Соблазненные одиночеством

Ты был на похоронах? В Бонне? Почему в Москве никого?

БУРАНОВ

Да нет. В Германию только его одноклассница или… ну, в общем, в школе еще учились. Она мне и сообщила. Но я не мог. График.

ЕВА

(сосредоточившись на какой-то мысли)

Ты же говорил, только три операции в неделю.

БУРАНОВ

Запомнила… (оживившись, превращаясь в прежнего Буранова) Да какое там! Меньше одной операции в день и не делаю…

ЕВА

(машинально, не отрываясь от своих мыслей)

Но в Индию нашел время слетать (подняв глаза на Буранова). Когда тебя провожали, он знал диагноз?

БУРАНОВ

Я считал… Думаю, знал.

Ева опять вернулась к своим мыслям.

ЕВА

А, одноклассница… Значит, все-таки он к ней ушел?

БУРАНОВ

(серьезно)

Валя мне написал, что это ты от него ушла. Без подробностей. Нет, он один жил, собаку завел. Я бы тоже завел, Паола против…

ЕВА

(торопливо, пытаясь заглушить то, что она только что поняла)

Это он мне написал, про Савицкого, он его сдал. Понимаешь, он же для них разрабатывал всю эту комбинацию, с «Упаковкой Х». Леш, я нашла описание его стратегем. Вся афера с препаратами – прикрытие. Он им смоделировал снятие уполномоченного министра обороны. Это цель. Савицкому дали заработать, теперь его спрячут в Лондон или еще куда-нибудь, куда прокуратура не дотянется. Этот скандал в любом случае был бы, он запрограммирован Повагиным. Все дело… Он его мне отдал. Но откуда он знал, что я в журнале буду работать?..

БУРАНОВ

Забыла, с кем дело имеешь?

ЕВА

Господи…

Ева откинулась на спинку кресла. Прозрение пригвоздило ее к месту. Она все поняла, она, будто увидела, как все это было…

ИНТ. БОНН. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА. ДЕНЬ.

На прикроватной тумбочке больничной койки коммуникатор. Из него по громкой связи слышится:

ГОЛОС САВИЦКОГО:

… Я даже восхищаюсь вами. Я редко встречал таких профессиональных людей. Прощайте.

ИНТ. САЛОН САМОЛЕТА.

Ева закрывает глаза.

ИНТ. БОНН. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА. ВЕЧЕР.

Валентин в больничной койке. Он осунулся, постарел, На голове нет волос после химиотерапии. На специальной подставке ноутбук. Он пишет последнее письмо Еве, в котором файлы с копиями документов и файл для Савицкого.

На экране ноутбука текст:

«Савицкий сейчас в Кишиневе. В 11.00 у Чигиани тренировка – возьмите с собой секьюрити, передайте ему диск с файлом defense. Не открывайте этот файл»…

На экране дисплея видно, как файл под названием «стратегема_2» переименовывается в «defense».

ИНТ. САЛОН САМОЛЕТА.

Ева смотрит в иллюминатор – там ночная чернота, мерцает сигнальный огонь на крыле.

ИНТ. НОВАЯ КВАРТИРА ВАЛЕНТИНА. ДЕНЬ.

Валентин на кожаном диване. У ног собака. Он верхней одежде. Звонок в дверь. Валентин идет открывать, собака трусит за ним прихожую. На пороге водитель такси, который подвозил Еву и Валентина из театра. Он забирает чемоданы, приготовленные в прихожей.

Валентин прощается с собакой, бросает последний взгляд на квартиру. На стене висит «пименовская «Новая Москва» из их с Евой квартиры.

ИНТ. КВАРТИРА ЕВЫ И ВАЛЕНТИНА. ДЕНЬ.

Валентин в пальто за письменным столом кабинета. Он кликает по значку завершить работу. Открывает нижний ящик стола, вынимает фотки, смотрит, кладет их на место, помещает в этот ящик папку со стратегемами. Валентин выходит из кабинета в прихожую – там, у двери стоит сумка с его вещами и большой пакет, из которого выглядывает рама «пименовской «Новой Москвы». Валентин выходит из квартиры.

ИНТ. САЛОН САМОЛЕТА.

Ева невидящим взглядом смотрит перед собой.

ИНТ. НЕЗНАКОМАЯ КВАРТИРА. ДЕНЬ.

Валентин закончил разговор по коммуникатору в квартире со штофными обоями и мебелью под старину. Он улыбнулся кому-то вошедшему. Это Марта, она принесла чай.

Марта ставит поднос на столик. Они пьют чай, разговор у них непростой. У Марты в глазах слезы, она дотрагивается до руки Валентина.

ИНТ. КАФЕ ЕВРОПА. ДЕНЬ.

Валентин провожает Марту до дома, на ней яркие сапоги. Когда они подходят к подъезду, он периферическим зрением замечает Еву на другой стороне. Решительно открывает дверь перед Мартой. Он доводит ее до двери квартиры. Не заходит. Спускается пешком на один этаж. Смотрит в окно. Видит, как Еву подобрала иномарка. Идет к выходу.

ИНТ. КВАРТИРА ЕВЫ И ВАЛЕНТИНА. НОЧЬ.

Валентин перекладывает коробочку с кольцом из внутреннего кармана пиджака в боковой. Небрежным движением бросает пиджак на пол. Выключает свет в холле.

ИНТ. САЛОН САМОЛЕТА.

Ева жадно пьет минералку. Буранов спит. Ева пытается успокоиться. Гаснут огни в салоне. Объявляют, что самолет начинает снижаться. Просыпается Буранов, пристегивает ремень.

ЕВА

(Буранову, тихо)

Как же ты мог не поехать его хоронить?

Буранов делает вид, что не слышит – или действительно не слышит спросонья.

Ева отводит взгляд от Буранова.

НАТ. МОСКВА. СУМЕРКИ.

У парапета набережной стоит Валентин. Он достает из кармана пальто знакомую коробочку. Открывает: внутри кольцо с бриллиантом. Секунду он смотрит на кольцо, закрывает коробочку, потом кидает ее в реку.

Коробочка падает в серую воду.

В ту же секунду из-за поворота выезжает несколько автомобилей.

ИНТ. САЛОН САМОЛЕТА.

Самолет начинает снижаться. В салоне темно, форсированные звуки двигателя, время от времени – турбулентность, самолет меняет курс, чтобы зайти на посадку.

ИНТ. МОСКВА. МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ. НА РАССВЕТЕ.

Ева идет по зеленому коридору на выход. Она говорит по мобильному.

ЕВА

Мама, привет, я села. Все потрясающе прошло. Знаешь, что я подумала – у тебя ведь есть загранпаспорт? Давай съездим куда-нибудь. В Италию, например. Но ведь ты не была. Мам, в жизни вообще много таинственного… Так что, едешь со мною во Флоренцию? Хорошо.

НАТ. НА ВЫХОДЕ ИЗ АЭРОПОРТА.

Ева выходит из дверей аэропорта, оглядывается по сторонам. К ней подъезжает такси. Ева садится на заднее сидение. Машина отъезжает…

ТИТРЫ: ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ

НАТ. МОСКВА. ПРЕДВЕЧЕРНИЕ СУМЕРКИ.

По московским улицам в сумеречной дымке идет Ева. Она ныряет из одного двора в другой. Там непривычно тихо и пусто для огромного города. От бетонных конструкций жилых домов, пустых учреждений, новостроек отражаются звуки только ее шагов.

ИНТ. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА. ВЕЧЕР.

Ева стоит перед дверью в квартиру. Она нажимает кнопку звонка. Дверь открывает Марта. За ее спиной звуки праздника, слышен голос Люси.

Марта смотрит на Еву.

КОНЕЦ

Соблазненная одиночеством

Драматическое событие

Вообразите: будни, вечер, женщина одна в квартире. Представить это легко. Одинокие люди будними вечерами ведут себя совершенно одинаково. Кроме понятных вещей – беспорядочное чтение книжек, бессмысленное листание телепрограмм, бесчисленные подходы к холодильнику – есть дно коварное свойство одинокой, заброшенной души.

Особенность эта у людей, решивших, что отдельное проживание и есть лучшая, совершенная модель жизни, появляется не сразу. Обычно, признаки обнаруживаются через полгода, а у наиболее темпераментных еще раньше, может быть, через неделю.

Это заметно по вечерам. Начинает казаться, что каждый час, каждую минуту может произойти то, ради чего ты и принял роль отшельника. Каждое мгновение ждешь судьбоносного происшествия: телефонного звонка, даже письма, сообщения по радио. Есть ощущение, что образ жизни должен быть вознагражден. Потом и эта странная причина забывается – главное событие ожидается без видимых причин, как должное, как то, что произойдет обязательно.

Вот и наша героиня. Ей, мне кажется, еще нет пятидесяти – сорок пять -сокрок восемь. Она привлекательна даже на кухне, в прихожей, в совершенно запущенной, одним словом, своей двухкомнатной квартире. Трудно сказать, откуда эта привлекательность.

Вообще, женщина, когда она знает, что за ней не наблюдают необычайно соблазнительна. Может быть она, как-то особенно садится на хорошую, большую, но не заправленную даже кровать. Может быть она очень откровенно нагибается к бару, чтобы достать бутылку "Кампари", налить себе фужер и сделать два хороших глотка. Она по-особенному курит: вкусно и очень глубоко затягиваясь, застенчиво, как приходилось в восьмом классе выпуская дым вниз и немного в сторону. Не знаю, плохо подглядывать, но если бы мы решились, то заметили, как она, не отрываясь от чтения журнала, берет с тумбочки крем и втирает его естественными, очень женскими движениями сначала в шею, потом, сбрасывая халат до пояса, в плечи и грудь. Ей показалось, что именно там кожа требует ухода в это время суток. Если бы мы подглядывали, то увидели, что она сухой уже ладонью провела бессознательно по колену, и дальше, вверх по бедру (что это за журнал у нее в руках?). Рука скользит по животу и замирает, забравшись в полу халата.

И все-таки, думаю, что соблазнительной нашу героиню делает вовсе не перечисленные важные, конечно, детали. В ее глазах то самое ожидание. Она ждет, она согласна принять за него что угодно – лишь бы только началось. Нужно, очень нужно, чтобы произошло хоть что-нибудь.

В это месте – звонок. В дверь. Теперь мы уже можем не подглядывать, теперь все будет происходить на наших глазах – так, как это было на самом деле.

Конечно, она не спешит открывать. Она совершенно нормальная: времена смутные, за дверью может оказаться кто угодно. Но не особенно она и беспокоится – из сумочки, которая валяется рядом с кроватью достала что-то (я-то уверен, что газовый баллончик), поправила у зеркала волосы, запахнула халат, стряхнула с него крошки печенья, которым заедала "Кампари" и направилась к входной двери.

Ее нет минут пять. Мы спокойно присматриваемся к тому, как она живет. Сразу видно – одинокая. Любая, у кого муж или тем более просто мужчина никогда не держит спальню в таком беспорядке. Три пустые чашки – на тумбочке, на полу, на очень изящном секретере красного дерева. Секретер раскрыт. Столешница завалена фотографиями, сероватыми стопками – то ли рукописи, то ли просто неиспользованная писчая бумага. На полу у кровати кипа журналов. Почти уверен – это каталоги мод, глянцевые журналы для женщин, глянцевые журналы для мужчин, любые, в общем, иллюстрированные. Нет, и книги тоже есть, книги читающего человека. Потому что по корешкам видно – приобретено не в последнее время, когда купить можно любую книжку – а тогда. Вон вижу Набоков на английском. Конечно, Лимонов – французское издание. И Виктор Некрасов, и тамошнее, Нью-Йоркское издание Мандельштама… На отдельной полке неожиданно аккуратно – подшивка журнала "Театр" и "Киносценарии" за несколько лет. Вся этажерка – только эти издания. Ладно, пять минут прошло.

– Вы, молодой человек, проходите лучше на кухню. В спальне вам пока делать нечего. – По ее горящему глазу видно, что завязалось там, в прихожей какое-то дело, какой-то разговор произошел, который подтвердил (о чудо!) надежды.

Вот и "молодой человек". Ему лет двадцать. Откуда-то в середине весны неяркий загар. Внешность удивительно романтическая, таких нельзя пускать к одиноким женщинам в двухкомнатные квартиры. Но даже не это главное. Не могу понять: юноша держится так уверенно, так уместна улыбка, что кажется – это наша героиня пожаловала в столь поздний час в пристанище одинокого охотника. Да, кстати, он очень похож на индейца, на Оцеолу. Хотя, Оцеола тоже на любителя. У него на плече сумка, которую он старается не выпускать из рук.

А наша нервничает, выдает себя.

– Ну и что вы, Гера, стоите? Вы что же это – стесняетесь? Ой, смотрите, покраснел!

Гера, кстати, и не думал краснеть.

– Елена Степановна, я не стесняюсь. Просто вижу, что на кухне нет ни одной табуретки. Стол ваш еле стоит – на него присесть не выйдет. Чай пить неудобно.

– Гера, милый, какой чай?! Кто вам чай предлагал? В такой час, у незнакомой, порядочной женщины! Белены объелись?

– Чай не чай, но говорить удобней сидя. А насчет незнакомой…Я вас с детства знаю. И люблю.

– Ой, что он говорит! И любит.

– Да. Вы, наверное, скромная, но помнить и любить вас не запрещено. Вас полстраны знает и любит.

– Ну считай, заработал чай. И табуретку. Сейчас.

Елена Степановна вдруг стала очень нормальной. Получать комплименты – самое естественное дело в ее жизни. Я так думаю.

– Садись, и можешь продолжать.

– Да чего продолжать. Актриса вы мало того что популярная – гениальная.

– Была.

– Вот. А вы что себе не принесли стульчик? Я про вас долго могу говорить.

Елена послушно принесла стул. Села и серьезно, не фальшиво приготовилась слушать Геру.

– В общем, как только я узнал, что вы живете в нашем районе, предложил ребятам заказать вам … вот это дело.

– Погоди, погоди. Гера – это Герман?

– К сожалению, нет. Гера – это Герасим. В данном случае.

– Прекрасное имя… Герасим, еще раз расскажи, зачем ты пришел. Я уже забыла.

– А чай?

Елена посмотрела на чайник. Нужно встать, зажечь конфорку (спички где?), налить воды. Лень. Но она встает.

– Я слушаю, слушаю.

– Мы – это студия кабельного телевидения. Района. Сначала было три идиота, которые купили лицензию. Наворовали где-то аппаратуры и гоняли фильмы из проката. Не прогорали. Но все равно – оставалась мелочевка. А теперь, два месяца назад, пришел нормальный человек и выкупил дело. Вложил в него деньги. Теперь все становится серьезно…

– Ты один из трех идиотов или ты нормальной, но богатый?

– К сожалению, ни то ни другое. Я теперь работаю в этой студии. На этого человека.

– К сожалению. Три раза уже повторил. Чего все жалеешь, молоденький такой?

– Не три, а два. Ну и, короче, этот человек купил три картины – этого года. Понимаете? Не заваль, а новьё. Фильмы надо дублировать… Ну, просто текст русский читать. Перевод готов. Я предложил вас.

– Просто читать… Я дорогая. Хоть и подзабыли меня, но я дорогая. Ты бы лучше во ВГИК подъехал, снял там мочалочку, заплатил ей полтинник – и все дела. А то три фильма… Разоритесь на мне.

Такое впечатление, что Гера действительно не волнуется. Очень профессионально, в таком случае, ведет переговоры. Дождался, когда Елена закончит возиться с чайником и сядет напротив. Поставил сумку под стол и положил на стол руки. Елена сразу на них и стала смотреть. Небольшие, вроде и несильные, не такие, которые обычно называют мужскими – широкие ладони, мясистые пальцы. А… цепкие, уверенные, тонкие, нежные – наверное.

– Елена Степановна, ваш голос узнаваем, поэтому коммерчески выгоден. И потом, он очень эротический.

– Что? Эротический, мой голос? Ну ты даешь. Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

– Ты девочек трахаешь?

– Предположим.

– Когда у тебя первая была?

И опять Гера даже бровью не ведет. Отвечает иронично, но без гусарства. Чего он так уверен?

– Летом. После второго класса.

– Сколько же тебе было.

– Если после второго, а день рожденья у меня в октябре…Ну девять, наверное.

– Девять лет. Ни фига себе. Ты, значит, десять лет в сексе. Черт.

– Ну вы тоже первый раз замуж вышли в восемнадцать.

– Откуда знаешь?

– Читал в газете… В журнале "Экран". Давно.

– Ну и как ты со своим продюсером собираешься использовать мой эротический голос?

– По назначению.

– Давай говори, я не понимаю.

– По прямому назначению – в эротических фильмах.

– Ага. И насколько эротических?

– Чайник со свистком? Не выкипит?

– Со свистком, со свистком. Значит, порнуха. Докатилась, Елена Степановна. Ты точно хочешь чаю? Мне чего-то скучно с тобой разговаривать.

Лена встает, закуривает.

– Елена Степановна, а с чего вы взяли, что порнуха? Если бы это была порнуха, я бы, как вы и предлагали, поехал во ВГИК, а лучше, в их общагу. Вечерком. Тем более, я там бывал неоднократно. Там есть такая Люся Спиридонова. Я Люсе бы дал задание. И к вечеру у меня дома сидели бы две артистки – с четвертого курса, например. И мы очень хорошо бы потрудились, и даже успели бы к утру озвучить все что надо. Это во-первых. Во-вторых, из ваших уст не очень органично звучит фраза "докатилась, Елена Степановна". Вы даже не видели кино. Это не профессионально. У вас есть, конечно, уважительная причина – вы, насколько я знаю, не работали около пяти лет. Но я не верю, что вы перестали быть профессионалом. В-третьих, что вы имеете против эротики? Нормальный элемент современного кино. Разменная монета нынешней эстетики, ее пароль. Просто в нашей стране сексуальная революция прошла по "бархатному варианту", без жертв. Но никто не освобождает нас от знания основных законов современного искусства. В любом фильме, где вы снимались, у героев на уме было то, что сегодня режиссер имеет возможность честно снять на пленку. Искусство упрощается, возвращается к первородной форме – примитивной, но тем не менее завораживающей, даже космической. И порно, кстати, тоже эксперименты нового искусства. Бессознательные, иногда грязные – но полезные… нет – неизбежные. Поэтому не стоит ругаться – даже на порнуху.

Нет, он нам решительно нравится, этот Гера-Герасим. Отчитал заслуженную артистку как маститый режиссер. Она ни разу затянуться не успела. Ей сейчас и возразить нечего – надо еще понять, что за складную херню произнес этот юноша, этот плейбой с десятилетним стажем. Лена даже побледнела. На этой паузе очень хорошо прозвучать свистку чайника – и он засвистел.

– Лекция закончена? Вам крепкого? С сахаром, мастер? Или может винца – после вашей тирады можно и напиться.

– Мне крепкого с сахаром. Вина не хочу, а себе можете и налить.

– Спасибо. Есть печенье. Колбаса. Творог, кстати. Хлеб.

– А руки где помыть – перед едой.

– Первая дверь налево. Сумку-то может оставишь?

– Ничего, не мешает.

Лена заваривает чай. Открывает холодильник, достает "Кампари" – другую бутылку. Наливает в чашку, выпивает залпом. С удовольствием и умело собирает на стол. Наливает еще вина – выпивает. Прикуривает новую сигарету. Лена не волнуется – она не очень понимает, что ей делать. Ей не хочется слушать чепуху про искусство и эротику, но ей нравится мальчик. Его нежные руки, его тембр – кстати, тоже эротичный. Она никак не может уловить его запах – как он пахнет? Почему-то вопрос о запахе беспокоит ее больше других.

Надо его понюхать.

– Что, Елена Степановна? Чай готов?

– Угу, готов. Ну и что дальше?

– Не знаю. Я вам предлагаю интересную и высокооплачиваемую работу. Теперь говорите, согласны вы или нет. Может, какие-нибудь предложения?

– Да какие у нас предложения. У нас голос эротический, да работа высокооплачиваемая. И насколько же высокооплачиваемая, батюшка Герасим?

– Хронометраж фильмов примерно час тридцать – час сорок. Для такого профессионала как вы мне кажется достаточно одной смены на фильм. Мой босс предлагает вам по тысяче долларов за смену.

– М-м, да вы точно разоритесь, ребята. Ты это серьезно? Вам деньги некуда девать?

– Есть куда – мы их вкладываем в местное телевидение. Вы нам нужны, мы вам и платим.

– И будем оформлять контракт?

– А как же. Если вы соглашаетесь – сорок процентов аванса. Остальная часть сразу по окончании работы.

– А принимать работу…

– Босс доверил мне.

– Гера, а другое слово, кроме "босс" ты не можешь говорить? Ты же не шестерка, Гера. Ты красивый мальчик, наверное, хочешь стать режиссером. У тебя есть связи во ВГИКовском общежитии. Будущее за тобой, потому что ты все понимаешь про современное искусство и эротику. Опомнись, Гера, какой он тебе босс – он твой партнер.

– Ладно, пусть партнер, хотя это немного не так. Я не вкладываю деньги в дело – только идеи.

– Твои идеи дорого стоят. Гера, а каким одеколоном ты поливаешься, когда идешь на важные переговоры с заслуженной артисткой?

– Да я не помню, дезодорант какой-то. Так вы согласны?

– Надо материал посмотреть, ознакомиться с монтажными листами – я поняла, они есть. Кто переводил?

– Я. И монтажные листы тоже. Ну, не важно. Посмотреть можно хоть сейчас – если есть магнитофон. У меня копии на ВХСке с собой. Посмотрим?

– Чай допил? Ничего больше не хочешь? Руки чистые? Тогда переезжай в комнату – там магнитофон.

– Чашку можно с собой взять?

– Беспорядок здесь творческий – ты оценишь. Так, магнитофон хороший, можно даже монтировать. Любительское, естественно, видео. Телевизор большой – надеюсь видно будет хорошо. И главное – стереозвук. Любая мелочь, каждый обертон слышно. Сюда садись, на диван – я на ковре, так сказать, у ног мастера, как наложница. Ничего, что я свою чашечку прихватила с бутылочкой? Вроде все готово… Что?

– Елена Степановна…

– Можно просто Лена – как коллеги.

– Елена, а вы работаете где-нибудь?

– Что, не по средствам живу?

– Да нет, у вас же муж был…

– Что?! Что муж?..

– У вас муж был генерал КГБ… ФСБ. Очень богатый человек. Это то, что я знаю точно. Вот. Говорят, что он два года назад застрелился – что-то там нашли против него. Торговля оружием или еще что-то.

– А какое ты право имеешь мне это говорить? Ты, сопля. Кто бы тебя сюда пустил, если бы Валера жив был. Духу бы твоего не было, вместе с твоими засратыми рассуждениями. У тебя совесть-то есть?

– Елена Степановна, извините, но я говорю то, что все знают.

– А кто что знает? Что ты ересь какую-то несешь. Ты постыдился бы при мне хотя бы о муже покойном говорить. Не говоря уже об искусстве. Эротика. Профнепригодные твою эротику снимают. Потому что не знают, как сделать кино хорошее. Голую жопу снять легко. Ее, жопу, как ни снимай – всё смотреть будут. Эротика. Космос. Я тебе лекций читать не буду. Я цену этому знаю. И ты узнаешь – когда перетрахаешь всех девочек и женщин, которых захочешь. Когда успокоишься – тогда приходи разговаривать о кино и искусстве. А пока у тебя еще поллюции не закончились, ты помалкивай. Работай, монтажные листы вот пиши – дело хорошее, хлеб. Переводи. Совершенствуйся. Ты, я вижу ничего… Приёмистый. А муж мой не застрелился – он умер в больнице, после операции.

– Извините.

– Нечего извиняться. Тебе это будет интересно. Он умер после операции на геморое. Заражение крови. Вот что эротично. В общем, ты прав – Валерий Иванович сложным человеком был. И, действительно, богатым. Ничего не делать могу еще лет двадцать. И работа мне, догадываешься, не из-за денег нужна. У меня другие цели.

– Какие?

– Творческие в основном.

– А налейте мне "Кампари". Что-то выпить захотелось. Разговор больно… откровенный.

– Ты сам наливай. Я переоденусь пойду по случаю просмотра. И руки тоже помою. А ты давай, квась.

Лена нырнула в спальню, вытащила тряпки из шкафа и пошла в ванную переодеваться. Гера занят обычным делом – разглядывает комнату. Быстро посмотрев фотографии на стене, книжки, посуду в серванте, гость приступил к ознакомлению с видеомагнитофоном и телевизором. Нет, он точно не выглядит на девятнадцать. Может, старшие друзья или влияние отца? Какого черта Лена сама ничего не спросит. Он уже выведал про нее все, даже расколол про мужа-гебиста. Просто сплошной Голливуд, а не Герасим.

– Ты чего же это: то ее из рук не выпускаешь, то оставляешь где ни попадя. Я ее чуть не облила. Чего она тяжелая-то?

Лена притащила из ванной сумку Герасима.

– Там кассеты. Монтажные листы. Бланки договоров.

– Понятно. Давай, показывай работу.

Так, теперь ясно, что после "Кампари" Лена настроилась серьезно. Как интересно наблюдать за женщиной, которая приняла решение. Как точны ее взгляды, как тверды слова – как она вдохновенна и неотразима! Самые удачливые женщины удачливы исключительно потому, что всегда принимали решение, всегда не боялись знать, чего они хотят. Никаких импровизаций – и это придает блеск, и это помогает, заставляет творить шедевры. Те, что потом назовут или порывом страсти, или счастливым стечением романтических обстоятельств. А может еще какой-нибудь чепухой. Женщина, принявшая решение страшна – и, естественно, прекрасна. Лена из ванной вышла собранной – подкрашенное лицо будто светится. В глазах жизнь, желание жить. Поглядим, поглядим.

– Чье кино?

– Италия.

– Ты итальянский знаешь?

– Нет. Я по интернету нашел эти сценарии на английском.

– Значит, хорошо знаешь английский.

– Неплохо. Так, по-моему, включается здесь.

– Да ты и в технике разбираешься. Какой у тебя рост?

– Метр восемьдесят пять. Вес семьдесят восемь.

– Та еще и взвешиваешься каждый день?

– Я в хоккей играю. Перед каждой тренировкой – взвешивание. Если на два килограмма больше, чем надо, выгоняют с катка.