10 от этих слов. А «кучер» тем временем продолжил:

– Не волнуйтесь, Софья, я везу вас в надёжное место, на дачи, в Скаттуден11, где вас встретит наша общая знакомая. Потерпите ещё 20 минут, и мы будем на месте.

Эти слова несколько успокоили Серафиму, она откинулась на сиденье, пряча своё лицо в тени откидного верха пролётки, который предусмотрительно был поднят.

Он не солгал, через 15 минут пролётка въехала в большой дачный массив, в лицо пахнуло свежим запахом моря. А ещё через 5 минут экипаж остановился возле двухметрового забора, выкрашенного в зелёный цвет.

– Калитка не закрыта. Проходите, в доме вам ждут, – донеслось с облучка, – да, и сымитируйте оплату проезда, дайте мне какую-нибудь монетку.

Девушка послушно залезла в сумочку, достала первую попавшуюся монету, пятиалтынный12, протянула псевдокучеру. Степенно выйдя из экипажа, она с неспешным достоинством вошла в дверь и, закрыв за собой, привалилась на неё спиной без сил. От пережитого напряжения ноги отказывались идти. Она постояла так несколько минут, приходя в себя. Наконец, собравшись с силами, пошла по дорожке, выложенной жёлтым кирпичом, к небольшому аккуратному, с небольшой стеклянной верандой, домику песочного цвета, спрятавшегося в тени раскидистых сосен. Подойдя к веранде, она тронула ручку двери, та на удивление легко поддалась, приглашая войти вовнутрь. На веранде, завешенной нежно-розовыми шторами, слева от двери, в дальнем углу, у окна, стоял летний плетёный столик, на нём початая бутылка белого вина и ваза с яблоками. По окружности стола были расставлены три плетёных стула. На одном из них восседала с бокалом вина в руке Айра. Чёрное платье было застёгнуто до подбородка, а в её строгих глазах читалось и волнение, и переживания, и любопытство одновременно.

– Ну что, получилось?! – тревожно воскликнула националистка, только Серафима переступила порог.

Ничего не отвечая, Клестова подошла к столу, налила до краёв вина в пустой бокал, залпом выпила. Затем налила ещё и, взяв его в руки, тяжело плюхнулась в соседнее кресло, едва не расплескав содержимое.

– Да, я думаю, что всё получилось! – девушка вкратце описала произошедшее.

– Слава богу! – произнесла Айра, отпивая из бокала. И тут же спросила: – А Александр ушёл? Как ты думаешь?!

Девушка в ответ молча пожала плечами.

– Ты молодец! Не зря мы на тебя рассчитывали! – Айра подняла на уровень глаз свой бокал, приветствуя Клестову, выпивая его да дна. Затем встала. – Так, я в город, завтра приеду. Ты располагайся, отдыхай. Заслужила. Еда, вино на кухне, напротив комнаты для отдыха, выбирай любую. Замёрзнешь, дрова уже в печи, только поджечь, – она указала пальцем на дверь, что вела вглубь дома и, не прощаясь, стремительно вышла на улицу.

Оставшись одна, Серафима, допив своё вино, тяжело поднялась, прошла вовнутрь дома, прихватив с собой бутылку с остатками вина. Войдя в коридорчик, безразлично толкнула ближайшую к себе дверь, за ней оказалась небольшая спальня с кроватью, комодом, шкафчиком и зеркалом. Поставив бутылку с бокалом на комод, она быстро разделась до нижней сорочки, бесцеремонно разбросав вещи по полу. Затем, взяв бутылку, вылила в себя содержимое прямо из горлышка, забралась под одеяло, свернулась калачиком и тихонько заплакала, жалея себя. Но нервная усталость вкупе с вино сделали своё дело, она уснула.

Проснувшись утром с больной головой, в отвратительном расположении духа, Серафима не стала одеваться, а, закутавшись в одеяло, побрела на кухню. Там на столе стояла корзина с едой, две бутылки вина. Откупорив первую попавшуюся, Серафима, налив полный стакан, с жадностью выпила. Тёплой согревающей струёй вино побежало по жилам, постепенно снимая ноющую головную похмельную боль. Выудив из корзинки яблоко, девушка с хрустом откусила порядочный кусочек. Налила ещё и так же залпом выпила. Вино ударило в голову, хмеля сознание.

«Эх, сейчас бы какого мужичка завалящегося, чтобы отвлечься от дурных мыслей», – неожиданно для себя подумала Клестова, ощущая, как горячая волна вожделения прихлынула к нижней части живота. А вслух добавила:

– Печь, что ли, затопить? А то что-то зябко совсем одной.

Взяв коробку со спичками с печного приступка, она открыла заслонку. Айра не обманула – дрова в печи были сложены так, что оставалось только зажечь бересту. Присев на корточки, она чиркнула спичкой, огонь весело побежал меж поленьев, постепенно разгораясь. Девушка так и сидела, наблюдая за пляшущими язычками огня, пока за её спиной не скрипнула дверь. Она, нисколько не испугавшись, встала, поворачиваясь на звук, одеяло соскользнуло с её плеч на пол.

В дверях, застывший как соляной столб от неожиданно открывшейся картины, стоял Вилли.

– Вы не закрыли входную дверь, – только и смог произнести он.

«Ну, вот вам и мужичок завалящий, – мелькнула мысль у Серафимы, внизу живота опять стала горячо. – Что это со мной, – удивилась мысленно она, – готовая броситься на любого, сходя с ума от вожделения? Или это такая защитная реакция на происходящее? А не всё ли равно! Я молода, пьяна и хочу секса. А может, завтра погибну, так зачем отказываться от своих желаний?!»

– Да и чёрт с ней, этой дверью. Вилли, что же вы застыли в дверях, проходите. В комнате и так холодно, – кокетливо сказала она, зябко поёжившись, обнимая себя за плечи.

Вилли, судорожно сглотнув, шагнул вовнутрь кухни. В руках он нервно сжимал корзинку, очевидно, с едой.

– Хотите выпить со мной вина?! – перешла на английский Серафима.

Вилли молча кивнул, взял бутылку, разливая по стаканам вино. Было заметно, как его руки от волнения слегка подрагивали. Наполнив наполовину стакан, он подал его девушке. Взяв протянутый стакан, опустив руки от плеч, она прекрасно понимала, что он сейчас ощущает глядя на неё в полупрозрачной шёлковой сорочке, под которой не было нижнего белья:

– Я предлагаю выпить за любовь! – томным голосом произнесла девушка.

Звякнули стаканы, Серафима выпила свою порцию, не сводя взгляда с Вилли, в глазах которого перемежалась робость одновременно с похотью. Допив вино, она, не глядя, поставила стакан на стол, затем, продолжая пристально смотреть ему в глаза, вдруг схватила его за пах, ощущая упругий растущий бугорок. Он вздрогнул, чуть не расплескав вино, но руки её не отнял. Тогда девушка, решительно взяв его за рукав пиджака, потащила за собой в комнату. Войдя, бесцеремонно толкнула его на кровать, он безропотно упал на спину, выплеснув на себя остатки вина из стакана, который продолжал держать в руке. Так же бесцеремонно она стащила с него ботинки, брюки, бельё и, поддёрнув подол сорочки до пояса, оседлала его вздыбленную плоть. То, что происходило дальше, можно описать как изнасилование, только в роли насильника выступала Серафима. Не обращая внимания на стоны и хрипы «несчастного» Вилли, каждый раз шлёпая его по рукам, когда он пытался дотронуться до её груди или бёдер, она яростно в течение нескольких минут «насиловала» его, приближая себя к вожделенному «финалу», достигнув которого, повалилась рядом на кровать, тяжело дыша. Спустя пару минут пришедший в себя мужчина, что-то пробормотав о высоких чувствах, попытался её обнять, она дёрнулась, как ужаленная, соскакивая на пол. Быстро подняв с пола свою сумочку, выхватила свой браунинг, взвела курок и, приблизившись к лежавшему Вилли, сильно прижала к его лицу ствол, яростно прошипела:

– Если ты, «экскурсовод», хоть кому-то обмолвишься словом о том, что здесь сейчас произошло, то я пристрелю тебя! И ты из «Кровавой собаки» превратишься в мёртвую! Это слово Студентки! Ты понял меня?! – Серафима ещё сильнее нажала на пистолет, до боли вдавливая его в щеку Фурахельма.

– Да, – жалобно запищал Вилли на русском языке, – да, я буду молчать как рыба. Только убери свой пистолет от моего лица.

– Этого мало! Дай мне слово мужчины! – не сдавалась Серафима.

– Клянусь честью, никто об этом не узнает!!! – произнёс Вилли, прижимая правую ладонь к сердцу.

– Так и быть, поверю, – снисходительно ответила девушка, отходя от кровати, и, поведя стволом, указала на дверь. – А теперь выметайся из моей комнаты и подожди меня на кухне, пока не приведу себя в порядок. Там расскажешь, зачем приходил.

Фурахельм не заставил себя долго упрашивать, вскочив с постели, он сгрёб свои вещи в охапку выскакивая из комнаты, при этом аккуратно прикрыв за собой дверь.

Клестова, садясь на кровать, бросила пистолет на подушку, затем легла и рассмеялась: «Оказывается, мужиками можно управлять, как захочешь! Главное, проявить решительность, продемонстрировать свою силу и одновременно слабость! Тогда из них можно верёвки вить! – размышляла она, а потом, погладив низ живота, подумала: – А Вилли ничего себе так мужичок, на одноразовую акцию пойдёт», – и вновь радостно рассмеялась.

Когда Серафима, уже облачённая в платье, с красивой причёской и лёгким макияжем вошла на кухню, то стол был сервирован на две персоны, вино разлито по бокалам. Вилли с невозмутимым скандинавским спокойствием приветствовал её лёгким полупоклоном, только мокрые, уже почти незаметные пятна на костюме указывали на произошедшее некоторое время назад. Присев за стол, девушка ощутила, насколько она была голодна, поэтому рыбный салат с треской, холодная курица с зелёным горошком, дополняемая отличным белым вином, пришлись как нельзя кстати. Она с аппетитом принялась за поздний завтрак, который прошёл в полной тишине. Каждый думал о своём. Закончил с едой, Фурахельм, промокнув салфеткой губы, взял лежащую на столе газету и, выразительно глядя на девушку, произнёс:

– Вот что пишет сегодняшняя газета!

«Вчера неизвестным лицом в офицерской форме, назвавшим себя Александр Град, несколькими выстрелами из револьвера убит наповал в своей квартире прокурор финляндского сената Ионсан, а также ранен шестнадцатилетний его сын. Убийца задержан. Как утверждает привратник дома, где было совершено нападение, убийцу в дом привела молодая русская девушка, некая Корчагина Софья. Сам привратник был тяжело ранен ножом и сейчас находится в больнице „Красного креста“. Полиция прилагает все силы к розыску упомянутой девушки».

– Так что, уважаемая Софья, вас разыскивает вся полиция королевства. Но не беспокойтесь, здесь вас будут разыскивать меньше всего. Сегодня вечером Айра принесёт вам новые документы и ваши вещи. А потом отвезёт вас в самую северную часть залива, в местечко Сёрнес, на дрезине, в грузовой порт, где суда нагружают и разгружают. Вас посадят на пароход, который идёт в Норвегию с заходом в Петербург или, как это он сейчас называется, Петроград. Там вас будет ждать ваш знакомый, Серж.

– А почему в Петербург или, как вы сказали, Петроград? – поинтересовалась Серафима. – Разве это не опасно? И когда это Санкт-Петербург стал Петроградом?

Вилли терпеливо ответил:

– Во-первых, в столице сейчас неспокойно, стачки. Поэтому надзор за прибывающими ослаблен, и вам будет проще затеряться в большом городе. А во-вторых, ваш друг Серж очень настаивал, чтобы вы после «экса» здесь прибыли туда. Сказал, что вы ему очень нужны для дела. Что же касаемо переименования, то ваш царь из патриотических чувств это сделал ещё в августе.

– Всё ясно. Значит, я теперь нарасхват! Даже Серж вспомнил обо мне, – саркастически улыбнувшись, только и ответила девушка.

– А теперь позвольте мне откланяться, – сказал Вилли, вставая из-за стола, – грязную посуду можете составить в раковину, а можете оставить на столе. К ужину придёт кухарка и всё уберёт. На этом прощайте, Студентка, – Вилли улыбнулся глазами. – Очень приятно было познакомиться.

Не желая больше получать сюрприза в виде внезапно пришедших гостей, Серафима заперла за ним дверь. Сытая, пьяная и удовлетворённая, она уснула на своей кровати, не раздеваясь. Разбудил её дробный стук в окно спальни, за которым уже сгущался вечерний сумрак. Включив свет, она подошла к окну. Во дворе с искажённым от злости лицом стояла Айра. Серафима неторопливо дошла до входной двери, провернула два раза ключ в замке и, не дожидаясь гостьи, пошла в уборную. Когда девушка, приведя себя в порядок, вышла, возмущение Айры сошло на нет. Она уже миролюбивым тоном начала разговор:

– Спите крепко, девушка! Нервы, видать, ещё крепкие. Кухарка так и не достучалась до тебя!

– На нервы пока не жалуюсь, а вот кухарку не слышала. Сладко спалось, – с улыбкой ответила девушка.

– Вилли, надеюсь, тебе уже всё рассказал?!

Клестова кивнула головой и тут же спросила:

– А что с Градом теперь будет? Его расстреляют?!

– За него не переживай. Он знал, на что шёл! Но мы приложим все силы, чтобы вызволить его из тюрьмы, – решительным тоном ответила Айра и тут же добавила: – Я привезла твои вещи. Вот новые документы, теперь ты Анастасия Станиславовна Зульдина, вдова офицера, уроженка Нижнего Новгорода. Возвращаешься домой. Документы подлинные, выкрала их гувернантка, наш человек, только вчера, так что хозяйка ещё пару дней их не хватится. А сейчас иди, собирайся в дорогу. Как мне сообщили, нужный корабль уже загрузили, и он через час отправляется. Так что у нас мало времени.

Через десять минут женщины вышли из калитки дома на улицу, где их поджидала пролётка. Доехав до железнодорожного разъезда, они пересели на ручную дрезину. Двое молчаливых мужчин в форме железнодорожников, равномерно раскачивая рычаг привода, менее чем за полчаса доставили пассажирок в порт, где их встретил ещё один молчаливый тип, но уже в форме морского чиновника. В сопровождении его они дошли до причала, где стоял под парами небольшой однотрубный пароход. Сопровождающий подошёл к вахтенному матросу13, стоящему у трапа, что-то негромко сказал на финском. Тот свистнул в дудку, висящую у него на груди.

Спустя некоторое время по трапу спустился вахтенный офицер14. Они обменялись фразами с «сопровождающим», затем подошли к девушкам, стоящим неподалёку. «Морской чиновник», подойдя, произнёс фразу, после которой Айра полезла в свою сумочку, достала оттуда плотный конверт, протягивая его вахтенному офицеру. Тот, взяв конверт на ладонь, взвесил его, улыбнулся и, тут же сгоняя улыбку с лица, произнёс длинную фразу, обращаясь к Айре. Та кивнула головой, повернулась к Серафиме, перевела:

– Он говорит, чтобы ты никуда не выходила из его каюты и не подходила к окнам в течение всего пути, а это примерно 12 часов, пока он не придёт за тобой и не выведет. Туалет с умывальником там есть. А если тебя вдруг задержит таможня или полиция, то помни: ты вдова, и у тебя мало средств, поэтому ты попросила своего знакомого бесплатно довезти тебя до Петербурга, – добавила от себя последнюю фразу Айра.